Глава 16. ПОСЛЕ
Удар. Колокол.
Звук тягучий и гулкий.
Проникающий в самую суть.
Звоном над домами,
вдоль переулков,
провожает
в последний путь.
Всех отживших. Когда-то великий город,
Ныне временем побежден.
Для него все закончилось.
Только холод.
Только мертвый
Последний
Сон.
Автор неизвестен
Удар колокола.
Звук.
Тягучий, глубокий, низкий. Пробивающий до костей. Будоражащий душу.
Он плыл над пустым городом, тек по улицам и проулкам, отражался от стен, множился, слабел и затихал. Оставался звучать лишь в сердце.
Долгой тяжелой паузой застывал миражом в бесконечной тишине оставленного всеми Аркуса. Великого города. Колыбели людей. Столицы надежд.
Раздавленных. Выжженных самими основателями.
А затем колокол звучал снова.
И все повторялось.
Раз за разом.
Мерк стояла на балконе, на холодном зимнем ветру, вдыхала дым не унимающихся пожаров, слушая плач колокола. Погребальный звон. Прощание.
С кем? Возможно, с Мальтом. Возможно, с прошлым, которого, после равнин Даула, никогда не вернуть. Возможно, с учениками, теми, кто отвернулся от Шестерых. Выбрал ложный путь. И легшими там, где легли и те, кто не предал, остался верным до конца.
О, сколько их! И тех и других. Ставших пеплом. Прахом. Памятью. Порванными нитями в реальности. Навсегда ушедшими на ту сторону.
Она стояла на балконе, впившись пальцами в перила так сильно, что сломала ноготь, но даже не заметила. Не чувствовала боли, не ощущала холода от жестокого стылого ветра. Смотрела на мертвый, опустевший город.
Было бы ложью сказать самой себе, что она его не узнавала. Нет. Он почти не изменился, если не считать угольно-черной полосы, протянувшейся через него.
Мерк смотрела на зарево за горами. Туда, в некогда плодородные медовые долины, пришел горящий яростью Моратан, в день, когда проигравшие в Дауле, последние из уцелевших, отступили и встретили Шестерых, дабы дать последний безнадежный бой. Не пустить в город.
Умереть с честью.
Ее брат лишил их права чести. Дал возможность лишь умереть. Быстро, жестоко, стирая врагов из памяти мира.
Всех.
И людей. И асторэ. Величайших воинов. Прекрасных дев. Лучших учеников.
Теперь, на месте битвы… бойни, лишь вывернутая земля, чудовищные разломы, кратеры и нарушение всех законов бытия. Там камни размером со скалу летали по воздуху, точно птицы, а водопады уносились в небо, исчезая в облаках. Яд сочился из трещин, отравляя все вокруг, и Мерк полагала, что и спустя пятьсот лет мало что изменится. Такова была ярость ее брата.
После этого город распахнул несокрушимые врата, встал перед ними на колени. Ибо некому больше было сражаться. Остались лишь те, кто прятался в нем и не мог или не хотел выйти на битву. Мири молила простить их, оставить.
— Разве вы не устали от всего этого? Множить боль. Надо остановиться первыми, — говорила она.
— Мы уже послушали тебя с асторэ, — возразил Моратан. — Ты просила пощадить их, мы были против, но ты умеешь убеждать. Я сотру в порошок этот презренный род Аркуса. Всех, кто встал под знамена с водоворотом. И мы начнем заново. Восстановим былое.
Милт, теперь самый старший из четверых уцелевших, всегда знающий цену словам, проронил, кутаясь в плащ:
— Былое не вернется. Забудь об этом. Ты не отстроишь заново то, что сломано. Просто оставь.
Два голоса против одного. И Моратан повернулся к Мерк с вопросом в глазах, ожидая ее решения.
— Оставь, — наконец произнесла женщина с белыми волосами.
Ей было все равно. Ей было больно. Она хотела плакать, но забыла, как это делается. С тех времен, когда Нлон утешал ее, прошло так много лет, что от той девушки без способностей к магии не осталось ни следа. Но когда она обрела силу, та изменила её, сделала совсем иной. Лишь в минуты близости с Мальтом Мерк становилась собой. Хоть ненадолго возвращалась к той, прежней.
Отвлекалась от смерти. От шепота сотен тысяч, над кем имела власть.
Но теперь и Мальт ушел. Погиб за нее, спас, и не вернулся с равнин Даула.
Трое сказали свое слово, и Моратан неохотно отступил, приняв их волю.
Это было так… давно. Два дня назад? Три?
Время заканчивалось, и требовалось поговорить с ним. Теперь, когда она знает план Мири. Когда Милт согласился.
