Глава 12
— Ваша честь! — встал я.
— Да, сторона заявителя, говорите! — судья пребывал в хорошем расположении духа, через усы даже пару раз мелькнула улыбка.
— Мы привлекли центральный округ города Кустовой в качестве заинтересованного лица, потому что именно так сложилась практика, но не потому, что их в чём-то обвиняем или хотим навесить на них судебные расходы.
Лицо моего условного оппонента чиновника от администрации сделалось заметно светлее.
— Что-то конкретное хотите сказать по судебным расходам?
— Да, хочу сделать официальное заявление. В смерти гражданина Стрижова виноваты твари изнанки, то есть, по сути, природный фактор, за который, в свою очередь, никто не отвечает. При таких условиях и несмотря на буквальные формулировки кодекса о порядке распределения расходов, заявляем под протокол, что оставляем все понесенный расходы на стороне заявителя, однозначно отказываемся от права взыскивать с администрации даже копейку. Это просто четные республиканские чиновники, которые делают свою работа, в сложившейся ситуации они никак не виноваты и не могут нести ответственности и за что-то платить, это было бы не справедливо.
Чиновник напротив меня сиял, кажется, он готов был встать и пожать мне руку.
— Мы занесём в протокол. Что со свидетелями, Аркадий Ефимович?
— Вообще-то они готовы, если объявите перерыв до двух часов, привезу их и мы с успехом их допросим.
— Что вы скажете, Игнат Сергеевич? — обратился судья к чиновнику. — Перейдём в рассмотрение по существу и проведём процедуру за день, закроем вопрос?
Я изучил нагрузку судей заранее. У конкретно этого судьи на сегодня свободный график, вот он и настроился ковать железо пока горячо и скинуть с себя бесконфликтную историю.
— Государственный орган не возражает, — улыбнулся представитель администрации.
— Тогда с вас явка и краткая позиция, мол, не возражаем, по обстоятельствам пояснить не можем, полагаемся на усмотрение суда, — судье категорически было запрещено давать такие ценные указания сторонам процесса, но он видит, что «все свои» и действует в собственном интересе, как было удобно ему.
Что касается довольного собой чиновника, то ему надо поставить галочку об участии в деле, ещё и доложить, как он геройски атаковал адвоката, потребовав, чтобы тот не вздумал взыскивать судебные расходы с администрации и причинять убытки городской казне.
Меня такой вариант устраивал более чем, мне нужен результат, а там пусть брешет сколько угодно.
У каждого своя мотивация, но в итоге — выйдем на решение по делу.
…
После обеда мы встретились снова, возобновили слушание дела. Причём в моем случае обед это не прием пищи, а период дня, потому что «в бой», то есть на судебный процесс — я хожу голодным, злым и трезвым.
Ну, раньше я так говорил, сейчас-то волей-неволей хожу трезвым постоянно.
Свидетели к началу процесса скромно сидели в коридоре на скамеечке, таково правило, чтобы случайно не узнать обстоятельства дела и не солгать, не подстроится под другие факты.
То, что свидетелей специально и заранее дрессирует сторона, которая их вызвала, закон не смущал.
Как говорится в старом кино про жизнь на Марсе: «наука этого не знает, наука ещё не в курсе дела». Так и закон делает вид — что не знает, не в курсе дела.
Впрочем, любая подготовка, когда свидетеля специально готовят, тренируют на ответы, потом разбивается о психику этого самого свидетеля, о его недостатки и страхи.
Профессиональный юрист не вполне понимает, но свидетелю в зал суда — страшно.
Сначала долгое изматывающее сидение в коридоре, пристав сидит и поблёскивает глазками у входа. Вот по коридору провели каторжанина в наручниках, потом тебя пускают в зал, все на тебя смотрят, коленки трясутся.
Тут ещё и официальные символы на всеобщем обозрении, герб, флаг вольного города, во многих залах ещё клетка в углу. Всё это немного давит на уши.
А потом судья в мантии официальным и, как правило, громким голосом требует говорить только правду! Смотрите на меня, отвечайте только суду!
Короче, вся эта заранее припасённая бравая решительность — «да я пойду», «да я скажу»… Это так не работает. Тут нужны стреляные воробьи, вроде моих потёртых немолодых парней, которых, к тому же, я неплохо подготовил.
И всё же момент напряжённый. Если что-то пойдёт не так, меня ждёт жесточайший отказ, вывод о необходимости ждать три года после объявления безвестно пропавшим и вся схема полетит к чертям. Нет, суд должен однозначно и уверенно прийти к выводу что человек умер и как конкретно это произошло.
