Глава 14
Алиедора наслаждалась. Она была счастлива. Тело стало совершенно иным, способным проделывать такие фокусы, о каких не могли мечтать даже лучшие акробаты. Лёгкий меч лежал в руке как влитой и рубил насмерть.
«Обратно вернёшься уже полноправной Гончей», — с усмешкой повторяла она прощальные слова Латариуса. Бедолага. Не понять ему, что она уже сейчас куда больше Гончая, чем даже Аттара. Старая, умная Аттара, с движениями, отточенными до остроты клинка, но — слабая, слабая, безнадёжно слабее её, Алиедоры.
Доньята вспоминала последний их бой. Победить Гончую может только Гончая, и лучшая из всех, кем располагал Некрополис, бросила вызов Алиедоре. Разумеется, под самым что ни на есть благовидным предлогом. «Покажи, чему научилась».
Алиедора вышла на песок арены с деревянным мечом в руках и ухмылкой на губах. Границы своей силы, неотъёмной, ставшей частью её собственной плоти, она знала. Знала чётко и остро, не нуждаясь во внешних подтверждениях.
Вообще-то меч для Гончей — не главное средство. Гончая добивается цели, а не пытается победить в соответствии с какими-то там «правилами боя» или «кодексами чести». Они придуманы слабаками и для слабаков. И чтобы достичь требуемого, у Гончей есть средства куда действеннее обычной железки.
Эликсиры, взрывающиеся, сжигающие всё вокруг, вспыхивающие таким пламенем, что ничем не загасишь. Или, скажем, могущие всклубиться облаками дыма, что погружает в сон, неотличимый от смерти. Снадобья, что помогут видеть в темноте, дышать под водой, невредимой пройти сквозь пламя. Средства, позволяющие ходить на руках с той же лёгкостью и непринуждённостью, что и на ногах. Да, пока что доньята ещё носит в плотном кожаном поясе твёрдые стеклянные цилиндрики. Выпей перед тем-то и тем-то, вдохни тогда-то и тогда-то, вылей на одежду, буде случится то-то. Конечно, это — подаренное, вручённое. Но лишь до той поры, как заверяют её и Латариус, и Аттара, пока тело не изменится до такой степени, что никакие снадобья уже не потребуются.
Поэтому Алиедоре не нужны пустые «победы». Ей было всё равно, выиграет она или проиграет в том поединке с Аттарой. Старшей Гончей, давно уже не ходившей в поле, нужен призрачный успех — ну и пусть её. Только зависти той же Аттары ей, доньяте, и не хватает.
…Нет, старшая из Гончих была совсем неплоха. Даже хороша. Движения её казались самим совершенством, тяжёлый деревянный меч порхал, словно невесомый. Аттара отказалась от боевых снадобий, в том числе и ослепляющих, и дымовых — словно наперекор всему, что говорила и чему учила сама, старой Гончей требовалась чистая победа.
И Алиедора охотно отдала ей эту вожделенную победу — пропустила удар, но не раньше, чем Аттара начала тяжело, прерывисто дышать, хватая раскрытым ртом ускользающий воздух.
«Выбилась из сил, — холодно подумала Алиедора. — Продержишься ещё сотню ударов сердца, а потом всё. Будь у нас всё по-настоящему, Гончая Аттара, я убила бы тебя, просто и без затей. Уж я-то не выложила бы напоказ из собственного пояса ослепляющие и обездвиживающие заряды. Можешь не сомневаться.
А пока — что ж, победи меня. Голову даю на отсечение, ты сейчас скажешь нечто вроде «ещё чего-то могу».
— Х-ха! Ещё чего-то могу, — хрипло объявила Аттара, опуская деревянный меч и утирая обильно проступивший пот. — Молодец, благородная доньята. Немногие бы продержались так долго. Молодец! — Она хлопнула Алиедору по спине, и та с трудом удержалась, чтобы не передёрнуть с презрением плечами.
Как же вами легко управлять, люди. Даже лучшими из вас, такими, как Гончие или Мастера.
Но теперь всё позади. В Некрополис пришла весна, а она, Алиедора, направляется в гавань Скришшар, чтобы сесть на корабль и отплыть далеко на северо-запад, на сам Безлюдный берег. Там ей надлежит отыскать некую экспедицию ордена Чаши и «обеспечить её невозвращение», как элегантно выразился Мастер Латариус.
О захвате Долье Некрополисом Алиедора, конечно же, знала. Знала также, что Навсинай, оправившись от первого натиска, поспешил отправить в Меодор все свободные полки своих големов, потеснив армии Мастеров Смерти.
Алиедора искренне удивлялась — зачем Мастерам такие игры? Хороших зомби-воинов не так просто сделать, они дороги, процедура требует редких ингредиентов. Почему бы не отправить ко всем «привилегированным и дипломированным пользователям Высокого Аркана» по Гончей, раз и навсегда прекратив эту войну?
Однако она уже поняла, что вопросы в Некрополисе имеют право задавать не все. Поэтому она, даже и находясь на особом положении, кое на что ответов просто не получала.
«Всё, забыла об этом, — приказала себе Алиедора. — Впереди дальняя дорога, а потом дело. Дело, которое я сделаю, как и подобает настоящей Гончей».
Оказалось, что весна в Некрополисе — это очень красиво. Как и в Деркооре, как и в родном Венти. Деревни, мимо которых проносился дилижанс Алиедоры, окутались белым маревом цветущих садов, и, подгоняемые заклятьями Мастеров, неутомимые зомби трудились не покладая рук.
Миновали развилку, влево отошёл широкий тракт, что вёл к Сиххоту. Туда сплошным потоком шли подкрепления, стягиваемые со всей огромной страны, и Алиедора мельком подумала, что Дигвил, если, конечно, он не полный дурак, подобно его младшему братцу, — уже должен быть очень, очень далеко. Почему-то эта мысль грела, хотя перед собой Алиедора оправдывалась, конечно же, тем, что это именно она обязана убить деркоорского наследника.
В Скришшаре её ждала угрюмая чёрная галера, расписанная красными и белыми черепами. Алиедора мельком удивилась, откуда такая странная раскраска.
— Так оно ведь понятно, госпожа, — ухмыльнулся капитан щербатым ртом. — Нас бояться должны, за лигу чтоб обходили. Когда надо, мы и серой тенью прокрасться могём.
— Вот на сей раз и пойдём серой тенью, — строго бросила Алиедора. На самом деле отданные ей приказы ничего подобного не содержали, но капитан, по счастью, даже не подумал усомниться в словах грозной Гончей с шестью старшими рунами на ошейнике.
Ошейник ей принёс, кстати, сам Латариус. Руны, конечно, ещё не заслуженные, но…
— Надень. Чтобы не задавали лишних вопросов. И не нужно тебе так уж сильно и сразу выделяться.
…Окраску корабля изменили почти мгновенно — стоило обрызгать борта, палубу, паруса, вёсла и мачту каким-то алхимическим добром, в изобилии имевшимся у щербатого капитана. Галера и впрямь превратилась в серый призрак, едва заметный над серой же, окутанной туманом поверхностью моря.
Долгое плавание промелькнуло для Алиедоры почти незаметно. Большую часть времени она спала, или, во всяком случае, старалась спать, борясь с подступающей дурнотой — давали о себе знать эликсиры Некрополиса, медленно и постепенно впитывавшиеся в кровь, а может, одолевала и морская болезнь — ведь раньше Алиедоре хаживать на кораблях не приходилось.
… — Госпожа! Госпожа! — Щербатый капитан осторожно постучал в дверь. — На месте мы, госпожа. Ближе к прибою подходить небезопасно, госпожа. Но лодка вам уже готова.
— Благодарю за верную службу, — с ледяным достоинством бросила Алиедора. — Не сомневайтесь, капитан, я оповещу Гильдию о вашем усердии.
— Премного благодарен, госпожа…
Доньята величественно кивнула.
Утлую лодчонку она спрятала меж скал — в назначенное время её подберёт судно Некрополиса. Та же галера или, быть может, другая. Какая разница? Алиедора не собиралась заводить друзей среди тех, кто служит Гильдии Мастеров.
