Механизмы психологических защит (МПЗ) – это бессознательные приемы, направленные на то, чтобы снизить негативные переживания, а то и вовсе их не допустить. Когда у человека есть неприемлемое желание или конфликт, когда есть риск испытать боль, стыд или страх, включаются МПЗ, чтобы не видеть того, что ранит; чтобы не признавать факты, которые могут огорчить; чтобы сохранить уважение к себе, когда стыдно; чтобы не сойти с ума от страха и тревоги. Можно сказать, что МПЗ – это форма самообмана. Психологическая защита не дает увидеть реальность, заставляет закрывать глаза на проблемы. Если мы застреваем в защитах, то не решаем свои трудности, и они накапливаются, делая жизнь все более некомфортной, а нас – все менее устойчивыми.

Как именно мы себя обманываем, мы с вами увидим чуть позже. Пока просто приведу несколько вариантов защит. Например, если с нами произошло что-то страшное или травмирующее, сложно это забыть. И мы можем убедить себя, что это было, но не с нами. Или внушить себе, что мы этот ужас заслужили и если бы вели себя по-другому, то такого с нами бы не случилось.

Особенности МПЗ:

• включаются они автоматически и бессознательно. То есть мы не можем управлять тем, когда и какая именно защита сработает;

• создают ощущение безопасности, защищают нас от чего-то опасного, неприемлемого или травмирующего. Это как пожарная сигнализация: срабатывает для того, чтобы нас уберечь. Даже если нам самим не всегда нравится, что нас начинает поливать с потолка;

• искажают реальность, точнее, наше восприятие реальности, мешают нам видеть объективную картину мира и самого себя.

Некоторые авторы условно разделяют психологические защиты на уровни – примитивный и зрелый – в зависимости от того, насколько сильно та или иная защита снижает нашу способность быть объективными. Одно дело, если под влиянием защиты вы ситуацию наблюдаете, но неправильно понимаете, и совсем другое – если вы даже обнаружить ее не можете. Самые мощные защиты, которые больше всего искажают реальность, появляются в раннем детстве, и чем старше мы становимся, тем сложнее наши психологические защиты. Есть и еще одна деталь: чем здоровее психика, тем больше зрелых защит, которые меньше искажают реальность, а вот у людей с нарушениями психики и сильно травмированных личностей преобладают примитивные защиты, зрелых почти нет. Причем они настолько сильные, что переубедить человека невозможно.

Впрочем, это уже детали, в которых легко запутаться, если не посмотреть сначала на то, какие защиты вообще бывают.

Всемогущий контроль – это убеждение человека в том, что он может все контролировать, что многое зависит от него. Помните странную для взрослых идею о том, что если разводятся, то дети часто считают себя причиной разрыва? Это как раз тот самый случай. Всемогущий контроль многие психологи считают защитой, которая появляется еще во младенчестве. Этот механизм спасает от тревоги и ощущения беспомощности, невозможности хоть как-то повлиять на обстоятельства.

Если вы подумали, что такая психологическая защита во взрослой жизни встречается только у людей с глубоко нарушенной психикой, пытающихся управлять Вселенной, не привлекая внимания санитаров, то… нет. Всемогущий контроль периодически включается у всех, но в норме идеи собственного величия распространяются не на все подряд, а только на то, что для человека важно: отдельные события, ситуации или люди.

Представьте персонажа, который очень старается быть хорошим сотрудником и вообще успешным человеком. Он пашет по 12 часов в день, подрабатывает или учится в выходные, не ходит в отпуск, а если и уходит, то все равно проверяет мессенджеры и продолжает трудиться. В какой-то момент его тело начинает сдавать: падает концентрация внимания, посреди дня накатывает дикая усталость, все время хочется спать, путается в датах и событиях, совершает ошибки. Он страшно на себя злится, изо всех сил старается работать еще старательнее, но все равно ничего не помогает. Может, в глубине души он и понимает, что надо передохнуть, но не может себе этого позволить, ведь «без него все развалится». Чувствуете? Если не он, то никто. Он незаменим. Он может обмануть собственное тело, хакнуть физиологию, просто пока не нашел нужный способ.

Да, все это – про всемогущий контроль. Вообще в идеях про «успешный успех» в любой области, будь то «идеальное» материнство или зарабатывание денег, такой защиты очень много.

Эта же защита часто включается у начинающих психологов. Молодым коллегам страшно начинать практику, потому что они боятся навредить клиенту, поэтому застревают в учебе: кажется, что психолог еще недостаточно знает, чтобы приступать к реальной работе. Дипломы копятся, а практики все нет. Всемогущий контроль нашептывает: «Ты так велик, что за 50 минут можешь всю жизнь клиенту испортить». Справедливости ради скажу, что грубые нарушения этики действительно могут нанести вред, но надо очень основательно постараться, чтобы это случилось.

А уж каким пышным цветом всемогущество расцветает в отношениях, особенно в нарушенных! Жена алкоголика уверена, что есть какой-то способ сделать так, чтобы муж не пил, что она своим поведением может заставить его выбрать трезвость. Жертва жестокого обращения, не только со стороны партнеров, но и неадекватных родителей, свято верит, что насилие она «заслужила» и в ее власти сделать что-то, чтобы садист перестал быть садистом или нарциссический родитель стал способен полюбить ребенка. Просто пока такой способ не найден, но он точно есть. Партнер ненадежного человека думает, что можно как-то заставить его нести ответственность. Как видите, примеров всемогущего контроля в обычной жизни огромное количество. А это значит, что такой механизм психологической защиты для нас очень важен и нужен. Все механизмы, о которых мы будем говорить, вовсе не проявления глупости, они берегут психику от столкновения с чем-то страшным, разрушительным, травмирующим. Они на страже нашей безопасности, хотя со стороны может казаться иначе.

При примитивной идеализации человек приписывает другому роль идеального всемогущего защитника. Того, кто знает ответы на все вопросы, кто может сделать жизнь безопасной и комфортной, избавить от проблем и тревог.

Психолог Шандор Ференци сказал, что на смену всемогущему контролю приходит именно эта защита: разочаровавшись в своей способности управлять миром, ребенок наделяет всемогуществом уже не себя, а другого человека – своего родителя. Психологический смысл идеализации в том, чтобы найти прочную опору, а точнее – сделать этой опорой другого человека.

Работает это не только в детстве. Взрослые точно так же находят фигуры, которых идеализируют, кому приписывают невероятные возможности и таланты. Этот человек видится совершенным, самым лучшим, не имеющим изъянов. И обладающим огромной властью над тем, кто его идеализирует: ведь вслед за восхищением и надеждой на чудо идет стремление подчиняться. Именно этим пользуются мошенники, псевдогуру и продавцы «успешного успеха» и «чудодейственного метода». Такие люди хорошо умеют целиться в потребность в «идеальном родителе» – том, кто может решить все проблемы своих последователей, знает, «как надо». Это выглядит соблазнительно для тех, кто не чувствует себя достаточно сильным, взрослым и компетентным, остро нуждается в опоре, в надежной фигуре.

