В предыдущих главах я несколько раз обозначал украинский кризис как составную часть конфликта России с Западом (прежде всего с США), а также упоминал об участии США и ЕС в украинских событиях 2000–2001, 2004–2005 и 2013–2014 годов. Однако в основном мы разбирали внутренние украинские поводы, причины и предпосылки конфликта, вылившегося в затяжной кризис, череду удачных и неудачных государственных переворотов и в конечном итоге – в гражданскую войну и распад государства. Кратко напомню, что внутренней украинской базой для переворота послужили:

^Å реально существовавший и поощрявшийся элитами раскол страны по региональному, этническому, лингвистическому, конфессиональному и даже культурно-историческому признакам;

^Å неадекватность элит, рассматривавших государство исключительно как средство наживы, не понимавших и не развивавших его функцию защиты «нажитого» и вместо укрепления всемерно, наперегонки ослаблявших как финансово-экономический базис, так и политические структуры государства – до тех пор, пока они полностью не разложились, оказавшись неспособны справляться с исполнением практически всех (включая внутренние) государственных функций;

^Å терпимое и даже позитивное отношение элиты к нацистам (которые достаточно быстро, уже к 2004 году, стали заправлять в националистическом движении, полностью оттеснив умеренных на обочину), вызванное желанием максимально дистанцироваться от России как политического партнера и от общего прошлого, ставящего под сомнение целесообразность беспомощной и безобразной украинской «суверенности» (для чего и пестовалась нацистская русофобия).

Без этих внутренних предпосылок удачные перевороты были бы крайне проблематичны. Например, в Белоруссии, где практически отсутствует раскол на националистический Запад и пророссийский Восток, где власть адекватно оценивает риски и умеет защищаться, ни одна попытка цветного переворота не смогла серьезно дестабилизировать ситуацию. Все подавлялись в считаные часы.

Но если в Белоруссии внешние организаторы цветных переворотов не могут опереться на сколько-нибудь значительную внутреннюю базу, то на Украине без откровенной, циничной и значительной внешней поддержки внутренней базы не хватило бы для успешного переворота. Лучшим подтверждением этого тезиса служит неудавшийся первый цветной переворот 2000–2001 годов. Конечно, Кучма лучше контролировал элиты и аппарат, чем Янукович. Более того, Кучма в 2001 году (когда большая часть элиты верила, что он останется руководителем страны пожизненно) значительно лучше владел ситуацией, чем он же в 2004 году, когда стало ясно, что он уже уходит. Тем не менее нельзя упускать из виду и тот факт, что США и ЕС не выступили в 2000–2001 годах на стороне путчистов так открыто, как они это делали потом. Конечно, на Кучму оказывалось серьезное давление, но ему не предъявлялись ультиматумы – «принять такие-то решения и пойти на такие-то уступки до указанного срока, иначе пеняйте на себя». Без открытого вмешательства Запада Янукович не уступил бы в 2004 году и довел бы до логического завершения зачистку майдана 10 декабря 2014 года. То есть роль Запада под предводительством США мы можем считать главной в обеспечении победы украинских переворотов. Главной она является потому, что США объединяли украинскую оппозицию, накачивали ее финансово, создавали организационные структуры будущего переворота, а потом вели партию, вмешиваясь каждый раз, когда власть переигрывала путчистов и их поражение казалось неизбежным.

Собственно, США и не скрывали своей роли. Достаточно одного публичного заявления помощника госсекретаря Виктории Нуланд, которая оценила вклад США в «поддержку украинской демократии» в пять миллиардов долларов. С учетом того, что с 1992 по 2013 год включительно только по официальным каналам и только по статьям «развитие гражданского общества» и «адаптация и реформирование государственных структур» США вложили в «поддержку украинской демократии» несколько больше указанной суммы, можно предположить, что Нуланд имела в виду деньги, потраченные либо на организацию переворота в 2013–2014 годах, либо на неофициальное финансирование всего периода путчей 2000–2014 годов. Впрочем, в любом случае пять миллиардов – достаточно большие деньги, чтобы не сомневаться в активном вмешательстве американцев в ситуацию на Украине.

