Глава 16

Оставшись один, Егоров некоторое время сидел, раздумывая – правильно ли он поступил, отпустив танцовщика Леонтьева? Он знал, что большинство коллег осудили бы его за такой поступок. И его коллега, лейтенант Полозков, и капитан Храпченко, и майор Пчелинцев, и многие другие выписали бы ордер на арест подозреваемого и отправили бы его в СИЗО. Иметь на руках такую неопровержимую улику, как сданная в скупку вещь, – и отпустить подозреваемого! Между тем если до беседы с Леонтьевым у капитана еще были сомнения в его невиновности, то теперь они совсем исчезли. Он был уверен – нет, он твердо знал, что танцовщик непричастен к этим трем убийствам. Но кто же тогда сдал в скупку эти серьги? И точно ли они входили в коллекцию покойной певицы?

Этот вопрос надо было решить в первую очередь, и Егоров вновь набрал номер телефона математика Шварцмана. Преподаватель отозвался на звонок почти сразу.

– Борис Маркович, у меня опять возник к вам один неотложный вопрос, – сказал Егоров. – Не могли бы вы подойти к нам?

– Да, сейчас я подойду, – пообещал преподаватель.

Вслед за этим Егоров позвонил также племяннику Леонидовой, Лене Сазонову и певице Ганской, вызвал их и сел ждать свидетелей.

Первой подошла Ганская – оказывается, она жила совсем рядом с МУРом, тоже на Петровке. Взглянув на серьги, она немного поколебалась, но затем заявила, что, кажется, видела точно такие на Леонидовой. Заодно Егоров опросил ее по обычному вопроснику – как часто она бывала у погибшей коллеги, кого здесь видела, знала ли о коллекции, о ее стоимости. Но ничего нового капитан от певицы не услышал.

Затем явился племянник убитой, Леня Сазонов. На этот раз он держался почтительно, на вопросы отвечал охотно. И уверенно сказал:

– Да, это ее серьги. Я много раз видел, как она их надевала или приходила в них из театра. Значит, вы их нашли? А другие вещи?

Капитан заметил, что при этих словах в глазах племянника появился явный интерес. И тут Егоров сообразил, что этот неудачник, вечно клянчивший у певицы лишние сто рублей, теперь может получить большую выгоду от ее смерти – ведь он, скорее всего, является главным, а может, и единственным наследником бездетной певицы. Впрочем, к делу это не относилось – Егоров уже убедился, что Сазонов не является убийцей.

И наконец в кабинете появился Борис Шварцман. Взглянув на жемчужные серьги, он тоже уверенно подтвердил:

– Да, эта вещь из коллекции Виолетты. Я видел, как она надевала эти серьги.

Хотя это был главный вопрос, ради которого капитан вызывал Шварцмана, он задал ему еще несколько вопросов.

– Вы мне говорили, что видели в квартире Виолетты Игоревны танцора Леонтьева, – сказал он. – А кроме Леонтьева был еще какой-то фигурист. Я установил, как звали этого фигуриста – Роман Лещинский. Вы что-нибудь о нем знаете?

– Конечно, я знаю эту фамилию, как знает всякий советский человек, который иногда смотрит телевизор, – ответил математик. – Лещинский – известный фигурист. Так это он тогда был у Летты? Жаль, я его тогда не узнал – я бы попросил у него автограф. Ведь он – настоящая звезда. Например, моя жена его обожает, смотрит все передачи с его участием. Да что я вам все это рассказываю? Вы и сами наверняка видели Лещинского по телевизору, когда показывают фигурное катание.

– Я как-то его не запомнил, – буркнул капитан.

Ему не хотелось признаваться, что он крайне редко смотрит телевизор. Единственное, на что хватало времени после ужина – это посмотреть программу «Время». А уж спортивные трансляции… Егорову гораздо важнее было пообщаться с женой.

– А о массажисте, который бывал у Леонидовой, вы ничего нового не вспомнили? – спросил он.

– Нет, к сожалению, ничего не могу добавить, – ответил преподаватель.

Капитан уже собирался отпустить свидетеля, но тут вспомнил одну важную вещь.

– Борис Маркович, вы говорили, что несколько раз видели этого массажиста, – сказал он. – В таком случае помогите нам составить его фотопортрет.

– Да, я помогу, если у меня, конечно, получится, – отозвался преподаватель. – Куда надо идти?

Егоров проводил математика в ту же криминалистическую службу – она занималась составлением фотороботов – и вернулся к себе. Теперь надо было подготовить процедуру опознания человека, сдавшего серьги. И хотя Егоров уже убедился, что Игорь Леонтьев не мог быть этим человеком, все равно сердце у него было, что называется, не на месте. А вдруг он все же ошибается относительно этого симпатичного парня? Вдруг под маской книголюба и талантливого танцовщика скрывается хитрый и расчетливый убийца?

