Пристрастия к миру опасайся, хотя он и льстит тебе спокойствием и утешением, но они так кратковременны, что и не увидишь, как лишишься их, а наступит место раскаяния – тоска, уныние и никакого утешения. Ты говоришь, что желала бы в монастырь хотя последнейшей: исполняй же это, когда кто тебя укорит; помышляй, что последняя и достойна этого (прп. Лев, 20).
Слава Премилосердому Господу, что Он даровал тебе чувство к возвращению в монастырь, совсем было поколебавшееся… Хотя бы ты в мире осталась, что же нам до этого, люди живут и в мире, и мирны бывают, но ты, уже посвятив себя жизни монастырской и оставя ее, не могла бы быть мирной (прп. Лев, 20).
О ваших скорбях касательно трудности спасения в мире, и при мирских занятиях, и в семейной жизни отвечаем словами Спасителя нашего: человекам это невозможно, Богу же все возможно (Мф. 19,26), только бы произволение к исправлению не ослабевало и нелицемерное покаяние смягчало бы суд Божий (прп. Лев, 20).
Хорошо, что ты познала, что спокойствие, на которое ты опиралась в мире, непрочно и ненадежно. А притом и то знай, что ты, живя в монастыре, находишься на поприще брани, как духовный воин, и раны приемлешь, и венцов сподобляешься, а удаляясь с этого поприща, уже не имеешь брани и мнишь иметь спокойствие, но ложно, ибо оно скоро может превратиться в свирепую бурю. Итак, благодари Бога, призвавшего тебя на сей путь и обучающего в бранях (прп. Макарий, 20).
Пока есть для вас необходимость жить в мире, собственно для устроения детей ваших, живите, пекитесь более всего об исполнении заповедей Христовых, для познания же их читайте святое Евангелие и Апостольские Деяния и Послания, также и учения святых отцов, о страстях и добродетелях нас учащие; проходя путь жития, познавайте свою немощь, смиряйтесь и приносите Господу покаяние о неисправлении, отнюдь же не полагайте надежды на дела свои, но на милосердие Божие. Правило молитвенное исполняйте по силе и по возможности своей, более с чувством мытаря, а не фарисея… За высокое делание и за большое правило не беритесь… Но храните совесть свою. Воздаяния же здесь не ищите в утешении, оставьте это на волю Божию: Он знает, когда дать. Пока сего для вас довольно, а ежели воззовет вас Господь пойти вслед Его и вселиться во святую обитель, тогда и путь жития откроется вам практикой, а не теорией (прп. Макарий, 20).
Вы скажете: везде есть спасение, и в мире с женами можно спастись. Истинно правда! Но там более требуется труда к исполнению заповедей Божиих: жена, дети, попечение о стяжании богатства, мирская слава – все это служит большим препятствием к благоугождению Божию. Заповеди Божии всем повелено исполнять, а не одним монахам, монахам же точию излишнее: сохранение себя в девстве и нестяжание, которые способствуют к сохранению прочих заповедей. Не заботимся о пище и одеянии, ибо в них Промыслом Божиим оскудения не имеем… В мирском же житии удобнее увлекаются в преступление заповедей; имея в сердце залог страстей, не только не пекутся о искоренении их, но и не считают за нужное, и при всяком случае пришедшей вине является действие страстей…
Слава же мирская сколько увлекает человека от Бога и святых его заповедей, известно из слов Господних: возлюбили человеки больше славу человеческую, нежели славу Божию (Ин. 12,43)… Видите, что и сама вера от славы человеческой оскудевает, то может ли исполниться любовь к Богу и ближнему? (прп. Макарий, 20).
Как издевается мир над духовными, и горе нам, что должны бы быть свет мира, а теперь мир хочет просветить нас своим мрачным и темным – не светом, а тьмою (прп. Макарий, 20).
