Глава 16
Ворона громогласно каркнула, словно возвещая всех вокруг, что достигла точки финиша в каком-то соревновании на дальность беспосадочного полёта.
Она величаво уселась на козырёк здания суда. Несмотря на её хриплый крик, остальным окружающим, что людям, что птицам, было решительно плевать на её полёт и немузыкальное пение. Вороны совершенно не умеют красиво петь, хотя с большим основанием считаются гениями мира птиц.
Я вот тоже не умею красиво петь. И покровитель у меня — Филин. Филин тоже ни разу не певец, зато видит во тьме и «в глубину», оттого он наделил меня магическим зрением. После нападения «сельпуг», я пользовался им практически постоянно и даже с некоторой надеждой сходил восполнить пробелы в магическом образовании в местный Хогвардс.
Вероника Кондратьевна великодушно проконсультировала меня и даже, не меняя при этом скептического тона голоса, обучила более системному пользованию этим навыком, то есть тем, чем ранее я пользовался только на интуитивном уровне.
Разве можно научить людей смотреть? То есть чувства — это нечто природное, «встроенное».
Однако, оказалось, что можно научить пользоваться «глазами» эффективно. Видеть и подмечать. А ещё из этой науки я понял, что в том или ином формате магическое зрение — очень распространённый среди дворян «тюнинг». Причём мой вариант, когда я чувствую некие цветные нити и точки магического уплотнения, а не человеческие цифры и буквы, это ещё версия для лохов.
Но, как принято говорить среди моих коллег, причём я тоже так говорю — «имеем то, что имеем».
Поэтому, что было, то честно пользовал и советы со стороны пожилого профессора принимал со всей почтительностью.
Утро.
Я сидел в компании своего молчаливого и бесстрастного телохранителя Джо на лавочке у здания суда и расслабленно ждал. Можно было бы не выезжать на полтора часа раньше, но китайский лекарь велел мне много дышать свежим воздухом. А здравый смысл настоятельно требовал что-то придумать с малюсенькой незначительной проблемкой. Что делать с этими упёртыми уродами, планирующими меня укокошить?
Клан «сельпуги», причём они так себя не называли, а именовались пафосно и кратко — братство, был многочисленным, а потому сильным и опасным. Я же не стал бравировать и записал их в дневнике, как злобного зубастого насекомоподобного монстра — «сельпуги».
Ситуация, не первая, не вторая и далеко не третья в моей жизни, когда кто-то хотел меня отправить к праотцам, меня слегка нервировала. Однако, нервничать — не продуктивно, не имеет смысла и не ведёт меня к цели. Поэтому, как учил один мужичок из фильма «шпионский мост», я и не нервничал.
Как мог, просто старался не волноваться, а вместе этого углублённо думать, размышлять. То есть, для начала прикидывал варианты действий, неторопливо и без излишнего оптимизма, а потом просчитывал их последствия. Пока же получалось не очень. В блокноте были кратко, так чтобы это было понятно только мне, помечены варианты:
1. Прокуратура;
2. Китайцы;
3. Киллер.
Дул тёплый лёгкий ветерок, птички нежно пели, Джо являл собой абсолютную невозмутимость пожилого индейца и не задавался вопросом, почему мы сидим и ничего не делаем. А я думал. Место для мыслительных процессов весьма подходящее.
А поскольку это место подходило ещё и для нападения на меня, ведь здесь я был открыт и не защищён, то постоянно сканировал всё вокруг на предмет магов или магической фигни.
Теперь-то я совершенно точно знаю, что маги и прочие дворянские морды светятся более ярко и сильно, чем простые граждане, с выраженными энергетическими центрами в районе сердца, горла, живота.
Ворона на козырьке здания суда, кстати, не светилась. Она была просто спесивой вороной, которая свысока (в обоих смыслах этого слова), равнодушно и даже, кажется, с нотками презрения смотрела на бестолковых суетящихся человеков, который бродили вокруг суда по своим никчёмным человеческим делам.
