На ужине Потёмкин предстал другим человеком: был в напудренном парике, фельдмаршальском мундире, чисто выбрит. Репнин надеялся увидеть за столом других военачальников, но Потёмкин, кроме него и Попова, никого более не пригласил. Ужинали втроём. Распоряжался за столом не столько сам хозяин, сколько его адъютант: закуски подкладывал, вино разливал. Порою Потёмкин переставал замечать его присутствие и видел перед собой только Репнина, к которому имел массу вопросов. Светлейшего интересовали новости Петербурга (главным образом, дворцовые), какие сообщения поступают из-за границы, что там говорят о русско-турецкой войне и о нём, главном российском военачальнике. Репнин отвечал неохотно, ожидал удобного момента, чтобы перевести разговор на положение в армии. Наконец такой момент наступил, и он стал рассказывать о поездке в осадные войска, о своих беседах с обер-офицерами и генералом Меллером. При этом он представил дело таким образом, что люди обеспокоены затянувшейся осадой и склоняются в пользу штурма крепости.

   - Это тебе Меллер говорил? - напрямик спросил Потёмкин.

   - И Меллер тоже.

   - Чепуха! Этот немец говорит так, потому что ему не жалко русских людей. Зачем нам нести лишние потери, когда крепость вот-вот падёт сама? Там уже начался голод. Осаждённые долго не выдержат.

   - Но мне показывали пленного, я не обнаружил в нём никаких признаков истощения.

   - Не знаю, что тебе показывали, а я лично допрашивал одного перебежчика. Он говорил, что хлеба осталось всего на несколько дней. Им некуда деваться, как только добровольно сложить оружие.

Уже в конце ужина Потёмкин сообщил, что принял решение возложить на Репнина начальствование над всеми осадными командами.

   - Могу я ознакомиться с расписанием войск? - спросил Репнин.

   - Всё, что считаешь необходимым, найдёшь у генерал-квартирмейстера.

Назначение Репнина главным начальником над осадными командами в русском лагере было встречено с удовлетворением. Среди офицеров он нашёл немало знакомых, с которыми вместе воевал в прошлую русско-турецкую войну. В беседах почти все они высказывались за то, чтобы не тратить попусту время, а взять крепость штурмом.

   - Но у фельдмаршала есть сведения, полученные от перебежчика, что в крепости кончились припасы и турецкий гарнизон долго не выдержит, - говорил Репнин.

   - Перебежчикам нельзя верить. Есть мнение, что турецкий сераскир нарочно посылает к нам людей с ложными сведениями. Турки тянут время в надежде на то, что с той стороны моря придут корабли с войсками и помогут им избавиться от осады. Время работает на них, а не на нас.

   - Возможно, вы и правы, - не стал отвергать эти доводы Репнин.

Ещё ничего не говоря Потёмкину, Репнин начал потихоньку готовить войска к штурму. Он надеялся получить согласие уже после того, как все приготовления будут закончены. Что до самих приготовлений, то они заключались в прорытии к стенам крепости дополнительных траншей, подкопов для закладки взрывных устройств, приготовлении штурмовых лестниц, фашин и прочих средств для преодоления обороны.

Однажды, увлечённый подготовкой, Репнин пробыл у стен крепости три дня. Вернувшись в штаб-квартиру армии, он нашёл там одного генерал-квартирмейстера.

   - А где сам князь?

   - Уже второй день не появляется. Дома, наверное.

   - Что-нибудь случилось?

   - Ничего не случилось, если не считать кратковременного визита графа Румянцева.

Репнин не стал более его спрашивать, а направился в потёмкинский дом. Светлейшего он застал за игрой в карты с адъютантом: без парика, в домашнем халате и тапочках на босу ногу.

   - В подкидного с нами хочешь? - вместо приветствия спросил Потёмкин Репнина.

   - Вы же знаете, я не умею играть в карты.

   - Мог бы научиться. Тут соображения большого не требуется: Бог пошлёт хорошую карту - умный, не пошлёт - дураком останешься.

   - Я слышал, к вам приезжал граф Румянцев. Это правда?

   - Приезжал. Ну и что?

   - Как у него дела обстоят?

   - Не знаю. Он не с этим приезжал. Он с обидой приезжал. Его солдатам, видишь ли, вместо новой поношенную форму дали. А я тут при чём? Ему к кригс-комиссару обращаться надо, а не ко мне.