Все наследие под угрозой. Они в шаге от потери магии. Не останется ничего для будущего. Для учеников. Для множества поколений, которые придут после.
Мерк чувствовала, как магия вымывается из ее костей, не быстро, о нет, но тем страшнее была эта потеря. Словно сцеживали кровь. Жестоко и долго. Капля за каплей.
Таувины, так называли своих учеников Мальт и Моратан, уже начали терять силы. Но вскоре придет черед и тех, кто шел за ней. А потом… потом и она станет такой, как раньше. До того, как Мали открыла дорогу, и асторэ отдали им магию.
Мерк вышла на улицу, чувствуя, как ветер, бушующий после пожаров, швырнул в нее сухие острые снежинки, коля лицо, шею, плечи.
Колокол.
Звук.
Тоска.
Мерк шла через пустой город, опустив голову, не чувствуя умерших здесь в последние дни. Их нити были выжжены, дабы не дать пищу тому, кто пришел с той стороны.
Великая насмешка судьбы. Еще одна ее ошибка. Сколько она их допустила со времен молодости? И одна страшнее другой. Попросила Моратана не трогать жителей и собственными действиями убила их всех. Так, что пришлось оставить на Аркусе черный шрам.
Они все приняли участие в этом. Мири плакала, когда плавились люди, исчезали дома, а горячий ветер разорвал город на две половины. Крик стоял до небес и небо стало лиловым.
Никого не осталось кроме четверых переживших битву и их немногочисленных учеников.
Мерк ждали. Среди снега, холода, ветра. Двадцать два человека, облаченных в пурпур. Мужчины и женщины. Молодые, почти дети. Все, кто смог пройти бойни последних дней, закалить себя, выстоять и не сойти с ума от бесчисленных смертей.
Она увидела, что у Лутра разбито лицо, у Мар рассечена щека, а Гленн ранен и теперь его тело поспешно залечивает удар кинжалом в бок. Мерк не надо было спрашивать «что случилось?».
Прекрасно знала «что». Она предполагала такое развитие событий.
— Вы ответили? — спросила она.
— Диста заразила кожу напавшего на Гленна язвами, и больше они не пытались. Лишь угрожали, — произнесла Мар. — Проклятые таувины! За что они ненавидят нас?!
За нее. За то, что Мерк пыталась вернуть Мальта и потерпела неудачу. Привела город… мир к катастрофе.
Беловолосая некромант посмотрела в лицо каждому из учеников. Они сильны. Но, в то же время, так слабы. После войны и потому, что их двадцать два, а за Моратаном теперь больше шестидесяти, с учетом последовавших за ним воспитанников Мальта.
И противоречия растут как снежный ком. Первая кровь между теми, кто еще несколько дней назад был союзником, пролилась. Кровь — как ключ. Стоит появиться капле и словно рушатся все замки. Все, что сдерживало. Выпустить следующую каплю становится гораздо проще. А потом и реку.
— Вы уедете. Сегодня. Сейчас. Через ворота, сперва на север, а после на восток. Через новое море, в земли, которые я называю Кариф. Там бесконечные леса и реки, вы сможете укрыться, пока их гнев не ослабнет.
— Наставница, мы не боимся их, — сказал Дакви, самый младший и самый талантливый.
— Это, хорошо. Но ваша цель — постигать искусство, а не воевать с глупцами. Я разберусь с тем, что случилось, и все улажу. А потом присоединюсь к вам в пути. Вы же создайте город, чтобы нам было, где жить.
— Как нам назвать его, наставница? — спросила чернобровая Даират.
Мерк улыбнулась, хотя это и далось ей с трудом. Она подумала, что, наверное, ее улыбка ничуть не лучше оскала черепа.
— Назови в честь себя. Новый город тзамас будет также прекрасен, как ты.
Несколько человек рассмеялись. Лутр ткнул Даират локтем в бок, подмигнул.
Колокол.
Звук.
— Просто держитесь от таувинов как можно дальше, пока я не приду.
— Мы сделаем, как вы сказали, наставница. Не сомневайтесь. Но не нужна ли вам наша помощь? — Дакви еще юн и он так наивен, показывая свое беспокойство о той, кто в этом совсем не нуждается. — Господин Моратан…
— У моего брата есть причины для плохого настроения. Я решу эти проблемы. Вы многое умеете. Вы сильны. Я горжусь вами. И скоро мы снова будем вместе. Помните мой завет. Ведь вы помните?
— Бойся трогать волшебников, не используй их, перешагивай через них и иди дальше не оглядываясь, — прошептала Даират.
Мерк одобрительно кивнула.
— Больше мы не допустим такой ошибки. Никогда. А теперь ступайте. Прямо сейчас. Уходите из Аркуса, пока не пролилось еще больше крови.
