Глава XII
Зима наступала стремительно и необоримо, небо сеяло замёрзшие слёзы облаков, и земля седела, словно от страха перед приближающимися холодами. Кортеж Мастера Латариуса приближался к границе Некрополиса и Долье. Сиххот уже совсем близок; и Дигвил, глядя из окна, против собственного желания узнавал места, которыми он шёл в злые дни своего плена.
Памятный тракт. Нет, здесь не видно могил погибших по дороге невольников; однако здесь остался страх. «Нет, не страх – ужас перед участью, что куда хуже смерти, да простится мне эта банальность», – думал молодой рыцарь.
– Вспоминаете, дон Деррано? – угадал его чувства Латариус. – Я сожалею. Но законы больших чисел, коими руководствуется Некрополис, увы, не принимают во внимание счастье или горе одного отдельно взятого индивида. Принцип меньшего зла, знаете ли.
Дигвил не стал спорить. У него не нашлось бы для этого слов. Добро и зло ты понимаешь только на собственной шкуре, а все разглагольствования не стоят ни гроша. Вот когда они держались у Долье, когда пылал наплавной мост и зомби сотнями гибли в огне – вот это было добро, самое настоящее, неподдельное. И то же самое он, Дигвил, испытает, когда вот так же станут гибнуть големы Навсиная. Пусть мёртвое воюет с мёртвым, но где-нибудь в ином месте, не там, где пашут землю его серфы и где высятся стены его замка.
Или нет? Или всё же серфы не нужны, а вместо них куда лучше, чтобы жили свободные общинники, обращающиеся к нему, рыцарю, за защитой и смотрящие ему вслед с уважением, а не со страхом и ненавистью?
Они обгоняли военные обозы, мерно шагавшие маршевые сотни зомби-воинов; тащились и громоздкие осадные машины. Дигвил не задавал вопросов, но ясно было и так, что Мастера Смерти то ли взяли в кольцо крупную крепость, то ли уже готовились к приступу; неужели добрались до самого Меодора?
Дорóгой Латариус больше молчал, предоставив Дигвила его собственным раздумьям.
Существа, изменённые Гнилью, что стараются прорваться в наш мир – а что случится, если они и впрямь найдут сюда дорогу? И что случится, если Некрополис и впрямь отыщет того самого «пожирателя Гнили»? Дигвилу он казался совершенно непобедимым; что с ним смогут сделать повелители зомби?
Последний вопрос молодой рыцарь повторил вслух.
– Думаете, он размажет нас по стенке? – сощурился Латариус. Пятеро Гончих обменялись быстрыми взглядами.
– Если честно – то да. Думаю, что размажет, – не стал скрытничать Дигвил. – Уж коли ему сама Гниль ничего не может сделать…
– Он, если я правильно понимаю, просто собирает всю силу, до какой может дотянуться, – проговорил Латариус, сцепив пальцы и положив на них подбородок. – Он не воин, не боевой маг. Если верно всё, что вы, благородный дон, передали нам, он просто донельзя самодовольный, самовлюблённый мерзавец, упивающийся собственным успехом. Он никогда ни во что не ввязывался и потому не считал нужным знание «боевых искусств». Я надеюсь, нам удастся наказать его за эту самоуверенность.
Дигвил пожал плечами. Пусть делают что хотят. В конце концов, это не его война. Ему просто надо увидеть семью.
– Я лишь высказал опасения, показавшиеся мне не лишёнными оснований, – ответил он церемонной фразой. Гончие вновь переглянулись.
– Примите мою признательность за это, дон Деррано. И от меня лично, и от всего Некрополиса. Вновь убеждаюсь, как правильно поступила доньята Алиедора, решив подарить вам жизнь там, в зале для зомбирования.
Дигвил счёл за лучшее вежливо поклониться.
– Долье, – вдруг произнесла вслух одна из Гончих. Дигвилу они казались все на одно лицо, не имеющие возраста, словно застывшие где-то между двадцатью и сорока; свежесть кожи и резкие морщины, перемежающиеся со тщательно залеченными шрамами.
– Благодарю, Майре, – кивнул Латариус. – Я просил предупредить нас, когда доберёмся до Сиххота, – пояснил он, словно Дигвил мог задаться вопросом, как это одна из Гончих дерзнула заговорить, не спросив разрешения.
Молодой рыцарь припал к окну. Долье. Некогда гордое, хоть и небольшое королевство, много десятилетий успешно сдерживавшее натиск Некрополиса. Или они просто привыкли так думать? Когда последний раз зомби переходили мёртвую реку?
Землю уже успел припорошить первый снег. Над тёмными водами Сиххота поднимался пар, на северном берегу высились так и не сдержавшие мертвяков укрепления. Эх, Долье, Долье, сколько ж труда на эти стены с башнями угробили – и что толку? Эвон, уже и мост не наплавной, а свайный, зомби трудятся, обкладывая быки крепким гранитом; балки и брёвна торчат во все стороны, однако настил крепок, выдержит – и выдерживает – тяжесть даже самых больших осадных машин, настоящих чудовищ. Стены на противоположном берегу аккуратно разобраны, на башнях видны стражники-зомби.
Новые хозяева Долье устроились тут всерьёз и надолго.
– Не стоит судить слишком поспешно, благородный дон. – Латариус, похоже, внимательно наблюдал за молодым рыцарем. – Дальше вы увидите совсем иное. И отнюдь не то, что ожидаете.
Копыта тягунов простучали по доскам настила. Проплыл внизу Сиххот, и Дигвил невольно расправил плечи, стараясь вдохнуть поглубже, – они были, наконец, в Долье.
Когда-то селения начинались прямо за Сиххотом, не должно было пропасть ни акра пахотных земель. Дигвил нетерпеливо рванул ручку, окно распахнулось, в натопленный дилижанс ворвалась ледяная струя – но ни Латариус, ни Гончие даже не поморщились.
Деревни исчезли. Справа от дороги, где полагалось расстилаться возделанным полям, где полагалось стоять домикам серфов и хуторам свободных общинников, отрубных, – благородный дон Дигвил Деррано увидел лишь пустую чёрную землю. Взрыхлённую, словно ожидающую весеннего сева. С серых небес сеяло снежной крупой, но раскрытые чёрные губы земли жадно ловили каждую из падавших снежинок, и те покорно таяли.
Дома, дороги, поля, перелески и мостки, сенные сараи и риги, амбары, плетни, колодцы, сторожевые башни – всё исчезло. Оставалась лишь чёрная, взрыхлённая, словно после бороны, земля.
– Остановите! – рявкнул рыцарь.
– Не стоит, – спокойно заметил Латариус у него за спиной. – Вы не ошиблись, благородный дон, здесь поработала Гниль. Многоножки уничтожили всё, даже то, чего обычно не трогали – живые деревья, рощи и перелески. Очевидно, для них они показались слишком пропахшими человечьим духом.
Дигвил молча подался назад и сел.
– Окно прикройте, дон Деррано, дует, – недовольно попросил Латариус. – Спасибо.
– И что, – взял себя в руки Дигвил, – так оно повсюду? По всему Долье?
– Почти по всему. – В голосе Мастера отчётливо слышалась досада. – Более-менее уцелели лишь ваши родные края, благородный дон. От Симэ не осталось вообще ничего, пустые каменные скелеты зданий. Многое обвалилось, потому что многоножки сожрали деревянные балки. Там, куда смогли добраться. Мосты стоят, строили на совесть. Но остальное… – Латариус покачал головой с искренним сожалением. Ещё бы, столько хорошей земли, угодья, шахты и прочее пропадает даром…
– А люди? Куда делись люди, Мастер? – Дон Деррано не забыл, с кем он разговаривает.
– Большая часть ушла в Меодор, – пожал плечами Латариус, словно говоря о чём-то само собой разумеющемся.
Разумеется, не в Некрополис же им бежать. В здравом уме и трезвой памяти такое дольинцу и в голову не придёт.
– Полагаю, кто-то ушёл бы и к нам, – вдруг сказал Латариус, в упор глядя на молодого рыцаря. – Сказались застарелые страхи. Потому что в Меодоре сейчас ой как несладно. Там ещё вовсю идёт война. Наши неживые воины против столь же неживых големов. Небольшое число погонщиков с той и другой стороны. Да засевший в столице его величество король Семмер, владыка Долье и Меодора. Или, вернее сказать, лишь одного Меодора. Лишь одного, потому что Долье обращено в пустыню. Он в полной мере использовал свои «права» на меодорский престол, этот Семмер. Не желая выглядеть тираном и деспотом, он заигрывает с уцелевшей аристократией, пытается договориться с Доарном, где укрылась вдовствующая королева Мейта Меодорская. – Мастер Смерти с усмешкой покачал головой. – Засылает послов в другие королевства, пытается сколотить какие-то союзы… наивный. Думает перехитрить и нас, и Навсинай. Бедняга, – это вышло у него с искренним сочувствием. – Маги сотрут его в порошок, едва заподозрив двойную игру.
– А вы? Некрополис?
