Глава 23

Когда ветхое подобие носка покинуло конечность, я увидел причину жалоб. Точнее следствие заболевания. Половина стопы имела чёрный цвет, мягкие ткани омертвевшей части высохли и скукожились. Из отверстия в области первой и второй плюсневых костей вылезла муха, осмотрелась по сторонам и полетела обследовать помещение. Света что-то пробормотала. Я на сто процентов не уверен, но эту фразу лучше не печатать. Она схватила полотенце и отправилась охотиться на внезапно появившуюся живность.

Причина сухой гангрены стопы всегда одна — поражение артерий нижних конечностей. А вот что именно произошло с артериями в данном случае, ещё предстоит выяснить. Вот как раз и появился идеальный вариант, что показать коллегам на консилиуме, там и разберёмся с нюансами патологии, нет срочной необходимости контактировать с месяцами немытым телом. Света позвала санитарку, а я поручил ей сопроводить пациента в палату, отмыть и переодеть.

Я уже оделся и собирался выходить из кабинета, чтобы ехать за Елизаветой Преображенской, когда в приёмную вошёл мужчина с красной папкой под мышкой. Это ещё кто такой? Какой-нибудь господин проверяющий?

— Александр Петрович? — строго спросил он.

— Да, собственной персоной, — брякнул я.

— Это вам от Алексея Ивановича, — сказал он, открыл папку, вытащил из кармашка ведомость и дал мне ручку. — Распишитесь вот здесь.

Слишком солидно он выглядит для курьера. Я расписался, ведомость он убрал в карман вместе с ручкой, а красную кожаную папку отдал мне, там находились подписанные сметы и банковский формуляр. Ну вот теперь точно можно смело ехать на закупку оборудования.

Подъехав к крыльцу обновлённого шикарного дворца Курляндского, я увидел стоявшую на крыльце Лизу и у меня упала челюсть. Она уже больше не была похожа на забитую мышь, а больше на роковую красотку. Абсолютно серьёзное, практически каменное выражение лица выдавало её стеснение по поводу своего внешнего вида, но я не заметил в нём ничего плохого. Длинное элегантное пальто с соболиным воротником, изящная шляпка с вуалью, лаковые высокие ботиночки, маленькая сумочка через плечо и руки в соболиной муфте, как на картинах художников.

— Едем, Александр Петрович, — сказала она ледяным тоном. Заметив моё внимание, она немного покраснела.

Я старался на неё не смотреть, чтобы не смущать. По каждому адресу я её сопровождал, разговаривала по поводу оборудования исключительно она, я лишь сидел рядом, всё равно таких технических нюансов я не знал и не понимал. Можно сказать, что я выступал в роли кошелька на ножках, прикладывая банковский формуляр к терминалу, внося предоплату. До двенадцати весь список объехать не удалось, отвёз Лизу домой только в начале первого и перед консилиумом едва успел съесть пару бутербродов с чаем. Чуть не поперхнулся последним глотком, когда откуда-то сверху раздался мощный стук, а потом грохот, словно рухнул кусок стены.

— Прасковья, ты не в курсе, что там происходит? — спросил я у секретарши, выскочив в приёмную.

— Так это строители, Александр Петрович, — улыбнулась девушка. — Они начали работать через час после того, как вы ушли.

— Но я же даже не встретился с Шапошниковым, — пробормотал я в растерянности.

А ведь правда, была мысль, что надо зайти во дворец Курляндского и сказать Николаю, что работы можно начинать. Значит ему Лиза сообщила, молодец. Из неё получилась бы очень успешная бизнес-леди, а она решила посвятить себя работе в лаборатории с химикатами. И это при таком приданом! Так это получается, как только я ей сообщил, что сметы одобрили, и она сразу передала строителям.

Консилиум решили начать с моих пациентов, коллеги пришли в мою манипуляционную, и я попросил пригласить пациента с тромбозом глубоких вен. Внешний вид был уже далеко не показательным, ближе к выздоровлению, но всё равно это будет полезный опыт. Статус на момент первичного осмотра я просто рассказал.

— Не может быть! — воскликнул Юдин, глядя на ногу.

Признаков хронической гипоксии и липодерматосклероза практически след простыл, осталась лишь небольшая пигментация, шелушения нет совсем, синюшный цвет исчез, в нижней трети вместо большой трофической язвы лишь свежий рубец.

