Город Льгов, Курская область, сын полка 65-й армии, юный участник Курской битвы, инвалид 1-й группы, посадивший рощу в 2,5 тысячи деревьев разных пород.
С детства я мечтал стать кадровым военным, в 6 лет потерял мать, со старшим братом Георгием росли, поддерживая друг друга. Отец много работал. Мы работали на огороде в 15 соток, ухаживали за домом. Рано вставали, слово «надо» было на первом месте. Началась война.
Три дня шли бои, снег был красным от крови. У орудия остались лейтенант и я, снаряды кончились. Осталась одна связка гранат на двоих.
В 1943 году в конце февраля я оказался на северном направлении Курской дуги, куда потоком шли машины с подкреплением и боеприпасами. В одной из них я спрятался и попал в пекло боя – очень хотел воевать с фашистами. Некогда было выяснять: откуда пацан появился в артиллерийской батарее истребителей танков, поступила команда – раз попал в команду смертников, подавай артиллерийские снаряды!.. Заряжай!.. Я представить себе не мог такого кошмара. Взрывы снарядов переворачивали орудия. Три дня шли бои, снег был красным от крови. У орудия остались лейтенант и я, снаряды кончились. Осталась одна связка гранат на двоих. Опять атака на батарею фашистских танков. Лейтенант пополз, размахнулся, чтобы бросить связку в приближающийся танк, но тут же осел – был ранен. Я вырвал связку из рук лейтенанта и бросил ее под приближающийся танк. От взрыва меня отбросило на несколько метров в сторону.
Забыть первый, и последний трехдневный бой невозможно, он напоминает о себе в кошмарных снах и непрерывных головных болях. И однажды, глядя в окно своей квартиры, я дал себе слово посадить две тысячи деревьев (в память о солдатах, умерших от ран в госпитале).
Очнулся от боли и холода – лежал на снегу, вернее, в замерзшей красной луже. Ощупал голову: широкий и глубокий шрам на макушке. Услышал за спиной немецкую речь, автоматную очередь – гитлеровцы имели привычку добивать раненых…
Я сжался в ожидании приготовленной для меня очереди автомата, думал: только бы на моем лице не дрогнул ни один мускул. Так хотелось жить. И вдруг резкий удар кованым сапогом в правый висок, пинок второго фашиста пришелся по лицу. «Он мертв», – подытожил третий… Сколько находился в шоковом состоянии, не помню, очнулся в медсанбате…
Понимал, что другим не легче. Как полегчало, стал помогать раненым, выносил не менее двухсот суден или «уток», переворачивал раненых, а в сумерках с возницей приходилось увозить и умерших от ран…
Закончилась война. Стал все же кадровым офицером Советской армии. Но забыть первый, и последний трехдневный бой невозможно, он напоминает о себе в кошмарных снах и непрерывных головных болях. И однажды, глядя в окно своей квартиры, дал себе слово посадить две тысячи деревьев (в память о солдатах, умерших от ран в госпитале). Теперь под окнами выросли белоствольные березы, липы, рябины, лиственницы, сосны, вязы, клены…