37
Я видела пистолеты только по телевизору да в кинотеатрах. И для меня это всего лишь железка, с помощью которой главный герой разбирается с плохими парнями. Причин воспринимать пистолет по-другому у меня попросту не возникало — до этого самого момента.
Эта пушка более чем реальна и прямо сейчас направлена на меня самым что ни на есть настоящим плохим парнем.
Достаточно лишь ничтожного движения указательным пальцем — и моей жизни наступит конец. При мысли об этом меня прошибает холодный пот.
— Лицом к прилавку, живо! — кричит грабитель с пистолетом.
Его голос, пронзительный и гнусавый, совершенно не вяжется с угрозой насилием. Сообщник пока молчит, и о его намерениях остается только догадываться.
Я пячусь назад, инстинктивно вскинув руки. Упираюсь спиной в край стойки и поворачиваюсь к Клементу, который стоит метрах в трех. Он смотрит на меня, и уголки его рта самую малость приподнимаются — наверное, чтобы приободрить.
Вот только спокойнее отнюдь не становится.
Молчаливый сообщник приближается к нам и вытаскивает из заднего кармана джинсов полиэтиленовый пакет. Швыряет его на стойку и орет Пауэллу:
— В пакет, живо! Наличные и драгоценности! Живо!
У этого налетчика голос тоже примечательный — такой хриплый, что для диагностирования бронхита даже не требуется медицинского образования. Дополнительным симптомом служит отчетливое клокотание у него в груди.
Пауэлл, также благоразумно поднявший руки, в данный момент наверняка раскаивается, что высунул нос из-за надежной двери. Он медленно опускает руки, берет пакет и хнычет:
— Все наличные и товар у меня в задней комнате.
— Ну так дуй туда! — вопит бронхитчик.
Оценщик послушно выскальзывает за дверь.
— Кто шевельнется — тот покойник, ясно? — пищит первый налетчик, водя пистолетом между мной и Клементом. Клемент продолжает стоять, невозмутимо привалившись к стойке. У меня же если что и шевелится, то только сфинктер.
И снова часы знай себе тикают, пока мы дожидаемся возвращения Пауэлла с наполненным мешком. Как подсказывает наш недавний опыт, незваным гостям, скорее всего, придется запастись терпением.
При всем моем ужасе, меня отчасти успокаивает мысль о том, что этот кошмар очень скоро закончится. Как только Пауэлл отдаст налетчикам пакет, они уберутся восвояси. Остается лишь гадать, положит ли он туда наши девяносто тысяч. Но если его и посетит столь идиотская идея, оплакивать огромные финансовые потери предстоит лишь ему одному. А мы поищем другой ломбард.
С каждой секундой часы тикают как будто все громче. А может, это стучит мое сердце. Ожидание становится невыносимым.
— Что в рюкзаке? — внезапно спрашивает вооруженный тип, обращая свое внимание — а вместе с ним и пистолет — на Клемента.
«Черт! Нет-нет-нет!»
— Ничего интересного для тебя, дружище, — невозмутимо отвечает Клемент.
Не вскидывая пистолета, налетчик приближается к нему метра на полтора.
— Что, бл…? — визжит он. — Я спрашиваю, что в рюкзаке?
Бронхитный бочком подкрадывается к сообщнику, и в какой-то момент я даже опасаюсь, что он собирается схватить рюкзак. Оба грабителя, впрочем, явно осознают исходящую от Клемента угрозу. Пока они держатся на расстоянии, однако с направленным на пах пистолетом поделать Клемент все равно ничего не сможет.
Он опускает взгляд на рюкзак, затем медленно поднимает его, глядя на обладателя пушки.
— В этом, что ли?
— Да, бл…, урод, в этом!
— В нем всего лишь мой обед, — не находит ничего умнее ответить Клемент.
— Пи…шь, дай проверю!
— Да не стесняйся.
— Бл…! — взвизгивает налетчик. — Медленно подними его и отдай моему корешу!
Ну вот и все, игре конец. Стоит этим тварям заглянуть в рюкзак, и они сразу же поймут, что сорвали джекпот. Даже если мы и выберемся из переделки невредимыми, золота у нас не будет, и о куче денег придется позабыть.
И если до этого меня не мутило, то сейчас-то уж точно начинает.
Не отрывая глаз от типа с пистолетом, Клемент приседает и нащупывает рюкзак. Мне больно смотреть на это, в то время как Клемент, следуя приказу налетчика не спешить, еще и мучительно растягивает процедуру передачи.
Он берется правой рукой за лямку и постепенно выпрямляется, перемещая рюкзак с такой осторожностью, будто там лежит емкость с нитроглицерином.
Затем сантиметр за сантиметром поднимает вытянутую руку, пока она не становится параллельной полу.