Часто клиенты идеализируют психологов, у них появляется идея, что психолог сам должен быть совершенством, и тогда он сможет помочь. В практике семейных психологов встречаются клиенты, которые под влиянием идеализации утверждают, что успешно работать может только тот, у кого «есть нормальная семья». Так психологические защиты искажают реальность. На самом деле способность быть полезным для клиента зависит от знаний, практического опыта работы и личной психотерапии, а вовсе не от семейного положения.

Ну и раз уж я заговорила об отношениях, то нужно упомянуть и о роли идеализации в этой сфере. Нормально, что в период влюбленности мы идеализируем партнера. Стадия «розовых очков» очень важна – это мощный ресурс пары, который помогает найти в себе силы справиться с различиями, договориться, понять друг друга и вместе преодолеть неизбежные кризисы в отношениях. Со временем идеализация пройдет, и мы будем видеть партнера таким, какой он есть, а не таким, каким мы его придумали.

Правда, иногда в какой-то момент идеализировать становится невозможно, и некогда «совершенный» партнер может начаться восприниматься и вовсе как ужасный и ничтожный. И тут на сцену выходит обесценивание.

Обесценивание – это психологическая защита, когда мы принижаем значимость того, что на самом деле для нас очень важно.

Помните, что сказала Лиса из басни Крылова, когда ей не удалось дотянуться до желанной вкусняшки? «Зелен виноград». Оправдывая свою неудачу, Лиса обесценила виноград, заявив, что тот все равно не был бы вкусным, раз уж он неспелый. Не очень-то и хотелось!

Обесценивание часто работает как защита от неуспеха. Например, поступать как Лиса – обесценивать желаемое, но недоступное. Так, если кто-то очень хочет отношений, но панически боится быть брошенным, то может убедить себя, что отношения ему вообще не нужны. Таким образом он обесценивает то, что на самом деле для него значимо. Еще пример: человек обесценивает свои способности, чтобы не попасть в неловкую ситуацию. А то назовет себя талантливым, а потом ошибется, и будет больно падать. Так что можно заранее себя обесценить и таким образом защититься от потенциального провала. Можно обесценить что угодно – и свои чувства, и другого человека, и его переживания, и самого себя. И все это будет способом защиты от неприятных чувств.

В случае идеализации другого обесценивание неизбежно. И чем выше пьедестал, на который мы возводим другого, чем больше приписываем ему возможностей и власти, тем с большей силой и злостью будем обесценивать, сбрасывая вниз.

В норме идеализация и обесценивание происходят со всеми: сначала ребенок приписал родителю всемогущество, затем понял, что тот – обычный человек, рассердился и почувствовал себя обманутым. Но со временем смягчился и осознал: идеальных и всемогущих не существует, и можно любить нормальных несовершенных людей.

Правда, некоторые люди застревают в идеализации и обесценивании. Очень уж большая амплитуда у них: сначала другой просто божество, а потом полное ничтожество. Собственно, примерно то же может происходить и по отношению к самому себе (так на самом деле устроен нарциссизм). Чем сильнее нарушен этот процесс, тем труднее строить крепкие отношения. Такие люди не выдерживают разочарования и часто бросают того, кто вдруг перестал быть идеальным.

Второе название этой защиты – отстранение. Она тоже появляется в раннем возрасте и заключается в том, что в стрессовой ситуации человек просто отключается. Так, в случае гиперстимуляции (когда слишком громко, слишком ярко и т. п.) ребенок засыпает, то есть уходит из той реальности, где слишком много стресса. У взрослых примитивная изоляция работает так же. Стремясь избежать эмоциональной нагрузки, человек может:

• уснуть. В этом случае механизм тот же, что и у детей. Правда, взрослые могут еще и в обморок падать. А что, тоже способ отключиться от непереносимой ситуации;

• уйти от реальности в собственные фантазии. Например, вместо того чтобы подойти к понравившейся девушке, молодой человек может мечтать о том, как они будут вместе, но никак свои чувства не показывать и просто наблюдать за ней, потому что сделать первый шаг – слишком уж стрессовая ситуация (как говорится, если долго смотреть на девушку, то можно увидеть, как она выходит замуж);

• отключиться эмоционально. Представьте, пара ссорится, один настойчиво задает вопросы, требует ответов, а другой сидит молча, будто его все это не касается. Со стороны кажется, что он просто ждет, когда накал страстей спадет и все наладится;

• использовать алкоголь или другие вещества, изменяющие сознание, уйти в другую реальность, играть в компьютерные (и любые другие) игры. Например, если молодому человеку нужно составить резюме и ходить на собеседования, а он этого боится, то он может прокрастинировать, все вечера подряд играя в компьютер, потому что в виртуальной реальности нет этого жуткого напряжения.

Когда включается примитивная изоляция, внешне человек может казаться равнодушным и отстраненным. Таким способом он бессознательно защищается от повышенной чувствительности. Все как у зверей: чем толще броня, тем нежнее под ней пузико.

Эта психологическая защита заключается в отказе признать то, что нас не устраивает или травмирует. Мы просто убеждаем себя, что этого не существует. Так, первой реакцией на потерю часто бывает именно отрицание. Мы в таких ситуациях даже говорим: «Не может такого быть!», «Это ошибка!» Кроме того, отрицание может происходить и на уровне чувств. Например, узнал человек о смерти близкого, но чувствует себя так, будто ничего ужасного не произошло. Это странное ощущение: когда знаешь, что тебе должно быть плохо, но ощущаешь себя подозрительно нормально.

Отрицание часто можно наблюдать в семьях, где не принято конфликтовать: домочадцы просто не говорят о проблемах, как будто их не существует. Однако трудности никуда не исчезают, а копятся, разрастаются и в какой-то момент разрушают семью.

Отрицание включается и в ситуациях, когда нам очень страшно узнать правду. Например, некоторые не проходят медицинские обследования, отрицая возможность (или даже существование уже обнаруженного) заболевания. То есть свою смертность. Можно отрицать и свои потребности. Например, стремясь сохранить неблагополучные отношения, человек убеждает себя, что ему не нужно никакого уважения со стороны партнера, и так нормально.

Тот же механизм психологической защиты включается, когда люди отказываются верить фактам, противоречащим их системе ценностей: мы можем отрицать существование того, что не укладывается в нашу картину мира. Так, к огромному сожалению, многие родители не верят детям, когда те рассказывают о насилии (а уж тем более – сексуальном насилии) со стороны второго родителя, родственника или отчима/мачехи: просто невозможно представить, чтобы такое сделал твой близкий человек с твоим же ребенком.