И они ушли. Пурпур растаял среди белого ненастья белого города. Мерк проследовала по улице до конца и остановилась перед зданием, которое когда-то силой своего искусства создал Мальт.
Он был воином, но строил не грубо, а изящно. В каждом здании, колонне и шпиле, что выходили из-под его рук, чувствовалась любовь ко всему, что он делал. В Аркусе было много построек его работы. И ни одной, которую создала Мерк.
Строить она не умела.
Только разрушать.
Так ей сказал Моратан, и он был прав. Разрушение и смерть — ее стихии.
Массивная колоннада, длинные крылья-надстройки, сорок ступеней, ведущих к массивным бронзовым дверям. Они, несмотря на вес, легко распахнулись перед ней и гулко, тяжело закрылись, отрезая холод поднимающейся вьюги, перерубая непогоду, словно острый нож веревку.
Зал встретил ее разговорами, мгновенно стихшими, стоило ей появиться.
Тишина повисла тягостная, тревожная и неполная. Глухой шум разыгравшегося ветра за окнами, его вой звучал почти что зловеще.
Колокол.
Звук.
Даже он теперь казался странным и чужим.
Множество мраморных тумб оказались пусты. Большинство тех, кто некогда занимали их, остались на равнинах Даула, находясь на той или иной стороне в битве. Людей по меркам масштабов этого места осталась горстка. И все они были облачены в черное.
Знак траура по тем, кто ушел и никогда не вернется.
Пока она проходила под их взглядами, никто не сказал ни слова.
В том числе и ей. Не решились. И не посмели.
Здесь не было тепла. Уважения. Поддержки. Того, что прежде связывало их всех.
Лишь холод. Недоверие. Затаенный гнев.
Даже среди таувинов Мальта, всегда преклонявшихся перед ней.
Один из них, Оглен, все же решился и шагнул в её сторону. Но застыл, остановился, глядя куда-то за плечо тзамас. Она обернулась и увидела Милта.
Невысокий, поджарый, с простым незапоминающимся лицом, кутавшийся в странный кружевной плащ, подаренный ему южным народом, он появился, как всегда, внезапно. Брат умел приходить словно бы из ниоткуда, оказываясь порой очень кстати в моменты, когда требовалась помощь.
Или… или когда не стоило развивать конфликт. Он всегда был той водой, что тушила пламя.
Оглен сделал вид, что он и не шел к Мерк, присел на ближайшую тумбу, и тзамас вместе с братом покинули зал.
— Глупо дразнить молодняк, — голос у Милта был жесткий, но карие глаза смеялись.
— Они — неразумные дети, которые вскоре могут лишиться всего, чего добились. Нет времени их убеждать или доказывать, а тем паче ругать. Хотя бы за то, что они напали на моих учеников.
— Они не дети, — возразил Милт. — У них за плечами битва Даула, и они понимают лишь силу. Мы еще наплачемся с ними. Мир наплачется, если только у нас выйдет решить проблему.
— Мири тебе сказала способ?
— Да.
Короткий ответ. Никаких лишних эмоций.
— Я так и не поблагодарила тебя за то, что ты сделал.
Он вопросительно покосился на нее, и на его лице появилось выражение вежливого недоумения.
— Ты закончил ту битву.
— Ее закончило море, что пришло без приглашения.
— Ты смог убить Вэйрэна. Его доспех выдержал и меч Моратана, и силу Мальта. Твой нож справился лучше всего. Пронзил темную броню, ударил в сердце.
— Благодарить за это я должен мастера, создавшего его.
Моратан вытащил из ножен клинок, протянул Мерк:
— Посмотри, — и, заметив ее сомнение, добавил стали в голос: — Ну же, маленькая сестра. Он не кусается.
Она взяла в руки вещь, которую когда-то выковала. И когда подушечки пальцев коснулись темной стали, не сдержавшись, вскрикнула:
— Как?! Почему?!
Милт улыбнулся и вокруг его глаз появились морщинки. Она часто забывала, что он самый старший после Мали и Миерона.
— Течение жизни. Цена за мир. То, что я потерял. Назови, как хочешь, итог един — Вэйрэн уничтожен.
— Но твой нож. В нем больше нет силы. Он…
— Просто нож. Хороший. Острый. Замечательный и все еще способный уничтожать латы, сотканные из мрака.
— Но и только. Ты…
Она не знала, что сказать. Просто обняла его, и он, вопреки обычаю, не препятствовал. По крайней мере какое-то время.
— Ну хватит, маленькая сестра, — Милт пошевелил плечами, прося отпустить его. — Не надо слез и сожалений. Все идет, как идет.