– Мы? Нет. Нам он не нужен. Сейчас он уже никому не страшен. Вот если бы ему удался исходный замысел… – Латариус усмехнулся. – Однако не удался, и теперь даже говорить об этом не стоит. Его величество Семмер более не представляет угрозы. Ну а мы не вступаем в союзы, нас не интересует «политика». – Мастер презрительно скривился. Мы снисходительны к людским страхам и слабостям.
– Некрополис являет собой идеал государства, не так ли, Мастер Латариус?
– Оставьте иронию, благородный дон. Законы, над которыми не властны ни вы, ни я, заставили Некрополис занять Долье. Но из этого совершенно не следует, что нам с вами обязательно надо становиться врагами. Собственно говоря, я верю, что мы таковыми и не являемся.
Дигвил промолчал. Да, они не были врагами – он лично и вот этот Мастер. Правда, Дигвил отнюдь не был убеждён, что того же мнения придерживаются и остальные Мастера. Но Некрополис, вторгшийся в Долье, в его Долье, – с ним мира у благородного дона Деррано не будет никогда. Что, разумеется, не исключает чего-то совместного там, где это оправдано высшими интересами.
«Не с таких ли слов начинается любое предательство?» – спросил себя Дигвил.
И сам же ответил: «Именно с этих. Если я не придушил некроманта, Мастера Смерти, собственными руками в самый первый момент, едва только увидев, – значит, я струсил. Струсил и предал всех, кто умер на бастионах Сиххота, на мосту через Долье и потом, в той страшной комнате, среди колёс и блоков, где живые люди становились неживыми мертвяками-зомби».
Он чувствовал на себе взгляды – вся пятёрка Гончих смотрела на него не скрываясь, словно предупреждая. Читают, что у меня в голове? Кто их знает, этих Мастеров Смерти…
– Не стоит корить себя, – неожиданно мягко произнёс Латариус. – Я плохо объяснил в первый раз, сейчас попытаюсь исправиться. Случается, что государства вынуждены становиться врагами. По самым разным причинам. В случае Некрополиса и Долье всё весьма просто – ваше королевство, благородный дон, просто оказалось слишком близко к нашим границам. Сохранение же баланса и, следовательно, куда большего числа жизней – требовало нашего наступления именно здесь, на северном фланге. Противостояние с Навсинаем идёт на многих фронтах и во многих формах. К сожалению, здесь оно приняло именно тот вид, который оно приняло. – Мастер Смерти развёл руками, словно признавая известную вину его собственной стороны. – Некрополис не стремился уничтожить именно Долье. Не стремился поработить его народ или стереть с лица земли города.
– Однако кончилось ваше «поддержание баланса» именно этим, – перебил Дигвил. – Уничтожением именно Долье. И мне, Мастер, поверьте, уже совершенно безразлично, по каким причинам.
– Ошибаетесь, благородный дон, – покачал головой некрополисец. – Когда сверхдержава – а Некрополис, несомненно, является таковой – не ищет целенаправленного уничтожения какой-то небольшой страны, то весьма велики шансы на сотрудничество. Уничтожение Долье как такового не в интересах Некрополиса. Мы – за поддержание баланса, в том числе и среди Свободных королевств. Нам совершенно не нужно их превращение в одну большую провинцию под властью Высокого Аркана. Сильное, воинственное, гордое и – пусть даже ненавидящее нас! – Долье, с традициями, воинской славой, рыцарством, как нельзя лучше отвечало этой цели.
Дигвил ощутил, как голова начинает идти кругом. Мастер Смерти нёс какую-то чушь, но слова цеплялись одно за другое, и цепь нелепостей на глазах превращалась во что-то осмысленное.
– Но разве, ударив через Сиххот, не сделал Некрополис все Свободные королевства естественными союзниками Навсиная?
– Сделал, – неожиданно охотно согласился Латариус. – И потому теперь, когда цели частично достигнуты, именно от Некрополиса можно ожидать благорасположения по отношению к тому же Долье, вплоть до, – он поднял палец, – вплоть до крупных уступок.
– На месте Долье пустыня, – глухо сказал Дигвил. – «Уступки» опоздали. Они уже никому не нужны.
– И вновь вы ошибаетесь, благородный дон, – возразил Мастер. – Как я уже имел честь указать, большинство жителей Долье бежали кто куда. Едва ли они там сильно счастливы, в тех же Меодоре или Доарне. Людей можно вернуть. Разрушенные замки и стены восстановить и того проще.
– А почему вы, досточтимый Латариус, говорите обо всём этом мне?
– Как это «почему»? А разве не вы, благородный дон Дигвил, являетесь наследником богатейшего сенорства Деррано? Разве не входите вы в узкий, очень узкий круг приближённых короля Семмера?
– Наследником, хотя теперь это и сугубо формально, и впрямь являюсь, а вот ни в какие круги никогда не входил, – покачал головой Дигвил. – Его величество Семмер не привечал сыновей семи самых богатых и сильных сеноров. Он всегда старался держать нас в отдалении, опираясь на тех, кто попроще и победнее. Наверное, опасался заговора…
– Это теперь уже совершенно не важно, – мягко, вкрадчиво проговорил некрополисец. – А важно то, что вы, дон Деррано, молоды, отважны, сильны, прекрасного происхождения, будущий сенор, знаете жизнь – мало кто из ваших сородичей может гордиться тем, что побывал и в Навсинае, и в Некрополисе. Почему бы вам, благородный дон, именно вам не возглавить возрождение Долье?
Дигвил промолчал. Вот оно. Вот для чего я потребовался Мастерам.
– Досточтимый Мастер Латариус, народ Долье никогда не примет получившего власть из рук Некрополиса.
– А откуда сей народ об этом узнает? – искренне подивился Латариус. – Вы храбро сражались против зомби, против, как вы их называете, «мертвяков». Тому есть сотни свидетелей!
– Большинство из которых зомбировано.
– Большинство из которых зомбировано, – кивнул Латариус. – Однако благодаря этому же никто не сможет рассказать, что вам подарила жизнь ваша бедовая невестка. Для всех вы просто бежали из плена. Какую историю поведали вы, угодив в Некрополис?
– Вам следовало бы подумать об этом раньше, – Дигвилу потребовался весь его цинизм. – До того, как я угодил к магам Державы. Потому что я рассказал им правду.
– Весьма недальновидно, весьма. – Латариус покачал головой с явным неодобрением. – Следовало бы придерживаться истории с бегством.
– Досточтимый Мастер! – нагнулся к нему Дигвил. – Я прошёл насквозь весь Некрополис. Скольким пленникам удалось подобное?
– Ни одному. Это верно, – с оттенком досады признался некрополисец. – Прошу простить меня, благородный дон. Я согласен, Гильдия не подошла к этому вопросу… с достаточной ответственностью. Пожалуй, да. Вы правы. Маги ни за что не поверили бы «бегству». Совершенно невероятная история ваша, тем не менее, куда больше похожа на правду, чем успешный побег.
– А зачем вообще меня отпустили? – осторожно спросил Дигвил.
– Вашей персоне не придали значения, – развёл руками Латариус. – Это было… недальновидно. Нам казалось куда важнее тогда выполнить просьбу Алиедоры, чем пытаться выстроить вашу судьбу в выгодном для Некрополиса ключе. Что ж, будем использовать те обстоятельства, что есть на сегодняшний день. А на сегодняшний день…
– Долье – пустыня, – отвернулся Дигвил. – А вам, досточтимый Мастер, нужен тот загадочный странник. Пожиратель Гнили.
– Нужен. Но не только он. Восстановитель Долье нам нужен тоже. И ради этого мы готовы на многое, благородный дон, очень на многое. В том числе, – некрополисец вдруг залихватски подмигнул Дигвилу, – на потешный бой. Битву с заранее известным исходом. Как насчёт блистательной победы полков благородного Дигвила Дерранского…
– Деррано.
– Я не ошибся. Как насчёт блистательной победы Дигвила Дерранского над полчищами отвратных мертвяков? Славного похода для освобождения Долье? И поспешного бегства зомби за Сиххот? И торжественного восстановления королевства Долье – уже под новой, дерранской династией?
Дигвил покачал головой:
– Я вижу, Мастер Латариус, вам очень, очень нужен этот отшельник…
– Не буду лгать, очень.
– Некрополис не может себе позволить даже шутейного поражения. Сразу же появится немало желающих отщипнуть своё собственное сенорство, а то и настоящее королевство от его обширных владений.
– Пусть это останется трудностями Некрополиса, не так ли?
– Гильдия Мастеров не пойдёт на такое. И «шутейная» битва может обратиться в настоящую.
– Благородный дон Деррано! – Латариус даже привстал в негодовании. – Вы меня обвиняете в сознательной лжи?
– Цель оправдывает средства, учит Некрополис. Это я успел запомнить.
– Гм, – задумался Мастер, потирая лоб. – Как же мне добиться вашего сотрудничества, дон Дигвил?
– Я помогу вам. Просто так. Без клятв и обязательств, – вдруг сказал Дигвил. – Без «трона Долье» и «новой династии». Если ей и суждено появиться, то не путём обмана. Я должен увидеть свою семью. Оттуда пойдём на поиски вашего Пожирателя.