Потёмкин раздражённо бросил на стол карты, которые до этого веером держал в руке, и приказал адъютанту принести бутылку вина.

   - Не хочу больше играть, выпить хочу. Садись, князь, вместе будем пить.

Репнин пробыл у Потёмкина до позднего вечера. Ночью он спал плохо, сказалось выпитое вино.

Утром встал поздно и сразу же поехал в лагерь. В палаточном городке стояла обычная тишина. Солдаты, успевшие позавтракать, сидели у костров и ждали команд своих офицеров. Оживление он заметил только у одной палатки, что находилась в третьем ряду. Там столпилось человек десять-пятнадцать, среди которых нетрудно было узнать генерал-поручика Меллера.

   - Что-то произошло?

   - Да, ваше сиятельство, - ответил Меллер.- Умер ещё один солдат. Послали за священником для отпевания.

Подошёл армейский доктор. На вопрос, от какой болезни умирают люди, с плохо скрываемом раздражением ответил:

   - У нас одна болезнь - лихорадка. Да и как не болеть людям, когда по ночам такие холода! А в палатках ни одеял, ни тюфяков. Люди спят на голой земле.

Репнин отвёл Меллера в сторонку:

   - Может быть, стоит нам вместе попытаться уломать светлейшего?

   - Вчера вы с ним говорили?

   - Говорил, но он всё ещё надеется на бескровное покорение крепости.

   - Тогда поедем. Авось, двоих-то нас послушается.

Потёмкин принял их с мрачным выражением лица.

   - Рассказывайте, что у вас?

Репнин доложил об ухудшающемся состоянии войск, увеличивающемся числе больных и общем желании решить судьбу крепости решительным штурмом.

Генерал Меллер от себя добавил:

   - Идти на приступ надобно немедля, через неделю или две будет поздно, потому что холода усилятся и нам придётся уже думать не о баталиях, а о переводе войск на зимние квартиры.

   - Не надо паниковать, - наставительно заметил главнокомандующий. - Холода придут не только к нам, но и к туркам тоже. А у них, по моим сведениям, нет ни полена дров, не говоря уже о припасах.

Видя упрямство светлейшего, Репнин решил прибегнуть к последнему козырю - сделать ссылку на императрицу.

   - Упустив время, мы можем и в самом деле вернуться на зимние квартиры не солоно хлебавши, а сие государыню, конечно же, не обрадует. Направляя меня к вам, её величество выражала надежду, что получит от вас реляцию о взятии Очакова ещё до наступления осенних холодов.

Упоминание имени императрицы задело самолюбие главнокомандующего, лицо его вспыхнуло. Покусав губы, он наконец сдался:

   - Ладно, приступ так приступ. Пишите диспозицию.

Вопреки опасениям Потёмкина штурм Очакова обошёлся русским гораздо меньшими потерями, чем можно было предполагать. После того, как штурмовые отряды через пролом в стене и разбитые ворота главного входа ворвались в крепость, им понадобилось не более двух часов, чтобы заставить турок, уцелевших от орудийного и ружейного огня, полностью капитулировать. Когда главнокомандующий приехал посмотреть, как идёт баталия, всё уже было кончено: из ружей и орудий более не палили. Пленные турки теснились молчаливой толпой у комендантского дома, ожидая, как с ними поступят.

   - Думали, с голода пухнут, а они выглядят вроде бы ничего, - удивлённо сказал Потёмкин. И тут же распорядился: всех пленных накормить, после чего отправить в лагерь под охрану. Что до участников штурма крепости, то всем было выдано по чарке водки и устроен праздничный обед. Главным командирам было приказано составить списки наиболее отличившихся офицеров и низших чинов для представления к наградам.

В тот же день в Петербург был направлен курьер с краткой реляцией о счастливо завершившейся осаде Очакова. Подробности штурма крепости Потёмкин обещал государыне сообщить лично, если её величеству угодно будет вызвать его в Петербург для отчёта о завершении первой кампании.

Потом, когда дела были улажены, убитые похоронены, раненые помещены в лазареты, а священники отслужили благодарственные молебны, начались обильные пиршества. Вина на сей случай было заготовлено много. Бокалы и кружки наполнялись часто. От хмельного никто не отказывался. На удивление, не позволял себе лишнего только сам светлейший. Все знали, что до штурма крепости он частенько выпивал, а тут прикасался к бокалу только для вида, словно берег себя для другого, более важного для него застолья.