— Бери! — пищит вооруженный тип своему сообщнику.
Бронхитчик шагает вперед, одновременно протягивая руку за добычей. Когда его пальцам остается до рюкзака какая-то пара сантиметров, Клемент внезапно отпускает лямку.
Три головы — включая и мою — немедленно склоняются, чтобы убедиться в действенности закона всемирного тяготения.
Мы отвлекаемся на какую-то долю секунды, однако этого времени Клементу вполне достаточно, чтобы привести в действие свой план.
Ни один из грабителей даже не успевает ни что-либо заподозрить, ни как-то отреагировать.
Правая рука Клемента, что по-прежнему сохраняет горизонтальное положение, резко устремляется вниз, к запястью с пистолетом, мгновенно хватает конечность и выворачивает, так что теперь оружие направлено в пол. Почти синхронно с этим движением Клемент делает широкий шаг вперед и, пригнувшись, врезается лбом в физиономию бронхитного.
Не знаю, может ли нос по-настоящему взрываться, но в миг, когда лоб Клемента встречается с лицом незадачливого грабителя, как будто именно это и происходит. Затем следует звук, который я, как пить дать, буду слышать в кошмарных снах еще на протяжении нескольких недель: истошный визг, переходящий в пронзительный хрип. Бронхитный валится на спину, схватившись руками за остатки расплющенного носа, и бандана сбивается ему на горло.
Меня охватывает ужас, пока он бьется о пол, словно выброшенная на берег рыба.
Тем не менее мы по-прежнему находимся в одном помещении с вооруженным бандитом, и я быстро переключаю внимание на реальную угрозу.
Рука с пистолетом писклявого налетчика вывернута, насколько мне представляется, в крайне болезненном положении, и он оказывается совершенно бессильным. И легкой добычей для увесистого кулака Клемента, неумолимо приближающегося к своей цели. Глаза-бусинки бандита успевают расшириться, когда он осознает свою участь.
Но вот чудовищное орудие обрушивается на жертву, и очередной нос взрывается. Еще одно лицо омывается кровью и раздробленным хрящом.
Зрелище служит действенным катализатором для содержимого моего желудка, которое резво устремляется наружу. Обожженная изнутри желчью, я складываюсь пополам. И лишь натужный глоток предотвращает извержение рвотных масс из моего рта.
Когда же я поднимаю голову, оба налетчика лежат на полу, способные только скулить из-под прижатых к лицам ладоней.
Клемент переступает через распростертое тело бандита, всего несколько мгновений назад угрожавшего пистолетом, и устремляется ко мне.
— Пупсик, ты в порядке?
Я таращусь на него, затем на писклявого налетчика. И внезапно меня охватывает дикая паника.
— Пис… толет… — выдавливаю я. — На полу!
— Да он ему не поможет. Это ж стартовый пистолет.
— Что-что?
— Стартовый пистолет. Стреляет только холостыми.
— Черт побери, и вы говорите мне об этом только сейчас?
— В следующий раз пошлю телеграмму, пупсик.
Делаю несколько глубоких вздохов и пытаюсь взять себя в руки.
— Это было ужасно. С мистером Пауэллом все в порядке?
— Уж не сомневаюсь. Но это ненадолго.
Я не успеваю потребовать пояснений, поскольку Клемент живо перемахивает через стойку. Затем из задней комнаты доносятся два голоса: один рычит, другой жалобно блеет.
Подобный диалог продолжается с полминуты, в то время как меня начинает все больше беспокоить состояние двух мужчин на полу. Кажется, бронхитный отключился, потому что он больше не хнычет, да и вообще не шевелится.
Наконец, в дверях показывается Пауэлл, позади него маячит Клемент. И лишь когда оценщик резво укладывается грудью на стойку, я понимаю, что Клемент держит его за воротник рубашки.
— Черт, Клемент! — вскрикиваю я. — Оставьте беднягу в покое! Ему и без того досталось, неужели не понятно?
— Он нас подставил.
— Что?
— Это было вовсе не ограбление. Им только и нужно было, что золото.
— Не несите чушь! — не унимаюсь я. — Они же велели мистеру Пауэллу наполнить пакет деньгами и драгоценностями!
— Ага, и позволили ему уйти в другую комнату, откуда он мог вызвать полицию или сбежать, да просто запереться, на хрен! Да, это всего лишь парочка сраных идиотов, но не до такой же степени они тупы!
Окажись я в такой передряге на страницах романа, до разоблачения Клемента додумалась бы, уж поверьте, сама, и намного раньше. Однако в реальности, в состоянии ужаса и паники, столь неожиданный поворот сюжета предвидеть я не смогла.
— Что вы собираетесь с ним делать? — тихонько спрашиваю я.
