Глава 3

Когда я прорезал облака, словно серые мысли небес, мой парашют натянулся под порывами ветра. Остров уже проступал внизу, так близко, что я мог различить его лоскутное одеяло из изумрудных деревьев, разбросанных по земле.

Я скорректировал курс, нацелившись на укромную поляну, которую заметил с высоты. Место, которое другие, возможно, сейчас пропустят. Но я понимал природу таких островов и знал, что на них можно найти — или что может найти тебя. Ведь я умею выживать, находясь в одиночестве; не раз приходилось делать это в сложных условиях.

Воздух был свежим, с привкусом соли и обещанием приключений, которые могли окончиться фразой: «Я же говорил». Мои пальцы крепко держали стропы парашюта с привычной легкостью, ведь мои мышцы укреплены не в стерильных залах кампуса, где пот ценится меньше, чем цитаты из учебников, а реальным трудом — концепция, чуждая большинству моих сверстников, воспитанных на виртуальных победах и теоретических знаниях.

Думая о них, я бросил взгляд в сторону и увидел, как моя сестра спускается к пляжу на розовом парашюте. Этот цвет — очередная издёвка преподов?

Даже отсюда я видел недовольное выражение лица Маши. Её можно понять: если бы мне достался розовый парашют, я бы тоже разозлился. Не понимаю, зачем парашюты вообще сделали разными по цвету… Возможно, как я и сказал, преподавателям это показалось забавным.

Но это всё мелочи в великой схеме вещей. Куда интереснее то, что я начал подавать Маше всевозможные знаки и кричать, чтобы она следовала за мной. Она проигнорировала мои попытки, вероятно, слишком занята планированием своего триумфального появления на острове.

Ей пафоса не занимать, и это часто приводит к последствиям, увы… Но, по крайней мере, она не издевается над слабыми и дерзит только тем, кто сам позволяет себе обращаться с другими в подобном тоне.

А может, я просто оправдываю её, как брат? Впрочем, если она перейдёт границы допустимого, я не стану с ней сюсюкаться: моральные принципы важнее семейных уз, хотя об этом не принято говорить вслух.

Наблюдая, как она отдаляется на парашюте, я заметил, что Виктория тоже последовала за ней. Обе они ещё не осознали, насколько выгоднее обосноваться вдали от толпы, которая в моменты кризиса превращается в стадо. Последствия существования в голодной и напуганной толпе им, похоже, ещё не открылись во всей своей пугающей красе.

Что ж, пусть они пока наслаждаются своими социальными играми, собирая лайки и одобрения, как дети собирают ракушки на берегу перед надвигающейся волной. Мне же назначено свидание с одиночеством и практичностью. Я должен основательно подготовиться к их приходу, ведь рано или поздно реальность настигнет всех.

Я приземлился с удовлетворительным хрустом листьев и веток под ботинками, словно природа решила аплодировать моему появлению. Поляна была спокойна, нетронутая человеческим вмешательством — редкое явление в мире, где каждый уголок отмечен следами цивилизации.

Здесь небольшой водопад каскадом стекал по рядам камней, его мелодичный шум напоминал тихий шёпот, рассказывающий истории о тех временах, когда реки были прозрачнее, а люди — мудрее. Он не был грандиозным, но являлся постоянным и надёжным источником пресной воды.

Папоротники и экзотические растения обступали меня со всех сторон: их огромные листья создавали иллюзию возвращения в доисторическую эру, когда гигантские рептилии властвовали над Землёй, а люди были лишь смутной тенью грядущего. Серые скалы возвышались над моей головой; их поверхности испещрялись прожилками минералов и упрямых кустиков, цепляющихся за жизнь в трещинах, словно живое напоминание о том, что выживание зависит не от силы, а от упорства.