Представляется логичным вопрос, почему США вдруг настолько озаботились тем, чтобы сменить вполне лояльное по отношению к Вашингтону, но минимально самостоятельное украинское руководство на своих марионеток, для чего с упорством, достойным лучшего применения, организовывали в Киеве путч за путчем, доведя не блиставшее выдающимися успехами, но в принципе вполне жизнеспособное государство до состояния экономического краха, политического распада и гражданской войны, бодро переходящей в откровенную махновщину?

Украинский кризис начался в 2000 году с «кассетного скандала», попытки свергнуть президента Кучму и привести на его место абсолютно проамериканского тогдашнего премьера Ющенко – не гиганта мысли, зато управляемого и настроенного резко националистически и антироссийски. Этому предшествовал восьмилетний период украинской независимости, в течение которого многовекторная политика Кучмы не просто не вызывала нареканий Вашингтона, но и активно им поощрялась.

И такой подход был обоснован. В конце концов, Украина Кучмы лишь формально участвовала в разного рода интеграционных проектах, инициируемых Россией, Белоруссией и Казахстаном, и то не во всех. А в тех, в которых Украина участвовала, она играла роль скорее троянского коня, чем заинтересованного партнера. Киев раз за разом подписывал документы с оговорками, никогда не принимал на себя полноценных обязательств и всегда стремился получить одностороннюю экономическую выгоду, старательно отметая любые координационные структуры, имевшие минимальную политическую нагрузку. В результате проекты с участием Украины банально выхолащивались – не могут ведь три-пять-семь государств создать некое интеграционное объединение, в котором все принимают на себя определенные обязательства, идут на какие-то уступки и компромиссы и лишь одно государство изначально заявляет, что будет считать для себя обязательными исключительно те пункты соглашения, которые принесут ему выгоду, остальные же договоренности для него не существуют. Это все равно что при подписании контракта одна из сторон заявит, что пункт о поставке товара должен быть выполнен неукоснительно и в срок, а деньги платить она не будет, поскольку это, мол, ей невыгодно.

США и Великобритания еще со времен существования УССР – с 1989–1990 годов – работали над созданием на Украине «институтов открытого общества», разного рода неправительственных организаций и прочих инструментов влияния. Проводилась вербовка политиков и общественных активистов. Позднее к процессу подключилась Германия, за ней Польша, государства Прибалтики, в меньшей мере Чехия и некоторые другие страны ЕС. Но до рубежа веков эти действия имели характер «развертывания на всякий случай». Перед созданной и расширяющейся сетью не ставились какие-либо серьезные политические задачи. В принципе, дипломатические и разведывательные ведомства при наличии средств и возможностей просто обязаны создавать подобную сеть на счастливо подвернувшейся под руку территории. Тем более что украинские власти не только не препятствовали данной работе, но и относились к ней более чем позитивно. Перетекание высокопоставленных бюрократов с административных должностей в разного рода центры и фонды и обратно осуществлялось постоянно. Характерен пример покойного Александра Разумкова. Потеряв в декабре 1995 года должность первого помощника президента, он уже с января 1996-го возглавил совет экспертов Украинского центра экономических и политических исследований – УЦЭПИ (ныне УЦЭПИ им. Разумкова), получавшего гранты от американских и германских неправительственных организаций, а в 1997 году вернулся в команду Кучмы заместителем секретаря Совета национальной безопасности и обороны (СНБО) Украины.