— Сам-то я с удовольствием свернул бы ему шею, но решай уж ты.
Подхожу к стойке и наклоняюсь к лицу Пауэлла. Выражение на таковом говорит, что оценщику сейчас очень и очень неуютно. Чему я, как ни противно признать, толью рада.
— Вы — гадкий старик! — выпаливаю я.
— Давай, пупсик, не стесняйся, — не без сарказма вставляет Клемент. — Уверен, он просто сгорает от стада.
— А что мне делать, Клем… Клифф? Пару раз ударить его по лицу?
— Для начала было бы совсем неплохо.
Как бы ни подмывало меня так и поступить, я качаю головой и выпрямляюсь.
— Просто пойдемте отсюда, — фыркаю я. — У нас есть дела поважнее, чем избивать стариков.
— Как скажешь.
Клемент рывком придает Пауэллу вертикальное положение и разворачивает. Оценщик машинально пятится, пока не упирается спиной в стену. Клемент делает пару шагов и хватает его за горло. На какое-то мгновение меня охватывает опасение, что Клемент и вправду собирается свернуть шею жалкому обманщику. И все же я надеюсь, что знаю своего товарища уже достаточно хорошо, чтобы распознать блеф.
— А теперь слушай сюда, жалкий кусок дерьма. Если обратишься в полицию, я вернусь и порву тебе жопу. Если хоть один из этих идиотов настучит в полицию, я вернусь и порву жопу всем троим. Усек?
Пауэлл пытается кивнуть, однако проделать это с огромной лапищей на горле не так-то и просто.
— Усек, — хрипит он.
Клемент убирает руку, улыбается и шутливо шлепает старика по щеке. Не настолько сильно, чтобы нанести увечья какой-либо степени, однако вполне ощутимо, чтобы четко донести всю серьезность угрозы.
— Вот и умница.
Затем перепрыгивает через стойку обратно, подбирает с пола пистолет и засовывает его за пояс джинсов.
— Зачем он вам? — с тревогой спрашиваю я.
— Чтобы избавиться от него. Уж точно не оставлю его этой парочке, чтобы они не смогли снова запугать какого-нибудь другого бедолагу.
— Верное решение, хотя у меня такое чувство, что после сегодняшних событий они вполне могут пересмотреть взгляды на жизнь.
А также, похоже, им понадобится косметическая хирургия. Понятия не имею, как они будут объяснять врачу свои увечья, но мечтать о повторном визите Клемента уж точно не станут.
— Так идем?
Напоследок окинув взглядом душераздирающую сцену на полу, я торопливо направляюсь к выходу. Клемент топает следом.
На улице едва ли не сумерки, а уж льет и вовсе как из ведра. Тротуар прямо на глазах превращается в бурный поток, и нам приходится мчаться к машине во всю прыть, чтобы не вымокнуть до нитки.
Когда же мы оказываемся в салоне, Клемент сует мне рюкзак:
— Можешь забросить его в багажник.
Под аккомпанемент барабанной дроби ливня по крыше «фиата» снова выбираться наружу мне, разумеется, совсем не хочется.
— Уверена, ему и здесь неплохо будет.
Запихиваю рюкзак в нишу для ног, и Клемент заводит двигатель.
Лишь мельком осмотревшись, он задним ходом выезжает со стоянки и переключается на первую передачу. Колеса прокручиваются на месте, пока не находят сцепление с мокрым асфальтом, и тогда мы дергаемся вперед.
— Пупсик, как здесь дворники включать?
Мы проехали уже метров сто, а он только сейчас удосуживается озвучить то обстоятельство, что ведет вслепую!
— Правый рычажок!
Щетки очищают лобовое стекло, и Клемент переключает передачу, стремительно удаляясь от ломбарда, отныне удостоенного титулом места преступления.
— Пронесло, — вздыхаю я.
— Могло быть и хуже. У них могла оказаться настоящая пушка.
— Вы бы тогда действовали по-другому?
— Ага. Пристрелил бы засранцев перед уходом.
— Очень смешно.
Ответное молчание подразумевает, что это могла быть вовсе и не шутка.
— А как вы поняли, что это стартовый пистолет?
— Опыт.
— А конкретнее?
— Если угрожаешь кому-то пушкой, то держи ее прямо, чтобы жертва смотрела прямо в ствол. В девяноста девяти случаях из ста для убеждения этого вполне достаточно. А тот козлина постоянно держал пушку опущенной. У стартового пистолета в стволе заглушка, и я бы ее увидел, целься он мне в лоб.
— По мне, так не очень убедительно.
— Заглушка и клеймо производителя на стволе стартовый и выдают.
— О!
Мы катим по мокрым улицам без какой-то определенной цели. Пускай Клемент едет куда хочет, а я тем временем попытаюсь осмыслить только что произошедшее.
