Глава 26
В дверь моей квартиры громко и решительно отчетливо стучали, выдернув меня из сна не хуже, чем это проделывали паровые гудки.
Вскочил, сердце колотится. Часы в коридоре показывали «без четверти восемь». По моим меркам довольно поздно.
Не выспавшийся, злой и не до конца одетый я поплёлся открывать дверь.
Замок зловеще щелкнул, массивная дверь потянула за собой волну холодного резкого воздуха из подъезда.
На пороге стоял, вытянувшись в полный рост подтянутый немолодой крепкий мужичок с густыми шикарными усами, облаченный в яркую форму — Модест Павлович, начальник службы приставов Центрального городского суда.
Я испытал легкое дежавю. В первый день моего пребывания в Кустовом именно он потащил меня к Лещёву.
— Аркадий Ефимович!
— Доброе утро, Модест Павлович, что вас заставило врываться ко мне в такую рань?
— Служба, — буркнул он. — Вам надлежит явиться на экстренное судебное заседание. Немедля!
— Опять немедля? Ну, я всё-таки для начала оденусь, думаю, что пара минут у меня есть. А вы проходите, не стойте на сквозняке.
Ну, этот вроде не арестовывать приехал, хотя и не объяснил ровно ничего — куда везёт, зачем…
Всё тот же экипаж с истертой эмблемой суда, лошадка звонко стучит по мостовым утренних улиц.
…
Коллежский ассесор Лещёв резко запер свой кабинет, развернулся и глянул на меня в упор. С такого расстояния были отчетливо видны его морщины и припудренная бородавка на крыле носа.
— Аркадий!
— Деньги в процессе, — уклончиво пробурчал я.
— В пекло деньги, Аркадий. Вчера прокуратура подала на вас ворох заявлений, я принял их всех себе в работу, чтобы не пускать на самотёк. Если ваши… мои деньги вложены в прииск, я не знаю, что с вами сделаю!
— Знаете, Демид Фирсович, конечно, знаете, что сделаете. Вы меня прикроете, мы же с вами друзья.
— С такими друзьями и враги не нужны, Аркадий! Всё, идите, готовьтесь к процессу и извольте выглядеть на нём убедительно. И чуть что просите об отложении. Всё! Бегом отсюда, только налево, по боковой лестнице, никто не должен видеть, что мы общались.
Я вышел не только из его кабинета, но и из здания.
Все мои дела (а было их много) назначены на девять утра, есть немного времени прийти в себя.
Если бы я курил, то обязательно закурил бы, а так — купил в кафешке неподалёку чашку крепкого кофе и спешно выпил её. Вот и весь мой завтрак.
Ближе к девяти прибыла прокуратура: какой-то седоватый мужичок и Ангелина. Они оба выглядели серьёзно и решительно, но за этой маской, скорее всего, скрывалось растерянность. Хотя я ещё не видел самих заявлений, подписаны они все, наверняка, Баклановым, который с утра не пришёл на работу и никто (ну, может, кроме меня) не знал куда же он запропал.
…
В зал по одному, бесконечно длинной вереницей заводили китайцев во главе с Ченом. Он единственный был одет в костюм, поэтому полиция решила, что он главный. Наученный мной, он отказался отвечать на все вопросы, включая вопрос о своём имени, пока не прибудет его адвокат, то есть — я.
Клеть для задержанного не могла вместить такую толпу разом, однако, поскольку китайцы люди смирные, их очень плотно усадили у одного из краёв зала.
Огляделся. Кроме задержанных и прокуратуры — было пару зевак, включая, неожиданно, Наталью Романовну, Павла Орлова и парочку незнакомых мне горожан.
Стол защиты (мой) стоит повернутым лицом к столу обвинения, откуда на меня, сверкая прекрасными глазками смотрела Ангелина.
Пока её коллега копошился в документах, она тихонько обратилась ко мне.
— Филинов, признайте все наши требования сразу, сэкономим всем время.
— Ангелина Родионовна, лично вам и в других обстоятельствах я бы сдался без колебаний! Но как вы сможете меня уважать в будущем, если я без боя сдамся прокуратуре, да ещё и в условиях, когда кругом прав и свято чту букву закона!
Девушка сощурила глаза и негромко фыркнула.
