Глава 17

Утром меня несколько раз будил шум внизу, но я старательно отказывался просыпаться, пока ко мне в дверь не постучали.

— Ну что там, — недовольно сказал я, открывая глаза.

В дверь просунулась голова Бартоло.

— Прибыли гонцы сеньор Иньиго, от ваших гостей. Принесли письма.

— Ладно неси, ни минуты покоя, — вздохнул я, садясь на кровати и опираясь вечно мешающим мне горбом на подушку.

Вскоре гора небольших писем была вывалена мне на кровать и Бартоло стал открывать их, подавая мне для чтения. Я перебрал все и облегчённо вздохнул. Кардиналы и епископы благодарили меня за ужин, отмечая, что больше всего им были поражены дети и подростки, никогда подобного не видя, так что, если я собираюсь ещё устраивать нечто подобное, они с радостью в этом поучаствуют.

— Э, нет, — я покачал головой, — больше никаких званых ужинов. Сколько мы потратили всего Бартоло?

— Сеньор Альваро сказал, что полторы тысячи флоринов сеньор Иньиго, — тихо ответил он, — деньги на счету почти закончились.

— Сеньор Альваро писал домой? — поинтересовался я.

— Да и неоднократно, — кивнул мой секретарь, — но пока ответа нет.

— Больше никаких ужинов! — твёрдо решил я, поскольку такие траты я себе вообще не мог позволить.

Это вскоре подтвердил и сеньор Альваро, который сказал, что утром посетил банк Медичи, где на нашем счету осталось всего пятьсот двадцать флоринов.

— Напишите ещё раз отцу и дедушке, — попросил я его, — нам нужны деньги, иначе мы пойдём по миру.

— Хорошо сеньор Иньиго, — склонил голову тот.

— Выделяю двадцать флоринов на вас и наших слуг, — распорядился я, — распределите пожалуйста между собой сами, в зависимости от пользы и участия каждого.

— Сеньор Иньиго, — осторожно напомнил он, — может не сейчас?

— Люди постарались и заслуживают награду, тем более вы сеньор Альваро, — непоколебимо ответил я, — плохой будет из меня сеньор, если я не могу наградить людей за хорошо выполненную ими работу.

— В этом доме сеньор Иньиго, никто в этом не сомневается, — тут уже в поклоне склонились они оба.

— Ладно, Бартоло собирай меня, сегодня мне нужно составить план, как заставить работать папскую инквизицию, — обратился я к молодому парню, — напомни мне пожалуйста, когда ты уезжаешь?

— Скоро сеньор Иньиго, как только найду с кем смогу уехать, — грустно ответил тот.

— Зайди ко мне, попрощайся! — напомнил я ему.

— Конечно сеньор Иньиго, — тут же заверил он меня.

Десять градусов хоть и было вроде бы немного, но я мёрз просто страшно, особенно по ночам. Так что камин в моей комнате топили так, что как говорил Алонсо «демонам в аду и то было бы жарко». Именно поэтому я старался как можно реже куда-то выходить, только на уроки и на работу, поскольку деньги стремительно заканчивались, несмотря ни на какую экономию. Поддерживать дом, закупать продукты и оплачивать жалование слуг, требовало деньги и ещё раз деньги, так что я начинал злиться на свою семью, которая не могла обеспечить своего отпрыска достойным существованием, явно вынуждая меня писать и просить выслать деньги на следующий год. Ведь в отличие от моих угроз тогда, когда меня мало кто знал в Риме, я мог позволить себя выкинуть что-то такое необычное, но сейчас, когда я обзавёлся таким кругом знакомств, делать поступки, порицаемые общественным мнением, я не мог, поскольку этим уже задевал тех, кто меня знал. Так что оставалось смирить свою гордость и ждать милостыни от семьи. Но такое отношение я запоминал и откладывал в своей памяти.