— Можно кое-что спросить?
— Надеюсь, не насчет того, не откажусь ли я спеть для тебя?
— Э-э… Нет.
«Вот же гадство. Запомнил».
— Тогда валяй.
— Вам когда-нибудь бывает страшно?
— И чего, например, мне нужно бояться?
— Ну, хотя бы тех грабителей в ломбарде.
— Этих-то дрищей? Не-а.
— Но ведь у них был пистолет, и даже если вы и знали, что он ненастоящий, у них могли оказаться ножи.
— И что? Что же такого могло случиться?
— Вас могли застрелить, ударить ножом. Господи, Клемент, да они могли убить вас!
Он смотрит на меня, удивленно вскинув брови.
— Это же не имеет значения.
Лично для меня значение имеет то обстоятельство, что бредовые идеи Клемента уже распространяются за опасную черту, утверждая его в своих безрассудных решениях. Это меня беспокоит, но если я что и узнала о нем, так это то, что пилить его бесполезно. Подход здесь требуется другой.
— А вот мне было страшно. Если честно, меня вообще парализовало от страха!
Мое признание встречается молчанием. Клемент лишь едва заметно хмурится, и я понимаю, что оно все-таки достигло его ушей.
— Клемент?
— Да слышу я, пупсик. Тебе нечего бояться.
— Это почему же?
— Пока я рядом, бояться тебе нечего.
— А когда вы уйдете и я снова останусь одна?
Клемент снова хмурится, на этот раз сильнее. И опять молчит и молчит.
— Клемент, вам когда-нибудь говорили, что иногда с вами тяжело?
— Допустим.
— И? Я услышу ответ на свой вопрос?
В этот момент мы останавливаемся на красный, и он наконец-то удостаивает меня взглядом.
— Ты не одна, пупсик. Никогда не была и никогда не будешь.
— А? Что это значит?
Загорается зеленый, и Клемент трогается, так и не удосужившись что-либо объяснить.
Из пятерых мужчин, с которыми я встречалась за последние годы, все до одного по тому или иному поводу обвиняли меня в упрямстве, раздражительности и надменности. Обычно это происходило в пылу спора, который я же, скорее всего, и затевала.
Никогда не соглашалась со справедливостью подобных обвинений. Как-никак, признавать собственные недостатки совсем непросто. И вот теперь все означенные выше пороки мне наглядно демонстрирует Клемент.
После отпущенного им загадочного замечания все мои старания выжать из него объяснения наталкиваются лишь на молчание, пренебрежительное хмыканье да пожатие плечами.
Через десять минут я выкидываю белый флаг.
— Можем мы хотя бы обсудить наши дальнейшие действия?
Возвращаемся к изначальному плану.
— Попробуем в другом ломбарде?
— Ага. Дай знать, как вычислишь, куда ехать.
Я достаю смартфон и нахожу ближайшую точку из составленного ранее списка. Таковая всего лишь в пяти километрах.
— По этой дороге еще километра полтора, а потом я скажу.
Клемент кивает, и дальше поездка продолжается в молчании.
По мере приближения к «Барлоу Браун» я не без облегчения отмечаю, что по социальной шкале окружающая местность в целом располагается определенно повыше района «Пауэлл энд партнере». За окнами мелькают пара антикварных магазинов, кофейня и автосалон со стоянкой, заставленной престижными немецкими моделями.
— На вид как будто побогаче.
— Да уж, пупсик, деньги здесь определенно водятся. Вот только не знаю, хорошо ли это.
— Почему?
— Солидный бизнес с законом предпочитает не конфликтовать.
— Зато и попытка вооруженного ограбления менее вероятна.
— Тут ты права.
Когда мы выбираемся из машины, Клемент оглядывается по сторонам, затем достает из-за пояса стартовый пистолет и бросает его в канаву. Хотя оружие и ненастоящее, я только рада избавлению от него.
Под моросящим дождем мы доходим до крылечка «Барлоу Браун». От фасада этого ломбарда, по сравнению с «Пауэлл энд партнерс», так и веет престижем. Кирпичная кладка выкрашена в темно-синий, а название фирмы над витриной выведено прямыми золотыми буквами в треть метра высотой.
Другое отличие заключается в запертой двери. Объявление в витрине уведомляет, что следует нажать на кнопку.
Я давлю на стальную кнопку, и из-за стекла доносится писк зуммера. Через несколько секунд щелкает замок, и Клемент толкает дверь.
Вот «Барлоу Браун» интерьером и вправду больше похож на ювелирный магазин, нежели на ломбард. Справа и слева вдоль стен тянутся витринные стенды, демонстрирующие во всей красе часы, браслеты, кольца и ожерелья. У задней стены еще один стенд, и этот служит прилавком, о чем свидетельствует водруженный на него кассовый аппарат. За витриной темнеет узкий арочный проход.