Ныне Центр Разумкова – одна из наиболее известных экспертных структур в стране, поставлявшая кадры для всех украинских правительств, приходивших к власти в результате цветных переворотов. Эпатажный политик Анатолий Гриценко, возглавивший Центр после смерти Разумкова, а ныне призывающий сбивать российские гражданские самолеты, был министром обороны при Ющенко. Переворот 2013–2014 годов он также активно поддержал, но в связи с завышенными амбициями и склочным характером пока остался без должности. Валерий Чалый, работавший под началом Разумкова и в администрации Леонида Кучмы, и в УЦЭПИ, и в СНБО, позднее перешел на службу к Петру Порошенко. Когда Петр Алексеевич в период второго премьерства Януковича (2006–2007 годы) возглавлял МИД, Чалый был назначен заместителем министра иностранных дел. На момент написания этой книги он – заместитель главы Администрации президента, курирующий международные отношения. Игорь Жданов – коллега Чалого по службе у Разумкова (тоже в Администрации президента, УЦЭПИ и в СНБО), после переворота 2004–2005 годов некоторое время был одним из руководителей партии Виктора Ющенко «Наша Украина», затем – народный депутат. Но тогда, в конце 1990-х, все они были лояльными кучмовскими бюрократами, причем их искренность не вызывала сомнений. Что же такое должно было случиться на рубеже веков, чтобы США вдруг срочно решили поменять власть на Украине?

В 2005 году мы с моим коллегой обсуждали вероятность глобального финансового кризиса, который разразился в 2008-м. Я оценивал в основном политические предпосылки, считая, что кризис неизбежен, что он будет носить системный характер, что он мог бы уже разразиться, но его старт искусственно откладывается, хотя дольше пяти лет тянуть невозможно. Коллега – высокопрофессиональный финансист и экономист либеральной ориентации, при этом адекватный, трезво мыслящий человек, оперирующий цифрами и фактами, а не идеологическими мифами, соглашался с тем, что все указывает на неизбежность кризиса, даже предположил, что кризис в латентной форме уже в разгаре. «Но, – сказал он, – не знаю, как с политической точки зрения, а с точки зрения финансовой у США достаточно эффективных инструментов, чтобы не давать кризису переходить в активную фазу сколь угодно долго».

Я привел этот пример не для того, чтобы показать ограниченность возможностей даже высокопрофессионального финансово-экономического анализа, не учитывающего политические факторы. Мы оба не могли похвастаться возможностью получать эксклюзивную информацию, ситуацию оценивали на основании данных, публиковавшихся в обычных украинских (даже не американских или европейских) СМИ, причем не специализированных, а рассчитанных на массового потребителя. Основывались мы на данных, относящихся к разным сферам профессиональной деятельности. Но оба пришли к примерно одному выводу: кризис назрел и, скорее всего, уже идет. Разночтения в оценке возможности США купировать видимую часть кризиса не отменяют главного – констатации его неизбежности и системного характера. Так вот, если мы говорили об этом в самом начале 2005 года как о свершившемся факте, то понятно, что обдумывали мы эту проблему намного раньше, году в 2003—2004-м. А если нам, людям, далеким от закрытой информации, наличие кризиса было очевидно уже в начале-середине нулевых, то американским экспертам на государственной службе масштабы надвигающейся катастрофы должны были быть понятны уже в конце 1990-х.

Дальше у финансового и политического истеблишмента США был выбор. Либо срочно заняться реформированием всей своей (а значит, и глобальной) финансово-экономической системы, что предполагало моментальное свертывание военно-политической активности США за пределами своих границ и погружение в собственные проблемы на долгие годы (возможно, даже на десятилетия). Либо попытаться за счет своего военно-политического доминирования перераспределить глобальные активы таким образом, чтобы финансово-экономическая система США получила второе дыхание. Проблема заключалась в том, что свободных ресурсов в виде неподеленных и неосвоенных рынков на планете не существовало. Иными словами, ресурсы для поддержания на плаву американской финансово-экономической системы необходимо было у кого-то отнять. Масштабы кризиса требовали изъять в пользу США ресурсы всего мира. Наличие самостоятельных сфер экономического и политического влияния ЕС, России, Китая становилось нетерпимым с экономической точки зрения.