— Мне жаль.
Волшебник наклонился к ней:
— Жаль того, что твоя славная игрушка лишила меня многого? Или того, что случится совсем скоро?
Мири нашлась в зале Памяти, там, где гармоничную мелодию создавали падающие с высоты шары, ударявшиеся в пластины, а затем катящиеся по желобам. Ее д’эр вин’ем, старый и уже полуслепой, с редкой шерстью, но все еще ясным умом и ироничным, острым языком, следил за тем, как волшебница, касаясь рога, так давно сделанного и подаренного ей Мерк, плавит внушительную глыбу мрамора, отрубая все лишнее.
Понять, что получится в результате, было сложно, работа только-только началась.
Белый лев чуть склонил голову, приветствуя вошедшую, а затем положил морду на передние лапы, собираясь поспать. Он часто спал в последние годы.
Услышав шаги, Мири отвлеклась, повернулась к ней, без улыбки, рассеянно потерла щеку тыльной стороной запястья. Веки у нее были красными то ли от слез, то ли от усталости. Перчатка Вэйрэна, единственное, что осталось от мятежного асторэ, лежала рядом с ней.
— Зачем ты ее хранишь? — Мерк не скрывала своего отвращения.
— Моратан задал тот же самый вопрос.
— И что ты ему ответила?
— Сказала, что это победный трофей Милта. Его подарок мне, — Мири протянула сестре перчатку:
— Посмотри на нее внимательно. Что ты видишь?
— Интересно.
Рыжие брови Мири насмешливо поднялись:
— И только?
Мерк вздохнула, села рядом, небрежно бросив перчатку на осколки мрамора:
— В ней сердце той стороны. И я узнаю материал. Металл, кость гвина. Ковка, пускай после и постарались шаутты, слишком знакома. Моя работа, а значит перед нами часть посоха Мали. Его переплавили, смешали с металлом другого мира, создали доспех для Вэйрэна. Вот причина его силы.
Они помолчали, думая о насмешке судьбы. О том, как все повернулось, и том, как ошибку Шестерых использовали против них. Миерон, самый осторожный и дальновидный, предупреждал их когда-то, что ни к чему хорошему та глупость не приведет. Но Мерк так хотелось быть полноценной. Такой же, как братья и сестры. Мальту хотелось справедливости. Мали — вернуть зрение. Миерону — помочь ей. Мири — исполнить увиденное во благо человечества. Моратану возвыситься. Милту… что было нужно Милту не знал никто.
И вот, спустя годы, им пришел ответ. Мир разбит. Магия уходит. Та сторона отомстила за то, что они ей сделали. И асторэ, ставшие шауттами, сыграли свою партию. Использовали ошибки Шестерых.
Ужасно. Горько. Смешно до слез.
— Вэйрэн был лишь инструментом. Клинком против нас, — наконец проронила Мерк.
— Против меня. Кое-кто считает, что я во всем виновата. Ведь это я предложила выкинуть наших учителей. Все остальное — лишь череда трагических случайностей. Никто не предполагал, во что они переродятся там.
— Ты видела, что так будет? С перчаткой.
Мири с сожалением развела руками:
— Я желала лучшего для всех нас. И все мы хотели прекратить ту войну и выжить. Но война не закончилась. Просто стала другой.
— Ты уничтожишь ее?
— Зачем? Она безопасна.
Мерк возразила:
— Ложь. Что ты видела?
Та вздохнула с глубокой печалью и произнесла с неохотой:
— Она безопасна для каждого из нас. Но не для других. Поэтому я спрячу ее здесь. Аркус проклят нами. Сюда никто очень долго не придет.
— Что ты видела, сестра?!
Мири закрыла глаза, потекли слезы. Плакала она совершенно беззвучно.
— Множество вероятностей. Но все они говорят, что Даул — это не конец. Лишь начало дороги. Когда-нибудь мы проиграем. Мир изменится. Разорвется. А, может, останется прежним.
Мерк зло сверкнула глазами:
— Если перчатка — причина грядущих бед, уничтожь ее!
Мири сохранила спокойствие, спросив веско:
— А ты сможешь уничтожить свой браслет? Или мой рог? В них сила, что делает нас равным богам. Даже асторэ не могли уничтожить кости гвинтов. Они лежали тысячи лет в пыльной кладовке, пока Мали не открыла путь на ту сторону.
— Ты тоже можешь открыть.
Смех у рыжеволосой вышел зловещим:
— Посмотри на меня, сестренка. Ну же! Посмотри, как ты смотришь на всех остальных. На мои нити. Ну?!
Мерк взглянула и отшатнулась:
— Ты… — слова давались с трудом. — Ты умираешь.
