Я родилась 26 ноября 1930 года в деревне Ругатенко Смоленской области (сейчас Гагаринский район).
Мне было 11 лет, когда началась война. В семье было 7 детей, а жили мы тогда в деревне Ругатенко Гжатского района Смоленской области. Мать работала бригадиром, отец был председателем сельского совета. Перед приходом немцев старшая сестра вместе с другими девушками погнали скотину в тыл. Гнали через Клин. Когда немцы пришли в деревню, мать прятала в подвале у себя дома партизан. Их было пять человек. Дядя Миша Шумилов был из Дмитрова. Он был радистом и связным у партизан. Среди этих пяти был дядя Костя (Любы Барабановой дядя). Мы с ним встретились уже здесь после войны. Он меня узнал.
Во время войны было много предателей. Кто-то выдал дядю Мишу Шумилова, и его повесили на ветле. Там он висел целую неделю, а потом немцы разрешили его похоронить. Ребята закопали его на бугорке. А партизана дядю Васю Волкова (он был родом из деревни около Дмитрова) немцы расстреляли.
Мать пекла хлеб для партизан, мы выпрашивали санки покататься у немцев, а сами возили на них хлеб и картошку в лес партизанам. Когда у партизан сломалась рация, то я и моя двоюродная сестра Наташа скрутили ее у немцев из машины и передали партизанам. Сестра Валя переправила спрятанных партизан через реку на лодке по два человека, достала для них немецкие палатки. Партизаны были в лесу Красная Роща. На начало войны их было более 700 человек, а к концу войны осталось очень мало – около 20 человек. Много их предали.
Мать пекла хлеб для партизан, мы выпрашивали санки покататься у немцев, а сами возили на них хлеб и картошку в лес партизанам. Когда у партизан сломалась рация, то я и моя двоюродная сестра Наташа скрутили ее у немцев из машины и передали партизанам.
Осенью, уже по снегу, нас погнали в лагеря. Гнали по дороге на Белоруссию.
В одном селе между Смоленском и Дорогобужем все дома были сломаны, нас загнали в одно большое здание, где были стены, но не было крыши. Народу туда загнали очень много и хотели там нас взорвать. Ребята как-то узнали про это и всем рассказали. Стены были высокие, но люди стали друг друга поднимать и выпрыгивать из этих стен. Выпрыгивали и отбегали в сторону, убежать совсем было невозможно, потому что везде были патрули. Нас опять погрузили в машины и повезли дальше. Чуть отъехав, мы услышали взрыв. Это взорвалось то здание.
В селе Златоустово охраняли только взрослых, а мы бегали и смотрели, что делается вокруг. Мама моя все нас не пускала к колодцам, что были возле фермы. Мы ее не послушались и побежали посмотреть, что там немцы сгружают в колодцы. Лучше бы мы послушались маму. Немцы сбрасывали в колодцы мертвых детей. Их было очень много. Мы убежали обратно и больше не отходили от взрослых.
Лагеря находились почти возле Белоруссии, и там мы жили за колючей проволокой три года, пока наши войска не освободили Смоленск. Там были бункера и окопы. В них мы рыли землянки, в которых и жили. Обогревались собственным теплом, вместо постелей были настилы из досок. Охраняли нас наши солдаты с автоматами, которые перешли к немцам. Много было предателей – полицаев, они особенно злобствовали. Погибло очень много наших людей.
Кормили нас в лагерях похлебкой из картофельных очисток, что оставались после немцев, да ячневой крупы горсть. В голоде большом жили и холоде. Гоняли нас под конвоем работать на полях.
Мама моя все нас не пускала к колодцам, что были возле фермы. Мы ее не послушались и побежали посмотреть. Лучше бы мы послушались маму. Немцы сбрасывали в колодцы мертвых детей. Их было очень много.
По реке не вода шла, а кровь. Самолеты, когда бомбят, летят очень низко.
У немцев были отдельные кладбища. Офицеров хоронили в гробах, а солдат в плащ-палатках.
Освобождали нас американцы. Домой мы возвращались своим ходом. Была весна, реки были разлившиеся. Через реку переплавлялись на плоту по два человека. Много семей шло из разных деревень.
Мы пришли домой утром, часов в 11 (весна 1944 года). Дом наш был полностью разграблен. Все вытащили. Только в подвале осталось зарыто немного ячменя. Мы его посеяли. Еще было немного ржи, ее мы тоже посеяли в огороде. Когда поспела, ее ножами срезали и сушили на печке. Дядька сделал мельницу, и мы на мельнице муку делали. Так и выжили. Работали в колхозах, пахали на себе. Скотину нам вернули уже после войны.
День Победы – одни слезы и крики. Отец погиб в последние дни войны у себя на родине, в Смоленской области, похоронен в поселке Карманово. Мать всегда ждала отца, ждала его до самой своей смерти. После лагерей мать сильно болела. После войны я закончила три с половиной класса, и потом пришлось идти на раскорчевку леса.