Вот это и надо было выяснить. Егоров отправился путешествовать по кабинетам. Он искал сослуживцев, внешне похожих на Леонтьева – молодых, худощавых, желательно светловолосых. После долгих поисков ему удалось найти только одного такого – лейтенанта Чухрая из отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности.

Для опознания этого было мало, надо было найти как минимум еще двух человек. И тогда Егоров прибег к способу, которым пользовался уже не один раз – он позвонил знакомому преподавателю из Школы милиции, которую и сам когда-то окончил.

– Слушай, Леня, – сказал он, – выручи еще раз, ладно?

– Что, опять люди для опознания требуются? – догадался Леонид.

– Точно, требуются два человека. А лучше три.

– И кто на этот раз? Симпатичные шатенки? Или одноглазые лысые толстяки?

– Не то и не другое. Нужны молодые худощавые блондины, чуть выше среднего роста.

– Ну, с такими типажами проблем не будет, – заверил его преподаватель. – У нас таких чуть ли не половина всего состава. Сейчас пришлю троих.

Действительно, спустя час в дверь кабинета вошли три молодых слушателя Школы милиции. Один был даже слегка похож на Леонтьева, и это порадовало Егорова. Он велел им и уже ранее отобранному для опознания лейтенанту Чухраю сесть спиной к двери, и все стали ждать. Без пяти минут шесть в дверь кабинета заглянул заведующий ювелирным магазином с Якиманки Николай Краузе.

– Я не опоздал? – спросил он. – Кажется, я должен участвовать в какой-то операции?

– Не в операции, а в процедуре опознания, – поправил его Егоров. – Сейчас я провожу вас в соседний кабинет, подождите там. Когда будет нужно, я вас вызову.

И он отвел ювелира в кабинет соседа.

Наконец, когда часы показывали уже четверть седьмого, явился Леонтьев. Егоров сделал ему внушение за опоздание, после чего велел ожидавшим процедуры опознания людям построиться в ряд, и среди них поместил и Леонтьева – тот стоял вторым справа. А затем пригласил ювелира Краузе.

Когда ювелир вошел, Егоров обратился к нему со стандартной речью, которая всегда произносилась в таких ситуациях:

– Вам нужно внимательно посмотреть на этих людей и определить, нет ли среди них человека, которого вы недавно видели у себя в магазине. Приступайте.

Ювелир сделал два шага вперед и принялся смотреть на выстроившихся перед ним людей. Осмотрел их слева направо, потом справа налево, потом еще раз и еще… Было заметно, что он находится в нерешительности. Наконец ювелир произнес:

– Тут есть двое, которые похожи на того, кто сдал серьги. Больше всего похож вот этот.

И он указал на слушателя Школы милиции, внешне похожего на Леонтьева.

– А еще вот этот вроде похож, – продолжал Краузе. – Даже очень похож. Но все же тот был какой-то другой.

– А в чем разница? – спросил Егоров.

– Мне трудно сказать, – отвечал ювелир. – Тот как-то иначе двигался, говорил…

– Но ведь эти люди вообще при вас не двигались и не говорили, – заметил Егоров.

Затем, обращаясь к участникам процедуры, сказал:

– Вы четверо – да, вы, и вы тоже, – можете быть свободны. А вы двое останьтесь. Пройдите, пожалуйста, к той стене… Теперь назад… А теперь скажите что-нибудь, например: «Сегодня ужасная погода».

Леонтьев и человек, похожий на него, проделали все, что просил Егоров. После чего ювелир покачал головой и решительно сказал:

– Нет, это не они! А что, вы так и не нашли этого Леонтьева, который сдал серьги? Почему вы его не вызвали?

– Мы его обязательно найдем и тогда пригласим вас еще раз, – пообещал Егоров. – Спасибо, что пришли, согласились нам помочь. Сейчас вы можете идти. И вы, товарищ, тоже.

Последние слова были адресованы слушателю Школы милиции. Когда эти двое вышли, Егоров взглянул на Леонтьева и сказал:

– Как видите, ювелир Краузе вас не опознал. Так что серьги в скупку сдавали, скорее всего, не вы.

– Что значит «скорее всего»? – возмутился танцовщик. – Раз этот человек меня не узнал, значит, меня там не было! Во всяком случае, я его видел сейчас впервые!

– Бывает, что свидетель ошибается, не может узнать преступника, – сказал Егоров. – Разные ситуации бывают. Хотя, конечно, это был аргумент в вашу пользу, Леонтьев. Ладно, вы тоже можете идти.

