Самопознание

Мы не можем иначе познать себя, как в сообращении с ближними, принимая от них укоризны и досады как врачевство своим душевным язвам и укоряя себя за нетерпение, а не их, но, напротив, благодарить их, что через них познали свою душевную немощь смотрением Божиим. Имея же спокойствие благодатью Божией, опасайтесь увлекаться в этом мнением о себе, дабы особенно не пострадать: враги не дремлют, они боятся только смирения (прп. Макарий, 20).

Самоубийство

Пылкий характер и гордость были причиной этого поступка [самоубийства]. Эта страсть богопротивна – почему и должно против нее всеми силами сопротивляться богоугодным смирением, но, к сожалению, люди мало о нем пекутся да и мало понимают его (прп. Макарий, 20).

* * *

Самоубийцы идут на самое дно адово, и тяжесть всех грешников сдавливает их там, и мучения их ужасны и бесконечны (прп. Амвросий, 1).

* * *

Пишешь, что накануне дня святого Архистратига Михаила вражий помысел обещал тебе, что в самый праздник этот получишь все дары духовные, а вместо того в этот день нашла на тебя мрачная тоска и в сильной степени стал тебе стужать помысел о самоубийстве. Вот дары бесовские, прелесть вражия! Помысел шепчет тебе, что никто из святых и желающих спастись не был борим этой мыслью. Неправда: и великие старцы были ею боримы; в Молдавии был весьма подвижный и безмолвный старец, который всю жизнь страдал этой мыслью. В этой злой вражеской брани надо чаще повторять: «Воля Божия да будет со мной. Якоже Господеви изволися, тако да будет». Господне же изволение спасти и помиловать всех верующих. Еще можем иногда отвечать врагу так: «Иди за мною, сатана! Господеви Богу моему поработаю вся дни живота моего, яко Тому подобает всякая слава, честь и поклонение, со Безначальным Его Отцем и Пресвятым и Благим и Животворящим Духом во веки веков. Аминь» (прп. Амвросий, 3, ч. 3).

* * *

Пишешь о несчастной кончине брата одной из ваших послушниц и спрашиваешь, можно ли его поминать. По церковным правилам, поминать его в церкви не следует, а сестра и родные его могут келейно об нем молиться, как старец Леонид разрешил Павлу Тамбовцеву молиться о родителе его. Выпиши эту молитву и дай ее родным несчастного. Нам известны многие примеры, что молитва, переданная старцем Леонидом, многих успокаивала и утешала и оказывалась действительной перед Господом (прп. Амвросий, 3, ч. 3).

* * *

Ты сознаешь себя виновной в том, что роптала и доходила до намерения лишить себя жизни – это дело не христианское. Ужасное дело. Значит, ты совсем не имеешь понятия, что нас ждет в будущей жизни. Твое горе прошло, а тамошние ни горе, ни радости во веки и веки не пройдут. И все будет только начинаться: или весна жизни и веселия, или ужасы смертные и мучения. Итак, живи, как живется (прп. Анатолий, 18).

* * *

Братья твои Владимир и Василий и сестра Вера— люди свободомыслящие. Жаль их. Но что же делать? Молись о них усерднее такой молитвой: «Устрой, Господи, о братьях моих и сестре (имена) полезное и спасительное по воле Твоей Святой». – Сестре твоей Вере, склонной к самоубийству, великую пользу могла бы принести искренняя и смиренная исповедь перед духовным отцом в своих заблуждениях (прп. Иосиф, 19).

* * *

По младенцам хотя и не читают Псалтирь, но если и читают, то противного тут ничего нет. По самоубийцам же правила Святой Церкви запрещают читать. Впрочем, тут должно смотреть на причины, почему совершилось самоубийство. Может быть, человек был не в здравом уме или по младости не мог разуметь тяжести греха и подобное. Тогда можно бы сделать и снисхождение (прп. Иосиф, 19).

* * *

Был случай при жизни оптинского старца Леонида (в схиме Льва), скончавшегося в 1841 г. У одного его ученика Павла Тамбовцева скончался родитель несчастной насильственной смертью – самоубийством. Глубоко опечален был любящий сын известием об этом и потому так изливал перед старцем свою скорбь:

«Несчастная кончина моего родителя есть для меня тяжкий крест. Да, я нахожусь теперь на кресте, которого болезни пойдут со мною в гроб. Воображая ужасную для грешников вечность, в которой нет уже покаяния, я мучусь представлением вечных мучений, которые ожидают моего родителя, без покаяния умершего. Скажи, отче, чем я могу утешить себя в настоящей горести?»