Открывшаяся дверь внесла струю холода, но увидев радостное лицо сеньора Альваро, я приподнялся на кровати.

— Пришли?

— Пришёл вексель на пять тысяч сеньор Иньиго, — закивал он, потрясывая письмом.

— Гора с плеч, — выдохнул я, — что пишет отец?

— Что это последние деньги, что он прислал вам, — смутился Альваро, — ваши траты слишком большие, так что, если они закончатся преждевременно, вам придётся вернуться домой.

— «И это богатейшая семья Кастилии? — вслух я не стал говорить, но задумался про себя, что делать дальше, — стыд и позор».

— Мы и так эти дни живём в режиме экономии, — покачал я головой, — так тому и быть, постараемся теперь не тратить ни на что, кроме учителей.

— Как прикажете сеньор Иньиго, — склонил голову Альваро.

— Хотя погоди, я тебя обманул, — тут же вспомнил я об одном давно откладываемом деле, как раз по причине нехватки на это средств, — мне нужны деньги не только на учителей.

Сеньор Альваро схватился за голову и застонал.

— Это необходимо, я обещал кардиналу Торквемаде, — я покачал головой, — позови Алонсо прикинем, как потратить не сильно много.

Двери зала папской инквизиции открылись, и куча людей стала затаскивать столы, тумбочки, деревянные крашеные столбики, какие-то плакаты. Братья недоумённо посмотрели на этот шум и гам, отправив разбираться со всем брата Джузеппе.

— Что здесь происходит? — подбежал он к распоряжавшемуся знакомому ему молодому человеку.

— Сеньор Иньиго нашёл деньги, так что вскоре всё заработает здесь, как он хочет, — с радостью ответил ему Бартоло, после чего у монаха схватило сердце и ему потребовалось позвать доктора.

Целую неделю куча строителей, маляров и других людей оккупировали зал, всё время что-то строя, штукатуря, таская и перестраивая, а когда они закончили и наконец убрались, появился и сам возмутитель спокойствия за спиной у своего помощника.

— Братья мои, — он обратил взгляд своих сияющих от счастья глаз на монахов, — я подготовил для каждого из вас инструкции.

Против воли монахов из их ртов раздался слитный крик ужаса, многие упали на колени и стали молиться, но прибывший демон был не умолим, приказал раздать всем краткие памятки, где буквально на шести строках было написано, что от каждого требуется и он рассадил по столам монахов в строгой последовательности. Кто-то попал за столы, над которыми виднелся плакат с надписью «Англия», кто-то оказался во «Франции», но большая часть, конечно, осталась в «Италии».

— Бартоло, начинай носить всё, что мы сгребли с пола и расположили по стеллажам, — приказал ребёнок, — я пока побуду за его преосвященство и буду готовить ответы на уже ранее разобранные письма.

Конечно, ничего не заработало в ни в этот день, ни днями позже, но я на это сильно и не рассчитывал. Монахи мало того, что сопротивлялись нововведениям, так ещё и отказывались работать. Так что мне пришлось сделать запрос кардиналу Орсини, можно ли оптимизировать штатную численность его подразделения, на что получил ответ, что только в меньшую сторону. Этот ответ меня так воодушевил, что на следующий же день я уволил всех, кроме Джузеппе. Монахи долго не понимали, что происходит и почему стража не пускает их на работу, а когда им объяснили, тут же побежали жаловаться.

И ко мне пришла проверка во главе с кардиналом Лудовико Тревизано. Он явно тут был последний раз очень давно, так что сопровождаемый кардиналом Орсини, изумлённо осматривался, разглядывая произошедшие кардинальные изменения. Наконец они дошли до главного виновника переполоха. Увидев меня, лицо камерленго просветлело.

— Ну наконец-то Латино, — он повернулся к сопровождающему его кардиналу Орсини, — у тебя появился первый стоящий работник.

Тот поморщился.

— Ваше преосвященство, — заметил он, — вы сами обрубили мне финансирование, где я найду лучших?

