В 1944 году находилась в семейном лагере при партизанском отряде имени Кирова. В настоящее время живет в Дрогичинском районе Брестской области.
В семейный лагерь при партизанском отряде нас – меня, маму и младшего братика – привел отец. Он был инструктором подпольного обкома партии. В 44-м немцы сняли с фронта крупные силы для борьбы с партизанами. Оставаться в деревне было опасно, и папа отвел нас в отряд, в район Споровских болот.
Отряды располагались на островах, боевой отряд на одном острове, семейный лагерь – на другом. Между ними километра полтора. Были такие проходы, с гатью, но если не знаешь, где идти, – не дойдешь, провалишься в трясину, и все…
Нас – детей, ребят и подростков – в семейном лагере было, наверное, больше пятидесяти человек. Молодежь ходила на задания, в разведку или на посты. Собиралась группа: обычно, двое подростков и кто-то из старших, как правило старики. Надо было следить за переправой, чтобы никто чужой не пришел на остров. В дневное время девчата дежурили, ночью – мальчишки 12–14 лет. И бегали с донесениями, когда надо было что-то передать из боевого отряда в семейный или наоборот. Оружия нам не давали, но стрелять из карабина учили.
Надо было следить за переправой, чтобы никто чужой не пришел на остров. В дневное время девчата дежурили, ночью – мальчишки 12–14 лет. И бегали с донесениями, когда надо было что-то передать из боевого отряда в семейный или наоборот. Оружия нам не давали, но стрелять из карабина учили.
Еще помогали мамам по хозяйству, стирать, готовить. У нас было в отряде девять коров, мы с девчонками ходили их доить. А потом это молочко давали раненым и больным. За больными надо было ухаживать, даже комаров отгонять, он же не может, если ранен.
Малыши до десяти лет ходили в лесную школу. Был такой обыкновенный шалаш, в нем жили две учительницы. Одну звали Любовь Грицева, она арифметику преподавала, а другую – Мария Шляхтенко, она была литератором. Сама стихи сочиняла, песни разучивала с ребятами. Писали карандашами на старых газетах, на обрывках бумаги, бересту заготавливали и на ней тоже писали. А в летнее время просто дорожку такую расчищали на земле и палочками писали, задачки решали. Оценок никому не выставляли. Если хорошо учился – хвалили, а если отставал по какому-нибудь предмету – пожурят, и все. Предметы какие? Русский язык, арифметика, физкультура, пение. Мы потом концертики такие устраивали для своих пап и мам: и пели, и танцевали, и стихи читали.
Из одежды на тебе только то, в чем пришел в отряд. Правда, было такое правило: если обносился, можно было прийти в деревню, в любой дом, попросить свежее белье, а свое – оставить. У меня порвалась обувь, так командир нашего семейного лагеря дал мне солдатские ботинки. В тех ботинках я еще год ходила после освобождения. В них и в школу пошла, в шестой класс… В основном, люди носили такие резиновые ботинки, «сиговцы» их еще называли, или валенки, у кого были. А летом – все босиком.
Вши донимали. Там же бани нормальной не было. Мылись через месяц, через два. Землянка была, стоял «парник» . Кипятили воду – носили с болота – и мылись… Какие-то порошки врач выписывал – от вшей, – мы их в воду сыпали. А стирали на золе – называлось это «лух». Обвязывали ушат полотном, сверху сыпали золу. Воду кипятили и заливали. И одежда, и белье очень хорошо отстирывались.
1 мая 1944 года меня и еще двух девушек приняли в комсомол. Это такое событие было! Я такая гордая ходила…