Особую роль отрицание играет в ситуациях с зависимостями. Алкоголик отрицает свою болезнь, утверждая, что в любой момент может бросить пить. Супруг(а) алкоголика отрицает свою созависимость, убеждая себя и других, что «проблема у пьющего, а со мной все в порядке». Такое поведение защищает от чувства беспомощности перед болезнью, от осознания неуправляемости своей жизни.

Отрицание может защищать и от чувства вины. Когда повзрослевшие дети пытаются поговорить с родителями о своих обидах, неприятных воспоминаниях, несправедливости или жестокости старших, те отвечают: «Такого не было», «Ты все выдумываешь». Часто (но не всегда) такая реакция обусловлена чувством вины перед детьми. Родители знают: это переживание просто ужасно. Для некоторых настолько непереносимо, что психика защищается, отрицая реальность: раз этого «не было», то и вину испытывать не за что.

Что-то я только жуткие примеры про отрицание привела, а зря. Оно на самом деле может оказаться позитивным. Например, героизм во многом основан на отрицании опасности. Оно же часто помогает добиваться успеха и стремиться к своим целям, игнорируя препятствия, а иногда и теорию вероятности. Кроме того, отрицание помогает сохранить голову холодной в чрезвычайных ситуациях. Человека часто называют смелым, сильным или особенно стойким (он действительно так себя и ведет), когда у него включается отрицание. Все вокруг паникуют, а он в отрицании. То есть спокойный и рассудительный. А что, очень даже адаптивно и полезно.

Не могу не поделиться шуткой, гуляющей по просторам интернета. Она прекрасно иллюстрирует то, каким разнообразным может быть отрицание факта, принять который мы не хотим.

«Есть старая индейская поговорка: “Лошадь сдохла – слезь”. Казалось бы, все ясно, но…

1. Мы уговариваем себя, что есть еще надежда.

2. Мы бьем дохлую лошадь сильнее.

3. Мы говорим: «Мы всегда так скакали».

4. Мы организовываем мероприятие по оживлению дохлых лошадей.

5. Мы объясняем себе, что наша дохлая лошадь гораздо лучше, быстрее и дешевле.

6. Мы сидим возле лошади и уговариваем ее не быть дохлой.

7. Мы покупаем средства, которые помогают быстрее скакать на дохлых лошадях.

8. Мы изменяем критерии опознавания дохлых лошадей.

9. Мы стаскиваем дохлых лошадей в одно место в надежде, что вместе они будут скакать быстрее.

10. Мы нанимаем специалистов по дохлым лошадям».

В общем, чего только ни делаем, чтобы отрицать факт: лошадь сдохла.

«Меня лупили и правильно делали. Человеком вырос!» Слышали такие заявления? Это пример того, как работает идентификация с агрессором. Она возникает, если человек находился во власти кого-то, кому не мог противостоять. Сначала он пытался сопротивляться, но когда понял, что сделать ничего не может, остался только один способ выжить – подчиниться. А чтобы не сойти с ума от постоянных истязаний, пришлось встать на сторону агрессора и оправдывать его.

Когда ребенок вырастает, оправдания жестокого обращения остаются с ним, пока он не признает реальность: с ним поступали несправедливо. Но происходит это редко, потому что слишком больно принять, что тот, кто должен был заботиться и беречь, вел себя как чужой человек. Кому тогда вообще можно верить, если даже родитель способен предать? Как в таком мире жить? От ощущения беспомощности идентификация с агрессором и защищает.

Другое название этой психологической защиты – стокгольмский синдром. В Стокгольме во время захвата заложников приключилась странная история: жертвы внезапно стали защищать своих мучителей. План полиции по освобождению заложников чуть не провалился из-за того, что те начали помогать захватчикам. Поначалу думали, что такое странное поведение потерпевших объясняется их шоковым состоянием, но потом оказалось, что даже отойдя от шока, люди продолжали защищать террористов и отказывались давать показания. Со временем выяснилось, что этот случай не был единичным: феномен, названный стокгольмским синдромом (то есть симпатия жертвы к мучителю), наблюдался и в других происшествиях. В частности, появилось понятие «бытовой стокгольмский синдром», возникающий у женщин, подвергающихся домашнему насилию. Они скрывают или оправдывают садистское поведение мужа. Аналогичным образом ведут себя дети.

На первый взгляд может показаться, что механизм этот вообще нелогичен. На самом деле все, что происходит с психикой в стрессовых ситуациях, служит одной цели – выживанию. Когда человек убежден, что у него нет выхода и противостоять мучителю невозможно, то стратегия выживания «бей или беги» не поможет. Значит, нужно применить другой способ выжить – замереть, адаптироваться под среду. Есть шанс снизить ярость агрессора, заняв его сторону, стараться его понять, пробовать ему угодить. Именно такой логикой и руководствуется наша психика в случае стокгольмского синдрома.

Под влиянием идентификации с агрессором жертва домашнего насилия «копирует» логику и ценности своего мучителя – и тогда садистов становится уже двое: один снаружи (который бьет), другой внутри (который говорит «сама виновата»). По сути, жертва тоже становится агрессором, только ее злость направлена на себя.

По мнению некоторых психологов, идентификация с агрессором лежит в основе еще одного явления – мазохизма. Лично мне кажется, что природа мазохизма намного сложнее: часть таких людей получает удовольствие вовсе не от боли, а от того, что она закончилась; для другой части самый удовлетворяющий элемент – быть во власти другого. Да и кроме того, в психике мазохиста часто накрепко связаны понятия боли/стыда и удовольствия, как будто одного без другого не бывает. В общем, нюансов тут много.

Нам с вами куда важнее помнить главное: иногда психика делает так, что мы защищаем своих же мучителей. И часто идентификация с агрессором работает в паре с другими защитами. Давайте их рассмотрим.

Этот механизм психологической защиты заключается в отделении части своей личности или собственных чувств, связанных со стрессовой ситуацией.

Когда слышат о диссоциации, часто вспоминают историю Билли Миллигана, у которого диагностировали диссоциативное расстройство идентичности и насчитали 24 личности. Но это психиатрия. Мы же рассматриваем диссоциацию не как расстройство, а как защитный механизм, встречающийся у здоровых людей.

Если вам трудно представить, что это значит, – не переживайте, я сейчас объясню. Такие ощущения действительно в голову не укладываются до тех пор, пока кто-нибудь не приведет пример.

