Лицо психдиспансера

Есть у косметических компаний и глянцевых журналов такой ход — выбирать известную модель или актрису в качестве «лица». Ярко, запоминается и создает нужные ассоциации. Если нашему психдиспансеру позарез понадобится кандидат на подобную роль, то есть мнение, и не только мое: это Саша.

Саша — давний и всеми любимый больной. Органика со слабоумием, эпизодические эпиприступы. При этом — безобиднейший человек, который почти все свободное время проводит на территории дурдома, причем по доброй воле: тусуется похлеще Тимати, общается с другими больными, стреляет деньги у пришедших на водительскую комиссию, чтобы купить в буфете сигарет или чайку. Впрочем, зная Сашу как родного, чай ему наливают и так, Христа ради. Внешне — классический юродивый с паперти, вплоть до косоглазия и неполного набора зубов, а также жутко невнятной дикции, почти без согласных. Мы даже интересовались, не калымит ли он около какой-нибудь церкви, на что Санек разразился длинным плаксивым монологом из гласных букв, с явным преобладанием нецензурных их сочетаний, из коего следовало, что на любой паперти существует жесткая конкуренция, царит голимый протекционизм, да еще и крыше надо отстегивать. Кому конкретно отстегивать, мы так и не поняли и долгое время перебирали варианты, но Саня никого не сдал.

Одевается Саша соответственно ситуации и поставленной цели. Если пришел тусоваться — одет неброско и относительно аккуратно. Если пришел проситься в отделение — почти наверняка наденет телогрейку с надписью хлоркой на спине «шуба лисья», драный малахай и трофейные валенки времен бегства Наполеона из России. А один раз он сразил нас на месте. Уже подходя к крылечку родного дурдома, мы обнаружили Саню вальяжно восседающим на лавочке в ослепительно белой рубашке, черных брюках с отутюженными стрелочками — муха, пролетая, крылышки порежет — и в черных солнцезащитных очках а-ля «Men in black», хотя куда им! Наш Саша такой охотник за глюками и бредовыми фабулами на тропе войны с атомным мегатомагавком, что Уилл Смит роняет скупую мужскую слезу и лезет в карман за антидепрессантом! Слегка обалдев, мы приблизились и спросили суперагента, чего это он сегодня такой красивый.

— Кто куда, а я по бабам, — гордо заявил тот.

— Везет некоторым… А мы вот на работу, — вздохнули мы с женой, поднимаясь на крыльцо.

Как-то раз мы с Сашей разыгрывали психотерапевтический спектакль. Пришел ко мне несознательный гражданин, который был пролечен от алкоголизма и клялся-божился, что уж теперь-то точно в течение года — ни грамму. Опять же, и срок блокады был годичный. Так нет же, через восемь месяцев выпил и приехал с претензией: а почему это Высоцкий выпил и умер, а мне всего лишь нездоровится? Срочно требовались реабилитационно-воспитательные мероприятия с элементами показательной порки. На счастье, Саша тусовался в диспансере. Снабдив его запасом сигарет и сладостей, я объяснил ему, что надо делать. Через пять минут моей беседы с несознательным товарищем дверь в кабинет приоткрылась, и в прогале нарисовалась жалобная физиономия.

— Максим Иванович, помогите, мне плохо, снова припадки начались, просто сил нет!

— Саша, я ведь предупреждал тебя после второй блокировки, что наш метод гуманный, но шуток не прощает.

— Что же мне теперь делать?

— Поздно, мой друг, поздно. Теперь — только регулярно ходить на прием.

— Ааааа, какой же я идиот!

Сорвавшийся товарищ ошарашенно выслушал наш диалог и решительно заявил, что ему нужна повторная блокировка на максимальный срок и что отныне пусть только кто-нибудь заикнется при нем насчет выпить — ух, он ему! Только пусть доктор скажет честно — после первого срыва ведь такого сразу не бывает, да?

В общем, пора брать Сашу в штат.