* * *
– Ты уверен, что весь поход к Мастерам Боли и Теней может остаться лишь обманным манёвром, Тёрн? Уверен, что нам не надо пробиваться туда во что бы то ни стало?
Они отдыхали, укрывшись в непролазных зарослях. Солнце стояло высоко над головами, но широкие листья, по счастью, давали достаточно тени.
Мягкой, густой, обволакивающей – даже тень здесь казалась иной. Словно весь Смарагд взяли и создали по совсем иным законам, нежели остальной мир.
– Сейчас я ни в чём не уверен. – Дхусс лежал на спине, заложив руки за голову, и, не мигая, смотрел вверх, на едва покачивающиеся листья. – Мудрые ждут от меня именно попытки прорваться туда. Не удивлюсь, если и у Мастеров Теней, и у Мастеров Боли уже устроены засады. Поэтому мы не полезем на рожон. Именно этого от меня и ждут Мудрые. Именно этого они не дождутся.
– Ты говорил, надо пошуметь на севере. Но мы прячемся, мы избегаем схватки. Хоронимся по диким зарослям. Зачем всё это? Может, повернуть назад и направиться прямиком к башне Затмений?
– И это спрашивает Гончая? Всё ещё впереди. Бой надо дать на наших условиях, там, где выгодно нам, а не Мудрым.
– Славно сказано. Мастер Латариус и тот не сказал бы лучше.
– Беда в том, что Мудрые искусно прячутся, – признался Тёрн. – Приходится идти почти наугад. А это плохо, очень плохо, – дхусс досадливо скривился. – Это, согласен, плохо. Я не имею права вести тебя в неизвестность.
– Поменьше рассуждай о своих правах, – фыркнула Алиедора. – И побольше о том, что нам в точности предстоит сделать.
– В точности? В точности? – Дхусс приподнялся на локте, глаза сверкнули. Клановый знак на щеке вдруг налился кровью. Алиедоре показалось даже – пламя ожило, отделяясь от кожи. Запахло углями, прогоревшим костром. – В точности никто не знает. И это… это бесит, – вдруг признался он, опуская голову. – Мне всегда казалось, что я опережаю их… хоть на шаг, но опережаю. Даже в плену – они не делали ничего непредвиденного. А следовательно, оставались в нашей власти. Но теперь…
Он осёкся, словно испугавшись, что сказал слишком многое.
Алиедора медленно приподнялась, села на пятки, положив ладони на колени. Движения нарочито медленны, дыхание глубокое и спокойное. Ярость не должна прорваться.
– Если бы ты знал, дхусс, – она чуть наклонилась, глядя ему прямо в глаза, – как глупы и оскорбительны для тех, кто с тобой, эти твои умолчания, как бы случайные оговорки, просачивающаяся по капле правда! Если бы ты не считал всех вокруг себя неразумными детьми, отчего-то решив, что ты и только ты вправе решать за них, если бы ты не говорил сперва одно, потом другое и, наконец, что-то третье, было бы значительно лучше. Тебе так не кажется?
– Нет, не кажется, – отрезал дхусс. – Большая девочка должна понимать, что я молчу не просто так.
– А мне вот кажется, что просто так, – самым нежным и сладким голоском, на какой была способна, сообщила Алиедора. – По-моему, ты просто сам не знаешь толком, что делать. Вот и выходит этакий светлый рыцарь, паладин, в одиночку влачащий на своих плечах груз неподъёмной и страшной тайны, рокового секрета, могущего, разумеется, спасти или погубить мир. На меньшее вы, светлые, ведь никогда не соглашаетесь. И трагически молчите. Только что руки не заламываете. Все смотрите, какие мы одинокие, отмеченные печатью, трагические и непонятные! В общем, вот умру, а вы все плакать станете, да поздно будет, – она говорила на удивление спокойно, хотя внутри всё клокотало. Очень, очень несвойственно для истинной Гончей, которую – в идеале – ничто не может вывести из себя.
Тёрн сперва дёрнулся было, но затем тяжело вздохнул и всю пылкую филиппику Алиедоры выслушал без возражений.
– А можно тебя спросить, сколько ты так называемых «светлых» встречала, что так смело судишь?
– О, достаточно, можешь поверить, – прошипела Алиедора. – Рыцари. Святые отцы. Сеноры. Благородные кондотьеры. И прочие, статью поменее. Да, и не забыть, конечно же, наших замечательных ноори. Роллэ. Фереальв. Как они, не подходят под описание?
– Хотел бы я посмотреть на заламывающего руки Роллэ… – вдруг засмеялся Тёрн.
– Не заговаривай зубы, – оборвала Гончая. – Давай выкладывай. Всё с начала до конца.
– Что именно? – откровенно развеселился дхусс.
– Кто такой. Откуда родом. Как прозываешься. – Это выходило как-то уж слишком похоже на допрос, но Алиедора уже не могла сдержаться. – Как ты оказался на Смарагде, чего ноори хотят от тебя и, самое главное, что ты теперь намерен делать! – последнее слово она таки выкрикнула, не сдержалась. – По-настоящему, не на словах!
– Орать не надо, – строго сказал Тёрн.
– Молчать и прикидываться тоже, – проворчала Алиедора. – Приношу свои извинения, благородный рыцарь. – Она скорчила гримаску и показала язык.
– Ничего. А теперь слушай, Алли. Да, я не говорил тебе всего, всей правды, хотя ясно, что мы – самый тесный керван, какой только может случиться…
– Керван? Это что ещё такое?
– Вспомнил старого и очень хорошего друга. Мы отправляли его домой… из Храма Феникса, что на западном побережье…
– Ага, там-то я вас и заприметила. И девочку Мелли тоже.
– Так вот, керван – это несколько людей… или не-людей, связанных чем-то большим, нежели общая цель или дружба. Керван может состоять и всего из двоих.
– Прекрасно, – снова фыркнула Алиедора. – Керван, значит? Связаны чем-то большим, чем общая цель или даже дружба? Ага, ага. Какая у нас с тобой может быть общая цель, если ты о ней упрямо не говоришь, а если и говоришь, то вся Гильдия Мастеров не дознается, правда это или нет. Да и вообще – дружба с Гончей! Это что-то новенькое.
– С Гончими можно дружить так же, как и с любым другим.
– Позор мне. Ты, наверное, головой где-то стукнулся, а я и не заметила.
– Ничего удивительного, – пожал плечами дхусс. – Ты пошла на отчаянный риск – и ради чего?
– Как это «ради чего»? – даже растерялась Алиедора. – Воля Некрополиса, и потом…
– Что потом?
– Мои собственные планы, – исподлобья взглянула Гончая. – Но тебя они не касаются, дхусс.
– Очень рад, – насмешливо хмыкнул тот. – Оказаться мишенью твоих планов, дорогая Гончая, я никому не пожелаю. Даже злейшему врагу.
– А у тебя такие есть, дхусс?
– Нет, – улыбка получилась искренняя и открытая.
– Вот как? А как же насчёт Мудрых? Или Роллэ с Фереальвом?
– Алиедора, Мудрые защищают Смарагд. Так, как умеют и как считают правильным. Мой бывший учитель – то же самое. Я могу их пугать, они могут даже считать меня средоточием мирового зла, но моими врагами они от этого не станут. Как не стали ими маги Навсиная, перепуганные до полусмерти, или те рыцари, что пленили меня с Ксарбирусом.
– Ты всё-таки ушёл от ответа. Ничего не сказал ни о себе, ни о настоящей цели.
– Почему же «не сказал»? В прошлый раз ещё. Добиться, чтобы Мудрые вышли из добровольного заточения на Смарагде и помогли покончить с Гнилью.
– А на этот раз ты ничего не умалчиваешь? – осведомилась Гончая. – Что тут особенного? Что за тайны?
– Никаких тайн. Ничего особенного, хоть сколько-нибудь интересного. Но – я тебе признаюсь – расскажи я тебе, как попал на Смарагд, это знание, просочившись к Мудрым, может кое-кому повредить. Кое-кому, кто мне… дорог, скажем так.
– Я, по-моему, уже говорила, что от меня Мудрые ничего не узнают. Ни по моей воле, ни против оной. Я умру, и…
– И они преспокойно заставят говорить твой труп.
– Ха-ха! Пепел разговаривать не умеет.
– Ты так уверена? – негромко произнёс Тёрн, пристально глядя на Алиедору. – Что обратишься именно в пепел? Что Мудрые не остановят, не обратят вспять то самое заклинание – или ту алхимию, коей так гордятся Мастера Смерти? И знаешь, что случится тогда? Ты заговоришь. Тебя вывернут наизнанку.
Алиедора не сдержалась, зарычала.
– Я знаю, что ты не сдашься. Что до последнего будешь стараться выкрутиться. Что изобразишь признание, расскажешь маловажное или то, что им известно и так. Но Мудрые – это даже не маги Навсиная. Чародеи Державы покажутся тебе в сравнении с ними просто маленькими шкодниками.
– Они такие мастеровитые некроманты? – только и нашлась Гончая.
– Они мастеровитые во всём. Включая некромантию. Я тебе говорил, что их нельзя недооценивать?