Вы наверняка с диссоциацией сталкивались. Вспомните, оказывались ли вы в ситуациях, когда:

• смотрели на события своей жизни отрешенно, как будто со стороны;

• возникало ощущение, что все это происходит не с вами;

• казалось, что все немного ненастоящее, вы как будто во сне;

• в состоянии стресса могли четко разделить свое «Я» на части: одна ваша часть паниковала, а другая хладнокровно действовала и трезво мыслила?

Ну как, было у вас такое? Думаю, что да. Диссоциация в норме защищает нас от стрессовых ситуаций, точнее, от собственных чувств в таких ситуациях. Она как будто выстраивает забор между жизненным событием и тем, что мы чувствуем в связи с ним.

Возможно, вы наблюдали действие диссоциации в общении с другими людьми. Заметить ее можно, когда человек рассказывает о страшном опыте (например, о насилии или травле) будто о сюжете книги или фильма, иногда даже с юмором. Когда включается диссоциация, человек абстрагируется от своих переживаний, потому что в противном случае может в них потонуть. Так мы реагируем на катастрофу, которую не можем вынести.

В диссоциации человек может «застрять»: отсоединившийся от собственных чувств в психотравмирующей ситуации не всегда в состоянии снова «собраться» в единое целое. Часто люди, пережившие травматическое событие, так и остаются набором частей – чувства отдельно от мыслей или действий. Им сложно понять, почему они совершили тот или иной поступок, а если спросить: «Что ты чувствуешь?» – они, скорее всего, не смогут свои переживания описать. Скажут что-то вроде «нормально», «составляю план на завтра» или «нога болит», то есть вместо ответа выдадут оценку, мысль или телесные ощущения. А о чувствах не расскажут. Это, кстати, часто проблема для психологов: попробуй вытащи из клиента его переживания в такой ситуации! Тем более что у клиента, скорее всего, есть очень веская причина не чувствовать свои чувства.

Механизм психологической защиты, когда человек переносит свои чувства, мысли и желания на окружающих. Включается не только при общении с людьми, но и участвует в том, как мы понимаем тексты, видео или картинки.

То, что человек не хочет принимать в самом себе, он может спроецировать на другого и его же осуждать. Например, жадный человек может обвинять другого в нежелании делиться, склонный к изменам может обвинять своего партнера в том, что тот хочет завести роман на стороне. Логика тут такая: раз я разрешаю себе изменять, то и мой партнер такой же.

Когда человек проецирует на другого свои страхи, то обвиняет его в том, чего сам больше всего боится. Например, человек с синдромом самозванца страшится, что может оказаться некомпетентным. Этот страх он и проецирует: ему кажется, что все выискивают признаки его несостоятельности как специалиста (он сам этим занят и на других проецирует свою самокритику). Когда мы проецируем на других свои желания, это выглядит немного иначе. Представьте себе человека, который много и тяжело работает. Как он смотрит на того, кому деньги достаются легче? Со злостью и желанием обесценить. Он хочет, чтобы в его жизни было так же, но присвоить себе это желание стыдно (в основе зависти лежит механизм проекции). К тому же получается, что он зря всю жизнь вкалывал, а это обидно. Проще критиковать другого, чем себя.

Еще проекция включается, когда мы видим нейтральный стимул и придаем ему значение. Например, узоры на ковре нейтральны (линии или цветочки), но наша психика может увидеть там и человеческие лица, и животных. Когда психологи поняли, что в одном и том же изображении разные люди видят различные символы, стали разрабатывать специальные тесты, основанные на механизме проекции, например знаменитый тест Роршаха или ТАТ (тематический апперцептивный тест).

Активнее всего проекция действует, когда у человека есть больная тема: он начинает видеть ее везде и во всем. Психика начинает работать как большой проектор, картинка с которого накладывается на все, что его окружает. Чаще всего такое происходит в случае, если речь идет о неприемлемой части самого себя (у человека есть какое-то качество, за которое он себя стыдит, которое кажется ему отвратительным, достойным презрения). Так что присмотритесь к любителям неистово критиковать какую-то категорию людей: возможно, они сами такие же.

Маленькие дети не могут осознать тот факт, что один и тот же человек может быть как «хорошим», так и «плохим». Поэтому они разделяют объект на две части, а когда вырастают – становятся способны соединить их в одно целое. В этом первоначальном разделении и есть суть расщепления. Когда эта психологическая защита работает, человек разделяет других на два лагеря – враги и друзья, хорошие и плохие, правильные и неправильные. Середины для него не существует, как и понимания, что один человек может сочетать в себе разные характеристики.

Расщепление чаще проявляется у подростков, чем у взрослых: когда молодые люди формируют свою идентичность, то они в каком-то смысле возвращаются на предыдущие этапы развития, снова разделяя на своих и чужих, друзей и врагов. То же самое происходит и в плане отношений: у некоторых юношей одни партнерши для любви, а другие для удовольствия и экспериментов. Во взрослом возрасте две эти категории в норме сливаются в одну, и человек уже в состоянии и любить, и отношения строить, и сексом заниматься с одним и тем же человеком, это не вызывает у него внутреннего противоречия. Однако если что-то пошло не так, то у взрослого мужчины остается разделение партнерш на тех, кто подходит для крепкой связи, деторождения, совместного быта, и тех, кто для страсти и ярких чувств. В сексологии такие случаи называют комплексом мадонны и блудницы, и в его основе лежит расщепление.

Еще пример того, как эта защита работает, вы наверняка наблюдали, когда слушали рассказы людей об их личной жизни. При расщеплении человек может в один день говорить о своем партнере только хорошее, а в другой – только плохое. Причем кажется, будто он забыл, о чем сам же рассказывал совсем недавно. Возникает впечатление, что вчера и сегодня он говорил о разных людях. Так часто бывает при неблагополучных отношениях (с применяющим насилие или с несвободным партнером), при связи с зависимым от алкоголя/наркотиков. Человеку приходится расщеплять своего партнера, чтобы не признавать простого факта: тот болен, недоступен или опасен, здоровых отношений с ним не построить. Если это признать, придется расставаться, а к этому человек не готов.

Это защита, при которой психологические трудности, подавленные эмоции и внутренние конфликты выражаются в телесных заболеваниях. Если вы думаете, что такой человек – симулянт, который в трудной ситуации начинает притворяться, что ему плохо, это не так. Симулянты изображают болезнь, а при соматизации человек страдает физически на самом деле. Обращается к врачу, проходит обследования, тратит уйму времени и сил на поиск физиологической причины своего состояния.

1. У женщины начинает резко болеть горло, становится трудно говорить. В ходе терапии выясняется, что боль появилась после напряженного разговора с мамой, которая постоянно нарушает границы, давит и контролирует, а у женщины есть убеждение, что маме перечить нельзя. Боль в горле – как раз тот самый запрет. После беседы у дочери появилась злость на маму (точнее, она копилась годами), но выразить ее прямо нельзя. Вот чувство и «застряло» в горле, чтобы, с одной стороны, не дать наорать, а с другой – чтобы наказать саму себя за неприемлемое чувство. Внутренний конфликт между «хочу» и «нельзя» проявился в болезни.

