глава 18
Бронзовые короли

Рисование, нанесение на какую-либо поверхность линий, очерчивающих форму, родилось одновременно с желанием создавать образы. Самые первые рисунки человечества были нацарапаны или начерчены на камнях и раковинах людьми, жившими на африканском континенте. Практически все они были утрачены. Человек разумный, или Homo sapiens, возник в Африке по меньшей мере 100 000 лет назад и примерно через 20 000 — 40 000 тысяч лет отправился странствовать по свету. Вскоре после этого стали появляться первые дошедшие до нас изображения — на Сулавеси, в пещере Шове и в других местах, например, в Альтамире, что в Северной Испании. Но, может быть, инстинкт создания образов возник раньше? Может быть, люди начали создавать образы, еще будучи в Африке?

Свидетельства говорят, что, вероятно, так оно и было. Камни и раковины, испещренные узорами, дошли до нас с того самого раннего периода, когда люди еще не покидали Африки: то, что они, имея столь ничтожные шансы, сохранились за десятки тысяч лет, говорит о том, что огромный пласт этих изображений канул в небытие. Превращение этих отметин в узнаваемые образы, вероятно, заняло долгое время: возможно, первые попытки что-либо изобразить возникали, а затем снова затухали на тысячи лет.

Примерно 25 000 лет назад в одной скалистой пещере Гуннских гор на территории современной Южной Намибии какой-то человек нарисовал рогатое животное с тонкими ногами, напоминающее антилопу, на небольшом плоском камне, который удобно держать в руке [1]. Гладкая кварцитовая поверхность была идеальной основой для рисования. Вероятно, рисунок вместе с несколькими другими был прислонен к стене пещеры или переходил из рук в руки, будоражил умы зрителей и казался им чем-то совершенно новым. Это самый древний реалистичный рисунок, найденный на африканском континенте. И хотя он был сделан позднее, чем изображения в других местах, где побывали люди, вероятно, он являлся частью традиции, уходящей корнями в гораздо более далекое прошлое.

Наскальные рисунки составляют большинство древних африканских образов, дошедших до нас: это графические и живописные изображения слонов, жирафов, антилоп и других зверей, а также человеческих фигур, сделанные охотниками-собирателями, жившими в районе современной Южной Африки, Намибии, Ботсваны и Зимбабве, а также в джунглях Мозамбика. Эти люди, которых собирательно называют бушменами (или народом сан), создали одну из самых долгоживущих изобразительных традиций на Земле, которая уходит корнями по меньшей мере на 10 000 лет и которая в некоторых регионах сохранялась вплоть до недавнего времени.

Одно из самых хорошо сохранившихся изображений, сделанных бушменами, находится в Драконовых горах в Южной Африке, на стенах песчаниковой ниши на перевале Гейм-Пасс. На песчаниковой стене видны изображения антилоп канна, нарисованных и закрашенных неяркими оттенками коричневого, красного и белого. Позади одной из этих антилоп, дергающейся в предсмертной агонии, видны три человеческие фигуры в позах, напоминающих танцевальные. Люди изображены с копытами антилопы, словно они превращаются в умирающую канну — животное, обладающее большой духовной значимостью для местных бушменов [2]. Хотя мы не можем подтвердить это предположение, но считается, что превращение людей в животных показывает их в галлюцинаторном состоянии, когда в танцора входит дух умирающего зверя, позволяя ему преодолеть смерть или заглянуть по ту сторону жизни.

Неизвестна дата создания этой композиции с умирающей канной и ее магическими преследователями: может быть, двести, а может, две тысячи лет назад. В разных концах континента различные традиции существовали на протяжении тысяч лет: в нигерийских горах Аир вырезали симметричные фигуры воинов в головных уборах из перьев, угрожающе размахивающих метательными копьями и держащих под уздцы коней; в Восточной Африке геометрические узоры на скалах в отдельных случаях изображают клейма, которыми помечали скот и других животных, а также знаки, вырезаемые на собственной коже, скотоводами-пастухами; в Кондоа, недалеко от Восточно-Африканской рифтовой долины в Танзании, тоненькие человечки-охотники в огромных и затейливых головных уборах держат луки и стрелы, а рядом с ними изображены животные, в том числе слоны, жирафы, носороги и антилопы гну. За исключением Западной Африки, подобные рисунки и петроглифы можно найти по всему континенту, от Марокко на севере до Сомали на востоке и до самой оконечности Южной Африки [3]. Хотя самые ранние человеческие рисунки, скорее всего, не сохранились, Африка — это родина величайшего и наиболее разнообразного искусства наскальной живописи на всей планете, которое свидетельствует о жизни и верованиях охотников-собирателей и скотоводов, прямых потомков самых первых людей, создававших образы.