Безлюдный берег. Глухомань, дичь, о которой на юге рассказывали столько жуткого. Здесь — только нелюдь и нежить. Ну, и те, ради кого Некрополис отправил сюда свою лучшую Гончую. Конечно, Мастера сами ещё не знают, что она — лучшая, но это ничего, скоро поймут.
В Некрополисе уже наступало лето, а здесь едва-едва подняла голову весна, протирая мутные со сна глаза бесчисленных озёр и озерец, щедро раскиданных по мшистой равнине. То тут, то там виднелись купы низких кривоватых деревьев, едва по плечо Алиедоре. Вокруг всё плоско, взгляду не за что зацепиться — сама-то доньята привыкла жить в виду высоченных снеговых вершин.
Здесь много воды, среди моховых берегов неслышно струятся тихие речки, впадающие в озёра. Стаи непуганых птиц, только что вернувшихся из тёплых краёв. Алиедора тихонько вздохнула. В Некрополисе ей строжайше запрещали только одно — пить чистую воду. Исключительно — эликсиры. Если они кончатся, учили Мастера, набери воды в баклажку, кинь туда крупицу из красного флакона, крупицу из синего, размешай, пока всё не сделается чёрным, и только потом пей. Почему так — подробно не объясняли, ограничиваясь лишь самым общим «нарушением баланса начальных снадобий, в твоей крови пребывающих», впрочем, сказали также, что, когда её тело перестроится окончательно, это требование не будет столь уж строгим.
Одна. Под северным небом, что, казалось, вот-вот рухнет на голову, словно подгнившая крыша. Пальцы Алиедоры пробежались по холодным пробкам скляниц с боевыми эликсирами; нет, пить она ничего сейчас не станет. И вообще — лучше всего ей выполнить задание, поменьше прибегая к какой бы то ни было алхимии Мастеров.
Интересно, что здесь, на Безлюдном берегу, понадобилось ордену Чаши, этим всемирным старьёвщикам, как их называл Мастер Латариус. Алиедоре следовало узнать, что же именно, и, разумеется, доставить это в Некрополис, буде оно окажется вполне вещественным.
«Орден Чаши, — говорил Мастер Латариус, — противник, конечно, серьёзный, но не так, чтобы очень. Вот на орден Солнца я бы тебя ещё не отпустил, честное слово, да, не отпустил бы. Маленькая ещё». Алиедора чуть улыбалась уголками губ. Маленькая. Ха-ха. Она чувствовала себя старше не только Аттары, не только Латариуса, но даже и камней Гильдии, древнее вырытого давно умершими рабами карьера. Наверное, ровесником мог бы оказаться лишь сам мир.
«Вы ушли от меня, Дракон с Тьмою. Не знаю, что за сущности крылись за вашими жуткими масками, да и знать не хочу. Я не подошла, не смогла — ну и ладно. Есть те, кто в меня верит, кто знает, что я сумею, преодолею, сдюжу». Она замерла, прислушалась к себе. Нет, дурнота никуда не исчезла, просто чуть отступила, приглушённая. К постоянным тошнотным позывам привыкать было труднее всего. Интересно, что в бою они исчезали. Сражаясь, молодая Гончая становилась сама собой, идеальной машиной, живым големом. Когда кончался бой и возвращалась обыденность, вместе с ней приходила и дурнота.
И сейчас Алиедора вольно или невольно торопила события, ожидание первой настоящей схватки становилось невыносимым.
Указанное Мастерами место находилось невдалеке от берега, лишь в полудне пути. Алиедора спешила, перейдя на ровный бег, каким Гончие способны были одолевать два десятка лиг за день. Тут уже не обойтись без снадобий, и Алиедора, не останавливаясь, зубами выдернула пробку одной из скляниц.
Жидкий огонь потёк по внутренностям, заставляя ноги забыть об усталости. Казалось, прибавь доньята ходу — вмиг достигнет далёких-предалёких гор.
Но нет, нельзя. Только так, сдерживая собственное пламя, вдох-выдох, правая нога, левая, вновь правая. На время ты не человек, даже не Гончая. Ты — голем. Гончей ты сделаешься, когда вцепишься врагу в глотку.
А вокруг — мох, да болотца, да озерца во мху. И она, режущая плоскость мира, словно чёрный клинок. Ветер касался пылающих щёк, и Алиедоре казалось — ещё немного, и она взлетит, взлетит без всяких крыльев.
…В назначенное место она вышла, как и планировали Мастера, в сумерках. Добралась бы и быстрее, но последнюю лигу пришлось идти сторожко, оглядываясь, застывая на месте и подолгу вслушиваясь. Впереди лежало нечто вроде тесно сдвинувшихся боками холмов, и там, не скрываясь, вились флаги, горели костры, тесным кругом сбились добротные повозки, по мху бродили унылые тягуны — им, беднягам, он едва ли пришёлся по вкусу.
Алиедора распласталась, змейкой-ползушкой скользнула меж кочками. Волны серого сумрака обгоняли новоявленную Гончую, сердце быстро гнало кровь по жилам, и это было плохо — действовать надлежало в совершенном спокойствии.
Она остановилась, уткнулась лбом в мягкий, шелковистый мох. Помедли. Погоди. Это первая часть твоей мести. Не испорти её вкус. Насладись как следует.
…Помогло. Лихорадочно колотившееся сердце вновь забилось ровно, и Алиедора подняла голову.
Ничего особенного, сказала она себе. Рыцари — просто закованные в доспехи люди. Големы Навсиная куда опаснее. Чтобы свалить стального болвана, требовалось вскрыть толстенную, без продухов, броню. С человеком сладить легче, правда, их многовато, и эликсирами, увы, воспользоваться придётся.
Она на ощупь вытянула скляницу из гнезда на поясе, выдернула пробку. Терпкий вкус на языке, мгновенное помутнение в глазах — и вот мир словно остановился, а она, Гончая Некрополиса, сделалась быстрой, подобно молнии. Да, пока ещё ей не обойтись без эликсиров, её тело ещё слишком косно, недостаточно совершенно.
…Доньята поднялась и спокойно, даже неторопливо прошла мимо ближайшего рыцаря, стоявшего к ней спиной. Его голову закрывал железный горшок с узкой прорезью, шею защищали спуски кольчужного капюшона, и потому Алиедора с невероятной, недоступной обычному человеку точностью послала рыцарю между тесно сплетённых колец небольшую чёрную иглу из короткой духовой трубки. На тупом конце иглы пламенела багровая капля, невесть как удерживавшаяся там.
Рыцарю показалось — в шею ему впился докучный комар. Рука «чашника» дёрнулась — и в тот же миг безвольно повисла. Ноги его подогнулись, и он умер, даже не успев рухнуть в мягкие мхи.
— Оттор! — крикнул кто-то из его спутников.
Алиедора улыбнулась. И продолжила идти. Просто идти, прямо на поднимающего огромный двуручный меч рыцаря. В узкой прорези шлема доньята чётко видела его глаза — расширившиеся сперва от изумления, а потом от ужаса. Громадный и тяжёлый клинок «чашника» всё ещё поднимался, а Гончая уже выбросила на всю длину руки свой собственный меч, плашмя вошедший точно в смотровую щель.
Алиедора чётким, отточенным движением выдернула окровавленный клинок и позволила себе один очень-очень долгий миг смотреть на бессильно падающее тело.
Это было сладко. Она всем существом чувствовала сжигающий ужас тонущей в посмертии души, души, отправляющейся на ту самую дорогу к Белому Дракону. «Кор Дарбе был прав, — мельком подумала она. — Ты многому научил меня, варвар, сам того не желая».
Третий и четвёртый рыцари кинулись на неё разом, и для облачённых в тяжёлый доспех людей они двигались очень даже резво. Но, разумеется, угнаться за лёгкой, словно пушинка, Гончей они не могли. Алиедора даже не пыталась состязаться в фехтовании — уклонялась, уворачивалась и била сама. Причём даже не собственным мечом.
…Первый из нападавших получил прямо в глаз отравленную стрелку, второму Алиедора швырнула в боковину шлема стеклянную горошину, разбившуюся и полыхнувшую тугим клубком чёрно-рыжего пламени. Жидкий огонь потёк под нагрудник и оплечья рыцаря, человек истошно завизжал, в последних судорогах пытаясь сорвать с себя латы; его агония длилась совсем недолго, горящий труп замер, а из всех сочленений доспеха вырвались языки пламени.