2. Подросток страдает от приступов утренней тошноты и иногда даже рвоты. При беседе с ним оказывается, что один школьный учитель постоянно унижает его. Молодой человек находится в ситуации, когда он, с одной стороны, должен ходить в школу, а с другой – не может и не хочет. Его буквально тошнит от этого. Обратите внимание: телесные симптомы при соматизации часто метафоричны. Здесь разворачивается внутренний конфликт между «не хочу» и «надо».

3. Молодая мама, которой пора выходить на работу после декрета, каждый раз перед собеседованием простужается. Финансовое положение вынуждает ее искать вакансию, но бесконечные болезни не дают даже устроиться. В ходе терапии становится очевиден внутренний конфликт между «надо» и «боюсь»: женщина боится, что окажется некомпетентной: не пройдет собеседование или будет уволена, поскольку за годы декрета растеряла хватку, а простуда позволяет избежать того, чего она опасается. Удивительно, но в таких ситуациях внутренний конфликт мамы может вызывать болезнь еще и у ребенка.

Эта психологическая защита перенаправляет эмоцию с одного объекта на другой, более безопасный. Самый популярный пример – история про начальника и собаку. Пришел муж на работу, а там на него накричал начальник. Когда муж вернулся домой, сорвался на жену. Та в свою очередь на ребенка. Ребенок пнул собаку, а та укусила начальника.

В этой истории каждый смещает свою агрессию с того объекта, на кого она на самом деле направлена, на того, кому адресовать ее безопасно. Муж на самом деле злится вовсе не на жену, а на начальника, но не может ему этого показать, вдруг тот уволит. Зато на жену накричать муж может. Она же боится мужа, поэтому свою злость изливает на ребенка. Ребенок сердится на маму, но на нее направлять злость боится, поэтому смещает ее на собаку. А та – на начальника, потому что на хозяев нападать опасно.

Приведу самый распространенный случай применения этой защиты.

Вы никогда не задумывались, почему в случае измены мужа жена часто ополчается не на супруга, а на любовницу? Что вообще-то странно, ведь эта дама никому в верности не клялась, да и жене ничего не должна. А может, вообще не знала, что мужчина женат. Но в сознании многих жен именно любовница виновата, а не муж. Злость и обида смещается с одного объекта (мужа) на другой (любовницу). Происходит это потому, что так безопаснее для сохранения брака. Признать, что муж несет ответственность за измену, означает согласиться, что в браке есть проблемы, – и тогда придется принимать неприятное решение. Но если сместить эти чувства на любовницу, то получается, что как будто в браке все ок, просто неразумного мужа (обесценивание, да?) опутала какая-то… кхм… непорядочная женщина.

Мы часто смещаем свой гнев, но это не единственное чувство, которое может быть перенесено с одного объекта на другой. Мы можем смещать и свои страхи. Например, человек, который страшится потерять контроль над своей жизнью, начинает жутко бояться заболеть – моет руки по 20 раз, обливается антисептиком, проходит разные обследования. То есть страх перемещается с утраты контроля на конкретную область – состояние здоровья. Кстати, при фобиях (навязчивых страхах) часто бывает так, что на самом деле мы боимся вовсе не перелетов или пауков, а чего-то другого, просто сместили свой страх на объекты фобий.

Бывает, что смещаются желания. Например, если человек не признает свое желание иметь детей, оно может сместиться на другие объекты. Тогда он будет «усыновлять» своих партнеров, сотрудников, родственников, котиков или собачек – в общем, переносить свою потребность в родительстве на другие объекты.

Как видите, механизмов психологических защит много, и выше я описала далеко не все их виды (из группы первичных или примитивных). Но давайте двинемся дальше и посмотрим, какие защиты психологи относят ко вторичным, или зрелым.

Этот защитный механизм убирает из сознания травмирующий опыт и негативные переживания. Проще говоря, человек просто забывает о том, что для него неприятно. Вытесняться могут воспоминания о событии, возвращаться к которым неприятно, а также неприемлемые чувства и желания. Все это не осознается, и человек живет так, будто этого и не существует вовсе. Но есть проблема: мы можем забыть, например, неприятные события из детства, только их последствия никуда не денутся. И желания мы можем вытеснить, но и они не исчезнут от того, что мы их забыли.

Психологи часто догадываются о том, что что-то нехорошее произошло в детстве клиента, по двум симптомам. Во-первых, с какого возраста и насколько хорошо человек себя помнит. Если воспоминаний о длительном периоде не сохранилось, это сразу настораживает: возможно, детство было настолько неприятным, что человек вытеснил этот опыт из своего сознания (или у него есть нарушения памяти, но это легко проверить). Во-вторых, если имела место непрожитая травма, то ее последствия проявляются во взрослой жизни, и по ним можно примерно понять, какой вид травматического опыта был вытеснен. Например, клиентка говорит про «нормальное детство без каких-либо травм» (в кавычках пишу потому, что эту фразу мы от клиентов слышим часто и тут же подумываем о возможном вытеснении). Но почему-то во время близости с мужчиной у нее вдруг начинается сильнейшая паника. Это происходит не во всех случаях, а только если в комнате темно и она не видит партнера. Паника усиливается до абсолютного ужаса, если он стоит позади нее. Внимание, вопрос: если она никогда не переживала насилия или нападения, то откуда у нее такая специфическая реакция? Неоткуда ей взяться. Так что было или насилие, или наблюдение за насилием. Этот эпизод она вытеснила, а симптомы остались.

Как я уже говорила, вытесняться могут не только травмирующие воспоминания, но и неприемлемые чувства. Переживания, признаваться в которых мы не хотим: злость, зависть, сексуальное влечение, чувство вины или стыда. Например, родители часто вытесняют свою злость на ребенка, если убеждены, что сердиться на малышей ненормально и вообще нужно всегда быть любящим и радостным. Только попытка вытеснить чувства приводит к тому, что они направляются на самого себя, или к соматизации, или к непредсказуемым и плохо контролируемым вспышкам того самого чувства, которое мы в себе не принимаем.

Говоря о вытеснении чувств, не могу удержаться от примера красивой комбинации двух защит – вытеснения и проекции. Например, если по вине человека произошло что-то ужасное, то он может свое чувство вины сначала вытеснить, а потом спроецировать на другого, сделав его козлом отпущения. Часто в таком случае он преследует того, кого назначил виновным, и никак не может отвлечься, что вполне логично: пока он не «присвоит» свое чувство вины, ему будет трудно найти покой.