— И ты хочешь сказать, что удалось добиться такого результата? — продолжил Илья удивляться. — У меня был такой пациент относительно недавно. Надо поискать по журналам и пригласить его. Так что вы в итоге сделали, чтобы всё это исправить?

Я описал методику, по которой мы с Виктором Сергеевичем вдвоём восстанавливали проходимость глубоких вен и не угробили при этом пациента. Для наглядности того, что мы делали, смогли провести демонстрацию. Все по очереди просканировали вены от паха до пятки, нашли несколько почти окклюзированных вен на голени. Мы с Виктором Сергеевичем провели совместную процедуру, во время которой я справился с остальными стенозами. Теперь все вены имели хорошую проходимость, но не имели клапанов, но это уже совсем другая история.

— Хм, работает, — констатировал Илья, проведя сканирование после окончания процедуры. — Ну я теперь обязательно найду того пациента, а то я ему только язву вылечил и немного улучшил кровоснабжение кожи. Впрочем, если не найду, он сам объявится. Я назначил ему показаться через месяц, скорее всего срок уже подходит.

— Так для полной изначальной картины заболевания мы можем посмотреть следующего пациента, так ведь? — спросил Сальников и посмотрел на меня. — Вы что-то говорили про закон парных случаев.

— Не совсем парный, — улыбнулся я. — Но зато очень показательный. Ведите следующего.

Пациент с гангреной преобразился гораздо эффектнее, чем герои программы про моду. Отмыли, переодели, подстригли, даже борода теперь вместо косматой лопаты превратилась в аккуратную бородку. Да на него надень дорогой сюртук и пенсне и можно в экономический отдел городской управы отправлять на работу, он там ещё и лучше всех выглядеть будет.

Мужчина забрался на стол, задрал штанину и снял нормальный чистый носок. Интересно, где его взяли. Кто-то сбегал в магазин? Мне и моим коллегам явилась наполовину почерневшая, стопа с признаками мумификации.

Первым решился обследовать пациента Рябошапкин. Сначала он просто пытался нащупать пульс кончиками пальцев, как и я это обычно делаю, но ни на стопе, ни на подколенной артерии он пульса не нашёл. Сканирование показало наличие нитевидного медленного кровотока почти без пульсации в артериях голени. Если вспомнить, как это выглядит на УЗИ, я бы написал стеноз более девяноста процентов. Но не факт, что артерии здесь сужены, проблема скорее всего находится выше.

Я попросил мужчину снять брюки совсем, чтобы просканировать артерии на бедре вплоть до подвздошных. Похоже я угадал, поверхностная бедренная артерия была забита наглухо, ни малейших следов кровотока. Глубокая бедренная значительно сужена, но там есть ещё какая-то жизнь.

— Судя по всему процесс развивался медленно, пока не привёл к сухой гангрене части стопы, — высказал я своё мнение, когда все посмотрели, потом обратился к пациенту: — Как давно у вас стопа почернела?

— Да уж месяца три как, — ответил мужчина, пожав плечами. — А может и больше.

— Как же вы ходили всё это время? — спросил Сальников. — На неё ведь скорее всего наступить было невозможно.

— Да ходил потихоньку, сынок, — потупив взгляд ответил мужчина.

— А нога при ходьбе давно начала уставать? — решил я уточнить, хотя это теперь уже не имело большого значения.

— Лет пять или шесть, — ответил он. — Левая нога тоже болит, когда хожу, но меньше.

Я сразу почему-то об этом не подумал и принялся сканировать артерии на левой ноге. Здесь всё было почти как и справа, но до стопы хоть немного крови доходило. Значит сначала надо придумать, что делать с правой ногой, потом уже приниматься за левую, чтобы здесь не произошло то же самое.

— Может попробуем ту же тактику, что и с венами, только теперь я на бедре, а вы на голени? — предложил я Виктору Сергеевичу.

— Рациональная мысль, — кивнул он. — Давай попробуем.

Я вспомнил, как обычно оперируют облитерирующий атеросклероз в мире, в котором я вырос. Чаще всего это бедренно-подколенное шунтирование или стентирование, если стент возможно провести. Я решил начать с подколенной артерии и постепенно смещался вверх, освобождая просвет.