— Пора, — наконец-то кивнул я телохранителю, и мы неспешно отправились в суд.
На вахте я привычно махнул адвокатской корочкой, плюс меня тут уже и в лицо с некоторых пор узнавали, так что прошёл без задержки, а вот китайца, несмотря на его местную городскую одежду, пропустили с некоторым скрипом. Я уже объяснял ему, чтобы пореже пользовался своим фирменным приёмом — «не понимать по-русски», потому что его так просто не пропустят в здание суда и всё.
Его физиономия однозначно не внушала им абсолютно никакого уважения, так что они дотошно проверили его документы, его самого, даже ощупали и, с некоторым явно заметным сомнением, пропустили.
Счастье, что он не таскал с собой оружие, а защищать меня планировал философскими цитатами, личным обаянием и приемами карате. Ну то есть Танлу-Же, конечно, в парне достаточно уверен, а я у меня на всякий пожарный — свой арсенал, тем более, что меня никогда не обыскивали, а металлорамки тут пока что не ввели.
По узким коридорам суда сновали беспокойные граждане, которые искали свой зал, а может быть, просто слонялись без дела. Суд наполнялся людьми, в какой-то момент появился и Сергей Скарабейников, мой сегодняшний клиент.
Вообще, ему было не обязательно приходить, и он даже колебался, появляться ему или нет. Но, с учётом нашей ситуации, мы с ним посовещались и решили, что в силу разных причин, связанных с его родом, ему следует тут присутствовать лично.
По общему правилу, я не фанат личного участия моих клиентов в судебных процессах, скорее наоборот.
Когда-то давным-давно в другом мире, к стоящей на крылечке арбитражного суда группе из трёх молодых, но уже матёрых юристов подошёл старик-адвокат, знакомый одного из них. И спросил у «молодёжи»:
— Скажите мне, парни, а кто самый большой враг подсудимого?
На что мы (ну да, само собой я там тоже был) не хором, но единодушно ответили — «он сам».
И старик с нами согласился, разразившись длинной поучительной мыслью о том, что ни один прокурор, следователь или судья не способен так нагадить в судьбу человека, как он сам своими действиями и словами.
Годы идут, мир поменялся, а принцип остался тем же — некоторые мои судебные процессы были загублены не в меру активными директорами, предпринимателями или бухгалтерами.
Впрочем, Скарабейников получил от меня инструкцию молчать «как рыба об лёд» и с явно видимым удовольствием её придерживался. Было видно, что он не большой фанат личного участия в шоу «правосудие».
Через пару минут вслед за моим клиентом, в дальнем краю коридора нарисовалась стройная, эффектная и напыщенная, но уже далеко немолодая дама, которая моментально засекла Сергея и сковала взглядом с неумолимостью торпеды, запеленговавшей вражеский крейсер.
Хотя я и видел её впервые, но даже без пояснений Сергея было понятно, что это мачеха, её зовут Екатерина Андреевна, она истец и претендент на статус главы клана в одном флаконе.
Вокруг неё ужом вился мой старый знакомый, адвокат Эль Магеррамович, а за спиной маячила симпатичная расфуфыренная деваха.
Дама направилась к нам, увлекая за собой свиту, отчего напомнила мне атакующую флотилию. Адвокат предпринял безуспешную попытку притормозить её, но это было бы примерно, как маленький мальчик, который пытается сдержать рысящего взрослого сенбернара втрое тяжелее себя. Скарабейникова хоть и обладала точёной фигуркой, по пробиваемости не уступала танку.
Постепенно народу стало больше. Как это иногда бывает, оспаривание наследства и семейные дрязги привлекли любителей сплетен и чужого нижнего белья. А поскольку правосудие у нас публичное, согласно чему прийти может любой любопытствующий гражданин, то уже с десяток зевак собралось.
— Явился-таки, — она презрительно сощурила глаза, глядя на Сергея Скарабейникова.
