Заключение
С чем связано столь резкое возрастание роли дронов в современной войне? С революцией в технологиях. В первую очередь с появлением микропроцессоров и систем управления. Во-вторых, с появлением лёгких и экономичных двигателей внутреннего сгорания и электродвигателей, а также лёгких, но весьма ёмких аккумуляторов.
Дроны в 2022 г. существенно изменили характер войны. Так, после перехода манёвренной войны на Украине в позиционную решающую роль стал играть огонь артиллерии, корректируемый дронами. Появились дроны-камикадзе, способные уничтожать бронеобъекты далеко за линией фронта.
Дроны ставят перед человечеством трудноразрешимые вопросы в области морали, международного и военного права. Так, например, если дрон стартовал с территории воюющего государства, а управление им производится с территории нейтрального государства, то имеет ли права страна, пострадавшая от действия дрона, нанести удар по нейтральной стране, откуда производилось управление дроном? Допустим, дрон запущен из района Одессы, а управление велось из Румынии.
Можно ли запрограммировать систему управления дронов на автоматическое уничтожение всех движущихся предметов — солдат, мирных жителей, включая детей, животных и т. д.?
А что произойдёт, если вооружённые дроны или дроны-камикадзе попадут в руки частных лиц, в том числе и террористов?
США в одностороннем порядке вышли из Договора по РСМД. Сейчас, на декабрь 2022 г., ни США, ни РФ не имеют на вооружении сухопутных ракет средней дальности, если не считать универсальных установок Mk.41 для запуска ракет ПРО «Иджис» и крылатых ракет «Томагавк».
Зато США располагают сотнями ударных беспилотников с радиусом действия до 5000 км. Согласно официальным заявлениям Пентагона и Белого дома, «Договор по РСМД не ставит никаких ограничений на разработку, испытания и применение многократно используемых вооружённых дронов».
По мнению США, термин «ракета», используемый в договоре, может быть применён только к изделиям одноразового действия. На мой взгляд, это чистой воды словоблудие. Кто мешает ударному дрону, как, например, улучшенной модели MQ-1C, слетать только в одну сторону с термоядерным зарядом на борту и поразить цели на дистанциях 7–8 тысяч километров?
Теоретически нет никаких технических препятствий для создания многократно используемых дронов с боевым радиусом действия 8—12 тысяч километров.
Ну а как насчёт стратегических морских дронов типа «Посейдон»? Следует ли их учитывать в договорах по ограничению стратегических наступательных вооружений?
А каков статус надводных и подводных дронов в экономических зонах прибрежных государств? Ведь морские дроны даже не упомянуты ни в одной статье Международного морского права.
Вопросов много. Ответы на них зависят от субъективных причин в отношениях государств и объективных причин, связанных с развитием передовых технологий.