Наш диалог прервал главный пристав Модест Павлович, который пружинистой походкой зашёл и зычно провозгласил, — Всем встать, суд идёт!
Зашуршали.
Повинуясь негромкой команде Чена, встали и китайцы, охране из полицейских не пришлось прикрикивать.
— Прошу садится! — торжественно выдал пристав и отошёл в сторону, давая судье обзор.
В образовавшейся тишине Лещёв недовольно зыркая, неторопливо осмотрел зал и решительно выдернул из кучи принесённым папок на своём столе самую пухлую.
— Все заявления поданы вчера. Они разные и исходят из уголовных и гражданских правил. И, раз они поданы одновременно, суд сам принимает решение о порядке рассмотрения… Итак, у нас двадцать два заявления на аресты членов китайской общины. Его рассмотрим первым и одновременно, не по одному. Зачитывать не стану… Прокуратура, ваше слово.
Ангелина встала и, одарив меня холодным взглядом голубых глаз начала довольно бойко рассказывать, как следствие по делу Хомякова пришло к выводу о преступных делишках китайской диаспоры и решительным блицкригом окружило толпу преступников на Макарьевской изнанке прямо за противоправными действиями. Причём, по её словам, выходило что арест произвела прокуратура.
Один из присутствующих в зале полицейских возмущенно фыркнул, как боевой конь на плацу, всем своим видом показывая, что это не правда, арест произвела полиция, а прокуратуры там и рядом не стояло.
— Защита, ознакомьтесь с заявлением. Вопросы у защиты?
— Конечно, есть вопросы, — я вышел на середину зала и, упустив голову, спросил, обращаясь к судье (хотя вопрос был адресован Ангелине).
— Как следует из материалов дела Хомякова, с которыми, я чисто случайно, знаком, оренбургскими оперативниками были задержаны цыгане, перевозившие контрабанду. Нарушители хотя и показали, что провозить предположительно контрабандные макры наняли их лица китайской национальности, узнать кого-то конкретного они не берутся. Что-то поменялось с тех пор? Те цыгане по-прежнему в Оренбурге?
Судья перевёл взгляд на Ангелину и кивнул ей, чтобы отвечала.
— Мы подали запрос на депортацию этих цыган к нам, но пока что…
— То есть они всё ещё там? — Приземлил полёт её мысли Лещёв.
— Да.
— Кого-то конкретного они указали как преступника?
— Имён у нас нет, но они составили графический портрет.
— Он есть у вас с собой? — Лещёв был мужик непростой, решительный и сейчас деятельно показывал, что суд «на слово» верить прокуратуре не намерен.
Когда судье подали черно-белый рисунок он демонстративно почесал ухо и скорчил скептическую мину, после чего развернул картинку мне с выражением «ты знаешь, что говорить».
— Я возражаю, ваша честь! По такому рисунку можно арестовывать всю китайскую диаспору, а также ловить всех подряд казахов и башкир. Там нет ни одного индивидуального признака, а только обобщённый этнический портрет. У нас в законах нет ответственности по национальному признаку…
— Тихо, защита, стоп, ваш довод понятен. Обвинение, вот вы произвели арест… При задержанных были макры? Обыск что-то показал?
— При них были вот такие устройства, в которые встроены макры.
Ангелина с победным видом достала кустарный защитный артефакт, в котором поблескивали грубо обработанные макры.
— Обвинение! Замечание вам. Не делайте, пожалуйста, из судьи дурака. Мы с вами отлично понимаем, что это примитивный артефакт для хождения на Изнанке для простолюдинов с нулевым магическим потенциалом. Их делают десятки лавок по всему Кустовому и продают по пятнадцать рублей за штуку… Я говорю, контрабанду прокуратура при аресте на прииске нашла?
— Нет, — буркнула Ангелина и уставилась в пол. — Но у нас есть показания информаторов о причастности…
— Нет контрабанды, — спокойно констатировал Лёщев. — Не закапывайте себя ещё глубже. Основание для ареста — предположение о пристрастности к контрабанде макрами и делу Хомякова, плюс показания информаторов. Контрабанды у них нет, макров с собой нет, портрет вы можете в прокуратуре в туалете повесить, суд этот довод отвергает. Защита, ваше мнение?