— Явились по вызову суда, — ответил за него я, скрестив руки на груди. — Отчего бы не прийти в гости, когда зовут.
— Я не с вами разговариваю, — с максимальным пренебрежением бросила она.
— Угомонись, подруга, — негромко, но так чтобы она отчётливо слышала мои слова, ответил я.
— Да как ты смеешь, щенок?
— Кто смел, тот и смеет.
— Да кто ты такой вообще?
— Барон, адвокат и член дворянского рода. Вот ты, к примеру, член рода?
— Не смейте мне тыкать! — побледнела она. И несмотря на то, что это противоречило только что сказанному, продолжила «на ты» — Ты прекрасно знаешь, что я истинный глава рода Скарабейниковых, обманом временно лишенный статуса.
— Небось и перстень есть?
— Получше твоего, — она распалилась, а меня же эта перепалка только веселила. Сергей Скарабейников просто стоял рядом и смотрел на нашу пикировку заинтересованно, словно попал на интереснейший спектакль. Собственно, отчасти так оно и было. Попытался даже что-то мне прошептать, вроде, «так держать». Это ещё что, ему предстоит лицезреть всю мою молодецкую удаль в зале суда.
Нюанс был в том, что я вообще не эмоционировал в ходе перепалки. Мне надо было переключить её внимание на себя, выведя из-под огня моего клиента, я это сделал. Слова и гримасы меня не трогали, за сорок лет практики меня, как только не пытались поддеть.
А она совершала большую ошибку, выплескивая эмоции и брызжа слюной. Я же отлично вижу, что даётся ей это не так легко, как мне. Через пару минут будет, как выжатый лимон.
— Я имею в виду настоящий перстень, а не железку, — разочарованно нахмурился я. — Ну, не хотите показывать, как хотите.
— Это перстень главы рода, просто из-за фокусов этого малолетнего самозванца он не активен.
— Впервые слышу о таком понятии, как неактивный перстень. Вы верно в силу возраста не услышали, но я сказал, что дворянин. И как дворянин я вижу, что это железка без крупицы магии.
Народ постепенно заинтересованно мигрировал к нашей части коридора таким образом, чтобы «греть уши» и созерцать зрелище ещё до начала заседания, а Эль Магеррамович безуспешно пытался оттащить разбушевавшуюся клиентку.
— Вы хам. Грубиян и тупица. И не умеете разговаривать с приличными дамами.
— Я, как увижу приличную даму, обязательно проверю.
— Невежа!
— У меня есть справка, что я умный. И вообще, вы наняли хорошего адвоката, дайте ему работать, а моего клиента не трогайте, иначе я доведу вас до истерики. У вас тушь потекла от ваших воплей.
Она было рефлекторно потянулась к лицу, затем опомнилась и позволила Эль Магеррамовичу себя увести, напоследок бросив через плечо:
— Ты мне не нравишься, щенок. Ходи да оглядывайся.
— А я не сторублёвая купюра, чтобы всем нравится, — поскольку она уже удалялась, теперь я в основном играл на публику. — Моя задача — защита клиента от противоправных поползновений.
Один из собравшихся зевак, немолодой мужчина, незримо отличался от других. Был одет в костюм, но как-то мешковато одет… Бывает такое ощущение, что человек костюмы никогда не носил. Например, если он рабочий или крестьянин (хотя видал я советских колхозников, которые костюмы носили денно и нощно, пусть и выглядело это своеобразно). Ну или, когда человек постоянно носит мундир какой-нибудь службы, а цивильный костюм для него — наряд совершенно нетипичный… Судя по взглядам, которыми он пытался меня прожечь во время перепалки, это и есть её «хахаль».
Кстати, я считаю, что такие связи не заводят за пять минут. По моем мнению, она задорно фестивалила с этим служивым задолго до кончины предыдущего главы рода Скарабейниковых. Так сказать, в параллель. В миру это называется такими словами, как «любовник» и «супружеская неверность». Сергею эту скабрезную мысль я, разумеется, говорить не стану.