Ответ старца:

«Вручай как себя, так и участь родителя воле Господней, премудрой, всемогущей. Не испытывай Вышняго чудес. Тщись смиренномудрием укреплять себя в пределах умеренной печали. Молись Преблагому Создателю, исполняя тем долг любви и обязанности сыновней».

Вопрос:

«Но каким образом молиться о таковых?»

Ответ:

«По духу добродетельных и мудрых так: Взищи, Господи, погибшую душу отца моего; аще возможно есть помилуй! Неизследимы судьбы Твои. Не постави мне в грех сей молитвы моей. Но да будет святая воля Твоя! – Молись же просто, без испытания, предавая сердце твое в десницу Вышняго. Конечно, не было воли Божией на столь горестную кончину родителя твоего; но ныне он совершенно в воле Могущего и душу, и тело ввергнуть в пещь огненную, и Который и смиряет, и высит, мертвит и живит, низводит в ад и возводит. При этом Он столь милосерд, всемогущ и любвеобилен, что благие качества всех земнородных пред Его Высочайшей благостью – ничто. Для этого ты не должен чрезмерно печалиться. Ты скажешь: Я люблю моего родителя, почему и скорблю неутешно. – Справедливо. Но Бог без сравнения более, чем ты, любил и любит его. Значит, тебе остается предоставить вечную участь родителя твоего благости и милосердию Бога, Который если соблаговолит помиловать, то кто может противиться Ему?» (при. Иосиф, 19).

* * *

Когда я еще был в миру, но уже начал прекращать с ним всякую дружбу, я перестал бывать во многих домах, оставив два-три благочестивых семейства, где по временам бывал. Так, я посещал одно семейство, состоящее из старушки матери, дочери-вдовы и внучки. Однажды мы сидели за чайным столом и беседовали. Вдова рассказала мне следующее.

«Несколько лет тому назад, когда я только что лишилась мужа, я тосковала безмерно. Жизнь потеряла для меня привлекательность, и мысль о самоубийстве все чаще и чаще приходила на ум. Никогда не забуду я кануна Пасхи того печального для меня года. Заботами мамы все у нас было приготовлено к празднику, и квартирка наша приняла праздничный вид, только на душе Пасхи не было, наоборот, там было полное мрачное отчаяние. Мама, зная мое тяжелое состояние, почти не оставляла меня одну, и вот я решилась воспользоваться для приведения в исполнение моего замысла о самоубийстве пасхальную ночь. Мама всегда ходила к заутрени, следовательно, кроме моей маленькой дочери, никого не будет, и мне не помешают. Я сказала маме, что к заутрене не пойду, так как у меня голова болит. – «Да ты ляг, отдохни, – уговаривала мать, – может быть, и поправится твоя головка, тогда в церковь вместе пойдем».

Чтобы не разговаривать с матерью, я легла и незаметно для себя уснула. Вдруг вижу страшный сон – стою я около какого-то мрачного, страшного подземелья. Вдали виднеются клубы пламени, а из глубины подземелья обгорелая, страшная, с веревкой на шее, бежит ко мне подруга по институту: «Оля, Оля, что с тобой?» – восклицаю я. – «Несчастная, и ты хочешь прийти сюда!» – кричит она мне, и вдруг громко и отчетливо раздается благовест большого колокола.

Я открыла глаза, полная страха и ужаса и, увидев свою комнату, обрадовалась, что я не в подземелье. В это время в комнату вошла мама. – «Ну, что, проснулась, дорогая моя, как твоя головка?» – «Голова моя прошла, я пойду с тобою в церковь, мама». Она обрадовалась. – «Ну, вот, слава Тебе, Господи! А то я уж загрустила, как ты останешься без заутрени?»

После службы, когда мы с мамой, похристосовавшись, стали разговляться, я рассказала ей все. О моей подруге я ничего не знала, где она и что с ней. Наконец, мы отыскали адрес ее дяди, проживавшего в Симбирске, и написали ему, спрашивая, где Оля? Он сообщил нам печальную новость, что уже года два тому назад, как его племянница покончила с собой. Тогда мы обе поняли значение сна».

Господь вразумил сию рабу Свою через сон (прп. Варсонофий, 20).