— Вэйрэн стал прекрасным оружием того, кто так хотел мне отомстить. Да и вам тоже. Мои силы истощены боем. А дни сочтены. Доспех оказался слишком прочен, он давал ему мощь, толкал на бунт, смутил разум не только асторэ, но и всех, кто встал под его знамена. Все это я разрушила, дав плетение Милту, и его нож поставил финальную точку. Но пора заплатить цену. Каждому из нас. Теперь я не смогу открыть путь на ту сторону. Мали больше нет. И Миерона. И Мальта с силой его солнц и лун. Моратан бесполезен, его способности самые приземленные и всегда такими были.
— Если бы ты только могла создать брешь. Я готова отнести перчатку, я выдержу силу мира мертвых.
Мири с благодарностью коснулась щеки сестры, шепнула:
— Знаю. Но это сделаешь не ты. И не сейчас. Если когда-нибудь такой момент придет, то нас давно уже не будет.
— Как же они справятся?
— Они потерпят неудачу. Не раз. Вероятностей множество. Но когда-нибудь у кого-то получится. И все закончится. А точнее — начнется снова. Как мы и хотели. Наша же реальность, наша магия, все, что нас окружает — отравлены перчаткой. Я так вижу. Мы сами себя испортили, забрав силу у асторэ и породив чудовищ. Забудь о том, что произойдет потом. Думай о настоящем. Поговори с Моратаном, пока не поздно. Прощай, сестра.
— Прощай? — нахмурилась Мерк.
Мири серьезно посмотрела на нее:
— Миерон был когда-то прав. Нам не стоило тревожить тех, кто жил там. Даже ради победы в нашей войне и спасения своего народа. Последствия тех действий у нас перед глазами. Вероятности множатся, и шанс, что ты или я умрем в ближайший час — высок. Так что на всякий случай «прощай».
— Прощай, — поднимаясь, сказала тзамас. — Но ты ошибаешься. Мы поступили правильно. Иначе никого из нас давно бы уже не было. А так люди выживут и пойдут дальше.
— Даже если у них исчезнет магия? Впрочем… когда-нибудь будет и так.
Мири вновь занялась камнем, и Мерк поняла, что в той части, которой касался рог, проступает лицо, очень похожее на ее собственное.
Золотые жилы ползли по черным стенам, ветвились, складываясь в непонятный рисунок, сливаясь на потолке в единое золотое панно. В восьмиугольном зале было жарко и душно из-за горящей жаровни, в которой ярилось злое большое пламя, бросавшее блики на поверхности, дотягивающееся светом до самого верха.
Балки — два перекрестья, расположенные друг над другом — вращались справа налево. Каждый крест двигался со своей скоростью и словно бы подхватывал, тянул за собой золотое панно потолка. Если приглядеться, то становились видны звезды, кроваво-красный месяц. Один. Второй. Третий… Десятый… Двадцатый.
Моратан лежал на полу, на расстеленной шкуре бурого медведя, заложив руки за голову, и следил за этим вечным движением, едва шевеля губами.
Его обычно холодное, немного надменное лицо сейчас выражало сосредоточенное спокойствие. Он думал, и Мерк, остановившись у входа в зал, решала для себя, как начать разговор.
— Что? — голос у него был пустой, ровный, лишенный эмоций. Моратан всегда был таким.
— Ты кое-что забрал.
Он поднял руку с артефактом Мальта, раздался звон, и женщина едва не скривилась, столь другим был уже давно ставший привычным звук. Колокольчик не пел, а глухо звенел.
— Хочешь отобрать? — вопрос прозвучал равнодушно.
— Нет, — ей пришлось заставить себя сказать это короткое, но очень болезненное слово. — Он для меня также бесполезен, как и для тебя. Каждый получил от меня то, в чем он нуждался.
— Я чувствую его.
— Кого? — не поняла она.
— Мальта. Он говорит через этот предмет. Едва слышно. Как будто очень далеко.
Ее мгновенно обуяла злость из-за его насмешки. Горло сдавило так, что несколько мгновений Мерк не могла ни слова вымолвить. Но она убедила себя оставаться спокойной. Потому что так просила Мири. Потому что Милт согласился.
— Мальт мертв.
— Мне ли этого не знать. Но его дух, кажется, нет. Ты тащила его с той стороны. Это был он? Не думала, что ты вытянула кого-то другого? Обманувшего тебя. Не думала, что он в настоящем мире асторэ, по которому так любил гулять, пока был жив?
— И теперь ты хочешь попасть туда? — Она посмотрела на движущиеся перекрестья балок. — Эти врата мог распахнуть лишь он. И Нлон.
— Хочу. Это ключ. Как его превратить в щит?
