9
Припав на колено, Олник осторожно заглянул под хвост черному козлу — лохматой бестии с загнутыми тяжелыми рогами.
Мальчик трусливо мемекнул. Пахло от него как от козла. Думаю, вы знаете, как пахнет козел. Если не знаете — я скажу: так пахнет ночь в аду.
В глазах гнома застыло жалостное выражение.
— Не-е-ет, Фатик, я не буду доить!
— Вирна настояла! В контракте написано — доить будет красивый статный гном с огненным взглядом.
— Правда? Так и написала?
— Истинная.
— А поклянись?
— Клянусь тебе всеми святыми! — в которых я не верю, следовало бы добавить. — Горными богами, богами небес и силами латентного волюнтаризма!
Волюнтаризм произвел на гнома особенно сильное впечатление.
— Ну-у… коли так — ладно! Но за каждую дойку ты мне будешь должен один золотой реал!
— Даю слово Джарси — оплачу.
Олник приосанился и повеселел. А мог бы, раскинув мозгами, потребовать контракт (в этом случае я бы сбрехал, что контракт остался у Вирны). Тщеславие, что ты делаешь с нами!
Доить, скажу меж строк, умели мы оба — Олник, как и я, хлебнул горюшка во Фрайторе на разных, крайне интересных работах.
Виджи смерила меня неодобрительным взглядом. Я пожал плечами — ну ты же знаешь, я лгу для общего блага!
— Фальтедро опережает нас на три дня, — сказала она внезапно. — Твой брат и зерно нерожденного бога едут в Талестру.
— И мы едем туда, — промолвил я. — Что ждет нас там, Виджи?
Она промолчала, только взяла меня за руку и стиснула пальцы.
Дело было на рассвете, недалеко от стен Ирнеза (малиново-розовое солнце и пение птиц прилагается). На небольшой мериносовой ферме, откуда нам следовало начинать путь, присутствовали я, Виджи, Олник, Самантий Великолепный, Тулвар (будь он неладен миллион раз), двое плечистых возниц, Маммон Колчек — приданный мне в качестве охраны, и один из бухгалтеров Вирны со странным именем Карл. Ростом с Олника, он носил широкополую шляпу и производил впечатление карася, выкинутого на берег — клевал носом, пучил глаза и все время держал рот открытым.
От Вирны я получил два фургона, крытых серой, как крысиные шкурки, тканью. Один для пассажиров, второй для груза. Каждый фургон о шести колесах, запряженный четверкой лошадей. По южной моде, дуги такого фургона загибались, образуя заостренную верхушку, от чего конструкция издали напоминала чесночную головку.
Я кликнул бывшего напарника и полез в фургон смотреть оккультное карго. Растолкал мешки с экипировкой и жратвой, по большей части, предназначенной для прокорма профитролля. Олник пропихнулся внутрь, и тут же громогласно чихнул: профитролльи сухари давно заплесневели и источали аромат на весь фургон. Но пахли не только они.
Напиток из ягод моджи вонял мокрым веником и давлеными мокрицами. Вместительные жестяные бочонки стояли у одной стены, прихваченные к дощатому полу широкими кожаными ремнями. Кусты вангрии — какого-то невзрачного, блеклого растеньица с мелкими оранжевыми цветами — находились у другой стены: каждый горшок установлен в круглую прорезь прочной деревянной подставки, накрепко приколоченной к полу. Свет падает из клапана обтяжки фургона. Если идет дождь — клапан можно закрыть, просто потянув за веревку.
Над цветками вились мошки и несколько пчел. Цветы привлекали их запахом, напоминавшим мне об общинных свинарниках в клане Джарси, которыми все еще заведовал брат Тенезмий.
— Значит, крышки бочонков открутил-закрутил, полил цветочки — и гуляй, рванина. Сечешь, Олник?
Зря я нагнулся над цветами, так как гном, оставшись без пригляда, заново свинтил крышку ближайшего бочонка и потянул носом.
— Дларма… Дохлый зяблик! Оно и правда все еще бродит! И бодренько так бродит! Хм-м…
Я выхватил крышку из загребущей длани, успев в последний момент — Олник уже приноровился попробовать конденсат языком.
