Не менее судьбоносным для истории нашей страны оказалось действие и другого географического фактора не-Европы, а именно наличие гигантских равнинных пространств, занятых либо лесом, либо степью. Я совершенно не склонен выводить из этого обстоятельства широту русской души, будто бы воспитанную гигантскими просторами. И не намереваюсь связывать приписываемую нашему характеру угрюмость, закрытость и подозрительность с теми предками, которые жили в дремучих бесконечных лесах Северо-Восточной Руси. Изначальная структура русского ландшафта имела иные, гораздо более важные последствия для развития страны. Я бы разделил их на политические и социальные.

Как я уже писал прежде, судьба будущей Руси во многом была предопределена задолго до появления человека на Земле, а именно 6–5 млн лет назад, когда началось усыхание древнего моря и формирование грандиозных степных пространств, соединяющих Северный Китай через южнорусские степи и Паннонию с Западной Европой. На протяжении столетий этот коридор использовали орды кочевников в поисках новых территорий для выпаса своего скота или грабежа прилегающих к степной полосе оседлых культур, но чаще всего для того и другого. Фернан Бродель назвал степной пояс Евразии «бесконечной длины запальным шнуром. При малейшей искре он воспламенялся и сгорал по всей своей длине. Когда у этих коневодов или верблюдоводов, которые так же суровы к самим себе, как и к прочим, начинаются столкновения, наступает засуха или демографический подъем – это побуждает кочевников покинуть свои пастбища и вторгнуться к соседям. По мере того как проходят годы, последствия этого движения сказываются за тысячи километров». Многие ученые говорят поэтому об «эффекте домино». Достаточно двинуться одному сколько-нибудь крупному племени, как лавиной понесутся все остальные, либо спасаясь бегством от новых пришельцев, либо вливаясь в их орды, тем самым увеличивая убойную массу этой взрывной человеческой стихии. В промежутках между сходом людских лавин с востока на запад отдельные кочевые племена, даже стоя на одном месте, продолжали постоянно двигаться в поисках корма и легкой добычи – такова была логика кочевого образа жизни. Поэтому и после того, как около 1400 года сход лавин меняет свое направление на восточное, переориентируясь на Китай и Индию, оставшиеся в междуречье Волги и Днестра кочевники продолжают рвать зубами своих северных оседлых соседей – прежде всего Московию, Польшу и Литву.

Ближайшим следствием соседства с Великой степью стало не только разорение и в конечном итоге гибель Киевской Руси в середине XIII века под ударами татар, но и масштабные миграции древнерусского населения на северо-запад и северо-восток Русской равнины, где надолго разошлись дороги некогда единого древнерусского этноса. Западнорусские земли стали частью Польско-Литовского королевства – здесь сформировались украинская и белорусская нации, – а северо-восточные были подчинены Золотой Орде. Если бы не Золотая Орда, то эти земли продолжали бы мельчать при бесконечных семейных разделах и усобицах, пока не достались бы Польше или Господину Великому Новгороду. Тогда бы русская история выглядела совершенно иначе. Даже непонятно, как бы эта история называлась и где бы находился ее центр или центры. Ведь единого государства могло и не сложиться. Но в 1327 году московский князь Иван Данилович Калита во главе татарско-московского войска сжег взбунтовавшуюся против Орды Тверь и в награду получил от хана ярлык на великое княжение Владимирское, хоть являлся младшим в роде и по всем обычаям рассчитывать на него никак не мог. Владения Калиты в этот момент были меньше нынешней Московской области. Но точка невозврата была пройдена: с тех пор московским князьям как наместникам татар предстояло подчинить себе русские земли, а затем вступить во владение и обширным наследством Золотой Орды, когда сама Орда во второй половине XV – начале XVI века распалась на несколько ханств. Так Степь возвращала свои долги за столетия кровавых стычек и разорений.

Громадное пространство, политически разобщенное или вовсе дикое, стало теперь работать на поднимающуюся Московию. То, что прежде едва не поставило русские земли на грань исчезновения – сколько всяких народов растворилось в тех же степях от Паннонии до северного Китая – теперь открывало перспективы продвижения нашего народа на юг и восток сначала для защиты своих границ от грабежей и набегов, а потом и корысти ради. После смерти Тамерлана в 1405 году в разгар его похода на Китай, а затем распада Орды Московия действительно остается единственной потенциально могущественной силой на всем пространстве от Москвы до самых до украин.

Первоначально украинами и в Польше, и в Московии именовали земли, граничившие с Великой степью или Диким полем. Московская граница со степью – ее еще называли Берегом – долго проходила по берегу Оки, местами в ближнем Подмосковье (по нынешним меркам). И только к концу XVI – началу XVII века достигла наконец областей по Северному Донцу, то есть дошла до той страны, название которой сохранило собственно память об этой многовековой борьбе с Диким полем. Русскоязычное население Восточной Украины – в значительной степени потомки тех, кто в XVII веке нес сторожевую службу на южных подступах к Московии.

Итак, будущая территория России, начиная с XV–XVI веков, являла собой бесхозную добычу, которая ждала своего завоевателя. Им и стал Московский царь. После разгрома Казанского, Астраханского и Сибирского ханств при Иване Грозном лишь упорная борьба с вылазками крымских татар занимает весь XVII век. С начатым при Екатерине Великой освоением Новороссии и покорением Крыма в 1783 году Дикое поле окончательно кануло в Лету, оставив по себе кулинарные воспоминания вроде тар-тара, шашлыка и пельменей, да великое множество важных русских слов, например, бардак, балаган, деньги и дурак. Стремительность, с которой Россия захватывает всю громаду своей будущей территории, поражает. Вслед за походом Ермака в Сибирь в 1583 году русские двигаются на восток со скоростью 100 тысяч квадратных километров в год и в 1648 году они уже достигают Аляски. Такое ощущение, что страна просто задержала выдох на пару-тройку столетий, а когда выдохнула, то пронеслась цунами по всем бескрайним лесам и степям Сибири, Дальнего Востока и даже Дикого Запада. Проглотив Великую степь, Россия словно обрела скорость ее быстрых низкорослых лошадей, ее вековую жажду войны и добычи, которые за четыре столетия превратили Московию в империю, занимающую 1/6 часть суши.

Кстати, что-то такое про кровь Дикого поля, текущую в жилах новой империи, почувствовали европейцы. В эпоху наполеоновских войн их особенно поразило зрелище русской легкой кавалерии, набранной в поволжских степях – «Тартарии». В частности, они называли башкир «северными амурами» за мастерское использования лука, удивительное в век огнестрельного оружия. Французский генерал барон де Марбо писал: «Потери, вместо того чтобы охладить их исступление, казалось, только его подогрели. И так как они двигались без всякого построения и никакая дорога их не затрудняла, то они носились вокруг наших войск, точно рои ос, прокрадываясь всюду. Настигнуть их было очень трудно!» По дороге в Париж «северные амуры» встретились в Веймаре и с Гете. 5 января 1814 года он сообщает: «Кто бы еще несколько лет назад мог предвидеть, что в аудитории нашей протестантской гимназии будет совершаться магометанская служба и читаться суры Корана. Но это произошло, и мы присутствовали на башкирской службе, видели их муллу и приветствовали их князя в театре. В виде особой чести мне преподнесли лук и стрелы, которые я, на вечную память, повешу над очагом». (На самом деле они, насколько мы знаем, отправились в чулан.) После похода Батыя на Западную Европу в 1241 году – тогда его отряды стояли в 10 милях от Вены, и в них наверняка были предки башкир – прошло 573 года. И как теперь все переменилось!