Смотри, какое есть училище благочестия: обитель дает видеть свои грехи и познавать, хотя отчасти, немощи. Ты, бывши в мире, мечтала о себе, что имеешь любовь Божию, которая есть глава всех добродетелей и совершенство, а теперь познала, что еще ничто, но и больше сего должна познать, когда будешь как должно смиряться, не языком и пером, а сердечно (прп. Макарий, 20).
Мирские люди, и благочестием сияющие, не знают сих браней и не бывают так ввергаемы в пещь искушений, как в нашем звании, по мере каждого устроения (прп. Макарий, 20).
Суета же монастырская от мирской много различна: там по необходимости, а в мире для прихоти и роскоши (прп. Макарий, 20).
Можно быть добрым человеком и в мире, и много есть таковых, и исполнить заповеди Божии, хотя и невозможно обойтись без крестов и скорбей, но тем, кто позваны от Бога, гораздо труднее быть в мире, нежели в обители (прп. Макарий, 20).
Все роды жизни имеют свои кресты и утешения, это вам довольно известно, а ежели вы будете представлять себе в семейной жизни одни только удовольствия, а, напротив, в монастырской одни только трудности и кресты, то само собой воля плоти возьмет перевес над духом. А надо представить себе и тягость семейной жизни, и, напротив, беспечалие о житейских обстоятельствах монастырской и спокойствие совести, от малых пожертвований собой приобретаемое, то, верно, весовая стрелка станет на стороне монастырской. Святой апостол не возбраняет жениться, только предпочитает лучше безженное жительство, а тем говорит: таковые будут иметь скорби по плоти (1 Кор. 7, 28). Вам известен образ мирской суетной жизни: надо подражать всем ее приличиям. Рассмотрите себя, способны ли вы к этому? Вы любите заниматься Словом Божиим и учением святых отцов. Но так ли это удобно в мирской жизни? И вообще, когда хотите жить благочестиво, то не избежите того, о чем святой апостол говорит: желающие жить благочестиво… будут гонимы (2 Тим. 3,12). Неизвестно еще, какая будет партия. Всем этим рассуждением я не возбраняю вас от светской жизни, равно и не привлекаю к монастырской. Без звания Божия невозможно презреть мир и прелести его. Ожидайте, как Бог о вас устроит, конечно, Его устроение на лучшее происходит, а паче когда свою волю предаем совершенно Его святой воле (при. Макарий, 20).
Они [мирские] не понимают образа жизни духовной, думают, что все равно и там [в миру] можно молиться и прочее, но ты теперь отчасти искусила ту и другую жизнь; верно нашла, что тут истинное училище и не можно обольститься мнимыми добродетелями, а тотчас покажут, как далеко еще отстоим от настоящей жизни. А там похвала людей и бесов, и свое мнение подавало бы еще руку к мнимому доброделанию. Но ежели бы ты еще пожила дома, то немудрено попасться и в дом умалишенных. Некоторые из мирских называют таковых: «зачитался», а надобно сказать: «впал в прелесть» (прп. Макарий, 20).
Ноева голубица, излетев из ковчега, до тех пор не обрела себе покоя, пока не возвратилась в ковчег. Так и вы, когда окончите свои дела и возвратитесь в обитель нашу, то тогда обрящете покой себе (прп. Антоний, 20).
Именем Божиим прошу вас не унывать, не малодушествовать и не смущаться духом о том, что видите беззаконие и пререкание во граде и что чувствуете и днем, и ночью труд посреди его и неправду. Ибо действительно посреди мира (т. е. во граде) нет мира. Но когда удалимся и водворимся в пустыню, то тогда узрим Бога, спасающего нас от малодушия и от бури. А до тех пор возверзи печаль свою на Господа, и прочитай 54 псалом (прп. Антоний, 20).
Девою в мире неудобно остаться, как вы предполагали, чтобы жить в каком-то несбыточном и неосновательном уединении, одной со священными книгами, руководствуясь одним благим намерением. Ежели никто не может сам собою научиться наукам человеческим, накупив все возможные к тому книги, то еще более неудобно и невозможно научиться самому собой науке духовной, которая называется наукой наук и художеством художеств (прп. Амвросий, 1).