Можно было с одного раза угадать, какой вариант выберет Вашингтон. Дело в том, что американская финансово-экономическая система, построенная на возможности неограниченной (до поры до времени, но еще в начале 1990-х казалось, что это может продолжаться вечно) эмиссии доллара как мировой резервной валюты, кредитования этими реально ничем не обеспеченными банкнотами планетарного производства, планетарной торговли и планетарного потребления с получением в результате своего процента с каждой торговой сделки, каждого процента мирового ВВП и даже с каждой покупки в супермаркете, могла существовать только в условиях глобального военно-политического доминирования США. После отмены золотого стандарта реальным обеспечением доллара и гарантом существования американской системы были ударные авианосные группировки, стратегическая авиация и силы быстрого реагирования, способные в любой момент в любой точке земного шара убедить сомневающихся в незыблемости американской валюты и непоколебимости американской экономики.

Переход к изоляционистской политике автоматически вел к обвальному отказу от финансово-экономической игры по американским правилам. Миру это становилось просто невыгодно. Таким образом, попытка сосредоточиться на внутренних проблемах и найти выход из кризиса на пути реформ несла слишком большой риск. Поскольку США являлись локомотивом мировой экономики, реформирование их системы означало реформирование глобальной системы. Но сам факт необходимости реформировать систему, которая подавалась миру как незыблемый идеал и единственно верный путь в светлое будущее, ставил под сомнение американскую компетентность, а значит, и американское лидерство. То есть крупные державы и объединения государств, способные создать и контролировать объемные самодостаточные рынки, вполне могли выйти из-под американского контроля и выбрать свой путь реформ. А это означает, что американская экономика в одночасье лишилась бы необходимых для реформирования ресурсов.

Круг замкнулся. Воевать все равно надо. Конечно, можно было бы собрать конференцию ведущих держав и попытаться договориться о согласованных шагах. В конце концов, лучше вместе не допустить кризиса, чем потом поодиночке из него выкарабкиваться. Но это не в американском стиле. В США уже несколько сменивших друг друга поколений политиков и дипломатов привыкли не договариваться, но повелевать. Если начать переговоры о разделе ответственности, то надо будет поделиться и полномочиями. Американское лидерство оказывается под вопросом, а для американской элиты это не просто неприемлемо. Этот вопрос не может не то что обсуждаться – задаваться. Американские элиты еще в меньшей степени способны воспринять США без бремени мирового лидерства, чем советские – СССР без социализма. Это уже была бы не Америка, а нечто иное.

Таким образом, к концу 1990-х – началу 2000-х годов США, оказавшись перед проблемой исчерпанности возможностей дальнейшего развития созданной ими глобальной финансово-экономической и военно-политической системы, выбрали путь сжигания чужих ресурсов для продления ее существования. Поскольку глобальные ресурсы так или иначе исчерпаемы, в конце все равно маячил кризис, еще более страшный, чем тот, который пытались предотвратить. Но, во‑первых, выигрывалось время, в течение которого можно было что-то придумать (а скорее, надеяться, что все само собой как-нибудь рассосется). Ну а если бы (как следовало предполагать) не рассосалось, США вошли бы в кризис абсолютным и неоспоримым мировым гегемоном, осуществляющим контроль над всеми дефицитными ресурсами; единственной страной, способной кого угодно отформатировать при помощи вооруженной силы, не опасаясь ответного удара. Все остальные к тому времени были бы слишком нищими, слишком зависимыми и слишком обложенными (снаружи и изнутри) американскими базами, чтобы представлять минимальную угрозу.

Однако в ядерную эпоху заставить владеющую серьезным ядерным арсеналом и средствами доставки страну отказаться от защиты собственных интересов в пользу США и втянуться в гибельную для себя поддержку американского доминирования, в дальнейшем сулящего только проблемы, не так просто. Туда не пошлешь бомбардировщики, как в Югославию, и танки, как в Ирак. Вначале надо предельно ослабить ее политически и экономически, чтобы у нее не было ни ресурсов, ни воли к сопротивлению, ни возможности сопротивляться. Череда экономических катастроф и политических провалов способна настолько ослабить и дестабилизировать государство, деморализовать народ и власть, что лидеры страны даже думать не посмеют о каком-либо вооруженном сопротивлении американскому диктату, а если посмеют – их может поменять восставший народ. Лидеры, допустившие экономический крах и политические унижения, у народа поддержкой не пользуются.