Зато другой «зевака», прилично одетый солидный дед с козлиной бородкой и шикарной тростью, тихонько потянул меня за рукав:
— А позвольте вашу визитку, молодой человек.
— Конечно, такому солидному господину, как вы, с радостью. Будут вопросы, приходите, у меня офис на Каспийском.
— Да-да, приду…
Ещё пару человек также попросили мои визитки, из чего я сделал вывод, что мелкое бытовое хамство народ не смутило, а вот первоначальное впечатление на него я произвёл скорее позитивное.
…
— Умеешь ты, Аркадий Ефимович, друзей заводить, — недоумённо покачал головой серьёзно настроенный Скарабейников.
— Ну, что поделаешь, когда люди хамят, я и сам превращаюсь в самоходную хамскую установку. Главное, что она теперь ненавидит меня больше, чем тебя.
— Она тебе даже угрожала, — хмыкнул он удивлённо.
— Пусть станет в очередь, у меня на такой случай телохранитель есть. А в целом мне же с ней детей не крес… — я осёкся, потому что такого выражения, про «детей не крестить» в этом мире не было.
— Ну, тебе видней, Аркадий, а меня больше суд интересует.
Через девятнадцать долгих и нудных минут появилась помощница, отперла зал и стала туда пускать, всплеснув руками от численности зрителей. Хотя, куда нам до дела Хомякова, с его аншлагом, тут всего-то человек двадцать.
…
— Всем встать, суд идёт, — зычно провозгласил старший пристав.
Зашуршали платьями, зашумели, заскрипели стульями, вставая, зрители и участники.
В зал официальным олицетворением сурового, но справедливого закона, весомо вступал его высокоблагородие коллежский асессор Лещёв.
— Прошу садится, — хмуро буркнул он, недовольно оглядывая зал.
Народ снова зашумел, кто-то кашлянул, кто-то шёпотом ругался из-за мест, откуда «лучше видно».
Суд превращение себя в шоу не любил, да и бывало это сравнительно редко, но Лещёв не такой человек, чтобы его было легко сбить с толку.
— Итак слушается дело по иску баронессы Скарабейниковой… не надо вставать, я скажу, когда… к барону Скарабейникову об оспаривании наследования и о самоличном вступлении в наследство и в статус. Дело смешанное, сочетает как имущественные, так и неимущественные требования. Дело слушает судья Лещёв при секретаре Зарубиной. Отводы будут?
— Доверяем, отводов нет, — привычно отчеканил я, потом ту же фразу повторил и мой оппонент.
— Права участникам процесса известны и ясны?
…
Когда я узнал, что дело слушает Лещёв, то обрадовался. Хоть на него определённо было оказано давление со стороны любовника истца, но он человек сложный, его так просто не купить, то есть решение по делу всё ещё не предопределено.
— Суд по своей инициативе привлёк к участию в деле явочную службу, — продолжил судья.
— Зачем они нам? — моментально надулся Эль Магеррамович. — У нас документальный процесс. Два завещательных документа и отсутствие сомнений в том, какой из них верен. Плюс посмертное психиатрическое освидетельствование.
— Вы со мной поспорить хотите, адвокат? По делам о семейных спорах дворян они всегда привлекаются.
— Ну, в данном случае они в первую очередь граждане… — не унимался упёртый оппонент.
Я пока хранил молчание, потому что в силу разных причин знал о явочной службе заранее, причём не от Лещёва, а от этой самой службы, а конкретно от присутствовавшего там Дмитрия Ивановича, заместителя старшего инспектора.
— У вас одним из требований при лишении наследования так же указана передача статуса патриарха рода и родового перстня, — невозмутимо прочёл судья из дела.
При этих словах Скарабейников нахмурился и сжал кулак. Его перстень мгновенно исчез из виду, показывая, что исполнить такое решение, то есть забрать кольцо, даже по суду было бы крайне сложно.