— Саш, ты погоди, не торопись, — сказал вдруг Виктор Сергеевич. — Немного пошёл кровоток, могу не успеть всё поймать.

— Понял, — кивнул я и начал работать ещё медленнее и осторожнее, посылая в разросшиеся кальцинированные атеросклеротические бляшки совсем тонкий пучок энергии, сбавив при этом мощность вдвое.

— Давайте лучше на этом остановимся, — сказал я, не дойдя и до средней трети бедра. Я заметил, как дядя Витя заливается потом, капля которого уже повисла у него на кончике носа. — Виктор Сергеевич, как ваше самочувствие?

— Спасибо, Саш, — глубоко вздохнув он убрал руки с голени. — Ты вовремя. С артериями намного сложнее оказалось. Там мне надо было ловить тромбы в общей бедренной вене и всё, а здесь сразу в нескольких артериях. Выматывает гораздо быстрее.

— Ну значит на сегодня всё, — подвёл я итог. — Буди его, Кать.

Когда мужчина проснулся, я объяснил ему суть его заболевания и понятным языком о проводимом лечении. На предложение некоторое время находиться в нашем госпитале круглосуточно, мужчина улыбнулся и активно закивал, ему только в радость.

— Тогда борьбу за восстановление проходимости артерий продолжим завтра, — сказал я. — Можете вернуться в палату.

— А как же со стопой? — спросил Илья. — Я думал ты сейчас будешь убирать некроз.

— А смысл? — пожал я плечами. — Мы сначала восстановим кровоток насколько это возможно, а потом уже займусь стопой, никуда она не денется.

— Ну да, логично, — почесав затылок ответил Юдин. — Может на вмешательство на стопе ты так же приведёшь его на консилиум?

— Думаю стоит, — согласился я. — Раз это такой редкий случай.

— А сможете меня завтра позвать, когда будете с артериями работать? — спросил Сальников. — Хотелось бы ещё раз посмотреть и, если позволите, хоть немного поучаствовать.

— Хорошо, Дмитрий Ефремович, я вас позову.

— Тогда давайте уж все вместе завтра соберёмся, — предложил Иван Терентьевич. — Если общими усилиями, то может мы завтра и справимся с окклюзией.

— Коллективное творчество? — хмыкнул я. — А что, неплохая идея. Всем будет полезно поучаствовать.

— Я в одиночку тромбы и фрагменты бляшек ловить не вытяну, — сказал, нахмурившись, Виктор Сергеевич.

— Значит я вас буду менять, — предложил я. — После соответствующего инструктажа.

— Ох, Саня, — покачал головой Виктор Сергеевич. — Непростое дело, я хоть какой-то опыт имею и то мне тяжело.

— Я трудностей не боюсь.

— Раз ты так настаиваешь, — испытующе посмотрел он на меня. — Ну давай попробуем.

На этом наш консилиум закончился, коллеги особо интересных пациентов подобрать за это время не смогли. Строго настрого приказал на следующий четверг подобрать хотя бы по одному необычному.

Пока мы разбирались с пациентами, с третьего этажа непрерывно доносился грохот от ломаемых стен. Оно и понятно, раньше там были подсобные помещения и жила прислуга, а теперь там будет практически фабричный цех, маленькие помещения объединяли в большие.

Немного переживал, как бы не рухнула крыша, но успокаивало то, что работали первоклассные специалисты из бригады Шапошникова, к тому же перепланировку Николай согласовывал по наброскам Елизаветы, так что опасность не угрожает. Обломки кирпича и штукатурки спускали вниз по специальному жёлобу в большой контейнер, который по мере заполнения вывозили.

Ближе к вечеру за окном стали мелькать мешки, ящики, контейнеры, связки досок, которые поднимали на третий этаж лебёдками. Сделано всё для того, чтобы не прерывать работу госпиталя на время ремонта.

После работы ко мне в кабинет заглянул Юдин с блуждающей улыбкой на лице. Сначала смотрел на меня каким-то странным взглядом, потом наконец разродился.

— Хочешь сегодня со мной поехать? — полушёпотом спросил Илья.

— Куда? — от неожиданности я утратил логическое мышление, хотя мог бы и догадаться сразу.

