«Иди послушай музыку»
Холодным весенним вечером 1745 года изящная миловидная французская певица-сопрано Элизабет Дюпарк появилась на сцене Королевского театра в Хеймаркете, чтобы представить непостоянной английской публике блестящую новую ораторию Георга Фридриха Генделя «Валтасар».
Либретто к ней написал лучший либреттист Генделя, талантливый, хотя и сварливый Чарльз Дженненс. Он начинает свое повествование с описания расцвета и упадка человеческих цивилизаций:
Тщета и непостоянство царства человеческого!
Далее он эффектно сравнивает их судьбу с течением человеческой жизни:
Сперва, слабая и жалкая, она едва держит голову,
Едва способна протянуть беспомощные младенческие руки.
Стал бы вспыльчивый Дженненс возражать против того, чтобы современный историк использовал его динамичные образы для описания истории музыки, как до, так и после того туманного лондонского дня? Или он сказал бы (как однажды сказал о Генделе), что, по его мнению, у историка «тараканы в голове»?
Вероятно. Однако его текстом можно проиллюстрировать историю, изложенную на этих страницах.
«Беспомощный младенец, слабый и жалкий» – это, быть может, первые пробуждения в человеке чувства ритма и ощущения высоты звука. Дженненс продолжает:
Но вскоре она жаждет
Власти и богатства и не терпит возражений.
Как и музыка во времена Генделя и Дженненса.
И вот, созрев, хватает все,
До чего может дотянуться.
«Созрев» – это, видимо, синтез, предложенный Моцартом.
Преступает все границы (Бетховен);
Грабит и опустошает испуганный мир
(довольно верное описание пугающих романтических образов Шуберта и Берлиоза);
Стареет и вздувается до немыслимых размеров (Вагнер);
Чудовище в своей утробе вскармливает
Гордость (Малер); роскошь (Штраус); ложь и вероломство (смерть последних законов тональности);
…и вот уж, видя, что она ослабла,
Берет над нею верх иная народившаяся сила.
Неравный бой (джаз, модернизм, поп)!
С усердием наносит удары
Ее дряхлому остову (панк, фанк, выбирайте сами…).
Она роняет голову, дрожит
И падает, чтобы уж не подняться вновь!
Но, говорит Дженненс, история на этом не кончается; напротив, она начинается снова:
И победитель, поднявшись над ее останками,
Идет все тем же призрачным путем к обманному величию,
А после встречает такой же конец.
Не это ли очертания истории Альбинони и Эла Джонсона, Бёрда и The Byrds, крумгорна, ракоходного канона и Kraftwerk?
Не знаю. Это бесконечная история.
Один из крестьян Верди был потрясен тем, что его господин способен зарабатывать деньги, рисуя маленькие крючки на пяти прямых линиях.
Эти линии не всегда были прямыми, и их не всегда было пять. Но они подцепили на свои чернильные крючки одни из самых забавных, глубоких, беспокойных, трогательных и правдивых описаний человеческой природы.
Это их история.