Оставшись один, капитан решил заняться разработкой фигуриста Лещинского. «К убийствам он, конечно, непричастен, – размышлял Егоров. – Ведь он всего один раз зашел к Леонидовой, да и то на минуту, а у остальных погибших вообще ни разу не был. Зато он должен знать спортивный мир. В таком случае он может назвать этого загадочного массажиста, который стер все свои отпечатки пальцев в квартире певицы».

Звонить в «Лужники», спрашивать там о фигуристе капитану не хотелось. «И так я весь Большой театр на уши поставил со своим расследованием, – думал он. – Теперь еще и весь советский спорт переверну. Нет, так не годится». Он решил поступить по-другому. Егоров вспомнил, что капитан Толмачев из их отдела, кажется, является любителем фигурного катания. По крайней мере, в столовой он только об этом и говорил. И Егоров решил зайти к капитану – если он, конечно, окажется на месте.

Ему повезло – Толмачев был на месте и даже не проводил допрос – заполнял какие-то документы. Егоров тут же спросил его о Лещинском.

– О, Роман – грандиозный парень! – заявил Толмачев. – Отлично катается! Ну, ты ведь видел по телику, как он катается!

– Да, конечно, – ответил Егоров. – Скажи, ты, случайно, не знаешь, где этот Лещинский живет?

– Совершенно случайно знаю, – ответил Толмачев. – Два года назад, после победы на чемпионате в Берлине, ему дали квартиру на Ленинском проспекте. Что ж, человек заслужил! Я это все знаю, потому что весной, после выступления, зашел к нему в раздевалку и познакомился.

– Может, у тебя и телефон его имеется? – продолжал допытываться Егоров.

– Нет, телефон я тогда не спросил, не набрался наглости. Но ты легко найдешь его в нашем адресном столе. А зачем тебе понадобился Лещинский? Тоже хочешь с ним познакомиться?

– Вроде того, – уклончиво ответил Егоров.

Вернувшись в кабинет, он позвонил в адресный стол и попросил найти ему адрес и телефон Романа Лещинского, живущего на Ленинском проспекте. И вскоре получил все нужные сведения. Он набрал нужный номер телефона, но на звонок никто не ответил – как видно, фигуриста не было дома. Тогда Егоров выписал ему повестку и вызвал на завтра на девять часов для беседы. И отправил эту повестку с дежурным курьером угрозыска. «Даже если у него завтра утром тренировка, ничего страшного, – подумал капитан. – Если позвонит, попросит отложить нашу встречу – я, конечно, пойду ему навстречу. Договоримся на другое время».

Капитан взглянул на часы; было около семи вечера. А он привык возвращаться домой не раньше восьми. Да и жена привыкла к такому его графику работы. Надо было с пользой провести оставшийся час или два. Правильнее всего было заняться поиском массажиста. Но с какого конца начать?

«Надо определить, где он может работать, – раздумывал капитан. – Ведь не может же этот человек просто сидеть дома и ходить по состоятельным клиентам. У нас так не бывает, такой частник быстро привлечет внимание милиции. Значит, он где-то работает. Но где? Скорее всего, где-нибудь в больнице или поликлинике. Еще массажисты работают в банях. Но вряд ли человек, которого пригласила Леонидова, работал в бане – туда певица точно не стала бы обращаться. Значит, в больнице. Надо обойти их все».

Тут капитан сообразил, что такой обход лучше предпринимать, имея на руках хоть какое-то изображение человека, которого он ищет. Да, ведь Шварцман должен был составить фоторобот! И Егоров отправился к криминалистам.

Оказалось, что фоторобот нужного ему человека уже составлен. Сотрудник, занимавшийся этим делом, протянул Егорову черно-белый листок, на котором был фоторобот массажиста. Капитан увидел лицо человека лет пятидесяти – без усов, без бороды, с большими залысинами. Лицо это было лишено особых примет – ни шрамов, ни резко выступающих скул на нем не имелось. Можно было отметить, пожалуй, только твердое, властное выражение этого лица. Оно могло принадлежать военному, спортсмену или его коллеге-милиционеру. «Крепкий, как видно, мужик», – подумал Егоров.

Он взял листок и двинулся в поход по больницам и поликлиникам, расположенным в центре Москвы. До девяти вечера он успел обойти две больницы. И в обеих, взглянув на фотопортрет в руках капитана, заявили, что такой человек у них не работает.

Егоров решил, что завтра продолжит это путешествие по учреждениям здравоохранения. «Вот побеседую с фигуристом Лещинским и пойду», – решил он.