Заключается в том, что человек убеждает себя в моральной необходимости происходящего. Так он может оправдать свои деструктивные действия (или бездействие) «благородным» мотивом.

Морализация часто используется родителями, применяющими деструктивные типы воспитания. Они могут унижать, оскорблять и даже бить ребенка, объясняя это тем, что это «для его же блага», «чтобы не вырос слюнтяем», «чтобы сформировать волю». На деле-то формируется букет психологических травм, но вы же помните, что психологические защиты искажают реальность, да? Вот такие родители и живут в своем мире, где жестокое обращение как будто может пойти на пользу. В реальности это приводит к психологическим проблемам у ребенка. А если он, когда вырастет, идентифицируется с агрессором, то только подчеркнет этим убежденность родителей в «правильности» их методов воспитания.

Найти приемлемое объяснение своим действиям морализация помогает и в других случаях. Например, когда один супруг изменил другому и объяснил это тем, что тот был «недостаточно хорош»; «я бы зарабатывал, если бы ты меня как следует вдохновляла». В обоих примерах морализация помогает не брать на себя чувство вины, а заодно обвинить другого в недостаточной «правильности».

Морализации часто стоит за словами «мы сохраняем брак ради детей». Согласитесь, неприятно же признаться, например, в таком: «Я боюсь одиночества, поэтому остаюсь в хоть каком-то браке, прикрываясь заботой о детях». Или в таком: «Если я подам на развод, придется работать, а я не хочу, поэтому убеждаю себя, что дело вовсе не в деньгах, а в детях». Или вот еще вариант: «Я уже взрослый человек, но до сих пор завишу от мнения окружающих, поэтому считаю, что разводиться стыдно. Но признаться в этом мне неприятно, вот и говорю себе, что, сохраняя этот брак, забочусь о детях, а не о своем имидже».

Ну жестко же! Вот поэтому морализация и включается, чтобы защитить нас от осознания неприемлемых черт собственной личности и тех трудностей, через которые придется пройти, если признать реальность. Нередко морализация включается, когда речь заходит о финансово преуспевающих людях. Часто те, кто тоже хотел бы разбогатеть, но не смог, защищаются от стыда, зависти и чувства собственной неуспешности именно морализацией, обвиняя более успешного соседа в том, что он «наворовал». Получается красиво: «Пусть мы и бедные, зато честные». Нелегко признать, что другой человек более успешен, больше себя ценит и не собирается страдать, когда это не нужно.

Морализация позволяет решить сразу несколько психологических задач: защищает от неприятных чувств, позволяет найти оправдание своим неприглядным поступкам и переложить ответственность за свою жизнь на других. В общем, удобно.

Эта защита – близкая родственница морализации. Она тоже предполагает поиск оправданий и объяснений, только морализация опирается на нравственность и духовность, а рационализация – на логику.

При рационализации человек объясняет свое поведение объективными причинами или обстоятельствами. Эта защита, как и все прочие, позволяет сохранить положительный образ себя, при этом не признавая истинных мотивов своих действий. Например, молодой человек хочет стать успешным дизайнером, но у него не получается достичь в этом успеха. При очередном проигрыше в творческом конкурсе он начинает рационализировать: «Я бы выиграл, если бы судьи оценивали настоящий талант, а не родственные связи», «У соперников стартовые условия просто были лучше» и т. п. Рационализация помогает ему защититься от чувства стыда и, возможно, не признавать тот факт, что в дизайне он все же неуспешен. Рационализация не редкость там, где человек свою неудачу или неустраивающее его положение вещей пытается объяснить внешними факторами. Касаться это может не только работы, но и личной жизни. Так, многие одинокие дамы объясняют отсутствие пары тем, что «мужчин по статистике меньше, чем женщин». Интересно, что ни одна из дам, которых я опрашивала, не интересовалась реальными данными статистики конкретно в ее регионе.

Есть еще две темы, которые особенно часто используются при рационализации, – это время и деньги.

Фраза «У меня нет времени на звонки бабушке» может говорить о том, что на самом деле просто не хочется ей звонить. То есть человек выбирает другие дела, но признаться себе в этом не хочет, объясняя ситуацию нехваткой времени. Фраза «Я не успел на собрание» может сигнализировать о приоритетности других задач, а не этой встречи. Возможно, на собрании есть риск услышать критику, а если «не успеть», то можно этого избежать. За словами «Я был(а) так занят(а) на работе, что не мог(ла) тебе написать» может скрываться многое: и нежелание общаться, и страх быть подконтрольным, и стремление держать партнера в своей власти. Фраза «Я не ищу работу активно, потому что ситуация на рынке труда неблагополучная, кризис же в мире, сейчас не время» может защищать от страха сменить работу, от стыда из-за своей невостребованности или позволяет подольше посидеть дома. За фразами «Не иду к психологу, потому что нет денег», «Не могу развестись, потому что финансово завишу от супруга», «Не могу переехать, потому что работа привязывает к месту» часто скрывается страх изменить жизнь: не получится, придется преодолевать много препятствий, нести ответственность и т. п. И все это легко и непринужденно объясняется финансовым положением.

Особая сложность в работе с рационализацией, простите за каламбур, это ее рациональность. Действительно ведь в жизни случаются экономические кризисы, встречаются нечестные судьи на конкурсах и досадные диспропорции в возрастно-половой пирамиде, да и услуги психолога и правда дорого стоят. Все это реальные препятствия. Только есть и другие варианты достичь желаемого: сменить профессию, перевестись на удаленку, найти бесплатную психологическую помощь, размещать резюме даже в кризисный период, искать работу через знакомых и соцсети, встретить партнера в интернете, переехать ради создания семьи, начать потихоньку копить, чтобы уйти от партнера. Ситуации, когда вмешиваются обстоятельства непреодолимой силы, единичны. В подавляющем большинстве случаев включается рационализация. А вот что за ней стоит, надо разбираться индивидуально.

Эта психологическая защита направлена на попытку преодолеть свои реальные или воображаемые недостатки. О гиперкомпенсации говорят, когда количество усилий, затрачиваемых человеком на попытки справиться с каким-то недостатком, становится чрезмерным.

При компенсации человек пытается скрыть, что у него что-то «нехорошо». Сделать это можно двумя способами: скомпенсироваться в той же области, где он чувствует себя неполноценным, или постараться достичь успеха в другой сфере. Например, дама, будучи подростком, чувствовала себя непривлекательной, этаким «гадким утенком». Когда она выросла, то получила возможность изменить свою внешность: сесть на диету, посещать косметолога, сделать пластическую операцию и т. п. В случае компенсации ее стремление исправить свои «недостатки» (пишу в кавычках, потому что очень уж субъективное это понятие) не будет выглядеть чрезмерным. Из всех возможностей измениться она выберет относительно легкие – будет ходить в спортзал 2–3 раза в неделю, научится краситься, сделает легкий перманентный макияж или периодически станет посещать косметолога. И этого будет достаточно. Но вот если речь идет о гиперкомпенсации, то в ход пойдет тяжелая артиллерия: жесточайшие диеты, бесконечные пластические операции и т. п. Кроме того, при гиперкомпенсации тема внешности может стать способом самоутвердиться: женщина не упустит возможности покритиковать других за то, как они выглядят, будет активно демонстрировать свою «новую красоту» в соцсетях и постить фотографии, доказывая себе и другим, что она прекрасна.