Сняв парашют и тщательно его сложив — ведь теперь каждый ресурс на вес золота, — я огляделся вокруг и осознал, что, возможно, впервые за долгое время я по-настоящему свободен. Свободен от ожиданий, предрассудков и пустых разговоров. Оставалось лишь понять, как использовать эту свободу, чтобы не уподобиться тем, кто всю жизнь искал смысл, но так и остался сидеть под деревом, рассуждая о тени.

Активировав своё гравитационное чутьё — точнее, импульсы, улавливающие движение и формы, — я расширил своё восприятие и обнаружил вокруг множество жизни… Мелкие существа сновали в подлеске: грызуны, рептилии; время от времени птица срывалась с ветки и взмывала в небо. Чуть дальше ощущались более крупные звери, и, полагаю, среди них немало опасных хищников.

Но такая сбалансированная экосистема означает обилие ресурсов для использования. Так что это скорее я представляю опасность для них, нежели они для меня.

Нас предупреждали, что это испытание на выживание подразумевает сотрудничество, но я вижу в нём возможность продемонстрировать действенность самодостаточности. В моём случае это действительно кажется более логичным.

В конце концов, совокупный разум моих одногруппников не внушает особого доверия. Я предпочитаю не полагаться на людей, для которых навыки выживания сводятся к умению заказать еду с доставкой.

Я подошёл к одной из скал и провёл рукой по её шероховатой поверхности, текстура которой была грубой, неприветливой. Закрыв глаза, я сосредоточился, призывая гравитационные силы под свой контроль. Сначала это было едва заметное изменение: лёгкая дрожь под кончиками пальцев. Но затем, всё быстрее и быстрее, камни начали поддаваться, крошась и сжимаясь под усилием гравитации.

Куски породы обламывались, обрушиваясь в кучи у моих ног. Пыль заполнила воздух, частицы почти залетали мне в нос и рот. Это грязная работа, но необходимая сейчас для меня.

Часы сливались воедино, пока я выдалбливал внутреннее пространство; монотонные движения становились почти медитативными. Когда солнце уже склонялось к закату, я отступил на несколько шагов и полюбовался плодами своего труда.

Передо мной раскрылась просторная пещера с гладкими, словно отполированными, стенами и потолком, достаточно высоким, чтобы стоять в полный рост. Узкий вход, легко защищаемый в случае, если местная фауна решит проявить любопытство, придавал убежищу дополнительное чувство безопасности. Это практически совершенство — насколько это возможно без участия подрядчика и шестимесячного плана работ.

Но если серьезно, пришло время привести сюда Машу и, если она пожелает, Вику. Надеюсь, они не откажутся от такого цивилизованного жилья; сомневаюсь, что кто-то к этому моменту смог достичь чего-то лучшего в этих условиях.

И не то чтобы я горел желанием делиться своим убежищем, но, по крайней мере, люди склонны считать, что общение имеет значение. Да и мелкую лучше не оставлять надолго без присмотра. Мы, конечно, на острове вдали от войн, но даже если здесь всё обойдётся, мне спокойнее, когда она у меня на виду. Тем более, неприятности находить она мастерица.

А что касается Виктории, то она очаровательная девушка, с которой приятно побеседовать. К тому же, я по глупости сморозил в самолёте кое-что нелепое перед ней, и теперь хочу показать, что на самом деле я весьма адекватный человек.

Кроме того, наблюдение за тем, как их лица меняются с самодовольных на ошеломлённые, может стать тем самым развлечением, которое мне необходимо после дня напряжённой работы.

Я направился в сторону пляжа, положив в карман гладкий камень — небольшой сувенир моих усилий. Растительность постоянно цеплялась за мою одежду, так что пришлось применить немного гравитации, чтобы раздвигать упрямые ветви.

И пока я шёл, не мог не задуматься о том, как там остальные. Возможно, они развели костёр и поют песни, блаженно не сознавая реалий приближающейся ночи в дикой природе. Что ж, реальность уже на подходе. И я буду тем, кто доставит им эту отрезвляющую новость.

Высокий и стройный мужчина с глазами, сияющими холодным змеиным блеском, сидел в своём кабинете. Комната была воплощением изящества и роскоши: стены, обшитые тёмным орехом, поглощали свет, а тяжёлые бархатные шторы скрывали мир за окнами, словно отгораживая этот уютный ад от хаоса внешнего мира.

На стенах висели шедевры старых мастеров, приобретённые, возможно, не самым законным путём. В воздухе витал тонкий аромат дорогих сигар, смешанный с едва уловимым запахом старой кожи. На массивном столе из редкого чёрного дерева лежали книги в потрёпанных кожаных переплётах, многие из которых давно были запрещены и забыты.

Мужчина провёл изящными пальцами по гладкой поверхности стола, размышляя о том, сколько денег и связей ему пришлось потратить, чтобы отвести от себя подозрения. Харитон Борисович был его человеком, правой рукой, теневым отражением его замыслов. И теперь сеть интриг, которую они выстраивали годами, рассыпалась, словно карточный домик.

Уничтожение их кафе, служившего прикрытием для операций по устранению нежелательных лиц, оказалось болезненным ударом.

— Не думал, что буду так горевать о потере этого заведения, — горько усмехнулся он, обращаясь к пустоте. Его голос прозвучал хрипло, как скрип старых дверных петель. Внезапно, пытаясь отвлечься от истинных проблем, он с яростью швырнул хрустальный стакан в стену. Тонкое стекло разлетелось на тысячи блестящих осколков, а змеиный взгляд Долгорукова стал безумным, отражая бушующую внутри бурю. Если глаза — зеркало души, то она сейчас напоминала разбитое стекло. Однако глава Рода заставил себя успокоиться и вновь опустился в кресло, обтянутое тёмной кожей редкого зверя. Он успокаивал себя мыслью, что нервозность — привилегия тех, кому есть что терять. Но Долгоруков понимал, что причины его опасений никуда не денутся: они, словно тени, будут преследовать его повсюду.

Теперь не только полиция, но и представители тайной имперской службы рыскали в поисках разгадок случившегося в кафе. Они разобрали завалы и обнаружили то, что должно было остаться под завесой секретности: склады, полные оружия, и небольшое кладбище, скрытое в стенах подвала.

— Хорошо хоть не догадались заглянуть под ковёр в гостиной, — пробормотал он с кривой улыбкой. Его лицо побледнело, словно из него вытянули всю кровь, оставив лишь призрачную тень прежнего себя. Он глубоко затянулся сигарой, ощущая, как густой дым наполняет лёгкие и слегка приглушает терзающие мысли.

Петру Сергеевичу Долгорукову казалось, что угроза нависла над его головой, как Дамоклов меч. Он знал, что Харитон устроил всё так, чтобы Добрынин не выжил. Но тот, к его великому сожалению, остался жив. И это было не просто странным, а пугающим, и порождало множество подозрений, так как вся логика происходящего рушилась.

Долгоруков начал понимать, что Добрынин явно не тот, за кого себя выдаёт. Возможно, он нечто большее, чем просто человек. Сверхъестественное существо? Но иначе как объяснить, что тот уничтожил целое здание с самыми лучшими его Одарёнными, и при этом сам выбрался невредимым?

— Видимо, в этом мире полно чудес, — холодно проговорил Долгоруков, вставая и подходя к окну. Ночной город простирался перед ним огнями, похожими на звёзды, упавшие на землю.

Он смотрел на улицы внизу, где люди суетились, словно муравьи в разорённом муравейнике. Он чувствовал себя чужим в этом мире, где все играют по правилам, которые он давно переписал под себя. Но теперь правила менялись, и ему предстояло принять новый вызов.

Ирония его жизни заключалась в том, что, будучи мастером интриг и кукловодом судеб, он оказался пешкой в чужой игре. Злобно оскалившись на эти мысли и ударив кулаком по стене, он вернулся к столу, осознавая, что Добрынин теперь представляет угрозу лично ему. Возможно, тот даже узнал от Харитона то, чего ни одному живому человеку знать не следует.