Проблема была в том, что на планете существовало сразу три центра силы, способных бросить вызов США (Россия, Китай, Европейский Союз). Все они обладали мощной экономикой, крупными, оснащенными ядерным оружием вооруженными силами и своей сферой влияния. Неспровоцированная политическая и экономическая атака на один из центров могла вызвать негативную реакцию остальных, а противостоять всем трем сразу американцы при всей их мощи не могли. Необходимо было безошибочно выбрать критическую точку, удар по которой позволил бы занять стратегически универсальную (господствующую в отношении всех трех) позицию, но при этом не вызвал бы немедленной солидарной реакции.

Такая точка нашлась, и в 2000 году был нанесен удар по Украине. К началу нулевых в России сменился президент, но тогда еще никто не знал, что Путин относительно быстро (после ельцинских внешнеполитических отступлений, экономической разрухи и деградации вооруженных сил) вернет России статус сверхдержавы. Россия в 2000-м была не готова к активной международной игре даже на украинском поле. В то же время Россия поставляла в ЕС энергоносители, необходимые европейской экономике для сохранения конкурентоспособности на мировых рынках. Связка Россия – ЕС обеспечивала Москве и Брюсселю относительную экономическую независимость от США. Россия могла закупать в ЕС необходимые ей товары и технологии, получать кредиты, а Евросоюз имел гарантированную неисчерпаемую сырьевую базу для своей промышленности. Россия также патронировала среднеазиатский регион, откуда (помимо Ирана) в постоянно возрастающих объемах, необходимых для его растущей как на дрожжах промышленности, черпал энергоносители Китай. Газопроводы и нефтепроводы, связывающие Россию и ЕС, проходили через подконтрольную США Польшу, упирались в нефтеналивные терминалы подконтрольной США Прибалтики, но почти 80 % транзита энергоносителей шло через Украину.

Это и была та точка, в которой вопрос решался одним ударом. Появление в Киеве американской марионетки, не помышляющей ни о чем, кроме украинской евроинтеграции и голодомора-геноцида, позволяло легко разорвать торговую связку Россия – ЕС. Проамериканский переворот на Украине и приход в Киеве к власти русофобского националистического правительства унижал Россию. Новый на тот момент президент Путин терял общественную поддержку. Проигрыш Украины США и начало открытой конфронтации с Киевом ему бы не простили. У него тогда еще не было достаточного запаса прочности. Политический авторитет был еще не наработан. Остальные страны СНГ, видя, что одним коротким ударом Россию выбили с Украины, а она ничего не смогла сделать, отказались бы от интеграционных проектов со страной, не способной сохранять пространство безопасности у собственных границ. После этого установление окончательного всеобъемлющего контроля над Россией и ЕС представлялось чисто технической проблемой, а одинокий Китай, не обладающий к тому же достаточной сырьевой базой и нуждающийся как минимум в десяти годах временной форы для модернизации своих вооруженных сил и перестройки зависимой от американского рынка экономики, опасности в такой ситуации не представлял, являясь гарантированной жертвой, которая вряд ли бы даже стала сопротивляться. В ситуации бессмысленности сопротивления США могли ждать от Пекина лишь попытки поторговаться о лучших условиях капитуляции. Но это было уже не принципиально.

