Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Возвращая другу сыновей его, с которыми вместе провел праздник, просит сего друга по окончании дел своих переселиться к нему, а дотоле утешать его письмами. (Писано из уединения.)
По благодати Божией, проведя святой день сей с нашими чадами и по преизбыточествующей любви их к Богу отпраздновав Господу подлинно совершенный праздник, препроводил я их здравыми к твоему благородству, моля Человеколюбца Бога, чтобы и им дарован был помощником и сопутником мирный Ангел, и тебя нашли они в здравии и во всяком мире, и чтобы вам, где бы ни были, служа Господу и благодаря Его, пока я в этом мире, веселить меня слухом о вас. Если же Святый Бог даст тебе скорее освободиться от возложенных на тебя поручений, то прошу ничего другого не предпочитать пребыванию со мною. Ибо думаю, что не найдешь никого, кто бы так любил тебя и домогался вашей дружбы. А пока, по усмотрению Святаго, продолжится эта разлука, соблаговоли при всяком случае утешать меня письмами.
Просит Олимпия чаще писать к нему. (Писано, по-видимому, из уединения.)
Прежде писывал ты ко мне понемногу, а теперь не пишешь и немногого. И видно, что краткословие с течением времени обратится в совершенное молчание. Поэтому возвратись к прежнему обычаю: не буду более жаловаться на тебя за твои лаконичные ко мне письма, но и малые твои писания стану признавать многоценными как выражения великой ко мне расположенности. Пиши только ко мне.
Дружеское приветствие. (Писано также, по-видимому, из уединения.)
Как другие произведения являются каждое в свое время года: цветы – весной, колосья – летом, древесные плоды – осенью, так словесные произведения – зимний плод.
Извещает Григория о своем намерении не дожидаться его прибытия, но отправиться немедленно в Понтийскую пустыню. Описывает местоположение сей пустыни и превозносит ее пред Тиберином, местом Григориева жительства. (Писано в 360 г., до пресвитерства Василиева.)
Когда брат Григорий писал мне, что хочет видеться со мною, и присовокупил, что у тебя то же самое намерение, – не мог я ожидать сего, частию потому, что нередко бывал обманут и боюсь верить, а частию потому, что развлечен был делами. Пора уже мне удалиться в Понт, где напоследок, если угодно Богу, положу, может быть, конец своему скитанию. Ибо, с трудом отказавшись от напрасных надежд, какие имел некогда на тебя, вернее же, если говорить правду, отказавшись от сонных грез (ибо хвалю того, кто надежды назвал сновидениями в бодрственном состоянии), иду теперь в Понт учиться, как жить. Здесь, конечно, указывает мне Бог место, в точности соответствующее нраву, ибо таким вижу его в действительности, каким на досуге и для забавы привык нередко представлять себе в уме.
Это – высокая гора, покрытая частым лесом, на северной стороне орошаемая холодными и прозрачными водами. По подгорью ее стелется покатая долина, непрестанно утучняемая влагами из горы. Кругом долины сам собой выросший лес, из различных всякого рода деревьев, служит ей как бы оградой, и в сравнении с ней ничего почти не значит Калипсин остров, красоте которого особенно, кажется, дивится Омир. Ибо немногого недостает, чтобы долине, по причине ограждающих ее отовсюду оплотов, походить на остров. С двух сторон прорыты глубокие овраги, а сбоку – река, текущая со стремнины, служит также непрерывной и неприступной стеной и луновидными изгибами примыкает к оврагам, поэтому доступы в подгорья заграждены. Один только есть в него вход, которым владеем мы. За местом нашего жительства есть другой гребень, возвышенную свою вершину подъемлющий над горою, и с него вся равнина развертывается перед взором. С высоты можно видеть и текущую мимо равнины реку, которая, по моему мнению, доставляет не меньше наслаждения, как и Стримон, если смотреть на него из Амфиполя. Ибо Стримон, в медленном своем течении разливаясь в виде озера, по своей неподвижности едва не перестает быть и рекою. А эта река, будучи быстрее всех, мне известных, свирепеет несколько при соседнем утесе и, отражаясь от оного, кружится в глубоком водовороте, чем доставляет мне и всякому зрителю весьма приятный вид, а туземным жителям приносит самую удовлетворительную пользу и в пучинах своих питает множество рыб. Нужно ли говорить о земной прохладе и о ветерках с реки? Множеству цветов и певчих птиц пусть дивится кто другой, а у меня нет досужего времени обращать на это внимание. Из всего, что могу сказать о моем убежище, наиболее важно то, что, по удобству положения будучи способно произращать всякие плоды, для меня возращает сладостнейший из плодов – безмолвие, потому что не только освобождает от городских мятежей, но и не заводит к нам ни одного путника, кроме встречающихся с нами на звериной ловле. Ибо сверх всего прочего здесь водятся и звери, впрочем, не медведи или ваши волки: нет, здесь живут стада оленей, диких коз, зайцы и тому подобное. Поэтому рассуди, какой опасности подвергся бы я, скудоумный, если бы подобное убежище упорно вздумал применивать на Тиберин – эту земную пропасть? Извини, что спешу теперь в него. Ибо, конечно, и Алкмеон, нашедши Ехинады, не согласился бы продолжать свое скитание.
Просит его благосклонности к гражданам Кесарии. (Писано из уединения.)
Граждане нашей митрополии мне больше оказали, нежели от меня получили, милость, доставив случай писать к твоей честности, потому что твое человеколюбие, ради которого они взяли от меня письма, по обычной и врожденной тебе ко всем снисходительности, готово было для них и прежде моего послания. Но я, благодаря Святаго Бога за преуспеяние твое в благоугождении Ему, почел для себя величайшим приобретением сей случай приветствовать твою правоту и как порадоваться твоей все более и более возрастающей знаменитости, так разделить радость облагодетельствованных под твоим начальством; со временем же узнать, что милостиво воззрел ты на вручивших тебе письмо мое и что вместе с другими и их отпустил от себя обязанными восхвалять твою кротость и навсегда узнавшими, что ходатайство мое за них пред твоей беспримерной правотой не осталось бесполезным.
Войти с помощью соц. сетей: