1
Это одна из тех историй, которые любит Голливуд. Мы в 1959 году, в конце яркого десятилетия, когда на широком экране появились захватывающие картины «золотого века». Уоллес Харрис (скончался 13 августа в нынешнем году) несколько недель назад начал съемки своего третьего полнометражного фильма «Покинутая». Тогда еще не став значительной фигурой в американском кино, Харрис уже имеет в своем активе множество престижных наград, как и репутацию абсолютного монарха на съемочной площадке. После длительной борьбы со своим продюсером, который мечтал увидеть на афише имя кинозвезды, Харрису удалось совершить настоящий подвиг – взять на заглавную роль практически неизвестную актрису: Элизабет Бадина, молодую женщину 27 лет, уроженку Санта-Барбары, до этого рабочую лошадку модельных агентств и исполнительницу ролей второго плана. Однако происходит чудо. Неопытная актриса с обескураживающей легкостью перевоплощается в своего персонажа – супругу, униженную циничным и жестоким мужем. Первые черновые съемки восхищают сомневавшегося продюсера, средства массовой информации начинают наперебой проявлять интерес к восходящей звезде. Будто Пигмалион, ваяющий Галатею, Харрис знает, что дает путевку в жизнь новой звезде Голливуда. Но мечтам актрисы не суждено воплотиться в жизнь.
В понедельник 26 января съемочная группа напрасно ожидает ее; Элизабет не появляется на студии в долине Сан-Фернандо.
В нетерпении я перепрыгнул длинный абзац, где во всех подробностях расписывалось исчезновение моей матери и полицейское расследование. Не без опасений я перешел к отрывку, где на сцене появлялся я сам.
Спустя сорок лет после этих событий расследование вполне могло бы сделать значительный шаг вперед. Сын Элизабет Бадина, Дэвид Бадина, сценарист драматического триллера «Дом молчания», который имел громкий кассовый успех пять лет назад, решил снова открыть это дело. Согласно имеющейся у нас информации, он прибег к помощи бывшего агента департамента полиции Лос-Анджелеса, переквалифицировавшегося в частного детектива. Эти двое тщательно изучили доклады расследования и выявили явные нестыковки и проявления халатности, которые вполне могли быть неслучайными. Действительно, согласно словам самого сценариста, полиция Лос-Анджелеса и офис окружного прокурора намеренно оставили без внимания серьезные улики, возможно, с целью выгородить одного или нескольких подозреваемых. Но на этом история не заканчивается. Дэвид Бадина уверяет, что его мать с 1958 года находилась под слежкой ФБР. Актриса якобы была одной из многочисленных жертв программы «КоИнтелПро» – проекта, скрывавшего секретные операции правительства против американских граждан. И его особыми объектами стали известные персоны киноиндустрии. Если верить Дэвиду Бадина, героиня «Покинутой» могла испытывать все усиливавшееся давление со стороны Федерального Бюро и накануне своего исчезновения тайно встречаться со специальным агентом. Просто совпадение? В это сын жертвы отказывается верить и планирует продолжить расследование, чтобы раскрыть одно из самых таинственных дел в истории Голливуда.
Я был ошеломлен. Даже не дав себе времени перечитать, я сразу же перезвонил Хэтэуэю.
– Прочли?
– Нет, занимался онлайн-покупками, – огрызнулся я.
– Вам известно, откуда ветер дует? Уверяю вас, что…
– Не стоит переживать, я знаю, что вы здесь ни при чем. Мой агент Катберт Сент-Луис слил все прессе.
– Что?! Он в курсе нашего расследования? – заорал тот в трубку.
– Я все рассказал ему вчера как раз перед тем, как принести вам бумаги из ФБР.
– Черт! Какая муха вас укусила?
– Я уже по горло сыт тем, что приходится врать окружающим! Из-за этого вранья я уже чуть не потерял Эбби. С Катбертом я хотел обойтись малой кровью. К тому же я ему доверял: я и представить себе не мог, чтобы он мог всадить мне нож в спину! Вы же понимаете, какое это все дерьмо! Здесь намекают, что я обвиняю ФБР в исчезновении своей матери!
– В конце концов, здесь есть некая доля правды…
– ФБР – всего лишь след, такой же, как и другие, и я никогда не утверждал, что этот агент ее убил! В одном можно быть точно уверенным: если в их архивах существуют и другие досье – а я уверен, что они есть, – эта статья только что помножила на ноль все надежды однажды их заполучить.
Хэтэуэй громко выдохнул.
– Ладно, успокойтесь. С другой стороны, эта статья может облегчить нам дело.
– Да вы что? Каким образом?
– СМИ устроят адский шум вокруг нашего расследования. Полиция будет просто обязана снова открыть дело, если предоставить ей наши выводы. Публика в восторге от старых нераскрытых дел. Ожидайте материала на Си-эн-эн, и полицейские будут у наших ног.
– Это вы размечтались! Боюсь, департамент полиции, наоборот, все заблокирует. Все происходит не так, как я предполагал… Мы теряем контроль над ситуацией, Хэтэуэй! Мы собрали еще недостаточно материала, чтобы наши слова заслуживали доверия. Как только журналисты начнут копаться в этом деле, мы прослывем двумя шутами гороховыми, а нам сейчас этого совсем не надо. У меня сейчас тяжелый период с Эбби. Она больше и слышать не хочет обо всей этой истории. Когда она прочтет эту статью, то снова примется меня упрекать, что держу ее в стороне…
– Вам остается только сказать ей всю правду.
– Эбби мне больше не доверяет, а когда теряете чье-то доверие, быть честным без толку. Я как Эдди Ковен: невиновный, который умирает со страха и выглядит совсем как виновный.
– Вы совершенно ни в чем не виноваты! По-моему, надо как можно скорее связаться с «Нью-Йорк таймс», чтобы передать им наши записи, свидетельские показания, не забывая о досье из ФБР. Это позволит нам, как вы говорите, возобновить контроль.
– Напротив, досье создает видимость, что ФБР провело настоящее расследование. Имеется даже фоторобот мужчины из «Голубой звезды». Идти всех убеждать, что это был федеральный агент… Нет, это слишком рискованно. Какой смысл добровольно бросаться в пасть газетчикам?
– В «Таймс» не упоминается мое имя. Ваш приятель… надеюсь, вы его ему не назвали?
– Нет, не беспокойтесь.
– Начиная с этой минуты я сам не принимаю звонки. Пусть Глория фильтрует все входящие.
– Не особенно обнадеживайтесь, в конце концов, они все равно вас найдут.
– Возможно, но выиграть немного времени все равно будет неплохо.
– Оставляю вас, Хэтэуэй, я должен позвонить Катберту. Он у меня так просто не выкрутится!
– Не хотелось бы мне быть на его месте… Удачи, киношник!
Я снова повернулся к компьютеру и вызвал Катберта. И совсем не удивился, когда он сразу же мне ответил.
– «Нью-Йорк таймс», Катберт! Что за дерьмо! – воскликнул я, даже не поздоровавшись.
– Не буду отпираться, виновен на все сто процентов.
– Как ты мог выкинуть такую штуку? В глубине души я надеялся, что ты таки здесь ни при чем…
– Ты что, выпил?
– Ты хочешь сказать: вне себя от ярости?!
– Уверяю тебя, что с первого взгляда все против меня, но, пожалуйста, позволь мне объяснить…
– У меня нет никакого желания тебя слушать. Я устал, Катберт! Устал от этих последних недель и от этого дьявольского расследования, которое пускает под откос всю мою жизнь. Я не знаю, когда в последний раз у меня была спокойная ночь. Я на пределе!
Руки у меня так дрожали, что я опасался, что не смогу держать мобильник возле уха.
– Я не предал тебя, старик, напротив, я хотел тебе помочь! Я тогда ясно почувствовал, что ты в полнейшей дыре. Я подумал, что надо заставить тебя отреагировать и дать толчок твоему расследованию. Попробуем увидеть плюсы этой ситуации: эта статья сейчас даст тебе невероятное освещение в средствах массовой информации. Как по волшебству перед тобой откроются двери! По всей стране журналисты подхватят эстафету и начнут копаться в этом деле, используя недоступные тебе средства.
Все это практически слово в слово повторяло тот припев, которым воспользовался Хэтэуэй.
– Сейчас я загнан в угол, поставлен перед необходимостью предоставить доказательства, которых у меня нет.
– Людям наплевать на доказательства! Чего они хотят – это чтобы им дали возможность помечтать, чтобы им рассказывали захватывающие истории. Уж ты-то должен это знать… Публика будет на твоей стороне, на это можешь твердо рассчитывать.
– Публика – может быть, но полицейские вряд ли удовольствуются несколькими подозрениями! Особенно если я заявляю, что их расследование было проведено шаляй-валяй.
– Хоть немного подумай о своей карьере, Дэвид! Ты сейчас привлечешь внимание самой широкой общественности! Тебе больше не придется править всякие дебильные сценарии. Эта история поможет тебе снова оказаться на коне!
– И тебе по той же самой причине.
– О своих интересах я не думал ни одного мгновения.
– Черт! Речь же идет о моей матери! Думаешь, мне хочется оказаться на коне, используя историю ее исчезновения? Это было бы все равно что плюнуть на ее память. Она мертва, Катберт, без сомнения, убита этим чертовым психом, который проскользнул у полиции между пальцев!
– Прости, но я все равно думаю, что тебе была необходима шоковая терапия, чтобы не пойти ко дну. Я действовал как друг, вот и все.
Мне больше не хотелось нападать на Катберта. В конце концов, я тоже за минуту его предал, приняв предложение Кроуфорда.
– Ладно, проехали, в любом случае что сделано, то сделано. Я тебе позже перезвоню. А пока что больше ничего обо мне не говоришь, вообще ничего, понятно?
* * *
Кошмар для меня начался в конце дня, когда я имел несчастье ответить на звонок с незнакомого номера. Это был журналист «Ю-эс-эй тудэй», который предложил эксклюзивный контракт: публикация всех моих материалов расследования по этому делу с размещением на первой полосе, а также интервью на моих условиях. Поскольку практически ни у кого не было номера моего мобильника, я снова разозлился на Катберта, которому приспичило разослать его по всем редакциям страны. Я отказался подтвердить содержимое статьи в «Нью-Йорк таймс», но у меня сложилось впечатление, что я говорю в пустоту. Столкнувшись с неуместной настойчивостью журналиста, я был вынужден разъединить вызов, оборвав разговор на полуслове.
И с тех пор звонки не прекращались, заставив меня перевести телефон в беззвучный режим. Совершенно остолбеневший, я наблюдал, как там накапливаются сообщения. Некоторые из них я случайно слышал. В общем и целом те же самые предложения: наивыгоднейшие контракты, просьбы об интервью, прямой эфир на «Фокс Ньюс» с Биллом О’Райли…
Я не мог противиться искушению покопаться в интернете, чтобы оценить размеры бедствия. Вечером пять ежедневных газет почти слово в слово перепечатали статью из «Таймс». Я воспользовался этим, чтобы заодно проверить электронный почтовый ящик: десять новых писем, большинство из которых было от тех же самых журналистов, которым я не ответил. На этот раз вины Катберта не было: адрес значился на первой странице моего официального сайта. Я просматривал ящик более чем регулярно. Но до тех времен, когда после выхода «Дома молчания» я копошился, погребенный под лавиной восторженных писем, было еще далековато.
Также я получил эсэмэску от Эбби:
«Мэрил показала мне статью. Все хорошо?»
«Я здесь ни при чем, я этого не хотел. Можно тебе позвонить?»
«Завтра, хорошо?»
«Я думаю о нас… и о малыше».
Первая часть фразы шла от сердца, вторая, мягко говоря, не соответствовала действительности. Сама мысль, что младенец, у которого будут мои гены, в один прекрасный день выйдет из живота Эбби, казалась мне совершенным безумием. Всякий начинающий сценарист сперва постигает разницу между настоящим и правдоподобным: то, что происходит в реальном мире, на большом экране смотрится не особенно достоверно. В этом у меня был свой горький опыт: то, что происходило со мной, было правдой, но будущее продолжало оставаться неправдоподобным.
Странное дело, этой ночью я спал практически спокойно. Накопившиеся за последнее время волнения оказали на мои нервы свое действие.