Никто не отменял вероятности того, что перед смертью Харитона его пытали. Долгоруков не отбрасывал эти мысли, словно пытаясь собрать пазл из осколков зеркала, которое сам же разбил.

Теперь устранение Добрынина и его Рода стало делом первостепенной важности. Пётр Сергеевич решил привлечь к этому делу всех, кого только можно и нельзя.

— В конце концов, зачем нужны друзья, недруги и семья, если не для того, чтобы помогать устранять общих врагов? — подумал он с горькой иронией, снова садясь в своё массивное кресло из кожи редкого зверя.

Сегодня ему сообщили, что Добрынины вместе с группой из академии отправились на острова. Сначала он не придал этому значения. Но, погрузившись в размышления, как шахматист, просчитывающий ходы наперёд, он уловил суть: это шанс устранить Добрынина без лишних препятствий.

Разумеется, Пётр Сергеевич понимал, что там будут и другие аристократы из числа учащихся, а это значит, что могут возникнуть последствия. Но подобное никогда не останавливало его ни в бизнесе, ни в тёмных авантюрах. В конце концов, если статистика потерь слегка возрастёт, Империя вряд ли заплачет по недостающим номерам. В общем-то, побочным ущербом он не заморачивался.

Долгоруков намеревался разыграть эту партию, опираясь на то, что цель находится далеко за пределами Империи, если можно так выразиться, и можно сработать так чисто, что следов не останется. Ситуация как нельзя лучше способствовала этому.

— Всё произойдёт далеко… И действовать я буду чужими руками, — повторял он, как мантру.

Спустя мгновение Долгоруков нажал на скрытую кнопку. Сразу же после этого в кабинет бесшумно вошёл его верный подчинённый.

— Свяжись с нашими друзьями-контрабандистами, — холодно произнёс Пётр Сергеевич, глядя сквозь подчинённого в пространство. — Для них есть работа.

Тот молча кивнул и бесшумно исчез, как и появился. Долгоруков ценил в людях умение не задавать лишних вопросов, ведь, как известно, любопытство — одна из самых частых причин трагедий.

Оставшись вновь наедине со своими мыслями, которые бурлили в его голове, шумя, как водоворот, что затягивает всё глубже, он не мог найти покоя, пока Добрынин был жив.

Откупорив бутылку коллекционного вина, он достал с полки чистый бокал и наполнил его до краёв ради одной лишь цели: попытаться уснуть, чтобы не сойти с ума раньше времени. Красное вино медленно стекало в бокал, оставляя тонкую плёнку на стекле, напоминающую кровь на лезвии клинка.

Хоть Долгоруков и раньше попадал в сложные ситуации, ведя дела не всегда честно, и таких случаев было немало, каждую проблему он переживал по-своему. Он всегда считал себя шахматистом, умело жертвующим фигурами ради победы. Но он не мог припомнить, чтобы что-то нервировало его сильнее, чем одно только упоминание имени — Добрыня…

Спустившись по крутым, поросшим дикими лианами склонам в поисках сестры, я наконец вышел на пляж. Солнце, не успевшее еще сесть, словно гигантская раскалённая печь, щедро заливало раскалённым светом бескрайние просторы золотистого песка. Волны лениво накатывали на берег, будто само время решило замедлить свой ход. Шелест пальмовых листьев создавал иллюзию рая, но я знал, что это всего лишь обман. В раю явно не приходится бороться за выживание.

Моя сестра, переполненная энтузиазмом, стояла рядом с Викой и энергично размахивала руками, пытаясь вдохновить горстку людей, собравшихся вокруг них.

С воодушевлением они пытались создать своё собственное поселение для тех, кто пожелает к ним присоединиться. Наверное, мечтали превзойти легенды о Робинзоне Крузо. Однако, судя по невесёлым лицам окружающих, дела у них шли не так гладко, как хотелось бы. Толпа выглядела так, будто им только что сообщили, что на острове нет и не предвидится Wi-Fi.