– Я помню. И потому мы идём на север, если удастся, прорываемся к твоим загадочным Мастерам, или же, сделав вид, что идём на север искать помощи – причём даже я в это уверовала, как теперь понимаю, на случай, если бы таки угодила в руки ноори, – поворачиваем назад. К башне Затмений. Верно? Или это тоже – на случай моего плена? – вдруг засомневалась она.
– Нет. – Голос дхусса был твёрд и даже сух. – Всё правда. Мы достаточно здесь блуждали. Мудрые явно не могут взять наш след. Назад повернуть всегда успеем.
– Уже лучше, – проворчала Алиедора. – Если бы ты ещё взял на себя труд объяснить, что делать с этой самой башней…
– Х-ха! Две вещи, – усмехнулся дхусс. – Или уничтожить её совсем, или заставить Мудрых поверить, что мы способны её уничтожить.
– Если не ошибаюсь, – Алиедора смотрела ему прямо в глаза, – ты сказал, что мы их больше не опережаем. Может, даже они нас. Может, они уже ждут, что мы поворачиваем к башне. Когда ты убеждён, что врагу что-то ну никак не может прийти в голову, оно ему таки в голову приходит. Почти обязательно.
– Разумеется, – усмехнулся дхусс. – Я надеюсь, если не получится прорваться на север, захватить их врасплох в самой башне, то… Вот потому-то ты и должна выдержать. Ни с кем иным это бы не получилось. Только вдвоём с Гончей. Мудрые ждут, можно не сомневаться.
– И ты хочешь, чтобы я их всех убила? Чтобы открыла дорогу?
– Убила? Зачем? Мастерство Гончей выше простого убийства. Нам нужна башня. Ты ведь, кстати, мне так и не веришь.
– Почему это?
– Который раз задаёшь один и тот же вопрос. На который я вроде бы уже ответил. А ты повторяешь. Заходишь с другой стороны. И всё по новой.
– Тебя не поймёшь, – огрызнулась Алиедора. – Если ты говоришь со мной, а имеешь в виду – как Мудрые станут допрашивать мой труп.
Дхусс странно на неё поглядел – словно сто раз объяснял одно и то же, вроде бы почти объяснил, и вдруг – бах! – она что-то ляпает, и оказывается, что не поняла наша Гончая ничего. Дурацкое чувство. Неприятное.
– Я говорил тебе, что только Мудрые в силах остановить Гниль. Что мы должны…
– Я помню, – резко перебила Алиедора, затаптывая собственную неловкость.
– Мы войдём в башню. Ты соберёшь Мудрых. Я поговорю с ними – и с теми, кто поспешит им на помощь. На свежем воздухе, разумеется.
– Это так и будет? – с подозрением осведомилась Гончая. – Или это чтобы моему трупу было что порассказать?
– Так я тебе и сказал, – рассмеялся дхусс. Приподнялся легко, одним движением, словно раскручиваясь. Постоял несколько мгновений, запрокинув голову и зажмурив глаза. Клановый знак давно утих, потемнел.
– Идём.
* * *
К северу Смарагд постепенно сужался, стягиваясь в нацеленный на полуночь острый клин. Горы остались далеко позади. Дхусс и Гончая одолели две неширокие речки, Звонкую и Быструю, как поименовал их Тёрн, углубляясь во всё более дикую и девственную местность. Казалось бы, откуда на давным-давно заселённом Смарагде возьмутся нетронутые леса? Однако нашлись. Поселения робко жались к прибрежьям, где ноори, по словам дхусса, жили большей частью рыбной ловлей.
Дорогу Алиедори с Тёрном преградил тракт, широкий, прекрасный тракт, выложенный гладкими желтоватыми плитами без единой трещины. Дхусс вновь остановился, и они долго лежали в зарослях, неподвижно и едва дыша, вглядываясь в зелёное море по другую сторону выложенной камнем просеки.
– Ловушки, – одними губами пояснил Тёрн.
Ловушек и впрямь хватало. Алиедора уже и сама замечала ловчие лианы, усеянные шипами, насторожённо поворачивающие то в одну сторону, то в другую яркие цветочные венчики, Дхусс ступал очень осторожно, подолгу замирая на одной ноге и высматривая, куда опустить поднятую. Гончая кралась за ним след в след.
Время от времени дхусс словно принимался что-то тихонечно насвистывать, а может, Алиедоре это просто казалось; магия Беззвучной Арфы оживала, а всё вокруг них, напротив, успокаивалось и словно бы засыпало. Переставали шевелиться шипастые вьюнки, цветы-надсмотрщики устало прикрывали лепестки, словно наступала ночь.
Что на Смарагде поднята тревога – Гончая не сомневалась. И пустой, совершенно пустой тракт перед ней являлся лучшим доказательством.
Ни души на широкой дороге. Ни одиночных путников, ни торговых караванов.
– Идём, – по-прежнему шёпотом скомандовал Тёрн, и две тени единым духом перемахнули на другую сторону.
– Дорога из Виэсе в Энсалли. Из главнейших на Смарагде. Нас ищут, Гончая, могу тебя поздравить, ищут, как ещё не искали никого на сём острове.
– Сомнительная честь, – хмыкнула Алиедора. – Да и плохо они нас как-то ищут. При их-то могуществе!
– Искать могут хорошо, – озабоченно отозвался дхусс. – Что пока нас не пытаются схватить, как это проделали Роллэ с Фереальвом, ещё ни о чём не говорит. Мудрые очень любят выжидать.
– Значит, пойдём быстро, как только сможем, – заключила Гончая.
Они шли. Быстро, как только могли. Тёрн приносил то горсть ягод странного горьковато-терпкого вкуса, то вырытых и отмытых в ручье корешков – тем и держались. Спасибо алхимии Мастеров, чувство голода никогда не было помехой Гончим, они знали, что надо есть, но самих мучений не испытывали.
За трактом потянулись такие чащобы, что путникам пришлось перебраться на деревья. В густом и старом лесу не бывает подлеска, высокие деревья глушат рост почти всего, что пытается подняться по соседству с их корнями; однако на Смарагде даже леса оказались особенными. Опускавшиеся сверху воздушные корни, тугие жгуты сплетшихся сухих стеблей соткались в непроницаемую завесу. Здесь пробралась бы лишь самая мелкая зверюшка.
Двигаться по древесным ветвям оказалось даже легче.
– Медленно идём, – вечером третьего дня бросил дхусс. – Мудрые наверняка успели подготовиться.
– Причём явно предвидели, куда ты направишься. – Алиедора рассматривала очередную прореху на и без того почти обратившейся в лохмотья куртке, оставленную длинным шипом. – Просто окружили этих самых Мастеров Боли или там Теней и сидят, нас дожидаючись. Одна надежда на девочку Мелли, что задаст им жару. Она на сам Смарагд прорвалась, всей охранной магии не хватило, чтобы её остановить.
– Я её слышу, – признался дхусс. – До чего же живучая девчонка оказалась!
– Неужели до сих пор так и дерётся в гавани? Тёрн, это не человек, это…
– Вот именно – это не человек. Персонификация Гнили, что бы ни понимать под этим словом.
– Так где же она сейчас?
– По-прежнему на востоке.
– Значит, скорее всего в плену, – решила Гончая. – Скрутили и засунули в клетку.
– Быть может, – пожал плечами дхусс. – Но нам это сейчас никак не поможет.
– Почему же? Мудрые наверняка не могут оставить её без присмотра. Сколько их вообще на Смарагде? Десятки? Сотни? Тысячи? Тебе известно?
Тёрн лишь покачал головой.
– Я никогда не был допущен ни к каким тайнам. Всё, что знаю, – добыто мною самим. Где-то проговорился Роллэ. Где-то удалось подслушать чужой разговор. Но не более.
– Плохо. Мастера такого не допускали.
Дхусс отмолчался.
– Раз такая тишина – пошли дальше, – первая поднялась Гончая.
* * *
…Их встретили, когда и Тёрн, и Алиедора почти поверили в то, что Мудрые, видать, совсем позабыли своё дело. Двум беглецам никто не препятствовал пройти по чащам всю срединную часть Смарагда. И лишь когда они уже взяли восточнее, оставив позади невысокую холмистую гряду, за которой лежал лес Спящих, как пояснил дхусс, – Мудрые показали себя.
Вернее, дали себя заметить.
Леса кончались резко и внезапно. Холмы сделались круче, среди каменных валунов, вытолкнутых на поверхность землёй из собственного лона, забурлили ручейки, сливавшиеся в широкую, но мелкую реку. Вновь раскинулись поля и фермы, протянулись дороги, однако впереди уже синели древесные исполины леса Спящих.
– Мастера Теней, – негромко сказал дхусс.
– Я пока вижу только Мудрых, – шёпотом отозвалась Гончая.
Они действительно не скрывались, истинные хозяева Смарагда. К небу поднимались белые дымки костров, сновали ноори, но самое главное – Алиедора мигом ощутила уже знакомую давящую тоску. Музыка Беззвучной Арфы могла звучать очень по-разному, и сейчас Мудрые хотели, чтобы беглецы их, во-первых, заметили и, во-вторых, чтобы обнаружили себя.