Еще один пример компенсации в той же области, где наблюдается какой-то дефицит. Мальчика воспитывали деспотичные родители: постоянно от него что-то требовали, говорили, что «в этом доме нет ничего твоего», а может, и жестоко наказывали. Он вырос и получил возможность стать тем, кто может управлять своей жизнью, кому никто больше не указ. И он стал частным предпринимателем. Так он получил то, чего у него не было в детстве: власть, свободу и право распоряжаться своей жизнью. В случае гиперкомпенсации он станет тираном: будет упиваться своим господством над другими людьми. И неважно, вахтер он или глава государства, тенденция будет та же самая: неутолимая жажда власти, да еще и нередко в сочетании с жестокостью.

Ребенок, который не был популярен в школе и над которым, возможно, даже издевались одноклассники, во взрослом возрасте может стать стендап-комиком и таким образом компенсировать свой негативный школьный опыт. В случае гиперкоспенсации шутки будут язвительными, агрессивными, оскорбляющими других.

Если эти защитные механизмы включаются в другой области жизни, картина выглядит немного иначе. Возьмем для примера описанную выше даму, которая не считает себя привлекательной. Что она может сделать, чтобы скомпенсировать это? Например, она может быть терпеливой, понимающей, принимающей. Никого не раздражать, сглаживать углы, заботиться и дарить тепло. В случае гиперкомпенсации получится человек, который вообще не имеет стержня, представления о собственных психологических границах, кто не может отказать никому.

А для ребенка авторитарных родителей компенсация в другой области может быть, например, связана с получением знаний. Власти над собой и другими нет, зато есть много дипломов, три научные степени и уважение в профессиональном сообществе. В сумме дает вполне комфортный уровень самооценки. На уровне гиперкомпенсации мы увидим профессора (или школьного учителя), который постоянно самоутверждается за счет студентов, унижает их и высмеивает вместо того, чтобы помогать развиваться. С коллегами такой человек конкурирует, используя любые средства.

Во всех этих примерах, конечно же, пол героев не имеет никакого значения. Да и в плане области, в которой человек компенсируется, тоже могут быть вариации – например, комплекс из-за нехватки образования человек может пытаться преодолеть с помощью внешней привлекательности, получения власти или статусной позиции в обществе, приобретения дорогих вещей.

Гиперкомпенсация часто заставляет нас сделать неверный вывод относительно самооценки человека. Мы видим самоуверенного персонажа, который не боится о себе заявлять, и нам кажется, что с самооценкой у него все в порядке или она даже завышенная. Но чаще то, что мы называем завышенной самооценкой, – просто компенсация заниженной.

Эта хитрая психологическая защита меняет одно чувство на другое, придает переживанию противоположное значение. Например, ненависть трансформируется в любовь, враждебность – в дружелюбие, симпатия – в отторжение, страх – в радость. Зачем это делать? А затем, что многие наши чувства и желания кажутся нам постыдными, ужасными, неправильными. А уж другие-то как осудить за это могут! Поэтому реактивное образование маскирует неприемлемое под вполне себе приличное, и в таком искаженном виде мы уже можем признать свои переживания. Кроме того, реактивное образование спасает от амбивалентных переживаний (это способность одновременно испытывать разнонаправленные чувства, например, в одно и то же время ненавидеть и любить). Для многих признать эту амбивалентность невыносимо. Вот тогда-то на сцену и выходит реактивное образование, которое эту нестыковку от нас скрывает.

Вот как может выглядеть реактивное образование на конкретных примерах.

• Мать чувствует раздражение на своего ребенка. Но злиться на него для нее неприемлемо, поэтому реактивное образование трансформирует раздражение в нарочитую заботу: она его закармливает, разрешает все, что он хочет, даже если речь о вредных или опасных вещах, изматывает посещениями пятнадцати кружков одновременно.

• Девушка не может жить своей жизнью, потому что вынуждена заботиться о болеющем дедушке. В глубине души она хочет поскорее снять с себя эту обязанность, чтобы была возможность встречаться с молодыми людьми, ходить в кино, гулять, а не быть сиделкой. Но такое желание ее пугает, поэтому оно трансформируется в страх за здоровье дедушки. Девушка постоянно переживает о том, как он себя чувствует.

• Школьнику нравится одноклассница, но другие ребята могут его высмеять, да и что будет, если она его отвергнет? Реактивное образование превращает симпатию в ненависть, и мальчик то обзовет ее, то на смех поднимет. Это тот самый случай, когда дергают за косички, потому что девочка нравится.

• Человек убежден, что злиться стыдно и вообще высокодуховная личность ни в коем случае не должна проявлять недовольство. Поэтому весь негатив реактивное образование превращает в демонстративную благость.

• Муж сильно привязан к своей жене, которой вдруг понадобилась операция. Он чувствует дикий страх, но не может себе позволить бояться, чтобы быть ей опорой («не время раскисать!»), или ему может быть страшно потонуть в тревоге. Реактивное образование и тут приходит на помощь, превращая страх в радость. В результате жена в полном недоумении: муж все время шутит, пока ей плохо.

Как и все другие защиты, реактивное образование уберегает нас от чего-то страшного. Выглядеть, правда, это может весьма странно, как в последнем примере. Но если эта защита включилась – значит, что-то важное она для сохранения психики делает. Работа этого механизма периодически дает сбой, когда истинное чувство прорывается наружу. Чаще всего так бывает со злостью: по какой-то причине человек запрещает себе ее выражать или даже чувствовать, но она все равно проявляется в виде пассивной агрессии. То есть от прямых конфликтов с важными людьми он старается уходить, но злость проявится, если он забудет сделать что-то важное для другого, о чем тот очень просил.

Еще два признака действия этого защитного механизма – нарочитая, чрезмерная демонстрация того переживания, которое маскирует неприемлемое (не просто забота, а опека; не просто неприязнь, а ненависть), и сильное сопротивление: человек, замаскировавший злость под любовь и заботу о партнере, даже подумать не может, что тот его раздражает. Если кто-то об этом скажет, в ответ получит яростное отрицание.