— Не знаю. У тебя не выйдет.
Воин с неохотой сел, убрал курчавые волосы, упавшие на лоб.
— Выйдет. Надо просто постараться и решить загадку. Наши силы схожи. Он брал ее напрямую, я же через рисунки проводил капли волшебства истинного мира асторэ. Неужели забыла, кто нарисовал ему светлячков…
— Хватит, — попросила она. — Ты был щедр с ним, расписав его кожу, сделав сильнее всех нас. И обижен на него до сих пор, что он не смог передать тебе свое умение. Правда в том, что только Мальт был способен, после ухода асторэ, открывать путь в мир Трех солнц и Двадцати лун. У тебя не выйдет, брат. Не получилось тогда, не получится и сейчас.
— Я нашел решение, — он встал со шкуры, поднял меч, который когда-то она создала для него.
— Какое же?
Но Моратан лишь с досадой дернул плечом, упрямо повторив:
— Нашел.
Мерк, сложив руки на груди, с печалью вздохнула:
— Когда ты так говоришь, я вспоминаю твое прошлое решение. Дубы эйвов, огонь твоей силы, пожары во всем мире, лишь бы асторэ не добрались до своих знаний. Полагаю, нынешнее решение ничуть не лучше предыдущего. Ты всегда рубишь сгоряча.
Он скривил красивые губы:
— Они вернулись с той стороны. Открыли двери и вывалились в наш мир. Измененные, но все же — асторэ. Я сжег леса правильно. Вэйрэн, точно шакал бегал, благодаря этой лазейке, и принес доспех. Теперь они не смогут. И напомнить тебе о твоих «решениях»? Не учи меня после того, как сотворила такое!
— Я пытаюсь помочь, брат.
— Не желаю принимать твою помощь.
Она покачала головой с сокрушенным осознанием того, что бесполезно пытаться убедить его хоть в чем-то.
— Когда ты стал так ненавидеть меня, брат? Иногда мне кажется, что ты ненавидишь меня сильнее, чем наш невольный враг ненавидит Мири.
Моратан, кажется, очень удивился услышанному и сказал, четко проговаривая каждое слово, не отводя от нее бледно-серых глаз:
— Ты заблуждаешься, сестра. Я раздосадован. Зол. Разочарован. Раздражен. Но у меня нет ненависти к тебе. Никогда не было. Твоя природа — та сторона и смерть. Ты не можешь быть какой-то другой, переломить себя. Кошка не превратится в белку, а белка в форель. Но я не могу найти оправдания твоему поступку. Дважды такие ошибки не допускают. Это или глупость, или намеренно. Мы все поняли еще тогда, много лет назад, когда ты потерпела неудачу. Та сторона не отдает то, что забирает.
— Асторэ, вернувшиеся оттуда, тебе возразят.
Моратан зло оскалился:
— Вернулись не асторэ, а люди. Во всяком случае, больше похожие на нас, чем на наших учителей. Та сторона не отдает то, что забирает. Приходит нечто другое. Но ты решила иначе, ты захотела вернуть Мальта, забыв, что он ушел в иной мир, а не на ту сторону. Что пришло вместо него? Кто это? Не шаутт и не асторэ. Не наш старый враг. Это нечто другое, сестра. Истинный обитатель того мира! Мы бежали без оглядки, как дети, а оно пожирало жителей Аркуса и копило силы. Нам пришлось выжечь нити людей, чтобы его мощь перестала расти так быстро.
Мерк помолчала и сказала тихо, понимая, что ее слова звучат, точно оправдание:
— Мальт защитил меня ценой своей жизни. Я хотела исправить несправедливость.
— И из-за этой ошибки наш мир обречен. Именно поэтому я пытаюсь открыть проклятые врата и спасти всех!
— Уйти в мир асторэ? Надежды на это нет. Ты не справишься с порталом. Мы останемся здесь. Надо использовать то, что у нас есть, и не надеяться на чудо. Мири ведь рассказала тебе.
Губы Моратана скривились, словно ему предложили съесть что-то совсем уж отвратительное.
— Нет.
— Ты знаешь, что она права.
— Нет! — вновь повторил волшебник. — Я лучше попытаюсь здесь, чем доверюсь ее видениям. Сколько раз они подводили нас к краю пропасти или вообще не сбывались! Я не поставлю на них свою жизнь, будущее учеников!
Мерк втянула носом горячий воздух. Стоит попробовать. Нельзя сдаваться.
— Мы и пытаемся спасти всех. Каждую жизнь. Бегство — не выход. Особенно если выхода и вовсе нет. Он заперт навечно. То, что пришло и заняло тело Мальта, лишь суть той стороны. Ее сила. Мири видит его нити и может их разрушить. Нужно лишь немного чистого света мира асторэ в ее плетения.