Как же сладко, всемогущие Звери, как сладко!
Спокойствия словно и не бывало. Алиедора плыла по волнам яростного, яркого наслаждения, совершенно ни с чем не сравнимого. Не в детской игре, не на турнирном ристалище, когда в руках у тебя деревянный меч, — она побеждала по-настоящему, в настоящей жизни. Она платила за всё. За розги в руках Байгли, за похотливые лапы в «Побитой собаке», за унижения в королевской столице, за голод и холод той зимы, за бегство, за трёхглазого Метхли, за варваров, за чёрный куб, за Гниль — за всё.
Какой-то храбрый служка выпалил в неё из самострела. Он ещё только нажимал на спуск, а рука Алиедоры уже взметнулась, миг спустя с небрежной ловкостью взяв из воздуха стальную стрелу возле самого лица. Парнишка — а он был ещё очень и очень молод, сгодился бы Алиедоре в младшие братья — не успел ни бросить оружие, ни даже крикнуть. Алиедора на повороте косо рубанула остриём меча пониже уха и равнодушно повернулась спиной к фонтанирующему кровью из перебитой артерии телу.
Никогда не жёг её такой восторг, такое упоение. Чувствовать, как исчезают, словно мошки в огне, чужие жизни, жизни, гаснущие по её воле. Она побеждала, потому что она была лучше. Быстрее, сноровистее, сильнее. Она, девушка, спокойно убивала хорошо вооружённых, закованных в тяжёлую броню мужчин. Тех самых, что презирали её и ей подобных. Такие же, как эти, вытолкали её из родного дома, выдали замуж против её воли, пытались надругаться, чуть не уморили голодом и холодом.
Да, она, Алиедора, теперь совсем другая. Пусть Аттара думает, что получила всего лишь очередную Гончую, пусть даже и талантливее других. О нет, конечно же, нет! Она пойдёт далеко, очень далеко.
Мысли эти текли, против всех ожиданий, размеренно и спокойно, словно и не играл в руке Алиедоры окровавленный клинок, точно и не выхватывала рука из поясных гнёзд одну скляницу за другой, оставляя за собой пламя, пятна разъедающей всё и вся кислоты или облака удушливого дыма. Вдохнув его всего лишь раз, человек падал замертво.
За спиной Алиедоры оставались мёртвые тела, чьи души уже унесены жёстким — хоть и весенним — ветром.
Весна — пора великого обновления. Старое уходит, это закон жизни, и она, Алиедора, всего лишь помогает свершиться всеобщему и обязательному.
Она шла, как ей казалось — спокойно и неторопливо. Нельзя сказать, что «руки сами делали дело», пока ещё приходилось думать, действовать осознанно; но Алиедора знала, что это ненадолго. Скоро тело обретёт способность сражаться само по себе. Его хозяйке есть о чём подумать, кроме мечемашества.
…Она замерла как-то сразу, внезапно, ощутив рядом с собой лишь пустоту и холод. Нигде поблизости не осталось никого живого. Даже раненых. Клинок и эликсиры Некрополиса разили сразу и насмерть. Повторных ударов не требовалось.
Лагерь опустел. Алиедора аккуратно протёрла лезвие пучком мха, брезгливо его отбросила. Дело сделано. И, всевеликие Звери, как же ей хорошо! Как покойно и уютно! Она доказала, что может, что способна. Теперь осталось лишь взять то, за чем её отправили, — и больше здесь делать нечего. Не стоит разочаровывать Мастера Латариуса. Он, в конце концов, немало ей помогал. Быть может, она оставит его в живых и даже сделает своим советником — когда вместо Мастеров Смерти, вместо их Гильдии Некрополисом будет править истинная королева.
* * *
Почему и отчего рыцари ордена Чаши не поленились притащиться — себе на погибель — в этакую глушь, Алиедора обнаружила достаточно быстро. Чёрная дыра среди хаотично наваленных каменных глыб. Рядом — кучи свежевыкопанной земли. Как учили, доньята сорвала пару растущих рядом травинок, растёрла между пальцами, поднесла к лицу — так и есть, это подземелье не простое. Корни растений тянут из земли не только воду, они вбирают и незримую сущность самого места, где растут; опытный человек всегда сможет отличить «запах магии».
Но лезть туда, внутрь, она пока погодит. Сейчас она запоздало пожалела, что не оставила в живых никого из «чашников», — но будущая владычица Некрополиса не должна унижать себя какими-то допросами и зависеть от вырванных у врага признаний. К тому же они могут лгать — даже и под пыткой. Они могут оказаться крепки духом и предпочтут умереть, нежели выдать тайну. Так что Алиедора просто ускорила неизбежное и сэкономила себе немало времени, которое иначе растратила бы впустую на бесполезные дознавания.
Она вновь обошла лагерь, обыскала его, перевернув всё вверх дном. День угасал, но Алиедора не нуждалась в свете. Доньята стащила к костру все дорожные мешки и сундучки, найденные на стоянке; не были забыты седельные сумы храпящих и пятящихся от неё гайто.
Добычей Алиедоры стало немало золотых монет (Некрополис щедро тратил, но не брезговал даже ломаным грошом, попадись он какому-нибудь Мастеру на пыльной дороге); множество талисманов, амулетов и оберегов; эти она осмотрела особенно тщательно, осторожно поднося к глазам — и вновь откладывая в сторону. Иное из подобранного действительно было кое на что способно; но всерьёз заинтересовать Гильдию они, конечно же, не могли.
Значит, надо лезть вниз.
…Факел доньята не взяла. Снадобье позволяло видеть в темноте куда лучше самых зорких ночных хищников.
Ход больше напоминал звериную нору, приходилось ползти на четвереньках. Земля да корни — ничего интересного. Холодно, под пальцами — склизко от недавних дождей. Внутри наверняка вода.
…Наклонный ход — или, вернее, лаз — вывел Алиедору в просторное, хоть и невысокое, подземелье. Низкий потолок поддерживали массивные колонны, на немало претерпевших от времени барельефах белого камня расправляла крылья невиданная птица.
Храм Феникса, мелькнула мысль. Алиедора даже прикусила губу — обязана была догадаться раньше. Понятно, что здесь делают, э-э-э, делали рыцари ордена Чаши: неразграбленных святилищ Летающего-меж-Мирами почти совсем не осталось, говорили доньяте в Некрополисе. Найти такой — огромная удача.
Удача, гм, да. Удача, конечно же.
Некрополис тоже интересовался храмами Феникса, но после того, как здесь побывали «чашники»… стоп! Почему она не нашла в их лагере никакой добычи? Куда всё делось? Или ничего не нашли? Или не успели поднять? Судя по кучам земли, раскопали этот лаз они совсем недавно.
Алиедора прошлась кругом. Ничего особенного, кроме грязи под ногами, — сквозь прорытый «чашниками» лаз успело натечь воды.
Наконец отыскался и ход вниз.
Здесь уже были каменные ступени, истёртые и потрескавшиеся. В одном месте под ноги Алиедоре попалась латная перчатка — не то брошенная, не то потерянная — и рядом с ней пятна крови. Скорее всего, отсюда унесли тело.
Мастера говорили, что храмы Феникса славились своими ловушками, исправно срабатывавшими и через столетия после того, как были насторожены. Алиедора застыла на миг, затем поморщилась, но всё-таки приложила к губам ещё одну скляницу — эликсир обострённого слуха она терпеть не могла, после него тошнило просто невыносимо, но сейчас без этого не обойтись.
И точно — едва слышимый скрип пружины она уловила и успела отпрыгнуть за миг до того, как воздух там, где она стояла, пронзила короткая стрела.
Гончая презрительно усмехнулась.
Второй ярус оказался интереснее первого. Для начала — целым лесом поставленных стоймя каменных плит, сверху донизу покрытых непонятной вязью, — это должна была быть знаменитая храмовая библиотека, вспомнила Алиедора. Язык Феникса она, само собой, выучить ещё не успела. Тем не менее это хорошая находка: Мастера отправят сюда сильный отряд, который или скопирует все до одной надписи, или просто вывезет бесценные плиты в Некрополис, чтобы созданные древними жрецами заклятья не попали в неправильные руки.