— … А это в чистом виде вопрос явочной службы, — подвёл итог Лещёв. — Всё, адвокат. Это не ходатайство и не предмет дискуссии, я вас ставлю в известность. Прокуратура участвовать в вашем споре намерения пока не изъявила.
На этом месте я кивнул. Пообщаться с Ангелиной пока не было времени, но ежу понятно, у прокуратуры и так дел невпроворот, хотя они и имеют право участвовать в любом деле и этот вопрос не праздный, тем не менее они свой интерес не проявили.
— Порядок дела будет следующий… Начнём с чего… Есть ходатайства, которые подаются до начала и препятствуют слушанью дела? Стороны?
— Мы хотим вызвать заведующего отделением городской психиатрической больницы.
— Вижу, — хмуро буркнул судья и кивнул кому-то в зале. Там сидел какой-то старый, одетый в халат медик. Рассмотреть я его не мог, сидя спиной к залу, но понимал, что судья его знает лично, причём давно. А этот кивок судьи был просто жестом вежливости.
— Вызовите в процессе, — отмахнулся Лещёв. — Ещё что-то? Сторона ответчика?
— Схожее ходатайство, но также намерены заявить в процессе, — подал голос я.
— Хорошо. Тогда приступим. Порядок такой… Истец иск поддерживает?
— Да, ваша честь. Позвольте началом истории пролить свет на пусть и недолгий, но счастливый брак моей клиентки, безутешной вдовы…
— Стоп. Пашаев? Вы же адвокат? Погодите. Вы сторона истца. Вы иск поддерживаете?
— Ну да, поддерживаю и хочу ска…
— Погодите. Ответчик. Встаньте, стороны ответчика. Вы против иска возражаете?
— Так точно, ваша честь, возражаем, просим отказать, — отчеканил я и остался стоять.
— Воооот, — удовлетворённо кивнул судья. — Теперь можем начинать про этот ваш брак. Порядок же есть, процедура. Всему вас приходится учить… Сторона истца-заявителя, ваше слово. Сторона ответчика, прошу садиться.
Эль Магеррамович своё слово «взял» и долгое время держал.
Надо сказать, что эта сутяжная падла в костюмчике, то есть мой коллега, шуровал по бумажке, где куда подробнее, чем в иске, последовательно громил меня и моего клиента. От этого выступление его была уверенным, нудным и затянутым по времени, но плотным, без перерывов.
Речь его была долгой, и, хотя он старался не дать заскучать залу, некоторые зеваки явно устали его слушать.
Он рассказывал полную эмоциональных подробностей историю про счастливый и доверительный брак Константина Скарабейникова, прежнего главы рода и присутствующей здесь Екатерины Андреевны, нашей дорогой истицы, как она фактически управляла делами рода с полного и безоговорочного согласия супруга, про их благополучие и годы процветания, счастливую, полную умильности и взаимной заботы многочисленной семьи — жизнь.
В ходе рассказа Эль Магеррамович показывал пальцем, демонстрируя суду и залу откормленную и цветущую девушку — сводную сестру моего клиента и уверенно вёл историю к более мрачным фактам, тактично умалчивая, куда делась вторая и что она, в принципе, существует. Не все в их семействе оказались такими глупыми и вздорными, одна из близняшек всё же смекнула, что у истинного главы рода у неё больше шансов в жизни, чем рядом с амбициозной, но чересчур самоуверенной матерью.
Так, по всему выходило, что доверчивая Екатерина Андреевна пригрела на груди змею, вкладывая всю свою чистую душу в гадкого пасынка и перманентно вытирая ему задницу. Докладчик не забыл привести кучу фактов и примеров, порочащих Сергея, из его детства и юности, создавая картину аморального и ленивого типа, который удерживался от каторги только групповыми усилиями всего дружного семейства. Сам же Сергей от таких подробностей периодически то краснел, то бледнел, и я уже начал переживать, что он не удержится и нарушит нашу договорённость о молчании.