— Кого первого вызываем? — глянул на меня поверх очков судья.
— Зураба Ливановича, он первый в списке, — с готовностью ответил я.
Вообще-то список я и составлял, там всего два человека, но Зураб молчаливый, он лишнего не скажет.
— Свидетель ваш, зовите.
В зале не было приставов, так что бегал в коридор и выдергивал по одному я сам.
Зураб стойко и немногословно рассказывал судье о событиях гибели Стрижова, когда его перебил судья.
— Свидетель, вы знали покойного до дня смерти? — первым свидетеля традиционно допрашивает судья.
— Канэшно! Он был клиент моего хозяйки, то есть я хотел сказать баронессы Кукушкиной…
— Я понял, — остановил его судья. — То есть, знали и ни с кем бы не спутали?
— Да! Нэт! Не спутал бы, узнал бы как сына! — гордо выдал Зураб, хмуря кустистые брови.
— Хорошо, вернитесь к моменту его гибели. А как вы так быстро доехали до Изнанки?
Судья задавал хотя и не каверзные, то есть без намерения изобличить, но неожиданные вопросы, на которые, тем не менее Зураб несколько сумбурно, но вполне логично — отвечал.
Потом настала очередь Платона, он степенно и неторопливо рассказывал и неожиданные вопросы судьи его не сбивали, он словно маленький упорный трактор пёр намеченным курсом.
Я задал буквально пару вопросов, конкретизирующих, что они прямо сто процентов видели смерть Стрижова и варианта выжить у него никакого не было, после чего сел.
Чиновник администрации встал и с большим апломбом сказал, что вопросов со своей стороны не имеет, что суд всё что нужно спросил.
После дачи показаний Зураб с Платоном остались сидеть и слушать.
Судебный процесс — это нудно, судья листал материалы, я давал пояснения. Справки от явочной службы, протокол исследования ботинок с остатками ног, справка о похоронах.
В четыре часа дня суд огласил решение, которым моё требование удовлетворил.
Я стойко стоял в зале и принимал маленькую тактическую победу как должное, но внутренне вымотался как будто разгрузил вагон угля.
Когда мы вышли из здания суда, свежий воздух обдувал моё разгоряченной лицо, сердце бухало, голова пульсировала в такт сердцу, а Заруб с Платоном шли легко и весело как пожилая семейная пара из кинотеатра после просмотра качественного кинофильма.
— Так, — собрался я. — Прошу вас докладывать Полине Этьеновне и передавать моё почтение.
— Куда вы теперь? — участливо спросил Платон.
— Отдохну, погуляю. На Изнанку схожу, на охоту.
С некоторым трудом добрался до дома, непослушными пальцами переоделся, попил водички прямо из чайника, взял охотничий набор.
Шило. Активация.
В руках двустволка, вокруг меня привычный лес Изнанки, куда я попадаю из квартиры Натальи Романовны.
Я не собирался охотиться, да и по моим ощущениям, в том числе основанным на чувстве магической энергии, лес был безопасен. Так что я просто сидел на берегу ручья и смотрел как течение шевелит длинные пряди водорослей в прозрачном потоке воды.
Нестерпимо хотелось бахнуть вискаря.
Но я просто сидел, молчал и ничего не делал. Сегодня день отдыха. Мне нужно просто прийти в себя.
* * *
Утром, когда я пришёл к офису, то возле него стояла до боли знакомая степняцкая телега с большими колесами.
— Кабыр Онаакович? — изумлённо спросил я степняка. — Не ожила увидеть тут уважаемого мной ногайца. Строго говоря, не думал, что вообще увижу тебя снова.
— Вообще-то я не ногаец, а хакас. Нихрена вы русские нас не различаете, для вас степняк и степняк.
— Гм. Виноват. Буду знать. И всё же, что привело тебя ко мне, уважаемый сын хакасского народа?
— Великий каган Юба хочет встретиться с тобой, о аркадиец!
— Херня вопрос, скажи, когда он приедет, я буду ждать.
— Нет, Великий каган не хочет появляться в городе.
— Чего это?
— Он не любит большие города.
— По моему опыту городов сторонятся те, у кого агарофобия или те, кто скрывается от правоохранительных органов.
— Агар-агар… чего?
— Кабыр, дорогой, это я тут тонко намекаю, что твой этот большой каган преступник.
— Каган не может быть преступник, он выше закона, над ним только небо.
— Это в степи только небо, в вольном городе это правило не срабатывает, тут хоть граф, хоть каган, можешь запросто влететь на кичу, особенно если Кротовскому или Губачеву не угодил. Он что, против империи воевал, в составе степной орды в недавней войне?