— Не пить! Я же говорил: не смей даже пробовать, иначе будет горе — уши у тебя отпадут и нос отвалится! Это ядовитый для гномов напиток! Бродит-шмодит, тебе какое дело? Вирна снабдила нас… тьфу, тебя, я не пью — пивом!
— А интересно-о-о… Слушай, а что это за надписи на бочонках… — Он прочитал по складам: — «Nakurwic Sie». Похоже на страшное заклятие черной магии!
— Понятия не имею. Возможно, имя поставщика. Смотри, каждое слово с большой буквы — имя, фамилия. Я не углублялся в расспросы, пока говорил с Вирной. Все это оттуда, — я махнул рукой, — из глубин южных земель. Там львы, слоны, чернокожие люди, один из бывших Джарси по прозвищу Черный Пахарь, и таинственные загадки бытия вроде белого человека, который голышом бегает по джунглям… Может, этот тот самый Черный Пахарь и есть…
— Фатик, Фатик, — гном показал на ближайший к себе бочонок. — Тут накарябано еще — смотри, снизу, — он прочитал по складам: — «Wu… pie… rda… lay». Тоже с большой буквы!
— Олник, отстань, молчи. Поройся в здешнем бардаке и найди доильный тазик: покончим с первой дойкой как можно скорей.
За моей спиной раздался шорох и вопль гнома:
— Фатик, Фатик, я нашел лакричные лепешки!
Чертов сладкоежка.
* * *
Утреннее прощание с праведниками вышло скомканным. Мы проглотили обильный завтрак, затем те, кому было надо, собрались и покинули стены гостиницы, скупо обменявшись пожеланиями удачи с теми, кто оставался. Все слова были сказаны вчера. Денег праведникам я оставил много. При должном ведении хозяйства средств будет довольно на два месяца, а этого времени хватит, чтобы залечить переломы.
Имоен, Скареди, Монго, Крессинда… Вы обманывали меня всю дорогу, играли роли, но я не держу на вас зла (сунуть бы вас задницами в муравейник, шуты вы гороховые). Прощайте, желаю вам лучшей доли, чем та, что выпала мне. Однако знайте, если я не справлюсь — мир провалится в тартарары, так что эпитафий мне вдогонку можете не писать.
Так и не узнал я вас по-настоящему, да и не стремился узнать, честно говоря. Кое-где вы мне помогли, и помогли неплохо, кое-где, а вернее — на всем протяжении пути к Оракулу — подгаживали так, что словами не передать. Удачи! Надеюсь, когда-нибудь свидимся… Лет через двести. А лучше — пятьсот.
Как только я покину город, Имоен развяжет Монго глаза, и спустя некоторое время маги поймут, что я еду в Талестру через Одирум. Но куда я направляюсь в точности — этого они проведать не смогут. Буду действовать нагло. Наглость — второе счастье. А кому-то — и первое.
Вчера я снова повторил байку о том, что срочно отправляюсь в Витриум, и чихать мне на все невзгоды и обязанности. Контракт исполнен. Баста.
— Хороший у вас план, Фатик, — услышал в ответ от Скареди. Имоен промолчала. Монго, которого я по-прежнему держал с завязанными глазами, тоже ничего не сказал. Его била трясучка — изможденный болезнями и переломами организм сдавал. Но Монго выживет, я знал это.
Крессинда фыркала и смотрела исподлобья, но я, приложив немало усилий (она стала называть меня на «ты», всякий страх потеряла!), все же убедил ее остаться. Единственная, у кого нет тяжелых ран, она станет курицей-наседкой. Надеюсь, цыплятки с поломанными лапками будут слушать мамочку.
— Вот-вот, помогать, смотреть, оберегать, чтобы никто не сбежал! — ввернул Олник из-за моей спины. Он был несказанно счастлив тем, что Крессинда остается.
Засранец.
Самантий взглянул на Крессинду и вздохнул тяжко и безысходно, мясистые ноздри раздулись, щеки оплыли. Гномша запала в душу трактирщику — ох, запала. Но желание отомстить магам Талестры, по чьей вине сгорел постоялый двор, гнало его вперед — с одышкой, ахами, охами, но — вперед. Враги спалили его райскую обитель, где он играл в бога и имел (в буквальном смысле) массу любовниц, и вот этого Самантий им простить не мог.
