Царица целовала подушку мужа, когда его не было рядом, а он страдал даже от недолгой разлуки с нею и детьми. «Их медовый месяц длился 23 года», – говорили современники. Это было тем удивительнее, что характеры царственных супругов были весьма различны. По словам близкой подруги и фрейлины Императрицы Анны Вырубовой, «у Государыни был вспыльчивый характер, но гнев её так же быстро и проходил. Ненавидя ложь, она не выносила, когда даже горничная ей что-нибудь наврёт; тогда она накричит, а потом высказывает сожаление: "Опять не могла удержаться!". Государя рассердить было труднее, но когда он сердился, то как бы переставал замечать человека, и гнев его проходил гораздо медленнее. От природы он был добрейший человек… В нём не было ни честолюбия, ни тщеславия, а проявлялась огромная нравственная выдержка, которая могла казаться людям, не знающим его, равнодушием».
Никакие бедствия не могли умалить их счастья, которое черпалось в любви друг к другу. Ни тяжелейшая болезнь Наследника, ни мучительные переживания за Отечество не охладили этот семейный очаг. Тепло от него согревало и страну. Самый безумный упрёк в адрес Царя: он был прекрасный семьянин (этого не отрицают и самые заклятые его враги), но лучше бы столько же внимания уделял стране. Вопрос, способен ли облагодетельствовать свой народ человек, не сумевший даже вокруг себя создать атмосферу, в которой хочется жить?
Жена Иосифа Сталина покончила с собой. Мы не знаем, как могла сложиться жизнь его сына Якова, но Василий вырос совершенно несчастным человеком, как и Светлана, в конце концов сбежавшая в Америку. Ещё страшнее особенности характера Сталина отразились на миллионах ни в чём не повинных людей, погибших от раскулачивания, голода, расстрелянных и сгинувших в тюрьмах и лагерях.
Вовсе не тот холодный мрак, который царил в душе Сталина, сделал несчастным его семью и миллионы других семей, погубил в мирное время огромное число людей, —вовсе не он привёл нас к Победе 1945 года. Можно твёрдо сказать: будь у Сталина хотя бы толика того дара любви, которым обладал Император Николай Александрович, мы обошлись бы куда меньшей кровью в 30-40-е годы. Это ответ на нелепое обвинение в том, что Царь был счастлив в браке.
Алиса Гессен-Дармштадская, причисленная к лику святых как Императрица Александра Фёдоровна, рано потеряла мать. Сироту приютила у себя её бабушка – королева Британии Виктория, называвшая внучку «моё солнышко». Цесаревича Николая Алиса впервые увидела, когда ему было шестнадцать, а ей на четыре года меньше. Он понравился ей, и спустя несколько лет девушка приехала в Россию снова. Что они любят друг друга, стало ясно на второй прогулке. Отказ родителей благословить брак нисколько не охладил будущего Государя. Его можно было убедить изменить своё мнение лишь тогда, когда он не был уверен в своей правоте. И наоборот, никто на свете не мог на него повлиять, когда он твёрдо знал, что всё делает верно. Алиса была такой же. Выслушав королеву Викторию, которая была далеко не в восторге от её выбора, она осталась при своём.
Главное препятствие состояло в другом. Алиса, глубоко религиозная девушка, была убеждённая протестантка. Пять лет Николай Александрович молил Бога, как сам он вспоминал, «облегчить Аликс переход в православную веру и дать мне её в жёны». Наконец, много передумав, она согласилась. Стены, разделявшие влюблённых, рушились одна за другой. Когда Николай признался Алисе в мимолётном увлечении балериной Кшесинской, девушка от всего сердца его простила: «Я люблю тебя ещё сильнее после того, как ты рассказал мне эту историю. Твоё доверие глубоко тронуло меня. Я постараюсь быть достойной его. Благословит тебя Господь, мой любимый…»
«Мне снилось, что я влюблена, – написала будущая Царица в дневнике жениха в один из дней. – Я проснулась и узнала, что это – правда, на коленях я благодарила Бога за это счастье. Истинная любовь – это дар Божий. Каждый день она становится сильнее, глубже, полнее и чище».
До конца жизни Николай и Александра праздновали не только день венчания, но и день помолвки. Мы знаем об этом из письма Императрицы мужу, написанного во время Первой мировой: «В первый раз за 21 год мы проводим этот день не вместе, но как живо я всё вспоминаю! Мой дорогой мальчик, какое счастье и какую любовь ты дал мне за все эти годы… А знаешь, я сохранила то "платье принцессы", в котором я была в то утро, и я надену твою любимую брошку».
Хотя началось их супружество с несчастья: не стало Императора Александра III Миротворца. Юная невеста и её будущий муж отправились в длинное путешествие – сопровождать гроб из Крыма в Петербург. «Так я въехала в Россию, – вспоминала Александра Фёдоровна. – Государь был слишком поглощён событиями, чтобы уделить мне много времени, и я холодела от робости, одиночества и непривычной обстановки. Свадьба наша была как бы продолжением этих панихид – только меня одели в белое платье».
Кстати, отчество Фёдоровна не имело никакого отношения к имени отца новобрачной герцога Людвига. Дело тут в старинной русской традиции: цариц из рода Романовых как бы удочерял святой мученик Феодор Стратилат, а Феодоровская икона Божией Матери была главной семейной святыней этой семьи.
Анна Вырубова вспоминала забавную историю: «Возвращаясь с докладов от юной Государыни, мой отец делился с нами своими впечатлениями. Так, он рассказывал, что на первом докладе он уронил бумаги со стола и что Государыня, быстро нагнувшись, подала их сильно смутившемуся отцу. Необычайная застенчивость Императрицы его поражала. "Но, – говорил он, – ум у неё мужской – une tete d'homme". Прежде же всего она была матерью: держа на руках шестимесячную великую княжну Ольгу Николаевну, Государыня обсуждала с моим отцом серьёзные вопросы своего нового учреждения; одной рукой качая колыбель с новорождённой великой княжной Татьяной Николаевной, она другой рукой подписывала деловые бумаги. Однажды, во время одного из докладов, в соседней комнате раздался необыкновенный свист.
– Какая это птица? – спрашивает отец.
– Это Государь зовёт меня, – ответила, сильно покраснев, Государыня и убежала, быстро простившись с отцом.
Впоследствии как часто я слыхала этот свист, когда Государь звал Императрицу, детей или меня; сколько было в нём обаяния, как и во всём существе Государя».