...Курьер, посланный в Петербург с краткой реляцией о победе, вернулся через семь недель, доставив главнокомандующему письмо от императрицы. Государыня поздравила его со столь важной победой и выразила желание видеть в Петербурге.

Прочитав письмо, Потёмкин тотчас вызвал к себе Репнина.

   - Ну, Николай Васильевич, наконец-то я получил то, что так долго ждал, - счастливо улыбаясь, сказал он. - Государыня изволила пригласить меня в Петербург. За командующего армией до моего возвращения остаёшься ты.

   - Выезжаете завтра? - спросил Репнин.

   - Почему завтра? Я не хочу терять понапрасну ни одного часа. Выеду сегодня же. Кроме охраны с собой никого более не возьму. Со мной будет только адъютант Попов.

   - Инструкции для меня оставляете?

   - Какие могут быть инструкции? Главное - до моего возвращения никаких наступательных действий не предпринимать. Действовать осмотрительно.

Примерно через час к крыльцу подкатила коляска. Сопровождаемый толпой провожающих, Потёмкин молодцевато поднялся на приготовленное сиденье, сделал прощальный жест и приказал форейтору трогаться.

Потёмкин пробыл в Петербурге всю зиму. Обещал Репнину вернуться по санному пути, да не вышло: не отпустили. Сказать откровенно, он и сам не рвался в район боевых действий. Когда представляется возможность, почему бы не насладиться вдоволь прелестями столичной жизни?! А такая возможность была: его никто не торопил в дорогу. И жилось хорошо, весело! Бал следовал за балом. Придворные вельможи наперебой старались заманить к себе в гости столь яркую знаменитость, устраивали в его честь великолепные праздники. Царственным вниманием его обласкивала и сама императрица. Перед тем, как покинуть Петербург - а это случилось уже с наступлением весны, - светлейший получил от неё 100 тысяч рублей на постройку дома, фельдмаршальский жезл, украшенный бриллиантами, орден Святого Александра Невского для ношения на груди, медаль с изображением его личности и вдобавок ко всему шесть миллионов рублей для продолжения военных действий... Впрочем, главный подарок заключался в другом. Поверив, с подсказки любимого фаворита, в мудрость русской поговорки, что два медведя в одной берлоге не живут, императрица приняла решение отозвать Румянцева с театра войны, а его армию объединить с армией Потёмкина. Таким образом светлейший князь становился главнокомандующим над всеми войсками, участвовавшими в войне против Турции.

Об объединении двух армий в одну Репнин узнал их уст самого Потёмкина сразу же по его возвращении в лагерь.

   - Обратите внимание на эти бумаги, - сказал светлейший, выкладывая на стол два пакета с печатями. - Вы должны лично доставить их фельдмаршалу Румянцеву.

   - У меня много неотложных дел. Может быть, пошлёте другого человека?

   - Нет, - отрезал Потёмкин. - Зело важные пакеты. В одном из них содержится рескрипт императрицы об объединении армий и отзыве графа Румянцева в Петербург.

   - А в другом?

   - В другом - мой ордер о назначении вас командующим Украинской армией, которая переименовывается в отдельный корпус. Ордер согласован с самой императрицей.

Не зная, как на это отреагировать, Репнин прикусил губу.

   - Вы чем-то недовольны, князь?

   - Речь не обо мне, - заговорил Репнин. - Я думаю о фельдмаршале Румянцеве. Он может воспринять такое решение с обидой.

   - Граф должен смириться. К тому же в Петербурге без дела не останется. В его распоряжение отданы войска, которые должны послужить заслоном в случае враждебных действий со стороны Швеции. Ещё всякое может случиться, - многозначительно добавил Потёмкин.

Репнин промолчал. Да и какой толк продолжать разговор, когда всё уже решено и изменить ничего нельзя. Трудной будет встреча с заслуженным полководцем, но придётся к нему ехать и принимать войска. Другого пути нет.

   - Когда прикажете в дорогу?

   - Сегодня или завтра. Как вам будет удобнее.

   - Что ж, пойду собираться.

И, прихватив пакеты, Репнин направился к себе.