Оттуда-то и появляется мужчина, который тут же встает за прилавком.
— Привет, ребята. Ну и денек сегодня, — говорит он с теплой улыбкой. Его произношение среднего класса мягкое, словно масло.
Мы направляемся к мужчине, и меня прямо-таки ошарашивает его привлекательность. Судя по седым прядям, испещряющим его каштановые волосы длиной почти до плеч, и сетке тонких морщинок у темно-карих глаз, ему, должно быть, хорошо за сорок. Широкие плечи облегает белая рубашка, закатанные по локоть рукава которой, очевидно, призваны подчеркнуть загар на руках. Автоматически отмечаю отсутствие обручального кольца.
— Это вы здесь босс? — осведомляется Клемент.
Улыбка становится шире, демонстрируя ряд белых зубов.
— Что ж, коли счета оплачиваю я, пожалуй, босс тоже я. Ричард Барлоу, приятно познакомиться.
Происходит обмен рукопожатиями, и я заливаюсь краской, когда Клемент представляет меня Луизой. Как будто мало мне того отрадного обстоятельства, что сегодня утром я немногим симпатичнее мешка с дерьмом.
— Так чем могу помочь? — осведомляется Ричард.
«Клемент, пожалуйста, только не называй его Диком!»
— Дело у нас несколько необычное, Дики.
«Хм, это лучше или хуже, чем Дик?»
— К нам в руки попала одна вещица, и мы в полной растерянности, как же нам поступить.
— Звучит интригующе.
— Луиза объяснит.
Взгляд Ричарда обращается на меня, и его чарующие глаза вызывают у меня трепет в местах, которым, вообще-то, в данный момент следует сохранять спокойствие.
Старательно излагаю байку о найденном под половицами слитке, но все равно чувствую, что тороплюсь и теряюсь.
— Так вот, Ричард, хотелось бы знать, не интересует ли это вас, — воркую в заключение я.
К моему облегчению, улыбка с его лица не исчезает, и он по-прежнему держится открыто и радушно.
— Я бы соврал, если бы сказал, что ваша вещица меня не соблазняет, — отвечает оценщик. — Тем не менее, боюсь, не могу взять ее.
— Почему же нет? — интересуется Клемент.
— Ломбарды обязаны иметь лицензию, для сохранения которой приходится следовать определенным правилам, большинство из которых касаются приобретения товаров. Покупка или залог какой-либо вещи без вороха бумаг и предъявления удостоверения личности — строжайшее табу, и уж точно мы не станем связываться с вещью, легальное происхождение которой вызывает сомнения.
— А обойти эти правила никак нельзя, Дики?
— Боюсь, нет. Если поймают, с лицензией можно распрощаться. А без нее вести дела невозможно. Риск очень велик, какой бы заманчивой ни рисовалась прибыль. Мне очень жаль, но еще раз нет.
— Значит, вы считаете, что с нами не захочет связываться ни один ломбард?
— Если вам повезет, может, один на сотню, но определенно не в наших краях. Почти всех местных конкурентов я знаю, и, ручаюсь, никто из них к вашему слитку даже не притронется.
— А как насчет Освальда Пауэлла?
Ричард морщится, как будто в нос ему ударила жуткая вонь.
— Освальд Пауэлл как раз и был тем самым единственным на сотню, за что с полгода назад и потерял лицензию. В коммерции ему определенно не место, уж точно не в ломбардном бизнесе.
Я удрученно вздыхаю и протягиваю оценщику руку.
— Что ж, спасибо вам большое, Ричард. Приятно было познакомиться.
Клемент тоже пожимает ему руку, и мы разворачиваемся к выходу. Не успеваем, однако, сделать и трех шагов, как Ричарду приходит в голову идея:
— Вообще-то, ребята, существует и другой вариант.
Мы разворачиваемся и выжидающе смотрим на него.
— Только я вам этого не говорил, договорились?
Я киваю, Клемент демонстрирует большой палец.
— Ювелирам лицензия не требуется, поэтому они могут покупать что душа пожелает, и кое-кто из них действительно приобретает золотой лом. И если вы готовы сообщить имя и адрес, мне знаком один ювелир, с которым стоит поговорить. Джерард Кларк.
— Нам надо будет сообщить имя и адрес? — как дура повторяю я.
— Да, но я не сказал, чьи, — отвечает Ричард с хитрой улыбкой. — Джерард Кларк более остальных склонен обходить правила.
Он вырывает из блокнота листок и что-то пишет на нем.
— Вот его адрес.
Я подхожу и беру клочок бумаги, ухватившись за возможность еще раз утонуть в темно-карих глазах Ричарда.
