Объявляет свое желание, чтобы Евсевий, несмотря на множество дел и на все затруднения, посетил Кесарийскую Церковь еще при жизни св. Василия, как обещал и в прошлом году. (Писано в 373 г.)
Знаю бесчисленные труды твои, какие подъял ты ради Церквей Божиих; небезызвестно мне и множество дел, которыми занят ты, управляя не с небрежностию, но по воле Господней. Представляю себе и вашего соседа, который вас, как птиц, кроющихся от орла, приводит каждого в необходимость не отходить далеко от своего крова. Все это не скрыто от меня. Но желание стремительно заставляет надеяться на то, чего едва ли получишь, и браться за невозможное; лучше же сказать, упование на Господа сильнее всего. Ибо не по безрассудной прихоти, но с крепкою верою ожидаю, что откроются способы выйти из этой запутанности, что удобно преодолеешь все препятствия, и ты увидишь любимейшую из Церквей, а равно и она тебя увидит; а для нее предпочтительнее всех благ взглянуть на лицо твое и послушать гласа твоего. Итак, не сделай надежд ее напрасными. И прошлого года, когда, возвращаясь из Сирии, принес я это обещание, какое сам получил, сколько, думаешь, восхитил ее надеждами? Не отлагай же, чудный муж, ее посещения до другого времени; хотя и всегда можно ее видеть, однако же не вместе со мною, которого болезнь нудит уже оставить эту многоболезненную жизнь.
Благодаря за собственноручное приветствие, взаимно приветствует и советует заботиться о душевном спасении. (Писано в 373 г.)
Не могу укорить тебя леностию или беспечностию за то, что молчал, когда открывался случай писать. Ибо приветствие, присланное твоею почтенною рукою, ценою дороже многих писем. Потому и взаимно тебя приветствую, и прошу ревностно: позаботься о душевном спасении, все плотские страсти обуздывая разумом и в душе своей, как бы в святейшем каком храме, имея навсегда водруженную мысль о Боге; а при всяком деле и при всяком слове воображай пред очами Судилище Христово, чтобы все частные действия, собранные на это строгое и страшное испытание, в день воздаяния принесли славу тебе, удостоенному похвал пред всею тварию. Если же сам этот великий муж предпримет путь до нас, то немалое будет удовольствие вместе с ним и тебя увидеть нам у себя.
Просит вступиться в положение Максима, который был правителем Каппадокии и потом лишен всего, ничем не заслужив такого бедствия. (Писано в 373 г.)
Доселе почитал я басней написанное Омиром, когда читал вторую часть его творения, в которой пересказывает бедствия Одиссея. Но что казалось дотоле баснословным и невероятным, научило меня признавать это весьма вероятным странные похождения превосходнейшего во всем Максима. И Максим был правителем немаловажного народа, подобно как Одиссей вождем кефаллинян. И тот, везя с собой много денег, возвратился нагим; и этого бедствие довело до того, что был он в опасности явиться домой в чужом рубище. И подвергся этому, раздражив, может быть, против себя лестригонов и встретившись со Скиллой, которая в женском образе имеет бесчеловечие и свирепость пса. Итак, поелику едва мог он спастись от этой неизбежной волны, то чрез меня просит тебя: благоволи уважить общую природу и, поскорбев о незаслуженных бедствиях, не оставь в молчании случившегося с ним, но доведи сие до сведения людей сильных, чтобы прежде всего оказано ему было пособие к отражению замышленного нападения; а если сего не будет сделано, то разглашено было намерение надругавшегося над ним. Для обиженного достаточное утешение и одно обнаружение лукавства злоумышляющих на него.
Описывает бедствия, постигшие Максима, и просит ему покровительства в суде. (Писано в 373 г.)
Утесненным приносит великое утешение, если имеют возможность оплакать свои бедствия, и особливо когда встречают людей, которые по правоте своих нравов могут оказать сострадание скорбящим. Почему и почтеннейший брат Максим, бывший начальником в нашем отечестве, претерпев, чего не терпел еще никто из людей, лишившись своего имущества, какое было после отца и какое собрано прежними трудами, и во время скитаний своих туда и сюда испытав тысячи телесных лишений, не спасши от поругания и самих прав гражданства, для поддержания которых люди свободные не щадят никакого труда, много жаловался мне на постигшие его бедствия и чрез меня пожелал в краткости сообщить и тебе илиаду своих злоключений. Поелику же не мог я другим образом уменьшить сколько-нибудь его несчастий, то с готовностию предложил ему эту милость, то есть из многого, что слышал от него, пересказать твоей чинности немногое, потому что и сам он, как показалось мне, стыдился подробно описывать свои приключения. Ибо что было с ним, то доказывает, что обидевший его человек – злой, а вместе и потерпевшего обиду представляет человеком действительно весьма жалким, потому что это самое – впасть в попущенные Богом несчастия, по-видимому, служит некоторым доказательством, что человек предан сим страданиям. Но достаточным будет для него утешением в постигшем его горе, если воззришь на него благосклонным оком и прострешь даже и до него ту преизобильную милость, которой не могут истощить все, ею пользующиеся (разумею милость твоей снисходительности). А что и в судах твое влияние будет для него великим пособием к тому, чтоб одержать верх, в этом все мы твердо уверены. Всех же более уверен он сам, испросивший у меня письмо, от которого надеется себе пользы; и я желал бы увидеть, что он вместе с другими, как только может, велегласно восхвалит твою степенность.