А потом она увидела алтарь. Белый камень, чьи бока обнимали крылья властителя небес, странника меж бытийными планами. Гончая вгляделась — и отшатнулась: камень иссекли трещины, но отпрянула Алиедора совсем не поэтому.
Магия разрушения и уничтожения. Не смерти, нет, смерть есть порог и покой, но именно разрушение и уничтожение. Причём разрушали они не только и не сколько сам алтарь…
На цыпочках Алиедора подкралась поближе. Всем существом Гончая чувствовала опасность, хотя и не понимала, откуда она может исходить.
…Алтарный камень тем не менее как магический объект мёртв не был. Сердце старого храма мерно билось под гнётом белой глыбы, и доньята невольно опустилась на колени, застыла надгробной статуэткой.
Перо Феникса. Главный артефакт старого святилища. Уж не его ли пытались упромыслить алчные «чашники»? Во всяком случае, оставлять его тут — верх глупости. Один отряд ордена Чаши она уничтожила, но кто может сказать наверняка, что рыцари не поспешат отправить подкрепление? Конечно, Перо Феникса так просто не возьмёшь, но разве может отступить лучшая из Гончих Некрополиса перед какими-то там жрецами, давным-давно мёртвыми и обратившимися во прах?
…Очень быстро она поняла, что даже весь алхимический арсенал, имеющийся в её распоряжении, ничего не сделает с охранительными заклятьями, наложенными явно не людьми. Прикоснуться к Перу означало умереть даже для неё, Гончей. Некоторое время Алиедора лихорадочно рылась в памяти, стараясь отыскать подходящий рецепт; увы, за несколько месяцев, даже впитывая премудрость Некрополиса как губка, всего постичь невозможно.
Алиедора выпрямилась, досадливо поморщилась. Как же быть с этим Пером? Волны исходящей от него силы Алиедора чувствовала так же ясно, как солнечное тепло. Не бросать же здесь, верно? Но и не взяться, ни голыми руками, ни в рукавицах. Даже латных.
Наконец решившись, она вытащила из гнёзд на поясе две плотно сидевшие там скляницы — нетронутые, с при— тёртыми пробками, наглухо залитыми сургучом. Решительно сломала печати, вытянула руки — и капнула ровно две капли, по одной из каждого флакона, прямо на пол перед вместилищем Пера.
Несколько мгновений ничего не происходило, а потом пол внезапно вздрогнул, по трещинам в белом алтарном камне побежали струйки голубоватого пламени. Гончая отшатнулась, почти отпрыгнула — и вовремя, потому что и сам алтарь, и Перо Феникса разлетелись в пыль, а на их месте возникла пылающая всё тем же голубовато-призрачным, переливчатым огнём сфера.
Алиедору словно схватили за горло, незримая рука душила Гончую, и казалось невозможным разжать бесплотные пальцы. Призрачный шар раздувался, вбирая в себя и алтарь, и всё остальное вокруг, — а потом из него внезапно вынырнул целый рой крошечных крылатых существ в зеленовато-золотых одеждах. Радужные прозрачные крылья били воздух, сверкали голубым лезвия обнажённых крохотных мечей, и у Алиедоры глаза полезли на лоб. Такого она никогда не видела и ни о чём подобном не слыхивала, даже учась в Некрополисе.
Долго удивляться ей не пришлось — незваные гости ринулись прямо на неё, воинственно размахивая маленькими клинками. А за этим роем уже спешили новые пришельцы — уже обычного роста, в изысканных, совсем не боевых камзолах с золотым шитьём и тонкими изящными шпагами. Голубое пламя на клинках, странные, мягкие, полумужские-полуженские черты и — три глаза.
Почти как у приснопамятного Метхли.
Не так страшно, даже красиво, но — ошибиться Алиедора не могла. Доньята враз ощутила всё тот же, прекрасно знакомый кисло-металлический привкус Гнили. Они все были изменёнными, так же как трёхглазый чародей.
Пришельцев было слишком много даже для Гончей Некрополиса. Алиедора и не пыталась состязаться с ними в ловкости и владении клинком. Пальцы сами вырвали из прихваченного для верности суровой ниткой газыря заветную скляницу, где, разделённые тонкой перегородкой, едва заметно колыхались иссиня-чёрная и кроваво-красная жидкости.
Призрачная сфера, откуда рвались незваные гости, явно была творением магии высшего порядка, а красно-чёрная скляница как раз и предназначалась для разрушения магических конструктов. О том, что случится с воспользовавшейся эликсиром Гончей, создатели его, разумеется, предупреждать не стали.
…Алиедору спасло лишь до предела убыстрённое алхимией тело, отшвырнувшее хозяйку прочь, да так, что доньята с размаху врезалась в стену и едва не лишилась чувств. Её окатило волной жара, одежда задымилась, несмотря на все пропитывавшие её алхимические премудрости. За спиной что-то грохотало и рушилось, подземелье заполнил удушливый дым. Кашляя и цепляясь за щербатую каменную кладку, Алиедора поднялась, качнулась, пытаясь понять, где же ведущие наверх ступени.
Сапог доньяты наткнулся на что-то мягкое, слабо застонавшее.
Трёхглазое существо вяло копошилось, судорожно дёргая руками и ногами. Рядом валялась сломанная шпага, от эфеса вниз по клинку по-прежнему струились волны голубоватого пламени. Там, где только что был алтарь, бушевало тёмное пламя. Тут и там среди клубов дыма на плитах виднелись неподвижные тела вторгшихся, одежда на многих тлела, на иных — полыхала.
— Гррр… — у Гончей вырвалось звериное рычание. Алиедора рывком вскинула пришельца на плечо, кряхтя, потащила наверх. Тот лишь слабо стонал, не пытаясь сопротивляться.
…Из дыры, когда они выбрались на поверхность, валил непроглядный чёрный дым, тяжёлый и жирный. Вся покрытая копотью, отчаянно отплёвывающаяся и откашливающаяся доньята тем не менее сумела выволочь диковинного пленника на поверхность. В лагере «чашников» всё оставалось по-прежнему — то есть лежали трупы. Алиедора кое-как доползла до раскинутого шатра, и тут её согнуло пополам жестокой судорогой, началась рвота — тело отвергало влитую в него алхимическую отраву.
Пить. Безумно хочется пить, губы сами собой словно приникают к незримой чаше, в которой — вода, холодная, ломящая зубы, со хрусткими тонкими льдинками. Что угодно за глоток воды, чтобы безо всяких добавок, настоек и эликсиров!
Вода в лагере «чашников» была. Усердные служки натаскали с избытком — вот она, в аккуратных пузатых бочонках. На краю одного даже висит ковшик с цепочкой, чтобы не пропал. Только дотянись.
…Алиедора дотянулась. Трясущейся рукою зачерпнула из бочонка, дрожа и расплёскивая, поднесла ковшик ко рту.
Нет, словно щёлкнул невидимый бич. Ты — Гончая. Ты исполняешь приказы. Никакой чистой воды, ты знаешь. Ты не человек, ты больше, чем человек, но тело ещё не закончило преображение. Чистая вода тебя убьёт. Брось крупинки, ты знаешь какие, потом уж пей.
Корчась от сосущей, тянущей боли, поселившейся где-то в животе, Алиедора таки откупорила нужные склянки, уронила в воду горошинки снадобья. Вода мгновенно изменила цвет, загустела, сделавшись словно жидкий кисель, завоняла тухлым. Алиедоре пришлось задержать дыхание и зажмуриться, прежде чем она смогла сделать хоть глоток.
…Как обычно, после первого приступа отвращения стало легче. Вся в поту, она лежала, не имея сил даже пошевелиться. Из отупения и прострации её вывел пленник, застонавший громче обычного. Пришлось подняться.
— Чего тебе? — Алиедора знала, он — или она? оно? — не ответит.
Однако существо приоткрыло рот, слабым движением указывая на него.
— Пить, что ли, просишь? — Она взглянула на «кисель» в ковшике. Хоть пленник и изменённый, но дать ему сейчас эту смесь — обречь на верную смерть. — Погоди ты. Сейчас добуду тебе чего-нибудь…
Мятая серебряная фляга, найденная у одного из убитых ею рыцарей, мелко колотилась о дрожащие зубы — пленник пил жадно, вздрагивая всем телом.
Алиедора чуть не умерла от зависти, с отвращением швырнув ковшик наземь. Тёмная слизь полилась на мох, и тот немедленно почернел, обугливаясь. Доньята поёжилась.
Трёхглазое существо попыталось сесть, едва не упало обратно на мох, наконец, с помощью Алиедоры, ему удалось подняться.
— Авви а? Авви а?! — настойчиво-музыкальный голос.
— Какое тебе ещё «авви а», — огрызнулась доньята, на всякий случай пинком ноги отбрасывая подальше обломок тонкой шпаги. — Попался, так сиди и не чирикай. — Так говорили дворовые мальчишки и девчонки ещё в родном замке, отчего-то всплывшем сейчас из глубины памяти с поистине убийственной остротой и чёткостью. — Ножа нигде не прячешь?
Нет, иного оружия на пленнике не отыскалось. Все три глаза уставились в упор на Алиедору, тонкие пальцы беспокойно шевельнулись.
— Но-но! — Воронёный клинок её собственного меча вмиг оказался у горла пленника, там, где совсем по-человечески трепетала синеватая жилка. — Будешь делать, что я говорю, иначе… — Она слегка вдавила остриё. Трёхглазый беспокойно захрипел, пытаясь отодвинуться.
В походном арсенале Гончей всегда найдётся, чем связать пленному руки. Так они и побрели к морю — впереди трёхглазый, следом за ним — Алиедора.
Добираться пришлось вдвое дольше, чем доньята потратила на дорогу сюда. Пленник ничего не ел, только пил воду, однако сил у него не убывало, по крайней мере на первый взгляд. Он то и дело порывался заговорить со своей пленительницей, повторяя всё то же «авви а?» с неизменно вопросительным видом. Попытки Алиедоры научить его хотя бы простейшим словам — «вода», «еда», «земля» — ни к чему не привели.
— Ру-ка. Видишь? Это рука. И у тебя — рука. А ты как её назовёшь?
— Авви а?
— Это я уже слышала. Давай что-нибудь другое.
— Авви а?
— Ру-ка. Понимаешь, нет? А это — но-га. А у те…
— Авви а…
В конце концов Алиедора махнула рукой. Выбивать из пленного что-то пытками ей не хотелось, на это есть умельцы в самом Некрополисе. Трёхглазый казался сломленным и жалким. Ещё бы — попал невесть куда, потерял всех спутников, и теперь его волочёт за собой страшная, непобедимая Гончая, в одиночку уничтожившая весь его отряд…
В должный день и час к берегу подошла чёрно-красная галера. Капитан, уже другой, не тот, что доставил сюда доньяту, с почтением склонился перед холодной и надменной Гончей, судя по всему, совершившей в очередной раз что-то непредставимое для обычных людей и захватившей важного пленника. На третий глаз во лбу светловолосого пришельца капитан воззрился с открытым ртом и долго ещё его не мог закрыть.
Обратный путь в Некрополис через море Тысячи Бухт занял немало времени. Несмотря на весеннее время, с севера, от Ледяного горла, мчались злые и холодные ветры. Галера боролась с бурями, так и норовившими отнести её к югу, где хищно вздымались скалы негостеприимных берегов королевства Воршт. Трёхглазый, казалось, вполне смирился со своей участью.
Алиедора расспрашивала капитана о последних новостях, оказалось, что война всё же вспыхнула. Да не чета той, что началась было зимой. От гор до самого моря заполыхало по-настоящему. Горело всё, что не успели сжечь во время вторжения кора Дарбе. Големы наступали вдоль тракта и не щадили никого. Если в деревне они замечали хотя бы одного мертвяка, то, стараясь не приближаться, забрасывали селение огнетворными шарами из массивных паровых катапульт, обращая всё в море пламени. Оттуда уже не выходил никто — ни живые, ни мёртвые.
Некрополис не оставался в долгу. Големы проваливались в хитроумные ловушки, под ними расступалась земля, с шумом валились вековые деревья. Зомби засыпали отряды железных воинов стрелами с оголовками, начинёнными алхимическим зельем. Оголовками, прожигающими даже толстую броню. Мастера Смерти, наткнувшись на отряд големов, занявший хутор или заимку, обрушивали на тесовые крыши обречённых домишек очередной дождь из пламени и тоже не обременяли себя выяснением, есть ли там простые меодорцы или дольинцы.
Столица Меодора осталась у Мастеров, но весь юг и юго-запад попали в руки Высокого Аркана.
— А Долье? Как в Долье? — неожиданно для самой себя спросила Алиедора. Казалось бы, какое ей дело до этой проклятой страны, где стоит замок проклятых Деррано?..
— В Долье, госпожа? — капитан задумался. — Тихо там. Народишко поразбежался, кого могли, наши забрали. Работать некому, зомби на войне нужны. Так что пусто там теперь, клыкачи рыщут.
Алиедора молча, отрывисто кивнула. В Долье рыщут звери, а его жители, кто не успел сбежать, уведены-таки в Некрополис. Что ж, это лучше, чем быть убитым, зарезанным или изнасилованным. Пусть работают. Зомби и впрямь нужны Мастерам больше для войны.
О пленнике капитан, разумеется, не задал ни одного вопроса. Он был хорошо вышколен, этот мореход, всю жизнь проведший на службе Некрополиса. Госпожу Гончую следовало как можно скорее доставить в Скришшар, а там трава не расти.
…За время пути на дальний юго-восточный край моря Мечей лето уже окончательно вступило в свои права. Скришшар встретил Алиедору буйной зеленью, среди которой угрюмо вздымались серые бастионы припортового форта.
Пленник, так и не прикоснувшийся ни к чему, кроме чистой воды (да и ту он пил с очевидным отвращением), начал сдавать. С корабля он едва спустился, тяжело опираясь на плечо Алиедоры. Все усилия Гончей узнать хоть одно слово из чужого языка пропали втуне: пришелец так и не произнёс ничего, кроме всё того же «авви а». Оставалось утешаться лишь тем, что, во всяком случае, она дотащила этого чудика живым. Пусть теперь разбираются Мастера. У самой Алиедоры найдутся другие дела, поважнее. Трон владычицы Некрополиса остаётся свободным слишком долго, вернее сказать — с самого основания державы Мастеров Смерти.
В порту — чистом, почти пустом, безо всяких там кабаков и прочих злачных заведений — её должен был ожидать дилижанс. Сперва, конечно, следовало передать кому надо пленника… или же тащить его с собой в Некрополис?
Сомнения Алиедоры разрешились самым неожиданным образом. Прямо на пирсе появился небольшой крытый возок, дверца его распахнулась.
— Благородная доньята Алиедора. — Мастер Латариус улыбнулся ей, но как-то с натугой и тревожно. Внутри у него, чувствовала Гончая, прочно поселился жестоко терзавший его страх.
— С возвращением, — на дощатый настил спрыгнула Аттара. Она тоже боялась. Вот только чего?
Алиедора молча вытянулась струной, приветствуя старших, как и надлежало пусть и подающей большие надежды, но всё-таки ещё совсем молодой, начинающей Гончей.
— Мой Мастер. Порученное мне Некрополисом исполнено. Препятствия устранены, обнаружено новое, при сём захвачен относящийся к нему пленник.
«Обнаружено новое» — так рапортовали Гончие, столкнувшись с чем-то совершенно необычайным. Услыхав такое, Мастер обязан был если не разинуть рот и не подпрыгнуть от изумления, то, во всяком случае, велеть немедля доложить ему всё до мельчайших подробностей. Однако Латариус лишь досадливо дёрнул щекой.
— Потом, благородная доньята. Случилось так, что нам надо поручить тебе дело первостепенной важности.
— Важнее того, что я сейчас сообщу? Важнее даже вот этого? — Она кивнула на безучастно уронившего голову пленника.
Острый взгляд Мастера Смерти быстро скользнул по пришельцу.
— Важнее, благородная доньята. — Латариус понизил голос. — Но… мы выслушаем тебя. Только кратко. Происшедшее поневоле заставляет нас… м-м-м… сменить приоритеты.
— Слушаюсь. — Алиедора усмехнулась про себя, внешне сохраняя полную серьёзность. Припекло, господа Мастера. Даже вас чёрный несунок в лысину клюнул.
Как и требовали от неё, доньята кратко сообщила о стычке с орденом Чаши, о найденном храме Феникса, о белом алтарном камне, Пере и раскрывшейся голубоватой сфере.
— Одного такого, — закончила она рассказ, — я и словила.
Аттара и Латариус переглянулись.
— Всё сходится, — сказала старая Гончая.
— Именно, — кивнул Мастер. Вздохнул, посмотрел Алиедоре прямо в глаза. — Ты видела раскрытие Пути. На твоих глазах два мира оказались соединены тонкой пуповиной, незримой эфирной тропой. И там, куда вела эта тропа, нашлись готовые немедля вторгнуться в наши пределы. Изловленное тобой существо — не с нашего Листа, благородная доньята. Когда ты бросила скляницу, взрыв перемешал и спутал тонкие нити сил, поддерживавших портал, только поэтому ты и уцелела. Иначе их бы тут очутилась целая армия, с которой не справился бы никто. За проявленное усердие, за добытого пленника, будь ты обычной Гончей, ты получила бы самое меньшее
, большую «вайт»…
— А теперь? — Алиедора подняла бровь. — Но почему…
— А теперь мы дадим тебе
, «ашер», — решительно перебил её Латариус. — Вторую по значению из больших рун. И велим тебе немедля, не теряя ни дня, ни даже часа, отправляться в Гиалмар.
Когда Мастер говорит таким тоном, задавать вопросы не принято. Даже если ты считаешь себя будущей королевой Некрополиса.
— Отправляться в Гиалмар, не теряя ни часа, — повторила Алиедора, для верности кивнув ещё несколько раз. — Чего я должна там добиться?
— Гиалмар пока остаётся «свободной землёй». — Латариус сделал наконец жест, приглашая доньяту подняться в возок. Пленника уже заталкивали в подъехавший следом дилижанс равнодушные, как всегда, зомби; тот слабо сопротивлялся, еле слышно повторяя всё то же «авви а». — Там хватает и големов, и тайных слуг Высокого Аркана, и прознатчиков рыцарских орденов, и тех, кто, гм, оказывает некие услуги делу Некрополиса.
Алиедора ощутила нетерпение. Яснее ясного, что такие места просто обязаны кишеть шпионами и осведомителями всех хоть сколько-нибудь значимых игроков мира Семи Зверей. Зачем повторяться? Нет, эти Мастера явно распустились без настоящей хозяйки…
— Тебе нужно будет отыскать там одного человека.
— Гм, не совсем человека, — подала голос молчавшая до сих пор Аттара.
— Согласен, — неожиданно легко кивнул Латариус. — Не совсем человека. Дхусса. Хотя и утверждающего, что он вовсе не дхусс.
— Понятно, — бесстрастно сказала Алиедора. Использовать её как обычную устранительницу мешающих делу Некрополиса типов, конечно, не шибко умно. Но Мастера, похоже, не страдают от избытка мудрости.
— Ничего тебе ещё не может быть понятно, благородная доньята! — неожиданно рассердился Латариус. — Слушай внимательно и запоминай крепко. Этот, гм, дхусс — достойный противник. Да, да, я знаю. Ты ещё недостаточно опытна, за плечами всего один поход. Доучиваться придётся в бою. Аттара была против. Предлагала послать десяток бывалых, опытных Гончих. Я сказал, что должна идти ты и должна идти одна.
— Почему я? Почему одна? Кто он такой, этот дхусс?
Латариус и Аттара переглянулись.
— О, это замечательная история, — протянул Мастер. — Долгая и очень странная. С ней связано немало нелепостей, глупых верований, но…
— Проклятые дети? Дети-разрушители? — опередила его Алиедора.
— Вот пожалуйста, нахваталась по верхам и готова судить, — проворчал Мастер, похоже пытаясь скрыть известную растерянность. — Это, благородная доньята, конечно же, сказки. Следы их можно отыскать в верованиях даже самых отсталых племён юга с их тотемической магией… кхе, гм, прошу прощения, отвлёкся. Некрополис, как страж равновесия, всегда обращал особое внимание на различные… — он на миг поднял глаза, поджал губы, словно подбирая слово, — на различные отклонения. Так вот, доньята, предание о Небесном Саде тебе, я думаю, известно?
Алиедора кивнула.
— Выдумка тёмных и неграмотных пахарей, в ужасе наблюдавших за очередным явлением комет. Которые мы имеем счастье ныне лицезреть в созвездии Жужелицы.
— Выдумка?
— Ну… не совсем, — нехотя признал Латариус. — В основе лежали правильные, в общем-то, наблюдения, что каждый раз с появлением в небесах комет случаются всякие бедствия. И не просто войны или там приход Белого мора, но появления всяких… зловредных сущностей. Гниль с каждым появлением кометы появляется всё чаще, и пока комета не небесах свирепствует сильнее. Заметили также, что явление «хвостатой звезды» указывает на рождение какого-нибудь сильного чародея или нашествие неведомых страшилищ, что берутся из ниоткуда и исчезают в никуда…
— А на самом деле?
— Что там «на самом деле», никто по-настоящему не знает. Некрополис уделял этим кометам достаточно внимания, но значимых результатов мы пока не достигли. Возможно, это некое магическое образование, непредсказуемым образом влияющее на… появление тех, кто, скажем так, отличается от других.
«Это же мне втолковывали и Дракон с Тьмою», — подумала Алиедора.
— Кометы появляются каждые двадцать четыре года. Казалось бы, за столько лет можно было в деталях изучить все, гм, последствия. Однако мы не преуспели. Установили лишь, что по всему миру после их прохождения возникают всякие… неправильности. Но не только каждые двадцать четыре. Каждые восемь и шестнадцать лет, пока кометы не видны, это же повторяется, только куда слабее. В теоретических трудах утвердилось понятие о «кометных триместрах». В каждый из них количество… странного, творящегося в Райлеге, сильно возрастает. А двадцать четыре года назад — как тебе, быть может, известно — там, наверху, — Латариус ткнул пальцем, — творилось и вовсе что-то небывалое. После этого и появилось название «Небесный Сад»…
— Значит, во всём виноваты кометы? — сощурилась Алиедора.
— Не обязательно. После того — не значит, что вследствие того, — сухо ответил Латариус. — Мы лишь установили соответствие. Причины нам по-прежнему неясны. На самих кометах, как нетрудно догадаться, пока ещё не побывал ни один из наших Мастеров.
— Так к чему же вы клоните, досточтимый Латариус? К тому, что я…
— Что за манера — всё сразу поворачивать на себя! Нет, благородная доньята, речь я вёл совсем не к тому. В Райлеге появился тот самый дхусс, о котором мы тебе говорили. Дхусс, который, как мы считаем, стал сильнейшим, быть может — самым сильным в истории — отклонением от обыденности.
— Он что, летает, аки птица? Выдыхает огонь? — поинтересовалась Алиедора.
— Ни то, ни другое. Но мы обнаружили — не спрашивай, как именно, — резкое изменение баланса.
— Баланса чего? Баланса где? — Как же эти Мастера любят изъясняться напыщенно и витиевато, причём, как правило, толком их не понять.
— Баланса сил, оставшегося в неустойчивом равновесии после ухода Семи Зверей. Разнообразие угасло, стянулось ко всего лишь двум полюсам, двум цветам — чёрному и белому. Увиденное тобой во храме — лишнее тому подтверждение. Где-то в ином мире, на ином Листе Великого Древа, куда, похоже, заглядывал Феникс, — есть те, кто не прочь прогуляться и под нашим небом. Это, если откровенно, тоже весьма тревожит. Пока что от пленника мало толку, мы не знаем его языка, а вскрыть ему голову наши Мастера, конечно, могут, но едва ли мы многого добьёмся — вот будь он из наших мест…
— Однако они прорываются, — заметила Аттара. — Стоят наготове.
— Стоят наготове, — согласился Латариус. — Но я говорю о другом. О том, что кометы своим воздействием истончают окружающие наш мир барьеры, они становятся проницаемыми… для самых разных существ.
— Вы намекаете, Мастер, что этот дхусс, о котором вы говорили…
— Это одно из предположений. Ничем не подтверждённое, кстати, — перебил Мастер. — Но связь между всем этим очевидна, и… ты помнишь наш первый спуск вглубь?