– Терпи, – предупредил Тёрн.
– А если Мудрые уже и у твоих Мастеров? – прошипела Алиедора.
– Очень может быть.
– Значит, путь проделан напрасно?
– Я не хочу думать, напрасно – не напрасно. Достигнем цели – значит, не напрасно.
– Хорошо. Тогда скажи, что делать сейчас. Их же там сотни!
– Сотни там простых мечников, стражников. Наверное, собрали со всего Смарагда. Мудрых не столь много – семь, может, восемь или девять.
– И?
– Я отведу им глаза.
– Вот так запросто? – поразилась Гончая.
– Когда-то мне удалось обмануть таким образом големов Некрополиса, которые вообще-то на магические уловки не попадаются. Надеюсь, удастся и с Мудрыми, но только один раз. Смотри…
Он вдохнул, расправил грудь, широко раскинул руки. Тёплая волна неслышимой музыки мягко качнула Алиедору, и в следующий миг она увидела собственный тёмный силуэт, мелькнувший далеко слева, где по направлению к лесу Спящих тянулся длинный и острый клин зарослей.
Небеса не разверзлись, не прорвалась Гниль, но магия ноори ответила тотчас. Торопились и просто стражники; в разрывах кустарника мелькали бегущие фигурки.
– Сейчас! – шёпотом скомандовал Тёрн.
Алиедора на миг усомнилась – сработает ли столь нехитрая уловка, но дхусс уже мягко бежал, пригнувшись и мастерски прячась меж высоких кустов. Огромные плоские листья сослужили беглецам хорошую службу – выследить в этом лабиринте их могли только магически.
И они проскользнули.
Над головами сомкнулась тень леса Спящих, и в таком лесу, невольно подумала Алиедора, на самом деле только спать и оставалось.
Она ожидала увидеть громадные древние деревья, неохватные стволы, однако из земли поднимались настоящие колонны множества туго сплетённых лиан-вьюнов; на высоте десятка-полутора локтей лианы расходились веером, встречаясь с сёстрами от других колонн; что творилось на верхних ярусах этого причудливого леса, Гончая уже не видела.
Здесь не росло листьев, и они словно не опадали наземь, наверное, задерживались все наверху.
– Даже не верится, – Тёрн тяжело дышал, куда тяжелее, чем от обычного бега. Наверное, пришлось по ходу дела поддерживать отводящую глаза иллюзию.
– Скорее, скорее! – торопила Гончая. Ясно, что Мудрые не станут ждать, а ринутся в погоню, едва раскусив несложный обман. А может, пустить беглецов к этим самым Мастерам и было их целью?
– Едва ли, – покачал головой Тёрн в ответ на Алиедорины опасения. – Мастера Теней с Мудрыми друг друга не очень любят.
– И этим Мастерам Теней ещё как-то позволяют тут жить…
– Не у всех подходы, как в Некрополисе, – хмыкнул дхусс. – Мастера Теней не оспаривают власть Мудрых над Смарагдом. Заперлись в своём мирке, никого не трогают. Ну и их не трогают тоже. Здесь не Свободные королевства, здесь совсем другие интриги.
– Например, какие?
Дхусс только отмахнулся.
– Идём. Ты права, не стоит мешкать.
– Но если Мудрые знают, что мы здесь, кто им помешает ворваться к этим самым Мастерам Теней и взять нас с потрохами? Если Мудрые без устали гоняются за тобой по всему миру, неужели они остановятся на своём собственном острове?
– Мудрые дождутся, когда мы высунемся обратно. У Мастеров Теней мы в безопасности.
– Ой ли? – прищурилась Гончая. – С чего это вдруг?
– Мудрые – они все в прошлом. Клятвы, обеты, обряды, обычаи. Сохранение. Сбережение Смарагда и народа ноори. Один из таких обрядов – неприкосновенность тех, с кем у Мудрых, скажем так, несогласие, но кто уже не являет никакой угрозы их «долгу». Куда мы денемся, думают ноори. Конечно, если мы засядем у Мастеров Теней надолго, терпение у Мудрых лопнет. Но мы там не задержимся.
Алиедора промолчала. Тёрн явно не знал, что делать дальше. Он привык держаться, привык молчать, но сейчас это уже доходило до края. Они оставили позади две трети Смарагда, мало приблизившись к цели.
* * *
– Это здесь, – наконец сказал Тёрн.
Долгий день угасал. Лес Спящих, лес огромных деревьев, на деле оказавшихся исполинскими пучками лиан, стал добычей вечерних теней, на земле сгустился полумрак. Преследовали ли беглецов Мудрые или оставили на произвол судьбы, не знали ни дхусс, ни Гончая. Алиедора ничего не слышала и не ощущала, Тёрн тоже лишь качал головой в ответ на прямые вопросы.
Впереди лежала залитая тьмой котловина. Из земли торчали плоские каменные плиты, вытянувшиеся, словно не то зубы неведомого великана, не то крылья зарывшихся под землю птиц. Камни сходились неплотной крышей над широкой ямой, и там, на самом дне, в самом сердце мрака, мерцал едва заметный живой огонёк.
Алиедора ожидала засады. На месте Мудрых она не стала бы и возиться, ставить заслоны вокруг леса Спящих, просто послала бы всех, способных носить оружие, прямиком сюда. Для чего такие сложности, если дхусс «сам пришёл»?
Но у Мудрых, видать, имелись какие-то свои резоны. И никакой засады возле Дома Мастеров Теней не оказалось. Тёрн решительно ступил во мрак под склонёнными плитами; Алиедора не отставала ни на шаг.
Темнота оказалась неожиданно густой, мягкой и тёплой. Воздух ласково коснулся лица Гончей бесчисленными незримыми лапками, словно ластящийся зверёк. Тени – а здесь, похоже, ничего, кроме теней, и не осталось – сомкнулись вокруг.
Огонёк, мерцавший впереди, на самом дне котловины, почти ничего не освещал вокруг себя. Гончая могла разглядеть только неподвижно застывшую человеческую фигуру, сидевшую возле самого пламени.
Дхусс остановился в нескольких шагах от фигуры. Осторожно кашлянул. Фигура не пошевелилась.
– Taono Serrin, – прозвучало музыкально-мягкое. Тёрн заговорил на языке ноори.
– Странник Тёрн, – негромко ответила фигура на общем. Голос был женским, произнося слова с едва заметным, но странным ацентом, – я ждала тебя. Как только почувствовала, что ты ступил на землю Смарагда.
– Мастер Серрин… – дхусс опустился на одно колено. – Я пришёл…
– Я знаю, зачем ты пришёл. И зачем привёл с собой тварь Некрополиса.
– Я не тварь! – зашипела Алиедора.
– Ты тварь, – холодно сообщила ей ноори. – Ты уже не сейема… не человек. Тебя изменили. Так же как изменяет Гниль.
– Мастер Серрин… – в голосе Тёрна звучала беспомощность.
В ответ ноори разразилась длиннейшей фразой на непонятном Алиедоре языке. Тёрн слушал не перебивая; правда, нашкодившим учеником, отчитываемым строгим наставником, он не выглядел тоже. Скорее, охваченным грустью, думала Гончая. Наверное, шёл сюда в ожидании увидеть соратников, тех, кто готов встать против Мудрых Смарагда, а нашёл одну-единственную ноори, сидящую в глубокой тьме. Здесь ведь, кроме тьмы и единственного огня, ничего не было. Дом Мастеров Теней оказался не домом, не крепостью, не храмом – просто странной ямой среди густого и дремучего леса, с распростёртыми над ней каменными крылами.
Может, потому Мудрые и пустили их сюда? Может, потому только притворялись, что устраивают засады и заслоны по дороге? Потому и сделали вид, что поверили брошенной Тёрном обманке, чтобы они увидели всю бездну отчаяния, всю горечь поражения, испытанного этой ноори?
Несложная эта мысль, однако, захватила Гончую. Мудрые почитают себя мастерами интриги, неожиданных ударов – что может оказаться неожиданнее этого?
Против собственной воли Алиедора вдруг ощутила жалость к надменной ноори, не признающей в ней человеческое существо и напоказ говорившей на непонятном Гончей языке. Наверное, когда-то здесь собирались настоящие Мастера, штурмовавшие бездны пугающей, непонятной прочим магии; настойчиво пробивались к редкому знанию, строили невероятные замыслы, воплощали непредставимые заклятия. Наверное, они и впрямь были опасны для Мудрых. А может, сами были их частью, просто отдалившейся, занявшейся чем-то иным, нежели вечное «спасение Смарагда».
В голосе Тёрна становилось всё меньше почтительности и всё больше – отчаяния пополам со злостью. Он явно пытался убедить собеседницу-ноори в чём-то, и ему так же явно это не удавалось.
– Мастер Серрин, пожалуйста, повторите для доньяты Алиедоры Венти, – вдруг сказал дхусс на всеобщем.
– Повторить? – Ноори выпрямилась. Очень высокая, сухая; лицо скорее напоминает восковую маску, навек застывшую. – И после этого ты уйдёшь, неразумный дхусс?