Вообще о событиях сравнительно недавних военных действий, эхо которой отзывалось в городе, я толком не знал. Во-первых, потому что у горожан и правда, было усреднённое преставление об обитателях степи, то есть мы не понимали кто там за кого, а во-вторых, это произошло до моего появления здесь и было, хотя и недавней, но историей.
— Он и его воины в тех набегах не воевали, в том числе потому, что… он сам тебе должен об этом рассказать.
— Ты официально заявляешь, что этот как там его, Юба, не является и не являлся военным врагом Кустового?
— Ну, вроде того. Аркадиец, чего ты пристал, я простой охотник, меня просто попросили тебя привезти к кагану. Только потому, что я знаю где тебя искать.
— Где он? И чего ему от меня надо?
— Разбил шатры на восточном берегу Младшего Обагана. Это граница и нейтральный степи. Наверное, нанять тебя хочет. Адвокат, который способен, не произнеся ни слова, прострелить ногу нахальному согысшану, это хороший адвокат, смелый.
— Охеренный критерий профпригодности. Никогда не слышал про суды и законодательство степи. Я специалист по законам вольного города, может быть, чуть-чуть имперским.
— Это и требуется. Я не могу тебе всего говорить, русский.
— Ладно. Приезжай завтра с утречка, мне надо узнать, что за хрен твой Юба. Как ты, говоришь, его полностью зовут?
— Он мне не хан и не каган, я вольный северянин, просто выполняю для него поручение. Юба великий каган, сын Гемпса, каган Южного Алы Тау. И что? Ты пойдёшь со мной?
Я переписал длинное прозвище в блокнотик.
— Нет, не сегодня. Приезжай завтра.
— Прости, аркадиец, но я буду вынужден применить силу, — Кабыр вздохнул и взял из телеги ворох верёвки и короткую дубинку. Ну блин и манеры у степняков.
— Ты, наверное, забыл ту ситуацию в стойбище? — я ухмыльнулся и легким движением руки извлёк из-под полы английского пиджака остро заточенный черный нож Шило.
— Даже если я не зарежу тебя, то разорусь, тебя сцапает патруль и отправишься на каторгу на четыре года. Поэтом, скажешь, я угрожал тебе ножом. Понятно? Так что приезжай завтра. Мне этот каган тоже никто и зовут его никак. Из любопытства съезжу завтра, так и быть, сегодня мне надо разбросаться по делам.
Кабыр пару секунд хлопал глазами, переваривая изменение в расстановке сил, потом кивнул, сел в телегу и, не прощаясь, тронулся. Практически сразу же на его место стал экипаж Игоря.
— Это ещё что за чёрт косоглазый? — сузил глаза мой извозчик, который, вероятно, временно забыл собственную этническую принадлежность.
— Охотник, думаю его нанять на Макарьевскую изнанку, на отстрел тварей, если они, конечно, там ещё остались.
— Ну что, посидим в офисе, — с надеждой спросил Игорь, рассчитывая засесть в углу и полистать столичный журнал, я как раз купил дюжину устаревших изданий на вокзале, когда смотрел там таблички и расписание работы учреждений.
— Нет, погнали в администрацию, в смысле к зданию правительства.
Игорь ответил мне тяжким вздохом, — Эксплуататор.
* * *
В администрации я решительно двинулся к Анне.
— Здравствуйте, а Сергей Николаевич занят, у него совещание.
— Доброе утро. Я думаю, сударыня, что мне сможете помочь вы.
— Я? — она пару раз хлопнула ресницами своих прекрасных глаз, чем наверняка могла бы отправить в лёгкий обморок обычного молодого парня.
— Да, — стараюсь улыбаться как можно обаятельнее. — Мне нужно узнать не был ли врагом республики или империи некий каган Юба сын Гемпса, каган Южного Алы Тау?
— Ээээ, ещё раз, я запишу. А какая разница, был, не был? Сергей Николаевич заключил со степью мир на выгодных для нас условиях.
— Допустим, этот прыщ хочет меня нанять как юриста. Не хочу в процессе работы совершить государственную измену и угодить на каторгу на восемь лет. У меня аллергия к каторжному труду.
Анна очаровательно улыбнулась.
— Среди лидеров степняков я такого человека не помню. Он нам, конечно же, не друг, но на тот момент он отсиделся в стороне, а сейчас вообще мир. Вы в любом случае можете с ним заключать контракт… хотя, если вы наймётесь, то доложите одному человеку.