«Помню, — подумала Алиедора, молча кивнув. — Помню, как почувствовала боль и муку моего мира. Боль и муку, идущие из глубины, тяжкую болезнь, которую неведомо, как лечить…»
— Итак, нам нужен этот дхусс, — закончил Латариус. Сцепил пальцы, принявшись крутить большими друг вокруг друга, словно наматывая невидимую цепь на колодезный ворот.
Мастер боялся.
— Я уже спрашивала, что он может? Летать?
— Нет, — угрюмо сказала Аттара. — Вернее сказать, никто не знает, на что он способен. Мы только… получили известие, что равновесие нарушено. И что связано оно с… этим дхуссом.
Алиедору так и подмывало спросить «от кого получено», однако она вовремя спохватилась. Пока ещё она должна играть «правильную», настоящую Гончую.
— Тебе предстоит отыскать его, благородная доньята, и следовать за ним, не отступая ни на шаг. Если представится случай — проверь границы его способностей. Но ни под каким видом, повторяю, ни под каким — не вступай с ним в открытый бой. Твоё дело смотреть, замечать и сообщать нам. Ничего больше.
Алиедора позволила себе удивлённо пожать плечами.
— Прошу прощения, мой Мастер, но с этим справится любая Гончая. Смотреть и наблюдать — тут ни ума не требуется, ни ловкости. Почему я?
— Не прикидывайся, — нахмурился Латариус. — Любая Гончая не сможет, в случае надобности, сделать то, на что способна лишь ты, благородная доньята. Мы шлём тебя на случай непредвиденного. Едва ли кто-то ещё из воспитанниц Аттары сумела б закрыть портал в храме Феникса и захватить пленного.
— Что с ним будет, кстати?
— Неожиданный вопрос для истинной Гончей, — заметил Латариус с тенью насмешки, и Алиедора досадливо прикусила губу.
— Будем думать, как его можно разговорить, — смилостивилась Аттара. — Нам надо понять, как получилось, что они хлынули сразу же, стоило порталу открыться.
— Вот именно, — Латариус попытался тотчас же перехватить инициативу. — Врата отворились с нашей стороны. Или — быть может — был только передан сигнал, что открытие возможно. После чего они уже сами взломали барьер.
— Это означает только одно, — Аттара скрестила руки на груди, с вызовом взглянула прямо в глаза Мастеру. — Там, в их мире, стоит наготове армия вторжения. И, едва появляется хоть малейший шанс, они бросаются в брешь, словно штурмуя крепость. Некрополис не оставит это без внимания, благородная доньята. Но твоё задание это не отменяет. Ищи дхусса.
— Имя? Приметы? — деловито осведомилась Алиедора.
Латариус с сожалением покачал головой.
— Тот, от кого пришли эти вести, не сумел передать ничего, кроме лишь главного. Тебе придётся очень сильно постараться, Гончая. И это — ещё одна причина, почему задание досталось тебе и именно тебе. Отправляйся немедленно. До гавани Дир-Танолли тебя отвезёт галера. Обычно Гончие не путешествуют верхами, но для этого случая мы сделаем исключение. Полагаю, этому гайто ты обрадуешься. Выгляни наружу.
Алиедора в растерянности распахнула дверцу возка — и едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть.
Двое дюжих конюхов-людей держали под уздцы огромного вороного. При виде доньяты гайто вскинул точёную голову, заржал, ударил раздвоенным копытом.
— Мой… мой скакун… — только и смогла выдавить доньята. — Но как… но откуда…
— Сам пришёл, — пояснила Аттара, высовываясь следом. — Сам пришёл к Сиххоту, в руки не давался, двух зомби копытами зашиб так, что пришлось отдать на разделку. Но и не уходил. Хорошо, попался толковый Мастер, даром, что совсем ещё молодой. Сделал, что надо, понял, что этот гайто запечатлён, сообщил куда следует… мы разобрались. В общем, скакун твой, доньята Алиедора, прошагал весь путь до Некрополиса, а потом сюда. Но ди-и-икий! — она покачала головой. — Подолгу упрашивать надо, словно человека. Так вот и шёл за нами. Вплоть до самого Скришшара. Не поверишь, правда?
Алиедора и впрямь с трудом могла поверить собственным глазам. Выбралась из возка, на негнущихся ногах шагнула к жеребцу — тот чуть повернул голову, глядя на неё одним глазом, словно бы изучающе. Затем вдруг гневно фыркнул, попятился, захрапел.
— Ты что, что ты? — только и смогла пролепетать доньята, но гайто уже успокоился. Голова его низко опустилась, дышал он шумно и, когда Алиедора осторожно коснулась могучей шеи, чуть заметно дёрнулся.
— Боится. — Алиедора готова была поклясться, что в голосе Аттары прозвучало нечто, очень похожее на злорадство. — Почуял, умница, что ты уже другая, не та, что раньше. Кровь-то сменилась, благородная доньята. Пахнешь уже по-иному.
Алиедора промолчала. Аттара была совершенно права. Гайто, её гайто, неведомо как нашедший свою маленькую хозяйку, — теперь неложно её боялся. Боялся того, во что она превратилась. Страшился того нового, что текло теперь в её жилах, смешанное с кровью.
Она поёжилась. Сердито передёрнула плечами, злясь на себя за эту слабость. Она то, что она есть. И ты, гайто, примешь меня такой, какой я стала. А нет — пожалуйста, иди хоть на все четыре стороны.
Отыскать дхусса в Гиалмаре — проще найти иголку в стоге сена…
— Ты его почувствуешь, — непререкаемо бросил Латариус. — Заклятья поиска, которые мы осваивали… те самые, с принесением жертвы… они помогут. Но главное — вы, образно выражаясь, брат и сестра. Только он — дитя комет, плод Небесного Сада, а ты родилась на восемь лет позже. Вторая часть цикла.
— Значит, я слабее, чем он? — Алиедора гордо вскинула подбородок.
— В чём-то, — нехотя признал Мастер. — Но в другом ты, напротив, на голову выше. У него нет твоего… прошлого. С ним не говорили Белый Дракон и Тьма, он не повелевал Гнилью. Его магия могущественна, да, но и твоя, благородная доньята, ничуть не хуже.
— Значит, нам всё-таки придётся с ним драться?
— Не исключаю, — Латариус вздохнул. — Но это — крайний и весьма нежелательный для нас исход. Твоя задача, повторяю, найти его и не спускать с него глаз. Не препятствуя — ни в коем случае не препятствуя! — ни в одном из его начинаний. Смотри, доньята, смотри в оба и запоминай. Это всё, что от тебя требуется.
* * *
— Благородный дон Деррано. Какая честь для нас, — произнёсший эти слова маг словно сошёл с книжной миниатюры. Высокий, худой, белобородый, в тёмно-синей мантии, расшитой прихотливым серебристым узором — бесконечные переплетённые спирали. — Покорнейше прошу благородного дона присесть. Не угодно ли приказать, чтобы подавали трапезу?
Дигвил молча склонил голову. В животе его холодело: могущественный чародей, один из столпов Высокого Аркана, не будет так унижаться, тем более перед наследником сенорства, где не осталось ни одного серфа и где маршируют лишь мрачные полки оживлённых мертвецов. Вежливость, чуть ли не угодливость мага казалась изощрённым издевательством, предвестником готовой вот-вот захлопнуться западни.
Они сидели в роскошном покое, белый мрамор стен пересекали полуколонны синего камня с золотыми прожилками. Голубое и серебряное занавесей, ультрамариновые напольные вазоны с только-только распускающимися белыми цветами. Хрусталь и золото на круглом инкрустированном столике, лёгкие белые стулья — и любезный жест руки, заставляющий колыхаться сине-серебряное облачение.
— Прошу вас, благородный дон Деррано.
Дигвил был в Державе уже больше двух месяцев. Короткая и бурная весна уступала место стремительно набиравшему силу лету. Всё это время он провёл, если честно, на положении почётного пленника: с ним хорошо обращались, потчевали изысканными яствами, развлекали застольными беседами и иными, достойными благородного дона потехами вроде загонной охоты, но не спускали с него глаз, ни на миг не оставляли одного и никуда не отпускали. Дигвил сбился со счёта, сколько таких вот седобородых магов вело с ним длинные и, казалось бы, отвлечённые беседы. Беседы, неожиданно прерываемые «истинным» вопросом, на котором, как они ожидали, шпион Некрополиса мог провалиться. Дигвил устало отвечал, пока в один прекрасный день, услыхав: «А кстати, как звали вашу кормилицу, благородный дон?» — он не пожал равнодушно плечами и не сообщил, что ему, наследнику сенорства, такие вещи помнить совершенно необязательно. Серфы оставались серфами, чёрной костью, и для благородного дона помнить имена всех служанок его почтенной матери?!