* * *
На следующее утро, едва проглотив чашку кофе, я оказался как магнитом притянут к своему компьютеру. За ночь список статей существенно увеличился. Если содержание почти не изменилось, то заголовки претерпели самые разные изменения: «ТАЙНА ИСЧЕЗНОВЕНИЯ АКТРИСЫ 50-Х ПРОЯСНЯЕТСЯ?», «ДЕЛО ЭЛИЗАБЕТ БАДИНА: НАКОНЕЦ-ТО ЭПИЛОГ?», «НОВЫЙ ПОВОРОТ В ДЕЛЕ СОРОКАЛЕТНЕЙ ДАВНОСТИ», «СЦЕНАРИСТ ДЭВИД БАДИНА: УДАСТСЯ ЛИ ЕМУ ПРОЛИТЬ СВЕТ НА ИСЧЕЗНОВЕНИЕ СВОЕЙ МАТЕРИ?» В трех статьях была затронута тема моего молчания: «Дэвид Бадина не пожелал ответить на наши воросы», «Рассказав о своем расследовании, сценарист теперь в обиде на журналистов», «Потеряв статус в Голливуде, Дэвид Бадина проталкивает свою карьеру, изображая детектива Раша».
Я не мог оставаться в доме, рискуя провести весь день у компьютера в переживаниях. Странное дело: только выйдя из душа, я подумал о Нине. Как я мог быть таким эгоистом и таким небрежным? Если бабушка узнает об этом деле из газет, она меня никогда не простит.
Одевшись на огромной скорости, я поставил рекорд в гонках до Вествуда, несмотря на то что движение было достаточно напряженным.
Нины у себя не было. Наведя справки, я нашел ее в конференц-зале на нижнем этаже, где она с множеством других жителей участвовала во встрече с псевдогуру по личностному росту, который, должно быть, посетил все дома престарелых города в надежде сбагрить свою последнюю книжонку. Зал был просто битком набит, и мне пришлось прождать добрых полчаса до конца мероприятия.
Увидев меня, Нина удивилась. Так как ей не хотелось подниматься к себе в квартиру, мы устроились в зале ресторана. Я не стал расспрашивать ее о конференции, опасаясь, как бы она не принялась расхваливать этого болтливого субъекта.
– Почему ты здесь, Дэвид? Ты никогда не приезжаешь ко мне по утрам…
С беспокойством я вынул из кармана статью, которую заранее распечатал.
– Я предпочел бы, чтобы у меня не возникало необходимости тебе это показывать, но вряд ли у меня есть какой-то выбор. Мне бы не хотелось, чтобы ты это узнала из новостей по телевизору или из газет. Вчера это появилось на сайте «Нью-Йорк таймс». Я бы хотел, чтобы ты это прочитала. Это о Лиззи… и обо мне.
Это был первый раз, когда я назвал свою мать по имени.
Лицо Нины омрачилось. Она взяла статью, надела очки и внимательно прочитала. Я следил за малейшей ее реакцией, впрочем, не имея возможности распознать ее эмоции.
– Это правда то, что здесь говорится?
– В общих чертах – да.
– Теперь я лучше понимаю, почему ты без конца задавал мне все эти вопросы…
– Послушай, Нина, если я тебе что-то недоговаривал, приезжая сюда, так это для того, чтобы тебя не беспокоить. Я ввязался в это дело совершенно случайно и опасался внушить тебе ложные надежды. Снова взяться за такое давнишнее расследование – дело крайне ненадежное. Мои расследования никогда не должны были появиться в печати.
Судя по всему, она переносила потрясение лучше, чем я предполагал.
– Кто этот детектив, на которого намекается в статье?
– Его зовут Сэм Хэтэуэй. Я тебе говорил о нем, когда приезжал в Лос-Анджелес три недели назад. На самом деле ты его знаешь…
Она покачала головой.
– Никогда не слышала этого имени.
– А вот он о тебе помнит. Он с тобой много раз сталкивался в управлении полиции. Он даже видел меня, когда мне было всего несколько месяцев. Тогда это был молодой полицейский, он имел к расследованию только отдаленное отношение.