— Я еще вернусь, — проронил он, глядя на гномшу масляными глазками. — Вернусь в Ирнез, не пройдет и месяца. Куплю здесь трактир, начну квасить капустку… Я бы хотел уточнить — едят ли гномы квашеную капустку, и если нет — то почему?
Ответные слова Крессинды я не стану воспроизводить — они были полны инвектив. В сторону — вы не поверите! — Олника.
Мы ушли. Самантий отстал на середине пути, затерялся на улицах — я был уверен, хочет прикупить для Крессинды прощальный подарок.
* * *
Покидая Ирнез, я совершенно отчетливо сообразил, что за мною следят. Слежка — неявная — началась от гостиницы, где остались мои праведники, продолжилась по улицам города и закончилась за воротами. Сначала я не уразумел, что это слежка — слишком много глаз принимали в ней участие, и мои инстинкты не подняли тревогу. Меня вели, передавая от человека к человеку — или от нелюдя к нелюдю? — мягко и осторожно до самых ворот. Но затем, когда несколько взглядов совершенно явно уперлись мне в спину, я осознал неладное. Осторожно оглянулся, бросив на городскую стену взгляд из-под шляпы. Стены Ирнеза состояли в основном из беленых фасадов домов, тесно примыкавших друг к другу. Десятки распахнутых окон равнодушно уставились на старину Фатика.
Но не все окна смотрели равнодушно.
Некоторые — я насчитал как минимум три в разных домах — смотрели на меня со значением.
Я не мог прочитать эти взгляды — в них не было ненависти или злобы, скорее — спокойная и деловитая заинтересованность в моей особе.
Нет, это явно не кверлинги и не маги, и не смертоносцы.
Значит, призраки прошлого? Интересно, кому я насолил?
Странно, что они не попытались разобраться со мною на улицах или хотя бы поговорить.
Я отправился на ферму, испытывая как минимум недоумение. Соглядатаи за мной не последовали.
* * *
Мы благополучно пережили утреннюю дойку. Олник, напялив на обгоревшую голову брыль, подоил Мальчика, после чего выплеснул молоко (его было совсем немного) на землю, взял батожок и от души огрел козла по крупу.
— Один реал, Фатик!
— Да. И не бей козла, иначе он обидится и раздумает доиться.
— Фу ты, ну ты, обидчивая цаца… Вымя отрастил, теперь носись с ним… Гляди, Фатик, у меня черный пояс! Шокерная штучка! — Он радовался обновкам, которые мы купили вчера, и чувствовал очевидное облегчение от того, что Крессинды не будет рядом.
Я стоял, обняв Виджи за плечи, и ощущал ее дрожь. Предстоящее путешествие, очевидно, ее пугало. Она снова увидела что-то в будущем, но не сказала мне — что. А я, наученный характером эльфийки, не спрашивал. Скажет сама — если посчитает, что мне нужно это знать.
Из Ирнеза вернулся Самантий — щеки раскраснелись, поспешал по жаре вприпрыжку. Кажется, весьма взволнован. Хм-м, неужели свидание с гномшей прошло… скажем так, в мирном русле? Зыркнул на меня, пробормотал под нос что-то о «справедливости», о которой так много толковал в недрах Горы Оракула. Взволнован он был чрезмерно. Я хотел спросить, не увидел ли он по дороге чего-то подозрительного, но не стал озвучивать свою паранойю. Никто на меня не напал — уже хорошо. Даже — замечательно.
Мы ждали, пока бухгалтер со странным именем Карл разберется с владельцем фермы. Из приземистого домика раздавалось скуление хозяина:
— Ты понимаешь, Карл? Я живу на этом месте уже сорок лет, Карл, и последние три года я работаю на эту ведьму! Мне плохо, Карл. Я хочу вернуть долговую расписку Вирне…
В ответ Карл что-то пробубнил. Судя по унылому виду, он сам пребывал в долговом рабстве у моей бывшей (усы, бакенбарды и телеса элефанта, закованные в тесное красное платье, прилагаются).