— Ну как это куда? — Илья вздохнул и завёл глаза к потолку. Забыл ещё языком цокнуть. — В поэтический клуб, в котором я состою. У нас сегодня спектакль и всем разрешили привести с собой приличных и проверенных друзей, ты под это техзадание подходишь.

— Спектакль? — вскинул я брови. — В поэтическом клубе? Ты точно не в театральный попал?

— Да ну тебя, — хихикнул он и махнул рукой. — Мы Уильяма нашего дорогого Шекспира будем играть «Сон в летнюю ночь».

— Ни фига себе вы замахнулись, — улыбнулся я. Это единственный спектакль, на который я ходил три раза за сезон. Значит судьба. — А поехали.

— Класс! — обрадовался Илья и исчез. Тут же его голова снова просунулась в дверь. — Я пока в комнате отдыха текст буду повторять, зайду за тобой примерно через полчаса.

— Ладно, — кивнул я. — Тогда пока с рукописью поработаю.

Юдин убежал, а я разложил перед собой фрагменты рукописи. Написать и систематизировать мне удалось не много, грохот и стук, доносившиеся с третьего этажа зверски отвлекали. Я бросил попытки что-то понять в своих записях, закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Похоже я несмотря на шум задремал, так как Юдин тряс меня за плечо и заглядывал в глаза.

— Э-эй, Са-аня-а, нам пора-а!

— Во дела, — буркнул я и потянулся, чтобы проснуться окончательно. — Как это я смог отключиться?

Шум на третьем этаже так и не прекращался, но грохота ломаемых стен уже не было. Я надел пальто и шляпу, и мы с Ильёй пошли к моей машине.

— И как ты умудрился заснуть под этот оркестр барабанщиков? — хмыкнул Илья, усаживаясь рядом со мной на пассажирское сиденье.

— Сам не знаю, — ответил я. — Устал наверно.

— Сейчас взбодришься, там будет весело! — пообещал Илья.

Вид у него при этом был более чем довольный. А мне было приятно, что друг не в депресняке, а наоборот на подъёме. Значит нашёл себя. Очень хотелось спросить его про мать и их противостояние за независимость, но ни к чему омрачать такое прекрасное настроение. В конце концов если ему это будет нужно, то сам расскажет.

Мы поехали по тому же адресу на Васильевском острове. Я с трудом нашёл, где припарковаться, и Илья повёл меня в свою святая святых.

Я не особо удивился, что столь культурно значимое сообщество базировалось в подвале. В отличие от того подвала, в котором я впервые очнулся в этом мире, здесь было чисто, сухо, ухоженно. Потихоньку стекался народ и рассаживался по рядам старых стульев со следами неумелой реставрации. У противоположной стены была оборудована небольшая сцена с занавесом, всё как положено. Эдакий камерный театр. Илья скрылся за кулисами.

Пока народ подтягивался и рассаживался, поэты (они же сегодня артисты) готовились к выступлению, я крутил головой и осматривался. На стенах висели портреты известных и не только поэтов, картины, плакаты и просто листы бумаги со стихами. На одной стене были собраны фотографии всех членов клуба с автографами. Я сделал такой вывод, потому что там был портрет Юдина с автографом в углу. Только это была не обычная его роспись, а по псевдониму. Скоро его узнает много людей под фамилией Каменев.

В углу сзади стоял большой сундук с нарисованным на нём комплектом для дуэли, какие были во времена Пушкина и Лермонтова. Вот где они хранят свои легендарные подушки для поединков. В другом углу стояли сдвинутые столы, на одном из них красовался большой самовар. Что-то накрыто скатертью, скорее всего посуда для чаепития. Наверно здесь уютнее, когда они пьют чай.

Свет в помещении померк. Зрители, до этого тихонько беседовавшие, затихли. Заиграла музыка и открылся занавес, началось представление. Вроде все на сцене поэты, а не профессиональные актёры, а сразу и не скажешь. Все играли свои роли с такой самоотдачей, что все зрители жили историей, плакали и смеялись. Очень порадовал Илья, я даже не подозревал, что он так может. Он просто кружил и порхал над сценой, некоторый избыток веса ему нисколько в этом не мешал.

Давно я не проводил время с таким удовольствием. Последний раз был, когда Катя водила меня на оперу.