Власть в Киеве представлялась достаточно слабой. Кучма только что переизбрался на второй срок, при этом результат выборов вызывал обоснованные подозрения в фальсификации. Но даже если таковой не было, любой наблюдатель за выборами 1999 года понимал, что на деле свыше 70 % избирателей не желали продления президентства Леонида Даниловича. То есть в лучшем случае, даже если фальсификаций не было, удержаться у власти Кучма смог только благодаря умелому использованию организаторами его президентской кампании неорганизованности оппозиции, дрязгам среди ее лидеров и их склонности предавать своих политических партнеров и избирателей за небольшие и во многом формальные бенефиции (вроде поста секретаря СНБО для Евгения Марчука), которые Кучма мог в любой момент забрать назад.

Казалось, ничего не стоило свалить непопулярного президента, легитимность которого вызывала серьезные и обоснованные сомнения у большей части избирателей. Почему США не попытались договориться с Кучмой? Очевидно, потому, что при всех своих недостатках в течение первой президентской каденции он пытался проводить осмысленную политику, направленную на поддержку национального производителя. Можно было не сомневаться в его готовности пожертвовать любыми идеологическими догмами и личными взглядами, но ликвидировать экономический потенциал страны Кучма явно был не готов. Да и концепция «многовекторности» базировалась на необходимости поддержания выгодных национальному производителю связей со всеми без исключения основными партнерами. Все международные визиты Кучмы до кризиса 2000–2001 годов были связаны с поиском новых рынков сбыта и источников сырья для украинской промышленности. Его усилия на российском направлении всегда были направлены на обеспечение украинской промышлености дешевыми энергоносителями (даже более важными, чем российские рынки). В конце концов, уже после попытки переворота Кучма сумел подписать десятилетний контракт (на 2002–2012 годы) с «Газпромом», гарантировавший поставки необходимых Украине объемов газа по цене пятьдесят долларов за тысячу кубометров. Сомнительно, что он бы пошел на газовую войну и разрыв этого супервыгодного для Украины и невыгодного для «Газпрома» контракта (как это сделал в 2005 году Ющенко). В общем, казалось проще поменять его, чем договариваться.

США явно недооценили устойчивость созданной Кучмой системы власти. После первоначальной растерянности аппарат заработал достаточно эффективно, а оппозиция, готовая принять у Кучмы капитуляцию, оказалась совершенно не готова ломать организованное сопротивление. В результате рассчитанный на быстрый успех переворот (кстати, как и два последующих майдана, он начинался в ноябре, только не 21–22, а 28-го числа) затянулся, а власть, хотя и не получила безусловную общественную поддержку, смогла лишить таковой и оппозицию. Ну а после выведения общественности за скобки в прямом противостоянии с оппозицией организационные, силовые и информационные возможности власти не оставляли тогдашним путчистам шансов. США, рассчитывавшие на быстрый успех переворота, также не были готовы (да изначально и не предполагали) полноценно публично вступать в игру. По этой причине они не смогли организовать давление на украинскую власть с нужной силой, в нужное время, в нужном месте. А кампания травли Кучмы на международных мероприятиях была больше похожа на мелкую месть, чем на что-то серьезное.

Первый блин оказался комом. При этом в Вашингтоне прекрасно понимали, что их участие в подготовке переворота – секрет Полишинеля. Следовательно, было необходимо поторопиться с исправлением ошибок и как можно скорее подготовить повторный удар. После смещения Ющенко с премьерского поста в мае 2001 года заявленный формат переворота уже не устраивал США. На место свергнутого Кучмы все равно (согласно Конституции) пришел бы назначенный премьером Анатолий Кинах, а с 2002 года – Янукович, который сменил Кинаха во главе правительства. Кинах – многолетний руководитель украинского Союза промышленников и предпринимателей, Янукович – недавний губернатор промышленного Донбасса. Оба имели репутацию защитников интересов национального производителя и совершенно не подходили США. Пауза была нужна в любом случае.