— Защита заявляет, что не будет высказывать претензии по поводу вчерашнего ареста, но основания к нему отсутствовали напрочь. Информаторы ошиблись, цыгане показывали, что их наняли три человека предположительно китайской национальности, а арестовано сразу двадцать два. Если разбирать щепетильно, у каждого из этих китайцев есть алиби, это мирные работяги, которые и мухи не обидят. А сейчас за отсутствием доказательств, обосновывающих причастность и обвинения, прошу их отпустить из зала суда.
Лещёв хмыкнул и посмотрел на пристава, который немедленно (чувствуется опыт) выдал громкое.
— Всем встать на оглашение!
Все, включая судью встали и он, держа дело, пробубнил какие материалы рассматриваются и буднично заключил что в аресте и заключении под стражу отказано по всем двадцати двум эпизодам, и граждане китайцы должны быть отпущены незамедлительно.
— Полиция, выведите их, раскуйте и отпустите. Слушается следующее дело. Подан ряд заявлений прокуратуры — об оспаривании покупки Филиновым прииска, об изъятии прииска из собственности Филинова как орудие преступной деятельности, жалоба на незаконную деятельность по добыче макров на прииске и прошение о запрете регистрации компании «Прииск Филинова». Суд объединил эти дела как связанные между собой. Есть возражения?
Лещёв посмотрел на меня с выражением «крепко они за тебя взялись».
Я размял кисти рук, плавно встал и подтвердил, что возражений нет, правосудию виднее.
День обещает быть долгим.
Спустя пять минут ко мне присоединился потрепанный и с мешками под глазами Чен, которому даже успели вернуть портфель. Однако, это кое о чём говорит. Значит, полиция считала, что китайцев отпустят прямо после суда, если их барахло, изъятое при аресте, взяла с собой. Выходит, в адвоката Филинова они верят сильнее чем в прокуратуру.
На вопросительный взгляд суда я немедленно встал.
— Даю пояснения! Евгений мой помощник по прииску и стажёр, обучается юридическому делу.
— С низов начал, со статуса арестанта, — хмыкнул Лещёв, но возражать не стал, махнул, чтобы я садился.
Теперь я начала скрупулёзно раскатывать противника и, когда за спиной не дышала толпа несчастных китайских горемык, у меня открылось второе дыхание.
Я бомбил Ангелину вопросами, заставляя уточнить по пунктам аргументацию, после чего расстреливал по фактам и документам.
Добыча макров без лицензии не велась, нет ни одного добытого китайцами макра (хвала Предку — полицейские все макры, что наковыряли, забрали себе в качестве сувениров).
Да, работники были, но они расчищали завалы мусора и последствия пожаров, наличие которых подтверждают тексты протоколов. Да, компания ещё не зарегистрирована и не может нанимать работников, но я мог нанять китайцев как частное лицо, тем более что в Кустовом так все делают.
Да, прииск продан за копейки, но тут уже мы вдвоём стояли с Павлом на своём, что это просто куча мусора на истаивающей Изнанке и только трудолюбием китайцев оттуда можно что-то добыть.
Когда разбираешь большой комок проблем на отдельные фрагменты, оказывается, что все они по отдельности очень даже решаемы.
Камень по камню, я долго и нудно разбирал ворох требований, на что ушло в общей сложности больше трех часов.
А ещё это утомляет. Немолодой коллега Ангелины стал раздражительным и попытался по прокурорской привычке наорать на меня, но ему быстро обломал рога судья, показав, кто в это здании хозяин. От долгого процесса Чен сидел со стеклянными глазами, но его-то можно понять, он ночь в каталажке провёл. У Ангелины заплетался язык, я держался как мог (тут мне помогал опыт), и только судья как старый крокодил в болоте продолжал делать пометки и выглядел бодро и даже немного весело.
— Подводя итог всему сказанному, — Лешёв упер карандашом в какое-то известное только ему слово в одном из заявлений. — Прокуратура, с вас уточнение заявлений с учетом контраргументов, с учетом того, что доказательств противоправности нет… Вот скажите, у вас вот все заявления подписаны Баклановым? А где он сам? Не знаете? Я б ему высказал. Ладно, вы и сами понимаете, что раз заявления есть, я их обязан рассмотреть, но дело не выглядит перспективным. Защита?