Она написала мне фамилию, имя и адрес, сложила записку и положила в нагрудный карман. Глянул краешек, какая-то Гадюкина.
О как. Если меня просят «доложить», значит этот человек республиканская контрразведка на минималках. Ну что, тайная полиция нужна, а скрывать конкретно мне нечего, расскажу, если будет о чём.
…
— Теперь куда? В офис? — с надеждой в голосе спросил Игорь.
— В прокуратуру.
— Приличные адвокаты в офисах сидят, клиентов принимают, — сварливо выдохнул извозчик.
— Как встречу приличных адвокатов, обязательно им об этом передам. Погнали, дел невпроворот.
…
Я стоял возле окошка канцелярии прокуратуры и, рефлекторно высунув язык от азарта, писал второй экземпляр запроса.
По коридору уверенным шагом дефилировала Ангелина. Увидев меня, она вздёрнула нос и хотела пройти не поздоровавшись, однако я успел поставить подпись и расшифровку, то есть — дописать своё обращение и повернулся к ней.
— Стоп. Ангел мой, вы почему меня игнорируете?
— А. Аркадий Ефимович, а я думала, какого-то мошенника привели на задержание и заковать в кандалы забыли.
В коридоре кроме нас никого не было, пожилой клерк в окошке откровенно дремал.
— Сударыня, — я двинулся вперёд, слегка прижав её к стене коридора. — Я пришёл сюда по велению сердца, потому что не видел вас уже почти неделю.
— Для кого сударыня, а кому и советник второго класса!
— Милая красивая девушка. Почему ты не здороваешься со мной? Я чем-то провинился перед тобой?
Она немного смягчилась.
— Прости, с утра настроение не очень, с начальством поцапалась. Давно тебя не видела, пропадал где-то?
— Работы много. Кстати, о пропаданцах, что там слышно про Бакланова?
— Это тайна следствия. Ну правда, зачем он тебе?
— Любопытно, тем более меня из-за него даже допрашивали.
— Ничего с ним не понятно. Его потом видели в центре, он пил. И соседи его встречали. Короче, даже не спрашивай, тем более это не я занимаюсь. А что за писульку ты пишешь? Очередную кляузу?
— Нет, запрос, не состоит ли человечек Юба сын Гемпса из степи в розыске или ином подозрении в преступлениях.
— Пиши, подавай, конечно, но у нас не так много степняков в разработке, такое имя я бы помнила.
— Спасибо за информацию, — я подал запрос сонному клерку, получил отметку на втором экземпляре.
— Ну, значит свидание тебе я больше не должна? — прищурилась она.
— Еще чего, я как выясняется, парень свободный, не занятой. Всенепременно идём в ресторан.
— Я не согласна!
— Отклоняется, — чмокнул её в щеку и откланялся.
* * *
— Игорь, нужно, пожалуйста, проехать по Промышленной, там в коксохимическом цеху паровоз стоит, надо посмотреть.
…
Все что мы смогли увидеть это кусок металлического бока сквозь приоткрытые ворота. Цех был высоким и крытым, защищающим железного гиганта от любопытных глаз.
— Паровозы удобнее на станции смотреть, — нравоучительно выдал мне Игорь, — поехали туда? Не знал, что у тебя такая склонность к индустриальной красоте.
— Тормозни-ка там.
У технического выхода, возле тележки с какой-то покрытой машинным маслом фиговины курил худосочный мужичок.
— Здорово, приятель! — поздоровался я с курильщиком.
— И вам не хворать, — осторожно ответил он.
— Мне бы на паровоз в цеху посмотреть, поможешь?
— Нееее, это к инженеру или управляющему Гансу.
— Давно он тут находится?
— Меньше месяца, а что?
— Мой клиент является собственником этого паровоза. Вот, беспокоится о состоянии.
— Ну, нам инженер не разрешает к нему даже подходить. В принципе, он и стоит в той части цеха, которая не нужна для работ.
— А состояние у него какое?
— Нормальное. Паровоз как паровоз, — пожал плечами он.
Я достал из кармана рубль.
— А если подумать, может у него есть проблемы, недостатки, ржавчина?
— Нуууу, раз уж вы спросили, там потёки масла из колёсных пар. Он на улице стоял, масло из смазочных полок перегрелось, да понемногу вытекло.
— Это опасно?
— Некрасиво, — мужичок зыркнул по сторонам и потянулся к купюре. Я без колебаний ему отдал. — Но покуда смазку не заменишь, эксплуатировать нельзя.
— Понял, буду знать. Паровоз берегите. Пока.
— И вам не хворать, господин хороший.
