Легко ли стать из Медведя Человеком? Я не о членах «Единой России», конечно. Я о фильме Марка Захарова, который, на первый взгляд, выглядит сказкой. А на второй – ироничным рассказом про самодурство власти. Не знаю, хотел ли такого восприятия Захаров, но Евгений Леонов всех переиграл и вывел своего Короля-самодура в лидеры актерского коллектива. Хотя, вообще-то, это кажется немыслимым, поскольку в фильме играли Олег Янковский, Александр Абдулов, Андрей Миронов.

Для меня в советское время этот «второй взгляд» был доминирующим. Но сегодня про самодурство власти проще сказать в статье. А вот как сказать в статье про то, что Человеческая жизнь нас убивает? Но если живешь как медведь, то будешь жить долго и счастливо. И внешне казаться человеком. С возрастом понимаешь, что «третий взгляд» главный. Поскольку в жизни нам часто хочется совершать именно то, что нас убивает. А если не совершать… то это получается как бы и не совсем жизнь. Существуешь в своей медвежьей шкуре – лохматый, неуклюжий, толстокожий. Малинники обтрясаешь, животинку можешь задрать, если повезет. И полжизни спишь в берлоге, чтобы не растрачивать жизненную энергию. Жизнь тратишь, а энергию бережешь!

Честно говоря, всей сложности подобной диалектики я не понял по сей день. Скорее чувствую ее своей медвежьей шкурой, которую приходится сбрасывать каждый раз, когда вдруг принимаешь решение не энергию сберегать, а делать что-то настоящее. Такое, за что ни денег не бывает, ни благодарности, ни почета.

«Обыкновенное чудо» необыкновенно своей философской сложностью. Поэтому и понималось в свое время упрощенно. А тогда, сорок лет назад, Захаров прорвался ко мне по-настоящему своим следующим фильмом, снятым уже через год после «Чуда». «Тот самый Мюнхгаузен». При всей важности множества фильмов, о которых я написал, не было, наверное, для меня в юности более яркого героя кино, чем Мюнхгаузен, сыгранный Олегом Янковским: он учил быть самим собой на рубеже 1970–1980-х, когда собой быть не полагалось.

Самим собой с завиральными мыслями. Самим собой с теми желаниями, которые не могли осуществиться в тесном советском мире. Самим собой назло всем, кто учил соблюдать устоявшиеся нормы. Помните завещание барона? «Умное лицо – это еще не признак ума, господа. Все глупости на земле делаются именно с этим выражением лица. Улыбайтесь, господа!» Как помогало мне это при изучении марксизма, который в силу советских норм был некоторое время моей специальностью!

С этого фильма я стал считать Янковского наиболее близким мне актером. И уж, по крайней мере, одним из той великой пятерки, о которой писал раньше (Мягков, Смоктуновский) и о которой еще буду говорить в дальнейшем. Как удалось ему всего за год превратиться из вдумчивого, чуть отрешенного и ироничного Волшебника в яркого, харизматичного, непреклонного Барона? А потом было еще много великих ролей. Иногда мне кажется, будто все, за что брался Янковский, он превращал в философию, которая и не снилась нашим мудрецам.