— Погоди, я покажу тебе расписку. Там совершенно точно сказано — мне остался один платеж, а ты говоришь — два!
Не знаю, где он хранил расписку, ибо не прошло и мига, как бухгалтер с воплем «Тараканы!» вылетел наружу. Должник выскочил за ним, потрясая развернутым свитком, откуда действительно деловито сыпались мелкие таракашки и еще более мелкие хлебные крошки.
Думаю, хозяин мериносовой фермы приманивал тараканов не один день. Он погнался за Карлом, потрясая распиской, и прижал его к ограде. Я кинулся их разнимать, и вдоволь наобнимался с обоими.
Дело кончилось тем, что миньон Вирны, изрядно побледнев, простил хозяину один платеж. Мысленно я поаплодировал хозяину — он, несомненно, был великий комбинатор.
Наконец, Карл покончил с делами, и мы погрузились в фургоны. Я решил, что жилой фургон будет двигаться первым, за ним — грузовой с привязанным позади козлом — пусть вонью сбивает с панталыку наших предполагаемых врагов и соглядатаев.
— Бур-р-р! — Рассветное солнышко подкрасило вставные челюсти Маммона Колчека пурпуром. — Мы едем в Талестру! Чтобы туда доехать быстро, нужно ехать быстро, бур-р-р!
Профитролль намеревался следовать сбоку нашего поезда. Быстро. Тролли почти не знают усталости.
Я уселся рядом с возницей, бросил взгляд в тенистую глубину фургона, подмигнул моей утконосой, и мы двинулись в путь.
Точнее, я так думал.
— Стоять! Я сказала — стоять! Фатик, ты — не пройдешь! Я требую… справедливости!
В воротах фермы возникла Крессинда — взмокшая, румяная, с обломком штакетины наперевес, похожим на турнирное копье.
Так вот кого встретил Самантий по дороге!
— Я — не пройду? С какой радости?
— Дохлый зяблик! Яханный Офур явился! Помоги мне, папочка!
Крессинда посмотрела на меня, на Олника, что высунулся из фургона, снова на меня, и боевито взмахнула дубинкой:
— Пока не возьмешь меня с собой! Иначе я расскажу Монго, куда вы намылились. А потом… потом вас догоню и начну бить этого паршивого гнома, пока он не сдохнет в невыносимой, мучительной агонии!
Мы взяли ее с собой.
* * *
Отъехав от фермы на изрядное расстояние, я обнаружил в кармане своей куртки записку. Это было весьма загадочно — так как подложить ее могли только в суете, возникшей в то время, как я разнимал Карла и хозяина фермы. В записке, начерканной на серой ноздреватой бумаге красными ритуальными чернилами, говорилось следующее:
«Фатик Мегарон Джарси! Ты обвиняешься в преступлениях вольным фемгерихтом Дольмира и Одирума. За неявку в суд приговор — смерть! Суд состоится завтра в городе Ирнез, по улице Лип, в доме за нумером восемь в полночь. Явись!»
Под запиской красовались сразу восемь подписей-имен, а вернее — кличек членов тайного общества — Месть, Честь, Долг, Воля и тому подобные эмоциональные прозвища. Написание одной из кличек показалось мне знакомым, я долго всматривался в почерк.
Хм-м, неужели… Вирна? Не может быть. Я нужен ей, и она затягивала бы судилище любыми путями. Черт, но где-то же я видел этот почерк! Не помню… Нет, не могу вспомнить. Но этот человек, несомненно, мне знаком. Я встречал его на жизненном пути, общался тесно.
Великая Торба! Призраки прошлого настигли меня в такой необычной форме. И эти идиоты хотя бы сказали мне, какие преступления я совершил! Но нет, конечно, нет — им главное уведомить меня, да еще тогда, когда я выступил в путь и при всем желании не могу посетить судилище.
Впрочем, я бы его и так и так не посетил.
Но теперь хотя бы ясно, что за мною следили шеффены фемгерихта.
Шли бы они в задницу, козлы.
Нет таких дел, которые бы не смог сделать варвар.
Варвар может даже родить.
Если он — женщина.
Или зачать, если он — мужчина.
Обратное обычно невозможно.