– Мы уйдём и более не нарушим ваше уединение, Мастер.
– Постойте, – вдруг сказала Алиедора. – Я и так знаю, Мастер Серрин. Вы остались одна. Все прочие – сдались или погибли, пропали. Высокое искусство Теней умрёт вместе с вами, потому что Мудрые усмотрели в его продолжении угрозу Смарагду. А вы смирились, потому что… не хотели умирать, а может, увидели в этом некую мрачную торжественность: последний хранитель великих тайн! Не надо ничего говорить. Нам вы не поможете. Против Мудрых не выступите, потому что Смарагд, какие бы распри меж вами ни тянулись, Смарагд всё равно превыше всего. – И, повернувшись к Тёрну, добавила: – Мы шли сюда за этим? За смирением, отчаянием и покорностью судьбе? Какое счастье, что я ни слова не понимаю по-вашему. Даже и знать не хочу, что тебе тут наговорили. Врага надо встречать лицом к лицу, хотя в Некрополисе меня за такое подняли бы на смех. Поворачиваем. Мудрые, похоже, понимают только силу, словно варвары кора Дарбе.
Дхусс, похоже, лишился дара речи. В тёмных, непроницаемых глазах старой ноори что-то едва заметно блеснуло.
– Славно сказано, – медленно проговорила она. Акцент в её речи слышался сейчас особенно сильно. – Да, я – последняя. Мастерство Теней никому не нужно. Называющие себя Мудрыми взяли всё, что посчитали нужным или интересным. Они хранят Смарагд, но ясно уже, что сохранить не смогут. Гниль будет здесь рано или поздно… хотя она и так уже явилась. И вы ничего не измените. Вам осталось только умереть с тем, что вы и вам подобные называют «честью».
– Я просил помощи, – сдержанно сказал Тёрн. – Не допросился.
– Потому что вы вдвоём зальёте Смарагд кровью! – бросила ноори.
– Или Гниль зальёт весь мир.
– Она и так зальёт его, дхусс. Она заливает его прямо сейчас. Иди и умри тем способом, что тебе наиболее приятен. А меня оставь моим размышлениям.
– Вы ошибаетесь, Мастер.
Ноори отвернулась.
– Почему же Мудрые не явились сюда за нами? – Рука Алиедоры сама сложилась в кулак.
– Они ждут вас на краю леса, – последовал равнодушный ответ.
– А другой дороги…
Ноори села, уставившись на ровное, какое-то неживое пламя. Ответом Алиедору она не удостоила.
– Говорили, – Тёрн в упор смотрел на Мастера Серрин, – что тайные пути Теней всё ещё проходимы. Что ещё можно приоткрыть дверь, пройти…
Ноори фыркнула.
– Я знала, что ты закончишь именно этим.
– Неужели того Мастера Серрин, что я знал, больше нет?
– Не надо меня покупать, – последовал строгий ответ. – Я не люблю Мудрых, считаю, что они совершают ошибку, но…
– Другого шанса не будет.
Плечи ноори упали, она низко опустила голову.
– Всё это бесполезно…
– Если Гниль заливает этот мир и ничего уже нельзя изменить – какая разница, поможете вы нам сейчас, Мастер, или нет?
Ноори долго молчала. А потом вдруг махнула тонкой рукой, высохшей, словно птичья лапка:
– Ступайте. Прямо туда. Повернувшись ко мне спиной и не оглядываясь. Ни за что не оглядывайтесь, понятно? Что бы ни услышали, кто бы вас ни звал. Идите.
Тёрн открыл было рот, но Алиедора потащила его за собой, словно младшего братишку.
Что-то подсказывало ей, что ноори не любят долгих прощаний.
* * *
Это была Тень, это была Тьма. Это был куб кора Дарбе, это были подземелья Гильдии – всё вместе.
И крик, дикий вопль боли, раздавшийся у них за плечами, был её, Алиедоры, криком, когда на неё обрушивался бич в руках трёхглазого Метхли.
Дорога, которой они шли, оказалась короткой. Тьма отхлынула, и в тот же миг крик за их спинами оборвался.
* * *
– Где мы, Тёрн?
– Почти на месте. Там, где уже были. До башни Затмений – рукой подать.
Вверх, в горы, их вели едва заметные звериные тропы. Потом кончились и они. Надвинулась сплошная стена низкого, мелкого горного леса, узколистного, обильно уснащённого шипами.
– И как тут пробираться? – недоумевала Алиедора, глядя на непроходимые заросли. – Тут и мышь не проскочит!
Вместо ответа дхусс обеими руками взялся за корявый ствол низкорослого деревца, так непохожего на остальное, что росло на смарагдских равнинах. Что-то в этой непохожести крылось важное… очень важное, но Алиедора никак не могла уловить, что.
Она не успела крикнуть: «Зачем, ты что, следы ведь оставишь!» Магия Беззвучной Арфы вступила в дело, и ощетинившийся иглами лес послушался, раздался в стороны, со скрипом и почти человеческим оханьем открывая узкую тропку.
– Прошу.
– Мудрые меня, конечно, услышали, – сказал он, не оборачиваясь. – Но теперь уже не важно. Мы почти у цели, как ты понимаешь.
– Ничего я не понимаю!
– Не злись. Пожалуйста.
– Я не злюсь… – Алиедора и в самом деле не злилась. За спиной, за тёмной дорогой, открытой для них последней из Мастеров Теней, прятались ужас и смерть. Она чувствовала их, и они жгли душу. – Просто не знаю, разумно ли это сейчас. Мудрые…
– А ты знаешь их лучше меня? Не злись, – повторил он. – Сбереги силы. Они тебе понадобятся там, в башне.
– Неплохо было б услышать о ней хоть что-нибудь…
– Ничего о ней не услышать, в том-то и дело. Потому-то здесь и не справится никто, кроме истинной Гончей.
– Грубо льстишь?
– Ни в коей мере. Я знаю теперь, на что способна лучшая Гончая Некрополиса. Если кто-то и может совладать с Мудрыми в их собственной цитадели, так только ты.
– Спасибо на добром слове, – буркнула Алиедора, стараясь ступать след в след за дхуссом. – Только как же это возможно, если я и в глаза эту проклятую башню не видела, будь она неладна?
– Мало кто видел её в глаза, кроме Мудрых, а ещё меньше горели желанием об этом рассказывать, – не поворачиваясь, бросил дхусс. – Ничего к тому, что уже рассказывал тебе, мне не добавить. Кто-то утверждал, что там ни окон, ни дверей, а кто-то – наоборот. Нам предстоит узнать всё самим.
– Спасибо за ободрение, – проворчала Алиедора. – Значит, я полезу в эту самую башню, а ты?
– А я сделаю так, чтобы Мудрые не смогли захлопнуть западню.
– Западню? Какую западню?
– Весь Смарагд, Алиедора, одна большая ловушка. Внутри – множество капканов поменьше. Башня в этом смысле ничем не отличается.
– Как же всё-таки ты умеешь сказать что-то такое, возвеселяющее душу перед дракой.
За их спинами тропа быстро смыкалась, словно тут никогда и не было никакого прохода.
– Согласен, что в подмётки не гожусь тут Мастерам Смерти, – усмехнулся дхусс.
– Я иду внутрь. Ты где будешь?
– Перед самой башней. Если дело пойдёт скверно, присоединюсь к тебе. Но это вряд ли.
– Как мы туда попадём? Сказать не хочешь?
– Неужто не догадалась? – пожал он плечами. – Выйдем к башне и скажем, что сдаёмся.
– Дхусс – и опустится до столь постыдной лжи? – поддела Алиедора.
– Зачем же «лжи»? Я и в самом деле сдамся. Мне нужно, чтобы Мудрые выслушали всё, что я хочу и обязан им сказать. А ты послужишь тому надёжной порукой.
– И это всё?
– Всё, Алиедора. Если бы я мог сказать, что именно ждёт тебя внутри башни, – будь уверена, расписал бы до последней мелочи. А так… – Он развёл руками.
На сей раз доньята промолчала. Без толку взывать и доказывать. Дхусс решил – дхусс сделает. Решил, что неведомую ношу потащит один – вот и тащит. Не уступит ни в чём. И не поделится.
Началась долгая дорога в горы. Конечно, по сравнению с Реарскими громадами эти тянули самое большее на крутые холмы, но заросли от этого не становились менее густыми, а исправно выраставшие на пути скалистые склоны – менее отвесными.
Солнце опускалось, ночь спешила расправить крылья. На равнинах то тут, то там, стали загораться огоньки. Смарагд жил широко, здесь не жалели… того, что горело у них в необычно ярких фонарях, разгоняющих мрак. Что именно они жгли, Алиедора не знала, но явно не обычное масло, как на улицах Меодора или Симэ в те далёкие, почти сказочные времена – ещё до войны.
Пришёл сон, на удивление глубокий и покойный. Несмотря на гостей, что явились в нём доньяте.