— Так я и не помню, чтобы и на это всё выделял средства, — обвёл он рукой зал.

— Простите, что вмешиваюсь ваши преосвященства, — заметил я, — но кардинал Орсини прав, ремонт был выполнен за мои средства, поскольку я не мог больше работать в созданных ранее условиях.

На лице Орсини показалась улыбка, а камерленго понял в воздух палец.

— Ищи вот таких сотрудников Латино, — произнёс он, — которые тратят свои деньги на работу.

С этими словами этот весьма достойный человек удалился, сказав, что не видит проблем в том, что происходит и сейчас накажет тех, кто оторвал его от работы.

Когда он ушёл, а мы с начальством остались, кардинал ещё раз осмотрелся и ему явно понравилась проделанный мной ремонт и как сейчас всё было красиво и чисто.

— Сегодня подпишу указ, о твоём официальном назначении моим заместителем, — произнёс он, — не подведи меня.

— Ваше преосвященство, мой долг заботится о делах церкви и ваших, — подтвердил я, на что он кивнул и пошёл к себе, а вскоре и правда из секретариата принесли официальную бумагу, что синьор Иньиго де Мендоса, назначается первым помощником кардинала Латино Орсини в Secretaria Status, конгрегации Sacræ Cardinalium. Прочитав документ, я показал Бартоло вложить в руку посланца несколько сольдо, и посмотрел на Джузеппе, который со священным страхом посмотрел на меня.

— Открываем приём на работу тех, кто готов работать, — радостно объявил я ему.

Правда моя радость скоро потухла, когда я узнал размер жалования, на которое планировалось принимать людей и общий бюджет подразделения, так что обратился к Джузеппе.

— Идите поговорите с братьями, которые из-за своей гордыни уволились. Те из них, кто понял свой грех и смирил гордыню, мы готовы будем принять назад.

Священник поклонился и вскоре мир между нами был восстановлен, но на моих условиях. Просто они не знали, что за те деньги, что платят им, я вряд ли найду того, кто хотя бы сделает вид, что работает.

Зато теперь они, увидев бумагу из главного секретариата о моём назначении, перестали саботировать приказы и стали слушаться, а другого мне и не было нужно, поскольку им отводилась роль простых сортировщиков почты, ведь всё основное, я делал только сам. Заказав, чтобы мне нарисовали карты Италии, Франции, Англии, Германии — тех стран, где были открыты сейчас филиалы инквизиции, я повесил их на стены в зале и отметил области, где они находились и распределил поток почты на несколько направлений. Первый — самый большой, который касался доносов на соседей и священников, я компоновал по филиалам нужных стран и папскими гонцами отправлял на рассмотрение в филиалы инквизиции на местах, поскольку это нужно было расследовать только там. Второй поток — меньший, касался запросов проверки трудов или печатающихся книг на ересь, на него отвечал я, сверяя ответы со своими учителями и последний, самый меньший, наподобие того, где один дворянин жаловался на другого, что дал приют общине вальденсов я откладывал, чтобы пойти с ним к кардиналу Орсини.

Уже на вторую неделю нормальной работы папской инквизиции, монахи довольные упрощением своих задач до минимума, работали быстро и споро, сортируя накопленную почту, а я, превратившийся в главный обрабатывающий и отвечающий мозг канцелярии только успевал диктовать бедняге Бартоло, ответы на письма и формировать почту на отправку.

Активность я развил такую, что вскоре к нам заглянул мой знакомый епископ из канцелярии международной почты, который пришёл с вопросом, что такого случилось в папской инквизиции, что оттуда пачками пошли письма на отправку. Увидев распределение столов, расстановку табличек и сотрудников такое же, как и у себя, а главного, пусть и мелкого паука посредине всей этой паутины, он поздоровался только со мной и сразу же откланялся, поскольку вопрос у него закрылся сам собой.