Воевал в 259-м партизанском отряде (8-я Рогачевская партизанская бригада), участник партизанского парада в Минске 16 июля 1944 года. Живет в Минске.
5 июля из Центрального штаба партизанского движения была разослана радиограмма о подтягивании к Минску партизанских отрядов и бригад. Мы шли форсированным маршем. Без сна и без долгих привалов. Дошли до Березины. У меня к этому времени мои партизанские ботинки за год партизанщины развалились. Я их за шнурок раскрутил и бросил в Березину… У деревни заметил группу пленных немцев. Подхожу к одному, показываю на ботинки: «Цвай унд фирцих?» (Сорок второй?) – «Найн». К другому – молодой парень: «Цвай унд фирцих?» – «Яя!» Он садится, разувается, я ботинки на босу ногу надел и пошел дальше.
Переправляться по воинскому мосту нельзя было, потому что воинские части шли. Поэтому нам было предложено переправляться вплавь. Для тех, кто не умел плавать, сделали плотик, и на этом плотике их перевезли. В том числе и нашу одежду – тех, кто согласился переправляться вплавь.
…Ночью шли. Солдаты мимо нас проходили. По пути встречали разложившиеся трупы немцев, потому что фронт прошел раньше. Подошли к Минску. Ночевали в поселке второго кирпичного завода по улице Харьковской, последнюю ночь перед партизанским парадом.
Мы даже не знали, что будет парад. Нас привели на улицу Мясникова, к штабу. Первый этаж там был каменный, а дальше – деревянная надстройка. Нам приказали написать, в каких операциях участвовали. Я написал, что в двух боевых операциях. Оказывается, потом на основании этих материалов нас награждали. Я получил в результате медаль «Партизану Отечественной войны» 1-й степени. Ну и тут же нам выдали справки партизанские. Она у меня и сейчас есть. Чувствуется, партизанскую справку писали наши же партизаны, потому что фамилия написана по-русски: «Калинкович», а то, в какой должности воевал, по-белорусски: «радавога»: «Калинкович Леонид Николаевич действительно состоял в партизанском 259-м отряде 8-й Рогачевской партизанской бригады с 1 августа 1943 г. по 28 июня 1944 г. Просьба к местным органам власти оказывать содействие в устройстве на работу».
Потом нам было объявлено: движемся на партизанский парад. И пошли мы городскими улицами… Город был пуст, весь разрушен. Людей не встречали.
Потом нам было объявлено: движемся на партизанский парад. И пошли мы городскими улицами… Город был пуст, весь разрушен.
Людей не встречали.
Проходим мы по улице Красноармейской, пересекаем Ульяновскую, и тут слева – станкостроительный завод им. Кирова. И где-то поближе к перекрестку, у излучины Свислочи, уже стояли колонны партизан. Все стояли в одном направлении, перед партизанским строем – небольшая трибуна. На трибуне стояли с десяток человек – в форме и без формы. Мы вообще-то не знали никого. Но среди партизан говорили: вот там маршал Рокоссовский! Потому что слава Рокоссовского среди партизан ходила. Это потом мы узнали, что этого полководца на трибуне не было, но тогда мы все были уверены – Рокоссовский принимает партизанский парад.
Выстроились. Подали команду: «Шагом марш!» И колонны одна за другой пошли. Появилось у нас и знамя, изготовленное, видимо, на скорую руку. До этого я бригадного знамени никогда не видел. Первая колонна – минские партизаны, Минской области. За одним из отрядов шел… обыкновенный козел, на рога которого была нацеплена немецкая офицерская фуражка. Все смеялись, конечно.
С трибуны звучали слова приветствия: «Да здравствуют партизаны Минской области!» Потом Гомельской, Могилевской… Все кричали: «Ура!» Никого из посторонних, из местного населения, на этом параде не было. Возле трибуны – да, стояли, но немного. Это было чистое поле, никаких строений вокруг. Партизанский парад проходил на Минском ипподроме. Прошли мимо трибуны и мы. И, наверное, тогда и поняли, что жизнь партизанская закончилась…
После парада – назад, на Мясникова. К строю подошла группа офицеров. Мы же не знали родов войск тогда. Для нас офицер в погонах – это чуть ли не белогвардеец, мы же не видели советских офицеров этих. Стали подходить, отсчитывали: сто человек, двести человек… Эти сюда, эти туда. В строю говорили: эти, наверное, поедут учиться, молодые же все. А вот тех – в пограничники, что ли… К нам подходят, отсчитали двести человек, говорят: ДРУД! Оказывается, дивизион регулирования уличного движения, милиция. Еще семьсот распределили по Минску. Я вам скажу, никого из наших партизан я больше не встречал. Все они попали под Кенигсберг, и многие без фронтового опыта и погибли там…