— Ах да, и вот моя визитка, — добавляет он. — Если вам понадобится совет по, скажем так, более законным вопросам, звоните, не стесняйтесь.
Хватаю карточку и отвечаю на его кокетливую улыбку, хотя, боюсь, со стороны больше похоже, что я корчу рожу.
Наконец, мы оставляем Ричарда в покое и спешим укрыться от дождя в машине.
— Он нам здорово помог, — подвожу я итог, когда ремни пристегнуты.
— Ага, с учетом того, как ты чуть ли не вешалась ему на шею.
— Не понимаю, о чем вы!
— Да ты как будто уроки деликатности у кувалды брала. Вот честно, пупсик. Я аж засмущался.
Чувствую, что снова краснею, и пытаюсь переложить с одной больной головы на другую:
— Тем не менее мы могли бы всего этого избежать, если бы вы знали, что ломбардам необходима лицензия. Это же ваша идея!
— Вообще-то, я был в курсе, но лицензирование началось только в середине шестидесятых, и многие ломбарды тогда даже и не думали соблюдать правила. Откуда ж мне было знать, что теперь все они чертовы святоши!
Неловкая патовая ситуация.
— Ладно, давайте введу адрес этого Джерарда.
Клемент совершает разворот в три приема, и когда мы снова оказываемся на главной дороге, я заканчиваю возиться с навигатором.
— Это в пятнадцати километрах.
— Чудненько.
Первые несколько километров мы не разговариваем. Затем Клемент решает поболтать, вот только радости у меня это не вызывает совершенно.
— Значит, он тебе понравился?
— Кто?
— Ты прекрасно понимаешь, о ком я. О красавчике Дики.
— Нет. И вовсе не понравился, — бесстыдно вру я.
— Послушайся умного совета, пупсик: брехуну не набрешешь.
— Ладно. Признаю, он очень симпатичный.
— Собираешься позвонить ему?
— Не знаю. Нет, наверное.
— Почему?
— Да что такое, Клемент? — взрываюсь я. — С чего это вы вдруг заинтересовались руинами моей личной жизни?
— Тебе стоит позвонить ему, — говорит Клемент, игнорируя вопрос.
— Давайте на миг забудем о том, что я вовсе не подыскиваю себе нового мужчину и какое-то время вряд ли буду беспокоиться на этот счет, но вам-то какое дело?
— Просто забочусь о тебе, пупсик. Парень он как будто ничего, вот и все.
Я ожидала отнюдь не такого ответа и потому пребываю в некотором замешательстве.
— Хм, вот только плохо то, что он считает, будто меня зовут Луизой. Врать насчет собственного имени — не самое лучшее начало отношений.
— А ты взгляни на это с другой стороны. Бет с мужчинами, прямо скажем, везло как утопленнице. И теперь ты можешь стать Луизой и начать все заново. Переродиться, так сказать.
Поначалу внутренний голос велит мне не вестись на подобный вздор, но чем больше я размышляю над предложением Клемента, тем больше оно мне нравится. Может, и вправду настало время для кардинальных изменений в жизни.
— Да все равно это не имеет значения. Помимо всего прочего, остается еще то обстоятельство, что я могла ему и не понравиться.
— Ты ему понравилась. Уж поверь мне.
— Правда? Вы так думаете?
И тут же досадую про себя. Прозвучало отнюдь не так равнодушно, как мне хотелось бы.
Клемент поворачивается ко мне с улыбкой до ушей:
— Ага, думаю.
Оставшиеся пятнадцать минут поездки я только и занята, что утаиванием своей довольной улыбки. Восторженное настроение отпускает меня, лишь когда мы сворачиваем на Буллерс-роуд, где располагается пункт нашего назначения — и, надеюсь, последний барьер перед началом этой самой моей новой жизни.
Мы медленно катим по Буллерс-роуд до указанного навигатором места. Никаких признаков ювелирного магазина. Разворачиваемся и едем обратно, чтобы убедиться, что не пропустили слона под носом.
— Да где же этот магазин, черт побери? — не выдерживаю я.
Не выдерживает и БМВ позади нас и оглашает улицу пронзительным гудком. Клемент не обращает внимания и продолжает плестись. Сзади снова надрывно сигналят, и тогда Клемент косится в зеркало.
— Никакого терпения, ну что за народ!
— Может, припаркуемся да поищем пешком?
— По мне, так напрасная трата времени, ну да тебе виднее.
Как раз в этот момент появляется свободное местечко между двумя припаркованными машинами, и Клемент переключается на заднюю передачу и оборачивается, приготовившись к параллельной парковке.
— Поверить не могу! Он же видит, что я хочу встать, и все равно стоит и нюхает мне жопу!
В ответ на его сетования снова раздается гудок. Это уже явный перебор, и Клемент, естественно, выходит из себя.
