Музыкальное искусство стало подлинно интернациональным. Если раньше авторы рассуждали о национальных характеристиках, то в 1772 году космополитичный Глюк намеревался «упразднить нелепые национальные различия в музыке». Франкоговорящий Фридрих Великий привлекал к своему просвещенному двору в Берлине музыкантов со всего света. Моцарт, хотя и по обычаю патриотично настроенный (по крайней мере, вне дома), восклицал: «Если Германия, мое любимое отечество, которым я, как вы знаете, горжусь, не желает принять меня, то, ради бога, пусть Франция или Англия станут одним умелым немцем богаче» (по-видимому, в добавление к своему другу И. К. Баху, который в качестве композитора и устроителя концертов пользовался в Лондоне большим успехом). Новую симфонию, обретшую популярность, можно было вскоре услышать во всем цивилизованном мире, впервые – включая Америку. Немецкие издательские дома, такие как дома Зимрока и Петерса, бросали вызов традиционным центрам нотопечати в Италии и Северной Европе. Разумеется, в развитом классицистическом стиле сохранялись национальные элементы – Донна Анна в «Дон Жуане» Моцарта (1787) – типичный персонаж итальянской оперы-сериа, а фуги в мессах Гайдна способны выдержать сравнение с самыми архаичными творениями лютеранских капельмейстеров, – однако все они были ассимилированы в связное и всеохватное целое.