— Я! — вскакиваю уже раз, наверное, сотый за сегодня.
— Аркадий Ефимович, вы меня приятно удивили сегодня. Признаться честно, не думал, что увижу у вас такой профессиональный уровень. У вас же, если не ошибаюсь, диплом без отличия? — судья старательно делал вид что ему не знаком мой аттестат.
— Ваша честь, это не от учебного заведения. Всему чем я знаю, я обязан вам.
— Мне? — поднял брови Лёшев.
— В широком смысле. Вам, другим судьям, полицейским следователям, нотариусам, библиотекарю в центре и даже недовольно взирающей на меня Ангелине. Я учусь у вольного города Кустовой и мне начинает нравиться тут.
— В своё Одинцово не хотите обратно?
— в Серпухово. Вечно их путают. Нет, не хочу. Тут веселее.
— Что тут скажешь, веселья у нас полно. Кхе. Ладно. Суд, совещаясь на месте, слушанье дела отложил, следующее заседание не будет экстренным, повестки получите по почте. Работы на прииске не запрещаю, пусть всё двигается своим чередом. Заседание окончено.
— Всем встать, суд уходит.
С раскатистым грохотом тяжелых ботинок Лёшев покидал зал заседаний. Как положено мужчине, за спиной которого что-то взрывалось, он не оборачивался.
Прокуратура выглядела безрадостно.
После ухода судьи зал стал постепенно пустеть, зеваки давно устали и теперь были рады убраться прочь, Чен с трудом встал на негнущихся ногах.
— Поезжай, поспи, друг, — пожал ему руку я, отпуская домой, но остался сидеть сам.
Вышли приставы, второй прокурорский работник. Последней, кроме меня, в дверях остановилась Ангелина. Прежде чем она что-то сказала, я выдал свою тираду.
— Ты не смогла меня победить сегодня, Ангелина Родионовна. За это ты должна мне свидание.
— Я с такими как ты, не хожу по свиданиям!
— Ой, да брось, никакие мелкие судебные прения не могут послужить преградой нашим чувствам.
Она скрестила руки на груди и возмущенно фыркнула, покидая зал.
Чужой мне зал, место отправления правосудия, небольшая пыль в углу, ветер чуть двигает одну из штор, на столе секретаря валяется пачка желтых от времени бланков. Сцена театра без зрителей и актёров.
Тишина.
— Желаете остаться? — из коридора за моей спиной раздался скептический голос старшего пристава, намекающий, что мне пора уходить вслед за остальными.
— Да, желаю остаться… Ну, то есть, это я о своём, задумался… Конечно, я пойду, Модест Павлович, спасибо за беспокойство.
* * *
Я брел по улице, постепенно перемещаясь на онемевших, словно чужих ногах, в направлении своего офиса. Усталость от прошедших пары дней такая, словно по мне проехался асфальтоукладчик. Внезапно из бокового проулка отделился какой-то бродяга и пристроился сбоку от меня. От усталости не было даже сил реагировать.
— Это я, Тайлер! — бродяга в лохмотьях оказался переодетым детективом. — Я выяснил что да, за вами, батенька, следят, только сегодня соглядатаи куда-то запропали. Я их отследил до портала в Макарьевскую изнанку, вчерась утром. Трое, скорей всего из бывших каторжан, на чёрном автомобиле.
— А кто-то ещё в Изнанку заходил после них?
— За три часа только какой-то фраерок в костюмчике, больше никого. Полицейские были, но они выехали оттуда, а не туда. До вечера просидел, никто не входил и не выходил. Там они. Выполнил я этот заказ?
Я вздохнул. С одной стороны — информация, мягко говоря, запоздалая. С другой — по крайней мере порадовал что никто на Изнанку не шастал.
— А второй заказ, про адрес? Когда будет готово?
— Уже сделано. Вот бумажка с адресом.
— Нет, Тайлер, давайте всё делать по-серьёзному, пора вырастать из коротеньких штанишек. Пойдем в офис, перепишем нормальным почерком, я вам выдам полный расчёт. Нам тут направо.
Над вольным городом Кустовой светило солнце.