Прежде чем я успеваю как-то успокоить его, он отстегивает ремень и выбирается из машины. Что ж, принимаюсь наблюдать за развитием событий, хотя опыт и подсказывает, что, возможно, видеть подробности грядущего разбирательства мне вовсе не обязательно.
Клемент решительно подходит к БМВ и жестом приглашает водителя дорогостоящего колесного агрегата выйти на свежий воздух.
Лица оппонента Клемента мне не видать, но, подозреваю, на нем отражены паника и запоздалое раскаяние.
Как несложно догадаться, на приглашение Клемента наглец отвечать не хочет, и внезапно шины БМВ взвизгивают, и автомобиль на скорости сдает назад и останавливается лишь на расстоянии метров ста от нас.
Клемент возвращается в «фиат» и без единого слова втискивается между припаркованными машинами.
Пожалуй, мне стоит предостеречь его от подобных разборок на дороге, но втайне я не нарадуюсь маленькой победе над одним из представителей класса нетерпеливых идиотов в дорогих тачках.
На тротуаре мы сверяемся с листком Ричарда: номер дома Джерарда Кларка сорок два.
— Эта сторона четная и есть, — замечаю я.
Мы минуем с пяток разнообразных заведений, ни одно из которых, однако, не является ювелирным магазином. На большинстве из них номер дома вообще не указан, и нам приходится отсчитывать назад с шестидесятого номера, где находится какая-то забегаловка.
Возле прачечной Клемент внезапно останавливается и указывает на блестящую красную дверь в нише.
— Адрес относится вовсе не к лавке, а к конторе над ней.
Приближаемся к парадной и тогда видим скромную серебристую табличку на стене. Выпуклые символы едва разбираются, однако цифры в конце концов складываются в сорок два, а надпись под ними — в «Кларк джуэлир».
— Неудивительно, что мы не заметили с дороги, — бормочет Клемент.
Под табличкой располагается кнопка звонка, а наскоро распечатанное объявление рядом гласит: «Прием только по записи».
— Может, сначала стоит записаться? — предлагаю я.
Вместо ответа Клемент пожимает плечами и давит на кнопку.
— Пупсик, давай я буду разговаривать.
Я не возражаю. Нарушение даже самого незначительного правила неизменно приводит меня в смятение.
Какое-то время мы ждем, и когда Клемент снова тянется к звонку, дверь распахивается.
На пороге возникает упитанный мужчина с копной кудрявых черных волос.
— Да? — выпаливает он, разглядывая нас.
— Нам нужен Джерард Кларк, — отвечает Клемент.
— А вы кто такие?
— Хотим продать кое-какое золотишко. Нам посоветовали обратиться к нему.
— Если хотите втюхать безделушку триста семьдесят пятой пробы, меня не интересует.
— Вовсе нет. Так это вы Джерард Кларк?
— Возможно.
— Дружище, не тяни резину, — недовольно гудит Клемент. — Мне расписывали, будто Джерард — игрок серьезный, а коли нам здесь предлагают поиграть в угадайку, поищем кого другого.
Мужское эго уязвить может каждый, и толстяк заглатывает наживку.
— Да, я Джерард Кларк.
— Вот и прекрасно. Так интересует золото?
— В зависимости от количества и качества.
— Сто пятьдесят унций. Чистое.
На круглой физиономии Джерарда появляется улыбка.
— В таком случае входите.
Он разворачивается и неуклюже двигается вверх по лестнице. Клемент следует за ним, а потом и я. По единственному пролету мы поднимаемся на площадку с четырьмя дверями.
— Прошу.
Джерард открывает одну из дверей, за которой нашим взорам предстает просторное помещение, служащее, судя по всему, одновременно конторой и мастерской. Окон здесь нет, лишь два стеклянных люка на потолке, и естественный свет с пепельного неба едва рассеивает сумерки.
Хозяин щелкает выключателем и плюхается в видавшее виды офисное кресло.
— И что вы за ювелир такой? — интересуется Клемент, осматривая комнату.
— Такой, который знает, что ювелирная коммерция уже ни хрена не тянет. На магазине нынче денег не сделать, поэтому я предпочитаю заниматься торговлей золотом и драгоценными камнями. Еще наладил вполне приличное производство. И через «Амазон» и «Ибэй» у нас неплохо уходят всякие побрякушки средней ценовой категории.
— «Амазон» и «Ибэй»? — переспрашивает Клемент.
— Сайты такие, неужто не знаете?
Я встреваю прежде, чем Клемент успевает выставить себя идиотом:
— Простите, Джерард, но он немного технофоб. Каким-то образом ухитряется обходиться без интернета.
— Прямо как моя мамуля, — смеется ювелир. — Тоже не пользуется.