— И снова я скажу нет.
— Один из твоих учеников. Любой. Отдай его жизнь. Не хочешь выбирать — просто кивни. Я выберу сама.
Его глаза потемнели, но ответил он спокойно:
— Лестно, что ты просишь разрешения убить одного из моих учеников. В твоих-то света нет ни капли. Нет. Я сказал это Мири. Сказал Милту. Теперь говорю тебе.
— Город проклят. Он наполняется тьмой. Магия уходит. Что будет, когда ты продолжишь стучаться в запертую дверь, но наших сил уже ни на что не хватит? Ты обрекаешь всех на смерть.
— А ты только одного!
— Да. И это огромная разница!
— Нет никакой разницы, когда речь идет о моем ученике!
Они смотрели друг на друга, тяжело дыша, сжимая кулаки.
— Три наших голоса против твоего. Это надо сделать. Ты же понимаешь.
Он отмел рукой все ее доводы и, улыбнувшись, признался:
— Я нашел решение. Точнее мне его подсказал сам Аркус.
— Аркус? — растерялась Мерк. — Город мертв. Города не могут говорить. Говорят лишь мертвые. Или та сторона. Или… — она с подозрением прищурилась. — То, что пришло. Что он тебе сказал?!
— Ключ в твоей силе, ведь она слишком темна и как засов для этих дверей. Но если ее забрать у тебя, собрать в моем артефакте, получится нечто потрясающее. Свет сольется с тьмой! У оружия, у меня, появится новая сила!
— Ты обезумел?!
— Я делаю это лишь потому, что должен спасти нас.
Мерк не успела ничего понять, когда быстро сверкнувший меч отрубил ей левое запястье. Она потрясенно посмотрела на брата, и тот воткнул клинок ей в грудь.
Он не увидел, как за его спиной, словно из воздуха, появился Милт с обнаженным ножом.
Мири, ступая, босыми ступнями по горячей золе, пачкая их черным, несла в руке маленькую клетку из проволоки разной толщины. По решетке то и дело пробегали синие искры, трещали, прыгали в воздух, гасли.
Бой забрал у нее много сил и она брела, стараясь не пошатываться. Вышла на улицу, в зиму, не чувствуя холода снега, по которому шагала. Пересекла залы, миновала арку, приведшую ее в апельсиновый сад. Деревья, укрытые белым, казались уснувшими стариками, кутавшимися в теплые пуховые одеяла. Здесь находилось пять мраморных беседок, в ближайшей из них горело пламя.
Оно дышала теплом, снег вокруг растаял влагой, собрался каплями на перилах.
Милт сидел перед огнем, сосредоточенно жарил мясо. Чуть дальше была расстелена шкура, на которой совсем недавно лежал Моратан.
Подняв глаза, увидел Мири, снял еду, переложил в глубокое металлическое блюдо с резной кромкой.
— Ты похоронил их?
Он молча мотнул головой в сторону деревьев, где, припорошенные снегом, угадывались два холмика. Она, поставив клетку, сходила, посмотрела, соткала из ничего букет лилий, ароматных и прекрасных, положила у основания могил.
Вернулась обратно, села на шкуру, с благодарностью приняла от брата кружку горячего вина и отказалась от еды. Сделала несколько скупых, очень осторожных глотков, чувствуя, как возвращаются утраченные силы.
— Ты не плачешь, — Милт наблюдал за ней из-под полуприкрытых век.
— Я выплакала все слезы много лет назад, когда увидела это. Когда рассказала тебе. Ненавистный сад.
— Ты любила ее, но не предупредила.
— Кто из нас ее не любил? — с печалью ответила Мири. — Ну, разве что Моратан…
— Так почему?
— Потому что я жесткосердная. Ибо, к своей печали, порой вижу истину будущего, а оно довольно печально. Если бы младшая выжила, то ее сила разорвала бы наш мир. Такое мне уже не исправить. Но, если ты меня спросишь, я скажу: жалею, что не сказала ей. И буду жалеть, пока не уйду.
Мужчина в плаще повел плечами:
— Ее ученики уцелели.
— И ты их не тронешь.
— Даже не думал. Но ты уверена, что среди них не будет тех, кто разорвет мир?
— Нет. Не уверена. Все возможно. Когда-нибудь. Но не сейчас. Я ненавижу, когда мои предсказания сбываются!
Милт глухо рассмеялся.
— Если бы они не сбывались, мы проиграли бы, еще когда здесь правили асторэ. Людей бы уже не было. Тогда ты спасла всех нас.