Нина указала глазами на статью, лежащую на столе.
– А что это за история с ФБР?
– Ты знаешь некого Пола Вардена?
Ее взгляд оживился.
– Да, это был писатель… друг Лиззи. Она мне часто о нем говорила и даже оставила мне одну из его книг.
– На самом деле они были больше, чем друзьями. Примерно в пятьдесят шестом у них была любовная связь. Варден был коммунистом, активистом и находился в картотеке у ФБР. Из-за этой связи Лиззи была на мушке у правительства.
– Это невозможно!
– У меня была точно такая же реакция, как у тебя, но чем дальше я продвигаюсь в расследовании, тем больше я в этом уверен.
– И тот агент, о котором говорится в статье, и есть незнакомец из ресторана?
– Это вполне возможно. Но их встреча ничего не доказывает.
Я дал Нине время переварить эти новости.
– А твой отец? Ты нашел что-нибудь о нем?
– Ничего. Я даже не до конца уверен, что он хоть каким-то образом связан с этим делом. В конце концов, их отношения имели место больше чем за год до исчезновения Лиззи.
Она снова убрала очки и спокойно сложила руки на столе.
– Достаточно, сейчас я ничего больше не хочу знать.
– Вот как! – произнес я в недоумении.
– Я тебе доверяю, Дэвид. Ты счел за лучшее все это оставить себе, и ты был прав. Не чувствуй себя обязанным оправдываться.
Пристально посмотрев на мою левую руку, она улыбнулась.
– Ты носишь кольцо…
– Оно действительно маленькое: мне едва удалось натянуть его на мизинец.
– Меня это радует. Твоя мать была бы счастлива, что оно все время с тобой.
Мне очень хотелось поменять тему разговора. Я посмотрел на обитателей, которые с воодушевлением демонстрировали экземпляры книги, которые только что купили. На обложке со скрещенными руками и сияющей улыбкой тренер уставился на читателей заговорщицким взглядом, который, казалось, говорил: «Еще есть время стать хозяином своей судьбы!»
– У меня такое впечатление, что мы изгои: ты единственная в этом зале, кто не взял книжку.
– Пфф! За кого ты меня принимаешь?
– Я подумал, что конференция тебе понравилась.
– Откуда ты берешь такие нелепые мысли? Я ненавижу всяких гуру! Я пошла туда, чтобы провести время и подтвердить для себя то, что уже знаю об этих людях.
– То есть?
– Что они ужасно впечатлительны. Они ищут смысл в своей жизни, особенно когда она подходит к завершению. И некоторые жуликоватые типы умеют извлечь из этого выгоду…
Я взял ее за руку, лежащую на столе.
– Я вот о чем думаю, Нина. Три года назад я сделал все, чтобы убедить тебя поселиться здесь…
Она вынула свою руку из моей.
– Я вижу, куда ты клонишь, Дэвид.
– Дай мне, по крайней мере, время все тебе объяснить!
– Это бесполезно. Теперь моя жизнь здесь. У меня нет ни желания, ни сил оставаться одной.
– Но ты не будешь одна! Мариса может заниматься домом все время и тобой по мере необходимости.
– Насколько я знаю, Мариса не медсестра! Я не хочу никому быть обузой. Мне хорошо здесь, и я знаю, что при малейшем недомогании обо мне позаботятся.
– Ты же хорошо себя чувствуешь, Нина, у тебя нет никаких поводов для беспокойства!
– Пожалуйста, давай больше не будем об этом говорить.
Мой глубокий вздох ничего не изменил.
– Я хочу, чтобы ты дал мне обещание, Дэвид.
– Я этого больше так не оставлю…
– Об этом речь не идет. Я понимаю, что ты хотел защитить меня, скрывая расследование, которое ты вел по поводу Лиззи. Но если ты когда-нибудь узнаешь имя того, кто несет ответственность за ее смерть, я хочу, чтобы ты немедленно пришел ко мне и назвал его, даже если ты думаешь, что это может заставить меня страдать.
– Думаешь, я буду способен скрыть от тебя такие вещи?
– Да, из любви ты на это способен. Иногда люди хотят слышать лишь то, что они жаждут услышать.