В течение нескольких веков после завоевания римлянами Египта возникновение новых царств с их столицами, а также всё более оживленных торговых путей стало фоном для создания новых строительных форм на территориях южнее Сахары. Монументальная каменная архитектура возникла в царстве Аксум (нынешние Эритрея и Эфиопия), основанном в I веке нашей эры: это были дворцы и гробницы, а также величавые гранитные стелы, иногда украшенные архитектурными элементами, словно высокие и стройные небоскребы. Самые большие из них достигали более тридцати метров в высоту — это выше, чем любой египетский обелиск. Царство формировалось в соответствии с его положением на торговых путях — между Римской империей на западе и арабским, а позднее — исламским, миром на востоке. С приходом в IV веке христианства, после крещения аксумского царя Эзаны (вскоре после христианизации самой Римской империи вследствие крещения Константина), появились новые формы церковной архитектуры — большие базилики, построенные на возвышенных платформах или вырубленные в скалах, украшенные настенной живописью, подобно буддистским пещерным храмам, создававшимся далеко-далеко на востоке. Такие строения среди горных пейзажей были символами нового восточноафриканского космополитизма.

В VII веке в Восточную Африку также приходит ислам, однако он распространяется в противоположную сторону, через северное побережье континента, до Магриба и саванны на западе Африки, принося новые формы архитектуры. Основанному в IX веке городу Дженне (в нынешнем Мали) суждено было стать крупнейшим городом Западной Африки и столицей будущей империи Мали. Наряду с древним туарегским поселением Тимбукту, которое было поглощено империей Мали, Дженне стал одним из величайших городов исламской архитектуры и искусства. В XIII веке, когда городом правил его первый мусульманский султан, Кои Кунбуру, из глинистого грунта (этот строительный материал называется «саман», или «адоб») была построена большая, обнесенная стенами мечеть, которую в ходе ежегодной церемонии подновляли, обмазывая свежей глиной.

Созданная из самой земли и постоянно обновляемая, Великая мечеть, подобно стелам Аксума, была великим символом незыблемости и преемственности, а также самобытным восприятием религии, пришедшей издалека. Подобно другим местам, от Сирии на востоке до Британии на западе, где под влиянием римской традиции возникали свои уникальные стили, именно местное своеобразие придавало этой мечети ее силу и незыблемость.

Открытие бронзового и медного литья сформировало в лесных регионах Западной Африки, в городах и селениях на Атлантическом побережье современной Нигерии иную традицию. Хотя плавка железа и железное литье были известны уже более тысячи лет, открытие бронзы привело к созданию более сложных художественных форм.

Самая древняя из известных нам культур бронзового литья появилась около IX века посреди тропических лесов, в торговом поселении под названием Игбо-Укву (что означает «великий народ игбо»). Вполне возможно, она была навеяна предметами, которые перевозились по торговым путям Сахары, соединявшим дельту реки Нигер с Восточной Африкой и далее Аравией, хотя все металлы, необходимые для сплава — медь, олово и свинец, — можно было добыть неподалеку, и техника литья постепенно возникала здесь самостоятельно [4]. Изделия, создаваемые народом Игбо-Укву, были сделаны в технике утраченного воска — одного из древнейших способов бронзового литья, при котором глиняная модель обмазывается воском, а затем глиной, оставляя несколько отверстий, после чего нагревается, из нее вытапливается воск, а на его место заливается расплавленный металл. Скульпторы Игбо-Укву создавали изысканные сосуды со сложно украшенными поверхностями. Один из кувшинов для воды словно опутан веревками, и лишь присмотревшись, можно понять, что веревка сама сделана из бронзы: для создания такой скульптурной иллюзии требовался большой технический навык. Бронзовые сосуды — по крайней мере те, что дошли до нас — устанавливались в усыпальницах, совсем как бронзовые предметы, которые клали в погребальные курганы кельтских вождей или правителей династий Шан и Цин в Китае [5].

Спустя несколько сотен лет чуть западнее, в городе Ифе, центре народа йоруба, возникла другая великая традиция обработки металла. Художники создавали головы из терракоты и латуни, напоминающие по своей реалистичности египетскую скульптуру поздних династий. Металлическая скульптура такого уровня не создавалась в Европе со времен римлян и не будет создана еще по крайней мере сотню лет. Тонкие бороздки на лицах этих портретных голов кажутся волнами живительной энергии, которые придают ощущение глубокой сосредоточенности и внутреннего спокойствия. Это соответствует верованию йоруба в существование внутренней энергии, или аше, определяющей характер всех вещей, включая человека, у которого она находится в голове и выражается через лицо [6]. Являясь образами царской власти, эти лица выражают витальную духовную энергию, которая перекликается с тем, как йоруба описывают свою культуру: «река, которая никогда не бывает в покое» [7]. А в качестве образов сакральной власти головы из Ифе ближе к буддистской скульптуре, но при этом гораздо глубже проникают в индивидуальность представленных персонажей. Глядя на них, мы как будто читаем истории их жизни, хотя и не можем с полной уверенностью сказать, действительно ли это портреты настоящих людей, или головы, сделанные в одной мастерской с одной и той же модели, — «портреты» власти, которые лишь приспосабливали к меняющимся временам.

Бо́льшая часть скульптур мастеров Ифе были утрачены или уничтожены, быть может, расплавлены, как часто бывало, чтобы сделать из металла инструменты или оружие. И всё же техника металлического литья до конца не была забыта, она вновь появилась в культуре, которая возникла примерно на двести лет позже, еще западнее и вновь в устье реки Нигер — в Бенинском царстве.

Традиционно считалось, что правители Бенинского царства являются потомками йоруба и что они унаследовали свое мастерство работы с металлом от мастеров Ифе. Первый великий царь-воин (оба) по имени Эвуаре, двенадцатый в своей династии, занял трон Бенина в XV веке. По легенде, он сжег существующий город Бенин дотла и построил на его месте великолепную цитадель. Он установил новую систему придворных чиновников и ввел царские церемонии, укрепляющие власть царя, которая поддерживалась войнами, развязанными им для расширения Бенинского царства.

Город и царский дворец, построенные Эвуаре, были украшены великолепнейшими литыми скульптурами, когда-либо созданными на африканском континенте, не уступающими скульптурам Игбо-Укву и Ифе [8]. Латунные леопарды и питоны охраняли дворец Эвуаре, а внутри, на алтарях, устроенных для поклонения царственным предкам, стояли статуи из слоновой кости, дерева, терракоты и металла. Один из голландских географов, основываясь на рассказах миссионеров, а также людей, участвовавших с середины XVII века в создании голландских торговых постов атлантической работорговли, писал, что в зданиях царского двора «размерами с город Харлем» размещены многочисленные покои для придворных министров и великолепные широкие галереи, поддерживаемые деревянными колоннами с металлическими пластинами, изображавшими военные подвиги бенинских царей. Крыши зданий были покрыты пальмовыми листьями и украшены «небольшой островерхой башенкой, на шпиле которой сидят с распростертыми крыльями птицы, отлитые из меди, искусно созданные наподобие живых» [9].

На упомянутых металлических пластинах были изображены также жрецы, несущие ритуальные сосуды, резные сундуки с орехами колы, и люди свиты, дующие в трубы из слоновой кости. На одной из пластин оба изображен в царском наряде — высоком воротнике (одигба), сделанном из коралловых бус. Он держит за хвосты двух леопардов, размахивая ими в воздухе, что символизирует его власть над дикой природой и его привилегию, поскольку лишь он имеет право принести в жертву леопарда во время ежегодного церемониала игу, укрепляющего царскую власть. На поясе оба висят две ильные рыбы — почитаемые в Бенине за их способность испускать электрические разряды, — а может быть, они заменяют ноги, символизируя морского бога Олокуна, доставляющего людям богатства со дна океана. Оба изображен укротителем природы, настолько могучим, что он может повелевать необузданными силами земли и реки, символами которых являются эти животные, прирученные и одновременно враждебные, главные персонажи бенинских художников [10]. При внуке оба Эсиги возникает тип изображения ийоба — «матери оба», или королевы-матери. Первой ийоба была изображена мать Эсиги, Идия, поддержавшая сына в укреплении на престоле в начале XVI века и способствующая расширению границ королевства. Полая маска была инкрустирована двумя железными полосками (утраченными впоследствии) в области лба, между глаз, — что придавало ей решительное и властное выражение. Портрет был предназначен для ношения на поясе, как подвеска — оба надевал её во время ежегодной церемонии избавления королевства от злых духов.

Кроме того, бенинцы изображали пришельцев издалека, португальских наемников, торговцев и дипломатов, которые еще ранее, в XV веке, стали частью жизни бенинского народа: проложили путь до африканского побережья и в середине столетия основали крепость Святого Георгия — Сан-Жоржи-да-Мина. Португальцы торговали с Бенином, продавали здесь коралловые бусы, ткани для церемониальных одежд и латунные слитки в виде колец (так называемые маниллы), которые местные скульптуры расплавляли и создавали латунные скульптуры для царского дворца. Из Бенина вывозили изделия из слоновой кости — резные солонки, охотничьи рога и ложки с ручками в форме птиц. Также португальцы покупали здесь рабов: сам царь Бенина занимался работорговлей, беря в плен людей из враждебных государств и продавая их сначала португальцам, а затем и голландцам, англичанам и французам. Португальских торговцев легко узнать по удлиненным лицам и бородам, а также по их костюмам и кремневым ружьям — первому огнестрельному оружию, завезенному в Африку. Бенинцы наблюдали за ними издалека и делали их бронзовые фигурки, которые помещали рядом с резными бивнями и другими скульптурами и предметами на алтари царских предков, отождествляя их с Олокуном, которого, по легенде, укротил оба Эвуаре [11].

Бенинские латунные изображения португальских наемников представляют собой нетипичные для Африки человеческие образы. Начиная с самых ранних африканских наскальных рисунков фигуры людей были более стилизованными, более символическими, созданными не на основе внешнего подобия, а как отображение вымышленного, воображаемого образа. Они представали в виде масок и скульптур из дерева, ткани, растительных волокон и других недолговечных материалов, их использовали в ритуальных танцах для обуздания дикой стихии пустыни, болота или леса, зверей и духов или для участия в ритуалах перехода и превращения, рождения и смерти. Замысловатые маски, участвовавшие в этих обрядах, повторялись из века в век народами, населяющими широкую полосу Западной и Центральной Африки к югу от Сахары — от Мали на севере до Малави и Мозамбика на юге.

В Западной Африке крестьянские поселения народа догонов с конца XV века жили в абсолютной изоляции на высоком плато нагорья Бандиагара — череды высоких скал вдоль берега реки Нигер. Целый пласт догонской культуры и культур соседних племен, представленный в скульптурах и масках животных и людей, является одной из самых богатых и разнообразных культурных сокровищниц Западной Африки. Маски, сделанные из натуральных волокон, украшены раковинами каури, которые часто изображают глаза; другие маски, вырезанные из дерева, представляют различных животных — кроликов, антилоп, крокодилов, гиен — и используются во время погребальных ритуалов, сопровождая и охраняя покойного на его пути из деревни через поля и долины к загробной жизни.

Скульптуры догонов изображают людей в виде стройных, вытянутых фигурок, состоящих из геометрических форм и имеющих мало общего с анатомией, однако обладающих силой. Эти резные фигурки ставились на алтарях и в храмах, использовались в жертвенных ритуалах, им полагалось молиться за своих обладателей, прося милостей у Амы, бога небес, который создает жизнь, проливая на землю дождь [12]. Например, большая деревянная скульптура представляет деревенского старейшину с поднятыми руками — он умоляет Аму послать дождевые тучи, чтобы был хороший урожай проса.

Скульптуры и маски, которые изготавливались по всей Западной и Центральной Африке в основном народами, говорящими на языке банту, создавались специально для ритуалов, их форма должна была внушать страх и восхищение. После участия в ритуале их порой уничтожали или прятали, а много лет спустя находили. Народ сонге занимает обширный регион на юго-востоке Демократической Республики Конго в Центральной Африке, он славится своими деревянными кифвебе (что на языке сонге означает «маска»), полностью покрытыми тонкими черно-белыми полосами. Эти полосы напоминают полосатую гриву бурчелловой (саванной) зебры. Мужские кифвебе отличаются наличием цветных полос, женские — монохромные и неброские. Как и полоски на бронзовых головах Ифе, эти динамические линии обозначают линии энергии, испускаемой телом. Выпученные глаза способны заглянуть по ту сторону зримого мира, а вытянутые вперед коробочкой губы, похожие на птичий клюв, создают ощущение сосредоточенности, как при речи или пении. Подобно всем маскам, созданным южнее Сахары, они предназначены для практической цели, а не просто для того, чтобы на них смотрели: они оказывают магическое воздействие — нарочито странное, пародийное, даже пугающее, — связанное с моментом превращения [13].

Наивысшей степени абстрактности человеческие образы достигают в скульптурных фигурах народа кота (или бакота), живущего в восточной части Габона и в Демократической Республике Конго. Кота создают необычайно самобытные скульптуры-реликварии: плоские скульптуры, сделанные из листов латуни и меди, обернутых вокруг деревянного каркаса, которые устанавливают на вершину плетеных корзин с реликвиями и костями предков. Как и во многих других традициях почитания реликвий, эти изображения являются способом общения с умершими, а также распространения энергии этих реликвий. Лицо одной из таких скульптур сделано из желтой латуни и розоватой меди, волосы уложены в сложную прическу, а тело обозначено небольшой полоской бронзы с насечками, стоящей на двух ногах, похожих на ножницы.

Как показывают артефакты народов сонге, кота и догон (и многих других, населяющих западную и центральную части африканского континента), деревянные скульптуры и маски делались в разных концах территории Западной и Центральной Африки. Идея закрывать лицо маской, вероятно, распространилась во время древней миграции — например, догонов, часть из которых пришли из Дженне в Мали, или сонге, пришедших из империи Луба, на месте которой теперь находится Демократическая Республика Конго. Корни этих народов теряются в глубине веков, однако нам стоит помнить, что они — наследники великих королевских дворов Африки: королевства Конго, королевства Куба и империи Мали, — а также всех мелких монархий, которые правили континентом до прихода работорговцев и колонизаторов, до повсеместного разрушения, причиненного войнами и болезнями.

Примерно в 1300 году одна из таких древних африканских монархий — народ, говорящий на языке банту, предок народа шона, — выстроил на вершине горы город-крепость Большой Зимбабве, опутанный лабиринтом каменных стен и ставший величайшим памятником субсахарской Африки [14]. Толстые извивы стен, построенных из гранитных блоков без всякого раствора, местами достигают высоты более десяти метров, они постоянно изгибаются, никогда не образуя прямых линий или углов. Нередко стены включают в себя и большие гладкие валуны, подобные тем, что раскиданы вокруг, а их округлости повторяются в формах дверных проемов, башен и лестниц, образуя огороженные пространства без крыши, внутри которых строились жилища из материала, называемого дага, — глины, которой также покрывались стены, чтобы придать им гладкость.

Эти уникальные постройки, не встречающиеся больше нигде в Африке, служили защитой поселению, которое на пике своего расцвета находилось в центре преуспевающей цивилизации Зимбабвийского плато и являлось важнейшим звеном торговли со всем регионом, с процветающими городами восточного побережья, а также товарного обмена со странами по ту сторону Индийского океана. Купцы торговали золотом, которое добывалось и намывалось в реках Матабелеленда, на западе, и переправлялось по морю в Египет, медью из североафриканских государств, а также рогатым скотом. Из-за моря привозились ценные товары: стекло из Сирии, фаянс из Персии, селадон из Китая [15].

В самой крепости также процветали ремесленные мастерские, изготавливавшие одни из самых загадочных предметов, найденных позднее в этом месте: длинношеих птиц, вырезанных из мягкого стеатита, которые были похожи на орлов, но вместо когтей у них были человеческие ноги и пальцы. Скульптуры имели сглаженные и упрощенные формы, благодаря чему они выглядели скорее как символы пернатых существ, чем изображения конкретного вида: эти тяжелые, неподъемные фигуры вполне могли представлять царских предков. Птицы сидели на некоторых из многочисленных гранитных монолитов, установленных вокруг поселения, в небольшом ограждении, похожем на святилище, и, вероятно, участвовали в ритуалах, связанных с правящей династией, с поклонением предкам или с призывами к вмешательству богов [16]. Каменные изображения птиц, сидящих на столбах, изготавливали и в Бенине, и в Древнем Египте, а сочетание человеческих ног и туловища животного напоминает о древнегреческих сфинксах. Зимбабвийские каменные птицы — одни из тех духовных сущностей, которых рисовали и вырезали из камня на протяжении многих тысячелетий.

Массивные гранитные стены и башни, похоже, не служили каким-либо военным целям, скорее они были выражением богатства и стиля правителей Большого Зимбабве. Каковы бы ни были причины разрушения цитадели: то ли упадок торговли, то ли сельского хозяйства, — но начиная приблизительно с 1450-х годов камни этого великого африканского поселения начали превращаться в руины, чтобы впоследствии вернуться из забвения и стать прекрасным символом африканского прошлого.