Люди делились на группы, словно школьники на уроке физкультуры, где мяч давно сдулся, а учитель забыл явиться. Куда ни глянь — хаос и бессмысленная суета. Некоторые пытались ловить рыбу голыми руками, другие сооружали из веток странные конструкции, напоминающие абстрактное искусство, которое даже самый прогрессивный художник счёл бы безумием.

Лидеры этих импровизированных групп, напыщенные своей важностью, обещали, что всё уладят и распределение людей пройдёт как по маслу. Хотя, учитывая, что масла у них не было, а компетентности ещё меньше, складывалось впечатление, что они собираются жарить яичницу на сухой сковороде без огня.

Пока они бурно обсуждали, кто чем будет заниматься на этом острове ради всеобщего выживания, я наблюдал за этим театром абсурда с лёгкой ухмылкой. Один из них всерьёз предлагал приручить местных обезьян для сбора кокосов.

Я подошёл к сестре и отвёл её в сторону, прежде чем она окончательно увязнет в этой трясине оптимизма.

— Может, всё-таки пойдёшь со мной? — предложил я, вспоминая о своей уютной пещере с видом на водопад. — Я уже устроился явно лучше, чем вы здесь. У меня даже есть гамак из лиан и, представь себе, отсутствие этих безумных идей по приручению природы.

Она посмотрела на меня так, словно я предложил ей обменять алмазы на грязь. В её взгляде читалась смесь упрямства и непоколебимой веры в собственные силы.

— Нет, спасибо, — ответила мне сестра. — Хочу попробовать себя в управлении. Кто знает, может, я будущий Робинзон в юбке.

Я лишь пожал плечами. Ну что ж, амбиции — дело тонкое. Говорят, опыт — лучший учитель, хотя счёт за уроки порой слишком высок. Не собирался, честно говоря, сюда спускаться, но попытаться стоило. По крайней мере, совесть будет чиста, когда они начнут искать виноватых.

Другие одногруппники, услышав наш разговор, подходили с просьбами взять их с собой. Были даже те, кто пытался мне угрожать, пронзая меня испепеляющими взглядами, будто это могло растопить моё безразличие.

Но я лишь ухмылялся про себя… Угрожать человеку, который уже обустроил себе комфортное жильё с тремя комнатами и бассейном, в то время как эти островные неумехи даже навесов толком не соорудили, — такая себе идея.

В конце концов, после неудачной попытки забрать сестру, я отправился обратно в свою пещеру, не взяв никого из одногруппников: с ними мне ещё возиться не хватало. Я не эгоист, просто предпочитаю не нянчиться с толпой.

И вот, на закате дня, я уже сидел у костра в своей пещере, любуясь игрой теней на стенах. Моя трёхкомнатная пещера была настоящим произведением природы: высокие своды и сталактиты придавали ей величественный вид. А бассейн, который я наполнил водой с помощью нехитрого трюка с гравитацией и системы каналов, служил мне местом для размышлений. Инженеры и проектировщики позавидовали бы моей изобретательности.

Жаря на огне упитанного кабанчика — а они здесь, кстати, водятся в изобилии и были довольно глупы — я размышлял, что через пару дней сестра, возможно, задумается о своём выборе. Голод, как известно, не тётка, а весьма убедительный аргумент. Быть может, она поймёт, что идеалы прекрасны, но не очень питательны без реальной пищи. И тогда я повторю свою попытку позвать её к себе.

Ну а пока пусть наслаждается управлением толпой голодных и неорганизованных людей. Возможно, это будет для неё полезным опытом. А я, пожалуй, налью себе ещё пресной воды в самодельную кружку и сделаю зубочистку — мясо, знаете ли, застряло в зубах.

И подумаю, где здесь можно раздобыть свежих фруктов завтра. Хотя, может, и не стоит заморачиваться: в конце концов, жизнь слишком коротка, чтобы отказывать себе в удовольствии просто наслаждаться моментом…