— Я всего лишь отправила Мерк туда, где она все узнала. Кое-кто считает, что этим я обрекла нас.
Еще один смех, впрочем, волшебник отказался от комментариев и в задумчивости изучил странную клетку.
— Струны лютни Миерона. Ты уничтожила инструмент?
— Лет сто назад. Но струны пригодились.
Милт пару раз хлопнул в ладоши, приветствуя ее смекалку:
— Не умеешь играть и петь, чтобы как он, останавливать распространение тьмы. Но додумалась, как удержать это странное существо. Запереть его в темницу.
Он приблизил взор, изучая белую крысу. Ее глаза были закрыты, она тяжело и редко дышала, словно вот-вот собираясь околеть.
— Интересный образ. От него совсем не ощущается угроза. Это точно то, что пришло в тело Мальта?
— Его остатки. На самом деле он выглядел иначе, — она поежилась. — Миерон был прав. Те, кто жил в мире, который мы назвали той стороной, были не рады, когда мы открыли к ним дверь и сделали… все, что сделали.
— Я тоже был против, если ты забыла, и поддерживал его. Почему ты не убила эту тварь?
— Я ослабила ее, забрала все силы, — Мири показала ему клок своих волос в уже засохшей крови Моратана. — Но убить не смогла.
— Почему? С шауттами ты справляешься легко.
— Это не шаутт. А в моем плетении, несмотря на нити из мира солнц и лун, отсутствует нужная. Такой вообще сейчас нет ни у кого в мире.
— «Сейчас нет в мире»? — Милт поставил клетку, поднял бровь. — Но появится? Ты видела?
Она сделала еще глоток, подержала вино во рту, чувствуя легкое опьянение.
— Вэйрэн уничтожил всех моих прях. Придется начинать заново и с новыми людьми. Я знаю, что следует сделать, чтобы правильная нить появилась. А будет или нет, это уже как сплетутся события. И если все получится, тогда оно умрет, — Мири похлопала по прутьям. — Пока же ничего не кончено.
— Ты оставишь его здесь?
— Да. Спрячу получше. На какое-то количество эпох сил струн хватит.
— А что потом?
— Все пойдет своим чередом. А я буду готова.
Милт в задумчивости коснулся ножа:
— Значит, теперь каждый из нас идет своей дорогой и успевает то, что успеет. Наша цель добить эту тварь. И остановить того, кто подталкивал Вэйрэна. Ибо ничего не кончено. Перчатку предлагаю оставить здесь же.
— Да. Так и задумано. Ее время придет. Куда ты пойдешь?
— Уйду с таувинами. Им нужен учитель. Они слишком заражены мыслями Моратана, в них не так уж и много света. Попробую не дать им скатиться в полную тьму. Темный таувин — что может быть хуже?
— Они заражены, — кивнула Мири. — И, боюсь, ученики Мерк станут для них врагами. Это вопрос ближайших веков. Рано или поздно они встретятся, вспомнят старые обиды, столкнутся лбами, когда нас с тобой не станет. Если между ними начнется большая война и какая-то сторона выиграет, уничтожив другую, мир потеряет важную деталь силы. Это недопустимо в грядущей войне. Для будущего.
— Сделаю все, что смогу. Лет двести у меня еще есть.
— Куда ты направишься?
— На запад. Как можно дальше на запад, чтобы ученики Мерк на востоке были в недосягаемости. Хотя бы какое-то время. А ты?
— На юг. Я создам место, где научу людей пути силы. Чтобы, спустя поколения, они смогли дать мне нужную нить.
Милт чуть недоверчиво хмыкнул:
— Ты доживешь?
— Это тело — нет. Этот разум и память? Боюсь, что тоже нет, но грядущее шепчет мне, что я вернусь.
— И какой ты будешь?
— Надеюсь, мужчиной, — серьезно ответила она. — Быть женщиной во времена, подобные нашему, слишком тяжелое испытание.
Он рассмеялся и обнял ее. Едва ли не впервые за годы, что они знали друг друга.
— Прощай, сестра. Надеюсь, у тебя выйдет. И все, что мы делаем, не напрасно.
— Прощай, — ответила она ему, и когда он ушел, забрав с собой и меч и колокольчик, осталась в беседке в одиночестве.
Мири достала из сумки браслет, повертела в руке, думая, не стоит ли оставить его здесь, вместе с клеткой и перчаткой, а после недолгого колебания убрала обратно.
Огонь догорал. Падал снег, укрывая апельсиновый сад. На дне кружки оставалось уже остывшего вина на один глоток. Она допила, чувствуя тяжелый, сладкий вкус, думая о том, сколько еще предстоит сделать.
Удар колокола.
Звук.
Надежда.
