Холмщак Файфель мечтал увидеть Львов. Мечтать можно долго, но наш Файфель был человеком решительным и наконец решил свою мечту воплотить в жизнь. Однажды утром, только рассвело, взял он еду на дорогу, взял костыль и отправился в сторону столицы. Шёл, шёл целый день, устал, а тут и вечер наступил. Вот он и разложился в мягкой, поросшей травой канаве при дороге на ночёвку. Положил под голову узелок и только собрался задремать, как в голову ему пришла тревожная мысль: а что если я, проснувшись утром, перепутаю, в каком направлении Львов, и поплетусь назад в Холм? Но Файфель был не глуп, и сразу нашёл замечательный выход. Чтобы завтра не сбиться с верного пути, он разулся и положил свои ботинки рядом с едой носками в направлении Львова, а пятками лег в направлении Холма.

 – О, теперь я спокоен, – сказал он себе, – теперь я с дороги не собьюсь, ведь ботинки показывают на Львов, а пятки – на Холм.

С этой приятной мыслью он и задремал. Пока он спал, по дороге проезжала телега, гружённая хворостом, ветки свисали с неё по обе стороны, поднимая пылищу. Не стоит и удивляться, что те ветви зацепили ботинки Файфеля и развернули их задом наперёд. Теперь ботинки носками указывали на Холм, а пятки – на Львов.

Только рассвело, Файфель проснулся и протёр глаза. Огляделся по сторонам и очень удивился: что он делает в этой канаве у битой дороги? Глянул на свои босые ноги и снова призадумался: а где же ботинки? Повернул голову в сторону: есть! И тут он припомнил, что путешествует во Львов. Вот какой он умный! Как он ловко всё придумал. Теперь он точно знает, в каком направлении двигаться дальше: носки – на Львов, пятки – на Холм. Но ему в Холм не надо, ему надо во Львов.

Весело напевая, Файфель обулся, закинул узел на плечо и двинулся в том направлении, которое указывали ботинки.

Шёл, шёл целый день и под вечер добрался до рогатки города, который только вчера покинул. Но Файфель был уверен, что попал во Львов. Идёт себе, осматривается по сторонам, и удивлению его нет предела:

 – Что за чудо! – воскликнул он. – Так это же вылитый Холм!

Такие же заболоченные улочки, такие же деревянные домики, да и куры бегают под ногами, свиньи валяются под заборами, собаки тявкают на каждом шагу, а жители прямо из окон выплёскивают на улицу помои.

 – Ну надо же такому случиться! Так здесь же всё, ну абсолютно всё – как в Холме! Кто бы подумал! Львов – замечательный город. Я чувствую себя как дома.

Выйдя на Рынок, не мог удержаться от восхищения. Ведь и Рынок до мельчайших деталей напоминал его родной! Вот и лотки такие же, и даже тот лоток, в котором в Холме торгует рыбой его Рывка, и здесь, во Львове, точно такой же. Правда, уже вечер, и на Рынке пустынно. А какая здесь синагога? Бог мой! Файфель не мог нарадоваться. И синагога здесь была такая же, как в Холме. Он был просто в восторге от Львова. А вот и шамес.

 – Шалом!

 – Шалом, Файфель!

Вот так радость! Файфеля, великого хасида Файфеля из Холма, знают во Львове и даже узнают на улице. А дальше ноги его несли уже сами, несли туда, где в Холме стоял его дом. Интересно, что находится на этом же месте во Львове? И когда он попал на улицу, которая до боли напоминала ту, на которой он жил, и увидел дом, который ничем не отличался от его родного, то уже даже не удивлялся. Единственное, что Файфеля удивило, это то, что увидел во дворе: там играло шестеро детей, и все – вылитые его дети! Но ещё шире он разинул рот от удивления, когда открылись двери и появилась его жена.

Файфель на миг остолбенел и, хватая ртом воздух, заверещал:

 – Караул! Евреи! Только посмотрите! Во Львове – всё как в Холме. Это ещё полбеды. Но чтобы на такой же улице стоял такой же дом, а в нём жила такая же зараза, как моя Рывка, – такого нарочно не придумаешь!

 – О, Файфель! Вернулся! – поздоровалась Рывка. – Идём ужинать.

Файфель оглянулся. К кому она обращается? Никого, кроме него, на улице не видно.

«Итак, женщина, похожая на Рывку, говорит со мной, – сделал он вывод. – Больше того, она назвала меня Файфелем. В самом деле, меня и правда зовут Файфель. В этом нет никакого сомнения». Его удивлению не было границ: оказывается, во Львове в таком же домике живет такая же Рывка, и у неё – чудо из чудес! – муж по имени Файфель. «А мы с ним, видимо, похожи как две капли воды! Вот так приключение!»

 – Ну, чего ты стоишь? – отвлекла его от раздумий жена. – Ужин стынет.

Какую-то минуту Файфель колебался, но наконец таки вошел в дом, сел за стол и стал ужинать, время от времени посматривая на двери, не появится ли второй Файфель. Интересно, что он скажет, увидев своего двойника из Холма. После ужина дети отправились спать, Рывка разостлала кровать и начала раздеваться, а львовский Файфель всё ещё не появлялся. Ну, нет так нет. Может, утром придёт. И Файфель лёг рядом с Рывкой и от усталости мгновенно уснул.

Однако львовский Файфель не пришёл ни завтра, ни послезавтра, недели шли за неделями, месяцы за месяцами, а он не появлялся. Прошёл год, а Файфель и дальше жил себе во Львове, ему было хорошо, даже львовская Рывка нравилась ему куда сильнее, чем холмская, потому что всё-таки меньше ворчала. Иногда в его голову приходила мысль: а может, вернуться наконец домой, в родной Холм, по которому грустил, но он сразу же такие мысли отгонял. Что он скажет холмской Рывке? Где пропадал? Что объяснит детям? Нет уж, лучше оставаться во Львове. И, в конце концов, могло же произойти и так, что львовский Файфель как раз подался в Холм и так же наткнулся на его дом, а холмская Рывка позвала его ужинать, и он остался жить в его доме и живёт себе да и живёт, а?