Однако сроки цветных переворотов, запланированных в СНГ после украинского, сдвинуты не были. События на Украине просто решили вписать в уже разворачивающийся сценарий, и следующий переворот состоялся по плану в Грузии. Он, как и более ранний сербский (связанный с борьбой США за доминирование на Балканах и потому выпадающий из нашего рассмотрения), был приурочен к выборам и позволил еще раз убедиться, что именно в этот момент власть бывает максимально ослаблена, а оппозиция максимально усиливается. В любом случае осуществить попытку переворота на Украине раньше президентских выборов 2004 года было невозможно – не хватало времени на подготовку, а слишком сильное давление на Кучму могло толкнуть его в поисках спасения на полноценный союз с Россией. И так уже именно в это время в политике Киева обозначился пророссийский крен: Украина начала работу над созданием трехстороннего (Россия – Украина – ЕС) газотранспортного консорциума и вступила в переговоры о своем участии в создании в перспективе Таможенного союза.

Как известно, цветной переворот 2004–2005 годов удался – впрочем, цели американской политики окончательно достигнуты не были, в основном из-за неадекватности исполнителей, но также и благодаря активному и профессиональному противодействию России. Позволю себе предположить, что это противодействие стало возможным и эффективным не в последнюю очередь благодаря вынужденной паузе после провала попытки переворота 2000–2001 годов. Без этой паузы события в России и в мире могли бы развиваться по совершенно иному сценарию, хотя бы потому, что у России и у Путина не было бы практически четырех лет на подготовку.

Попытка переворота на Украине в 2000–2001 годах не была столь драматичной, как последующие. Ее в СНГ мало кто из обычных людей заметил и еще меньше запомнили. Тем не менее именно тогда начался украинский кризис, который сегодня перерос в гражданскую войну, именуемую Киевом «отечественной» и «украинско-российской». Тогда же Соединенными Штатами была пройдена точка невозврата в глобальной политике, своего рода развилка. В тот момент США (на то время бесспорный гегемон) сделали окончательный выбор в пользу политики диктата. Этот выбор предопределил и сегодняшнюю расстановку сил на мировой арене, и сам факт глобального противостояния, которое уже назвали «сетецентрической войной» и которое с каждым днем несет все больший риск горячего конфликта ядерных сверхдержав. Во всяком случае, экономическая война уже ведется на уничтожение противника. Компромиссный мир уже невозможен, поскольку любой компромисс, с точки зрения Вашингтона, означал бы капитуляцию США, вынужденных отказаться от избранной стратегии и не имеющих иной.

Провал попытки цветного переворота на Украине 2000–2001 годов имел для США и еще одно негативное последствие, которое станет заметно много позднее. С того момента США начали чем дальше, тем больше, притом все более открыто, принимать непосредственное участие в дестабилизации и ликвидации не подходящих им режимов. Последствия этой дестабилизации ощущает весь мир. Но США вступили в период цветных переворотов с позиции гегемона – а власть гегемона признают, когда он не только что-то (ресурсы) берет, но и что-то дает. Давать же он должен понятные, прозрачные и равные для всех правила игры и гарантию стабильности существующего порядка. Гегемон, который сам дестабилизирует управляемый им мир, становится не нужен и опасен. Между тем ни одна, даже самая сильная в военном плане империя не может присутствовать во всех точках планеты одновременно, поэтому, как только заканчивается добровольное подчинение, у империи нет шансов удержать контроль. Ресурсы не резиновые, а войска, деньги и дипломатические усилия начинают требоваться везде. Земля загорается под ногами, потеря одной-единственной позиции вызывает эффект домино, бывшие союзники, если и не становятся врагами, уходят в самостоятельное плавание, имперская власть рушится, возможности для поддержания внутренней стабильности за счет внешних ресурсов исчезают, и вчерашний гегемон в лучшем случае превращается во второстепенную державу, а то и вовсе исчезает (вспомним судьбу СССР).

В результате неудача с попыткой цветного переворота в 2000–2001 годах обернулась еще и тем, что США, сталкиваясь со все более сильным сопротивлением своей политике дестабилизации, вынуждены были стремиться ко все более и более оглушительной победе. Но эту проблему мы рассмотрим в следующих главах.