Прогресс – это развитие, последовательный переход от одного этапа к другому. Соответственно, регресс – это обратный процесс. Именно в этом и заключается механизм психологической защиты: в ситуации конфликта или тревоги человек бессознательно прибегает к более примитивным, а порой и неадекватным формам поведения. Распространенный пример – регрессия в ответ на непереносимость чувства вины, когда человеку говорят о совершенных им ошибках, чтобы он извинился и признал свою неправоту, а он начинает рыдать, обвинять в ответ, кричать, хлопать дверью, бросать трубку – словом, ведет себя как ребенок, а не как взрослый, способный обсуждать даже неприятные темы. Именно такую реакцию чаще всего вызывают попытки поговорить с родителями о неприятных воспоминаниях из детства: вынести чувство вины по отношению к своему ребенку, понимая, что уже ничего не исправить, для родителя слишком больно, поэтому включается регрессия. В состоянии регрессии реакция выглядит так, будто на ваши чувства, которыми вы пытаетесь поделиться, собеседнику наплевать. Но это не так. Именно потому, что человек чувствует огромную вину, он неосознанно прибегает к этой психологической защите.

Еще одно характерное проявление регрессии – инфантильность: «не хочу ничего решать», «у меня лапки», «не хочу брать на себя ответственность», «хочу, чтобы все было и мне за это ничего не было». Не в силах справиться с вызовами взрослой жизни, человек проваливается в регрессию. Позиция жертвы – еще один пример инфантильности (то есть регресса): человек демонстрирует беспомощность, ведет себя как ребенок, что провоцирует других его защищать и опекать.

Гэмблинг (зависимость от азартных игр) тоже основан на регрессе. У игрока правила реальной жизни, где для достижения финансового успеха нужно много трудиться, вызывают слишком сильный стресс и серьезный внутренний конфликт между «надо» и «могу». Ну не чувствует он, что может справиться со всеми этими «надо». И тогда он возвращается на предыдущий этап психологического развития – в детство, где было много волшебства, где могут вручить огромный подарок и избавить от необходимости решать неприятные вопросы.

Кстати, магическое мышление у взрослых людей – одно из проявлений регрессии. Вера в то, что карты, звезды или магические ритуалы могут изменить жизнь, указать путь или решить какую-то проблему, у людей со здоровой психикой включается в ситуациях стресса или внутреннего конфликта. Например, в горе, отчаянии или растерянности даже критически мыслящий человек может обратиться к гадалке или астрологу, чтобы найти утешение.

Ну и напоследок еще один пример регрессии. Нередко при кризисе среднего возраста может наблюдаться регресс к подростковым формам поведения. Человек может внезапно начать ходить в ночные клубы, носить слишком яркую молодежную одежду, становиться менее ответственными и более вспыльчивыми.

Напомню, что регрессия, как и все остальные психологические защиты, включается именно потому, что для человека что-то в жизни становится невыносимо. Когда мы замечаем чужую инфантильность, первая реакция – пристыдить. Но, пожалуйста, помните: такое поведение обусловлено не ленью, глупостью, равнодушием или стремлением к халяве, а тем, что он с чем-то не может справиться.

Эта психологическая защита преобразует неприемлемые желания, импульсы и чувства в социально одобряемую форму. Можно сравнить ее с переработкой мусора: да, есть что-то «лишнее» или «нехорошее», но мы можем сделать из этого нечто полезное.

Например, злость можно сублимировать в занятия спортом. Тогда сердитый человек будет колотить не других людей, а боксерскую грушу: напряжение снимет и полезным для здоровья делом позанимается (а заодно и спортзалу поможет заработать:) Смотрите, как красиво получается: было что-то опасное и потенциально разрушительное, а мы это так здорово сублимировали, что всем в итоге хорошо. Кстати, при помощи спорта можно сублимировать желание доминировать, вступать в противостояние и соревноваться с другими.

Нереализованные фантазии, мысли о той жизни, которую хотелось бы прожить, но не получается, человек может сублимировать в творчестве: писать книгу о мирах, жить в которых не представляется возможным, или картины, или сценарий для сериала.

Сублимация может возникать в случаях, когда нет возможности реализовать свою сексуальность. Например, жена, которая не удовлетворена интимной жизнью с мужем, может пойти на танцы и таким образом дать своей сексуальной энергии выплеснуться. Когда у человека нет возможности выразить свои чувства или инстинктивные влечения, он бессознательно ищет такие виды деятельности, в которых мог бы их выразить.

Мы можем прибегать к сублимации сознательно – например, если чувствуем, что копится напряжение, можем искать способы снизить его так, чтобы не причинить вреда ни себе, ни другим.

Психологические защиты нужны для того, чтобы психике не пораниться. Но они же мешают видеть реальность. Распознать их действие у другого человека гораздо проще, чем у самого себя. И я уверена, что пока вы читали эту главу, то волей-неволей вспоминали знакомых, у которых наблюдали примеры таких защит.

Когда человек вооружен знаниями о психологических защитах, ему часто хочется продемонстрировать другому, как эти защиты мешают видеть объективную реальность. Это бесполезно, да еще и опасно для отношений: защита работает так, что человек не хочет видеть то, от чего она его защищает. Он может прислушаться к чьим-то рекомендациям только тогда, когда будет готов встретиться с реальностью. А до тех пор все попытки «открыть ему глаза» будут тщетны.

Вы поняли, на что я намекаю, да? Пожалуйста, не терапевтируйте без запроса. Не рискуйте вашими отношениями, особенно если человек дорог. Лучше обратите внимание на то, когда и какие защиты включаются у вас. Правда, с этим тоже не все просто, ведь у себя пронаблюдать работу защит очень нелегко: они же созданы для того, чтобы вы чего-то не видели. Взломать свою психику своей же психикой не получится. Для этого, в частности, и нужны психологи: мы можем работать с защитами не потому, что мы какие-то страшно умные или знаем какие-то особые техники, а просто потому, что наблюдаем со стороны.

Если очень хочется попробовать отследить работу психологических защит, можно сделать так:

• анализировать их действие в прошлом. Если какую-то ситуацию вы уже пережили и есть шанс, что получится вспомнить, какие именно защиты включались и как вы себя в этом случае вели. Например, вы можете вспомнить, как старательно работала рационализация, когда вы хотели начать новое дело или просто попробовать что-то новое. Наверняка она подкидывала вам очень много умных причин не делать этого (или делать, но попозже, или делать, но не своими руками и т. п.). Когда рационализация включится снова по какому-то другому поводу, вы уже будете знать, какие мысли она нашептывает и как вы ощущаете себя, когда работает эта защита;

• обращать внимание на чрезмерность. Очень часто психологические защиты заставляют нас быть категоричными, непреклонными, настойчивыми или даже несдержанными. Обращайте внимание на ситуации, когда вы начинаете себя так вести.