А гости оказались как на подбор: муженёк Байгли, лицо перекошено, толстые щёки мотаются туда-сюда, в руке – розги; старый сенор Деррано, сухой пень, словно обросший корой; громила из «Побитой собаки»; трёхглазый Метхли; кор Дарбе. Напоследок вообще явился Дракон Великий и Величайший: не белый, а какой-то мутный, гнилостно-белёсый, словно подвальная плесень; в самом же хвосте пожаловала Гниль.
Вернее, пожаловала та самая девочка Мелли, о которой столько говорил дхусс, но Алиедора отчего-то без малейших сомнений знала, что перед нею сама Гниль.
Остальные пытались что-то сказать, что именно – доньята не запомнила. Мелли же просто стояла и молчала, глядя прямо в глаза Алиедоре. Глядела и улыбалась жуткой улыбкой, когда чёрный рот растягивается до самых ушей, показывая частокол мелких рыбьих зубов.
– Отказалась от меня? Отреклась? – бросила она, прежде чем рассыпаться живой грудой мигом расползшихся во все стороны многоножек. – Зря, – почудилось Гончей в их шорохе, в суетливом и судорожном движении.
Алиедора проснулась. Толчком, словно от внезапного удара. Утреннее солнце едва-едва пробивалось сквозь густую тёмно-изумрудную листву, внизу, под ветвями, воздух был недвижен и тяжёл, несмотря на утреннюю свежесть.
Дхусс спал, даже во сне оставаясь истинным паладином: руки скрещены на груди, ладони на плечах, пальцы сжаты. Так не спят, так хоронят.
Хоронят?!
Её подбросило. Первая мысль – дотянулись-таки, эти Мудрые. Услыхали его Арфу и дотянулись.
– Тёрн? – Её пальцы коснулись его висков, холодных, жёстких, словно скала. – Тёрн?!
Отчаяние обожгло, затопило, в глазах помутилось.
– Тёрн!
Кажется, она закричала.
– Ты чего? – Глаза дхусса открылись, в упор уставились на неё. Не сонные, вовсе нет, но глаза возвращающегося в мир из какого-то куда более дальнего путешествия.
– Ты… ты… лежал, словно…
– Часть моей практики. – Дхусс поднялся гибко, легко, словно вьюн. – Прости, не хотел тебя напугать. Думал, ты ещё поспишь. Оттуда не враз вынырнешь. Не сердись.
И положил руку ей на плечо.
В первый миг доньята хотела её сбросить; но что-то иное, давнее, название чему она почти начисто забыла, всё-таки её остановило.
– Я не сержусь. – Почему она смотрит вниз, словно нашкодившая девчонка, а щёки заливает алым? – Просто подумала, что Мудрые таки нашли тебя.
– Они нашли, – без тени улыбки подтвердил дхусс. – Но пока ещё не понимают, чего мы хотим. Несомненно, угрозу их драгоценной башне они тоже не упускают из вида.
– Ну, что ж, тогда идём. – Она наконец-то шевельнулась, и жёсткие пальцы послушно соскользнули с её плеча.
* * *
Ключи гремели, немилосердно дробя и плюща застоявшуюся, гнилую тишину застенка. Скорчившийся на грубом деревянном лежаке узник зашевелился, с явным трудом приподнимаясь над грудой тряпья.
– Что, опять? – каркнул он хрипло.
– Нет, господин Метхли, – раздался звучный голос. Лязгнули доспехи, в камеру протиснулся высокий рыцарь в чёрной броне с вычеканенным на кирасе солнечным диском. – Я надеюсь, что на сей раз вас ожидают приятные известия.
– Я… не понимаю… – не то прошипел, не то просвистел заключённый.
– Вам и не требуется, – великодушно разрешил рыцарь. – Наш орден взял на себя заботы о вашем благосостоянии.
– О моём… что? – насмешку невозможно было не заметить.
– О вашем благосостоянии, – невозмутимо заявил новоприбывший. – Орден выкупил вас у Державы.
– Очень мило. – Вновь змеиный свист.
– Чародеи признали, что вы не опасны для общественного блага Навсиная.
– Я? Конечно, не опасен! – зачастил узник, хрипло, с присвистом втягивая воздух. – Как может быть опасно несчастное, замученное до потери облика существо?!
– Прекратите, Метхли, – поморщился рыцарь. – Вы не уличный клоун, хотя долго и не без успеха старались уверить магов, что именно таковы. Получилось у вас это, надо признать, прескверно.
– Что поделать, – сухо сказал узник. – Они отплатили мне за мои услуги чёрной неблагодарностью, они…
– Довольно. – Рыцарь поднял руку в латной перчатке, и трёхглазый чародей тотчас осёкся. – Это не имеет никакого значения. Мы добились вашего освобождения, Метхли. Что единственное вас и должно интересовать.
– Но наверняка не за просто так? – каркнул узник. И тотчас попросил: – Воды бы… пожалуйста.
– Воды ему, – бросил себе за плечо рыцарь. – Разумеется, Метхли, не за просто так. За просто так – это ступайте в богадельню к служителям Прокреатора.
– Что нужно сделать? – подался вперёд трёхглазый чародей.
– О, многое, – усмехнулся рыцарь. – Надеюсь, вы окажетесь в состоянии. – Он окинул заключённого выразительным взглядом.
– Я смогу, смогу! – вскинулся тот. – Только вытащите меня отсюда! Эти маги… настоящие безумцы! Они хотели… они пытались… они засовывали…
– Что и куда они вам засовывали, меня не интересует, – холодно оборвал рыцарь. – Мы ищем всё ту же парочку, что с такой помпой ускользнула от чародеев на самой границе.
– Дхусс и доньята Венти? – В голосе узника сквозила ненависть, глубокая, подсердечная.
– Именно, – кивнул рыцарь. – Мой орден считает, что вы можете нам в этом посодействовать. Если, конечно, не предпочтёте сию уютную камеру. Здесь, во всяком случае, кормят трижды в день.
– Нет, нет! – завопил Метхли. – Я смогу, господин?..
– Магистр.
– Готов служить, господин магистр! Всё, что скажете!
– Разумеется, всё, что скажу, – холодно уронил магистр. – Сейчас вас раскуют, дадут вымыться, принесут новую одежду. А потом мы потолкуем, что делать дальше.
– Таким образом, они ускользнули. – Магистр с явной неприязнью смотрел на жадно чавкающего чародея, что никак не мог оторваться от мяса с подливкой. – Вы, Метхли, долгое время провели с доньятой Венти. Мы это сможем использовать. Великая Гидра готова одарить вас своими милостями, если, конечно, ваша служба окажется ей угодна.
– Нужно их найти, так? – исподлобья взглянул маг.
Магистр кивнул.
– И никто не знает, где они?
– Примерно знаем, – усмехнулся магистр.
– Тогда в чём же дело? Разумеется, могущественному Ордену Гидры не составило бы труда…
– Не вашего ума дело, Метхли. – Брови рыцаря сдвинулись, и трёхглазый чародей осёкся. – Мы с вами отправляемся в путь. Немедленно. Сперва на запад, а потом на юг, на побережье.
– Отчего не сразу на юго-запад, лучше не спрашивать?
– Сегодня можете спросить, Метхли, завтра за подобное прикажу отрезать язык. Не бледнейте, вам это не идёт. На западе, возле Делхара, есть некий храм, посещение коего может благотворно сказаться на нашей миссии.
– Прошу благородного магистра простить неосторожные слова. Моё заключение…
– Да-да, я знаю. Кстати, храм этот – Храм Всех Зверей.
– Очень интересно… – прошипел Метхли. – Что может связывать могущественный орден с давно забытыми хозяевами Райлега? Которые не то исчезли, не то издохли, не то покинули наш мир, не то и вовсе никогда не существовали?
– А вот это уже лишнее, – нахмурился магистр, и трёхглазый чародей прикусил язык, который ему пообещали отрезать.
– Прошу простить благородного дона…
– Вы уже извинялись, Метхли. Но слова пусты, мне нужны дела. Приведите себя в порядок, мы отправляемся в путь. Время не ждёт. Здесь, в Державе, назревают большие дела, а меня, признаться, куда больше занимают дхусс и эта безумная Гончая.
– Что, бесспорно, говорит о глубокой проницательности вашей милости, – залебезил чародей, пытаясь поклониться как можно ниже.
– Лесть можете оставить для многоучёных пользователей Высокого Аркана, – усмехнулся рыцарь. – Не будем терять времени. Его и так почти не осталось.
– Почему?
– Гниль наступает, любезный Метхли, а мой орден, отдавший столько сил её познанию, ещё не готов к последнему аккорду своей миссии. А потому торопитесь. Великая Гидра поспешает медленно, но уж когда поспешает…
* * *
Через главные ворота навсинайской столицы, ни от кого не скрываясь, проезжала внушительная кавалькада. Рыцари в чёрной броне, с вычеканенным на панцирях солнечным диском, ехали тесными рядами, опустив забрала и вскинув пики. Лёгкий ветерок колыхал флажки, гайто покрывали многоцветные попоны. Трубили глашатаи, скакали герольды, расчищая дорогу, – магистр и командоры Ордена Солнца покидали столицу Державы с помпой.
Великолепный отряд – больше полусотни братьев-рыцарей, две сотни сквайров, оруженосцев, слуг и служек, телеги и всё прочее – миновал городские ворота и теперь двигался по широкому тракту на восток, к далёкому пока Делхару. Скоро высокие и тонкие башни столицы магов, невесть как взнесённые на невероятную высоту, остались позади.
– Что великому магистру угодно будет приказать мне? – трёхглазый чародей Метхли сидел у костра, обеими руками обхватив большую кружку с огненно-горячим отваром.
– Великому магистру будет угодно… – Рыцарь в чёрной броне с вычеканенным солнцем держался прямо, словно не чувствуя промозглого холода. В такое время носить доспехи – настоящая пытка; заледеневшая сталь словно вытягивает последнее жизненное тепло из того, кого должна вроде бы защищать. – Великому магистру будет угодно, дабы вы, Метхли, показали свою власть над Гнилью.
– Ваша милость… – Трёхглазый маг задрожал. – Кто наговорил вам такого, кто облыжно обвинил меня в таковом грехе?! Я никогда не утверждал, что мне повинуется Гниль. Я никогда не…
– Я знаю! – громыхнуло в ответ, и чародей испуганно смолк. – Посмотрите вокруг, Метхли. Что вы видите? Опишите. Только очень подробно.
– Как будет угодно вашей милости, – покорно сказал волшебник. Поднялся, откинул капюшон. Крепко, видать, бил кор Дарбе, если согнутые спина и гордость трёхглазого мага так и не распрямились. – Я вижу облетевший лес. Пустое поле перед ним, плетни, его огораживающие. Ручей, на дальнем берегу селение. Ещё дальше…
– Смеётесь, Метхли, – без гнева или удивления заключил магистр. – Похвально. За показной сервильностью прячется несгибаемое упорство. Но, – рыцарь привстал, нависая над походным костром, – это не тот случай, когда надо показывать сие качество, любезный чародей. Вы не понимаете, что я просил сделать?
– «Посмотрите вокруг, Метхли. Что вы видите? Опишите. Только очень подробно» – вот какое распоряжение отдала мне ваша милость, господин магистр.
– И вы притворились, что не понимаете, какого взгляда и на что я от вас жду. Похвально, как я уже сказал. Быть может, вы предпочтёте вернуться в камеру к господам пользователям Высокого Аркана? Мне нетрудно это сделать. Вам достаточно только попросить.
Чародей задрожал и бухнулся на колени, прямо в осеннюю грязь.
– Ваша милость… клянусь, вы не совсем верно истолковали мои жалкие попытки исполнить ваше распоряжение в надлежащей степени…
– Теперь вы прикидываетесь, будто куда глупее, чем на самом деле, – заключил магистр. – Нет, чем дальше, тем больше я убеждаюсь, что не ошибся, вытащив вас из застенка. И в оценке ваших качеств не ошибся тоже. Однако достаточно, Метхли, пошутили, и будет. Отвечайте – вы видите Гниль? Чувствуете её? Она наступает. У таких, как вы, это всё должно вызывать… э-э-э… понятно что. Ну, отвечайте! Я жду. А к подобному, как вы должны понимать, я не привык.
Холодный ветер пронёсся над лагерем, костры вспыхнули ярче, жадно глодая бока спешно подброшенных дров. Трёхглазый чародей выпрямился, скрестил руки на груди. По лицу его ничего невозможно было прочесть. Тонкие пальцы медленно откинули капюшон. Показался третий глаз, красный и воспалённый, окружавшая его кожа покрылась струпьями, кое-где виднелись желтоватые гнойные головки нарывов.
– Ваша милость, досточтимый господин магистр… прошу извинить мою непонятливость. Но я всего лишь самый обычный сын Гнили, выброшенный родившей меня женщиной в канаву и выживший чудом. Никто никогда специально не учил меня волшебству, всё, что я умею, я подсмотрел, подслушал… тут или там. К Дир Таноли никто не подпустил бы меня и на три полёта стрелы. Поэтому, надеюсь, ваша милость извинит мои неловкость и неуклюжесть. Я постараюсь исполнить ваше желание так хорошо, как только смогу, но, если нет, молю вас, не гневайтесь на своего ничтожного слугу. Ибо сказано, что от каждого – по способностям.
– Довольно слов. – Магистр сдвинул брови. – Исполняйте приказ, Метхли. Пока что вы достаточно успешно заговариваете мне зубы. Более этого я терпеть не намерен. Считаю до трёх. Раз!..
Маг поспешно поклонился, пальцами правой руки растянул гноящиеся складки кожи вокруг третьего глаза. Помутневший, со множеством красных прожилок, сейчас он выглядел поистине страшно. Метхли болезненно поморщился, скривился, прошипел какое-то проклятье.
– Тебе больно? Отчего? – требовательно бросил магистр, резко оставив вежливое «вы».
– Не могу знать, ваша милость, – прошелестел Метхли, не забыв поклониться. – С того самого момента, как я выжил в замке Венти, когда доньята Алиедора Венти выпустила Гниль на волю, мой глаз поразила болезнь. Я не знаю ни ее точной причины, ни как эту хворь лечить. Кое-как помогают примочки из…
– Это меня не интересует, – оборвал рыцарь. – Важна лишь связь с Гнилью. Ты вновь подтвердил мои подозрения. Всё, достаточно слов. Смотри и отвечай!
– Слушаю и повинуюсь, – воспалённый глаз тяжело заворочался в орбите. Один из фурункулов неожиданно лопнул, по брови чародея поползла тяжёлая жёлтая капля. Запахло кисло-металлическим.
Магистр подобрался, рука его легла на эфес короткого и широкого клинка.
– Осторожнее, маг, – прорычал рыцарь.
– Прошу… простить. – Голос Метхли прерывался. Пальцы, удерживавшие набрякшее гноем веко над третьим глазом, заметно дрожали. – Что… могу… как… могу…
Магистр только махнул рукой – мол, хватит болтать.
Желтоватая жидкость проступала теперь и вокруг пальцев трёхглазого чародея. Кислая вонь – запах Гнили – стала почти нестерпимой. Несколько рыцарей бросили свои занятия, выпрямились, в упор смотря на Метхли, и по примеру магистра схватились за оружие.
Чародей обвёл взглядом окрестности. Третий глаз судорожно подёргивался, с него скатилась мутная слеза, за ней другая. Лопнул ещё один нарыв, и лицо волшебника скривилось от боли.
Наконец он выдохнул, опустил руку – и веко тотчас опустилось. Лоб мага обильно испачкало желтоватым гноем.
– Вытритесь, – брезгливо сказал магистр, не шевелясь и не убирая ладони с рукояти меча. – От вас разит на целую лигу.
– Ви… виноват, – еле слышно прошептал Метхли. – Я… я видел.
– Что именно?
– Гниль, ваша милость. Гниль повсюду. Она… зовёт меня.
– «Всюду» – это не ответ, Метхли. Точнее! И как именно она вас «зовёт»? Отвечайте кратко и по делу! – Магистр словно начинал терять терпение.
– Раньше я такого не мог. – Метхли шептал едва слышно. Он вдруг покачнулся, казалось, он едва удерживается на ногах. – А теперь вижу… пузырь во-он там, за лесом. – Он слабо махнул рукой. Одна целая и пять седьмых лиги. Прорвётся через… м-м-м… неделю. Нет, восемь дней. А ещё вижу, что вон под тем деревом тоже зреет гнойник… и Гниль поднимается по корням, вливается в ветки… Этот остролист уже не просто дерево. Он… наверное, подобен мне. И таких вокруг… семь, самое меньшее. Они все машут мне. Приветствуют… собрата. Говорят, что совсем скоро… всё вокруг станет как они. И ещё… – Но тут колени чародея вдруг подогнулись, и он без чувств, словно куль с мукой, повалился наземь.
Магистр не пошевелился, только глаза его чуть заметно сузились.
– Всё, как мы и предвидели, – негромко проговорил он. – Убальдо, Росмир! Приберите этого. Вытрите ему лицо, но будьте осторожны. Не замарайтесь. Перчатки потом сожгите.
– Будет исполнено, милорд, – один за другим откликнулись двое ближайших рыцарей.
– Надо торопиться, – отрывисто бросил магистр, поднимаясь. – Затребуйте у навсинайцев големов-носильщиков.
– Да, ваша милость, – тотчас кивнул третий рыцарь. – Но, милорд, вы сами говорили о нежелательности их присутствия…
– Разумеется. Но нам они надолго не потребуются. Да, и пообещайте магам три… нет, две роты подкрепления в Меодоре. Они будут рады, я знаю.
Он повернулся, широким шагом направляясь куда-то на другой конец лагеря.
И потому не видел, как маг Метхли вдруг раскрыл оба глаза, жутко усмехаясь оскаленным, растянувшимся до самых ушей чёрным ртом.
Однако и сам трёхглазый чародей не заметил, что ухмылка его отразилась в серебряном зеркале с вычурной оправой из чёрного металла, словно нарочно оставленном так, чтобы видеть лицо Метхли. Крошечный рубиновый глазок змея, обвивавшего рукоять зеркала, едва заметно моргнул.