Как ни странно, это подействовало. Вопросы «а как звали племянницу помощника главного егеря» задавать перестали. Теперь упирали больше на вещи, которые благородный дон не мог не знать, вращаясь в высшем обществе Долье и часто бывая при дворе.
Дигвил удивлялся — великий и всемогущий Аркан мог, как утверждалось, свободно читать «в умах и сердцах»; для чего же эти древние как мир уловки? Тем не менее он отвечал честно и терпеливо. Наверное, другой бы на его месте просто наслаждался б жизнью — ему ведь несказанно повезло: он уцелел под ударом мертвяков, Дигвила не зомбировали, как сотни других его товарищей по несчастью; он пробрался сквозь вражеское государство и наконец очутился среди «своих», правда, упорно считавших его «чужим», но, по крайней мере, не упрятавших за решётку.
Однако перед глазами у Дигвила неотступно стояло только одно — низкий подземный зал; грохочущие цепи, наматывающие их на себя барабаны, медленно вращающиеся зубчатые колёса. Бездушная механика, словно нарочно позаимствованная у злейших врагов — Державы Навсинай.
Конечно, он тоже задавал вопросы. Его величество король Семмер, законный владыка Долье и Меодора, как говорили «дипломированные пользователи Высокого Аркана», пребывал в добром здравии, вместе с отрядами големов Навсиная его уцелевшие полки помогали отражать приступы мертвяков, обнаглевших до такой степени, что пытались штурмовать перевалы Реарских гор.
Старый дон Деррано, по имевшимся у магов известиям, также был жив. Отцу Дигвил написал сразу же, как только разрешили, — вот только дошла ли весточка?
И — самое мучительное — в Державе, разумеется, ничего не знали о судьбе домашних Дигвила, оставленных им по пути в горное убежище.
— Не стесняйтесь, благородный дон, — маг ободряюще улыбнулся. Дигвил растянул губы в ответ, опасаясь, однако, что получившееся куда больше напоминало звериный оскал.
Улыбнуться-то он улыбнулся, но к расставленным яствам не притронулся. Не пригубил и бокала. Чародей если и заметил, то вида никак не показал.
— Вы, бесспорно, уже не раз повествовали о своём спасении из лап отвратных некромансеров. — Маг сел напротив, спина прямая, взгляд внимательный, отработанно-сочувствующий.
Дигвил молча кивнул. Да, повествовал. Со счёта сбился, сколько раз. И чего вам всё неймется, господа маги?
— И говорили, что все ратники, пребывавшие под вашим командованием и вместе с вами взятые в плен, оказались зомбированы?
— Истинно так, — на сей раз Дигвил счёл необходимым ответить вслух.
Маг покивал, глядя на молодого дона с подобающим случаю сочувствием.
— Но вы уцелели? И, более того, были отпущены с миром?
— Да.
Маг вздохнул.
— Благородный дон Дигвил. Вы — наследник знатного и славного рода — не можете не понимать, в сколь трудное положение вы меня поставили.
— Нет, сударь. — Дигвил выпрямился, взглянул прямо в глаза чародею. — Не понимаю. Я предоставил все доказательства, какие только мог предоставить человек благородного происхождения, не причинив урона своей чести.
— Я не понимаю, — маг переплёл сухие пальцы, воззрился на Дигвила из-под кустистых старческих бровей, — что заставило Мастеров Смерти всё-таки отпустить вас?
— Я же говорил, сударь. Моя невестка, урождённая доньята Алиедора Венти…
— Мне это известно, — перебил чародей. — Вы, благородный дон, не раз упоминали, что сия доньята попросила некромантов отпустить вас. И они согласились. Отложив пока что в сторону вопрос о том, как вышесказанная доньята очутилась в Некрополисе, спрошу, — маг наклонился, вперив в Дигвила буравящий взгляд, — почему, нет, почему они таки её послушали?! Что такого было в её словах? Чем девчонка так ценна для Мастеров Смерти?
Дигвил пожал плечами.
— Как же я могу знать, сударь? Я не маг, не чародей. Сии тайны скрыты от меня.
— Она же была воспитанницей в Деркооре!
— Совершенно точно. Обычная, ничем от других не отличающаяся девчонка.
— Безо всяких странностей, благородный дон?
— Безо всяких странностей, сударь.
Ему не поверили.
— Тогда как, — глаза чародея сузились, — как вы объясните, благородный дон, что если проложить путь от Деркоора до Венти, то именно в то время там один за другим случались сильнейшие прорывы Гнили? Как понять саму гибель рода Венти — Гниль уничтожила всех в пределах кольца стен, в каменном строении, чего не бывало до того нигде и никогда?
Дигвил недоумённо развёл руками.
— Сударь, я — не чародей.
— Это я уже слышал! — отрезал маг. — Вас держали тут так долго, благородный дон, потому что мы, Высокий Аркан, оказались принуждены вплотную заняться вашей беглой невесткой. Все эти седмицы лучшие дознаватели Аркана пытались воссоздать картину происшедшего. И, надо сказать, не без успеха.
Не зная, что отвечать, Дигвил вновь развёл руками.
— Ничего не видели, ничего не замечали, ни о чём не догадывались. — Маг не скрывал ни раздражения, ни досады. — У вас, благородный дон, под носом росло… зрело… чудовище, монстр в человеческом обличье, ведьма, всем ведьмам ведьма — а вы, как говорится в народе, «ни сном ни духом»?
— Ведьма? — растерялся Дигвил. — Монстр? Откуда?
— Я теряю с вами время, благородный дон. Вы сейчас — во владениях Державы Навсинай и таким образом подпадаете под действие уложений Высокого Аркана, строго карающих за укрывательство!
— Укрывательство кого?
— Ведьм, конечно же! Вы, благородный дон, прекрасно были осведомлены о качествах невестки вашей, однако же предпочли об оных умолчать!
— Да зачем мне это? — Дигвила, казалось, это совсем сбило с толку.
— Вот я и пытаюсь понять: зачем?
Лишившись дара речи, молодой дон Деррано только вздохнул.
— Значит, будем молчать? — зловещим тоном заправского палача осведомился маг.
— Да я бы сказал, было б что, — совершенно честно ответил Дигвил. — Говорю же, обычная девчонка… ну, лихая, задорная, что верно, то верно… но уж никак не ведьма! Да ведь и не было никаких прорывов Гнили вблизи замка, пока она там жила!
— Никакого от вас толку, благородный дон, — махнул рукою чародей. — Поймите же, мы воюем с Некрополисом, весь миропорядок канул в бездну…
— Позвольте, — вдруг перебил мага Дигвил. — Как же «канул в бездну», когда я сам видел — на Делхаре никакой войны нет. Големы и мертвяки стоят друг против друга, но реку никто не переходит. Держава толкается с Мастерами Смерти в Меодоре и Долье, а там, где, казалось бы, и следовало наступать, вершить решительные битвы, — тишина. Разве это называется «миропорядок канул…»?
Маг несколько мгновений молчал, сердито сверкая глазами.
— Да, большой, всеобщей войны пока что нет, — нехотя признал он наконец. — Но то, что Держава и Некрополис вообще сшиблись…
— И что? — гнул своё Дигвил, почувствовав слабину противника. — По мне, так есть молчаливый договор. Толкаемся у нас в Меодоре да в Долье, вроде как на турнире, а главные силы не трогаем, границу не переходим, коренные земли Державы или Некрополиса не разоряем. Разве не так, сударь?
— Меняем темы, благородный дон? — усмехнулся маг. — Что ж, неплохо, неплохо. Но меня интересует не политика и не стратегия. Меня, признаюсь, очень занимает доньята Алиедора. Вернее, то, во что она превратилась. И, я боюсь, благородный дон, вам придётся ещё какое-то время попользоваться нашим гостеприимством. До тех пор, пока означенная доньята не окажется у нас.