Отвлеченный болтовней, ювелир наконец спохватывается и указывает нам на кресла перед своим столом. То есть я лишь допускаю, что это стол, поскольку данный предмет меблировки настолько завален бумагами, инструментами, пластиковыми стаканчиками и банками из-под «Рэд булл», что я не уверена.
— Так вы что-то говорили про сто пятьдесят унций чистого золота. Товар у вас с собой?
Клемент достает из рюкзака слиток, кладет его на стол и усаживается обратно в кресло.
— Пожалуйста. И хочу сразу же предупредить, что нам нужны наличные. И никаких бумажек и вопросов.
Джерард подается вперед и проводит ладонью по шевелюре.
— Господи Иисусе. Я и не понял, что у вас целый слиток.
— Это создает какие-то трудности?
— Нет. Просто они не так-то часто попадаются, по крайней мере, такого размера.
— А наличные?
— Крупная сумма тоже не проблема, если только сойдемся на разумной цене. В лучшем случае это золотой лом, так что на рыночную стоимость не рассчитывайте. Вдобавок мне придется наведаться в банк.
— Все это понятно.
— Не возражаете, если я рассмотрю повнимательнее?
— Не стесняйтесь.
Ювелир берет слиток обеими руками и, медленно вращая, изучает клейма на поверхности. Явно удовлетворившись результатом осмотра, кладет брусок обратно на стол.
— Что ж, я определенно заинтересован, но сначала мне нужно провести проверку.
— Делайте что хотите, дружище, но утром его уже проверяли, и все было в порядке.
— И как именно проверяли?
— Чувак соскоблил с него стружку и что-то с ней сделал.
— Наверное, проба кислотой. Моя проверка будет посерьезнее.
Джерард снова берет слиток и направляется к верстаку в другом конце комнаты.
— Идите сюда! — подзывает он нас.
Мы послушно встаем и подходим к нему.
Помимо множества разнообразных ручных инструментов, коробочек с яркими драгоценными камушками и вездесущих банок из-под «Рэд булл», на верстаке также стоит какое-то устройство серебристого цвета, формой и размерами смахивающее на микроволновку.
Именно на этот прибор ювелир с гордостью и указывает.
— Моя маленькая красавица способна проанализировать состав любого металлического предмета. Стоила целое состояние, но, простите за каламбур, в нашем деле она просто бесценна.
Мы с Клементом озадаченно переглядываемся.
— Почти четверть драгоценностей, что мне предлагают, вовсе не то, чем кажутся, — поясняет Джерард, заметив наше недоумение. — Например, не далее как вчера мне пытались втюхать браслет якобы из золота семьсот пятидесятой пробы. Когда же я поместил безделушку в свой анализатор, оказалось, что это лишь позолоченный вольфрам. Подделка, иначе говоря, которой ловко придали вид чистого золота. Так что благодаря прибору мне не пришлось выкладывать тысячу фунтов за то, что и на сотню-то не тянет.
— И что он скажет вам про наш слиток? — интересуюсь я.
— Скажет точную чистоту, а уж ее важность недооценить сложно. Если золото чистое или, по крайней мере, очень близко к таковому, у вас в руках, милочка, нечто весьма значительной ценности.
Мне хочется сказать ювелиру, чтобы он не называл меня милочкой, однако, раз уж он вот-вот выплатит мне несколько десятков тысяч фунтов стерлингов, решаю предать данную вольность забвению.
Мы наблюдаем, как Джерард подготавливает свою чудо-машину. Он щелкает рычажком, и цифровой экран оживает. Затем тычет пальцем в панель, на что аппарат отзывается низким гулом. После некоторых манипуляций с экраном ювелир открывает переднюю дверцу устройства. Осторожно кладет слиток внутрь и захлопывает дверцу. Снова щелкает рычажком и, ткнув напоследок по панели, оборачивается к нам.
— Займет примерно минуту.
— Может, обсудим пока денежный вопрос? — предлагает Клемент.
— Давайте сначала поглядим, с чем имеем дело, — отзывается ювелир. — Разница даже в несколько процентов по чистоте может существенно повлиять на стоимость.
Мы втроем стоим и таращимся на прибор целую минуту — очень долгую минуту.
Наконец, машина три раза громко пищит, и гудение прекращается.
— За еду! — шутит Джерард, однако мы не смеемся.
Хозяин мастерской наклоняется к устройству и пробегает пальцем по экрану, изучая полученные данные.
— Ну? — теряет терпение Клемент.
Джерард поворачивается к нам. По выражению его лица я уже знаю, что он собирается сказать.
— Сначала хорошую новость или плохую?
— Плохую, — бурчит Клемент.
— Боюсь, ваш слиток не из чистого золота.
— А хорошая?
— Мне не придется идти в банк.