Пишете вы, что среди мира и семейства чрезвычайно трудно отрешиться от земного. Действительно, оно трудно. Но евангельские заповеди даны людям, живущим в мире, ибо тогда не было ни монахов, ни монастырей. Должно всем христианам помнить слово Господне: В мире будете иметь скорбь (Ин. 16, 33) (прп. Амвросий, 1).
В монастыре болящие скоро не умирают, а тянутся и тянутся до тех пор, пока болезнь принесет им настоящую пользу. В монастыре полезно быть немного больным, чтобы менее бунтовала плоть, особенно у молодых, и менее пустяки приходили в голову. Враг, чтоб выманить их из монастыря, обещает им почти все царство земное, и всякие блага, и всякие удовольствия, и то, чего и написать неудобно. А на самом деле, если послушают, награждает противным. Святитель Димитрий Ростовский пишет, что «мир обещает злато, а дарует блато» (прп. Амвросий, 1).
Монашество произошло от желания жить в точности по евангельскому учению. Потому что среди молвы городской и в заботах житейских представляется большое неудобство жить в точности по евангельскому учению, хотя и все обязаны исполнять оное. Монахи от мирян различаются тем, что последним дозволена жизнь в супружестве, а первые избирают жизнь (безбрачную) бессупружную (прп. Амвросий, 1).
Юные скоро забывают цель вступления своего в монастырь, которое требует и твердого постоянства, и трезвенного внимания, и даже понуждения по немощи человеческой, в настоящее время предлагаю мой скудоумный совет, чтобы С. пожил еще года полтора в родительском доме… занимаясь и домашними делами, и благовременным хождением в церковь, равно и чтением духовных книг, в особенности же книги аввы Дорофея и «Лествицы». Такое пребывание нисколько не повредит душе его, а между тем он в это время может укрепиться еще телом, ибо жизнь монастырская, церковные службы и другие труды требуют и возможной крепости телесной (прп. Амвросий, 1).
Пишете, что, по вашему мнению, монастырская жизнь была бы понятна, если бы поступали в монастырь на время для исправления своего характера и отсечения своей воли, а потом возвращались бы опять в мир для благотворения и наставления других. Думать так можно, а к делу это неприложимо. Из поступающих в монастырь не все достигают совершенного исправления и совершенства в добродетели, а многие едва-едва могут и себя исправлять. Как же такие могут поступить в мир для исправления других? Кто может другим приносить пользу, тот может, и не выходя из монастыря, это исполнять, как вы сами это испытали, побеседовав с некоторыми живущими в женской общине, которым вы удивлялись, как они получили спокойствие духа (прп. Амвросий, 1).
Описываете свое внешнее положение и душевное расположение и испрашиваете моего скудоумного совета, какой род жизни избрать вам: принять ли монашество или поступать в белое духовенство? Куда имеете более наклонности, той стороны и должно придержаться. Сами вы пишете, что в продолжение всей вашей жизни мысль ваша более преклонялась к монашеству, а о белом духовенстве стали помышлять только в последнее время и более по совету других.
В белом духовенстве волею и неволею должны связать себя житейскими заботами, а вы ищете свободы мыслей, поэтому и не следует вам поступать в белое духовенство, а лучше принять монашество. В монастыре удобнее вам будет служить Богу так, как вы желаете. Впрочем, и в монашестве не вполне придется так, как думаете, – теория с практикой не всегда сходится. Иное предполагать и иное на деле это испытывать, но все-таки в монашестве более найдется такой свободы, о какой помышляете и какой желаете (прп. Амвросий, 1).
Сравнение твое воина с монахом в том отношении было бы справедливо, если бы ты выходила на единоборство духовное в пустынном уединении и отшельничестве, а ты желаешь поступить в общежительный монастырь, и потому сравнение это тут не идет.
Дети сами себя приготовлять к поступлению в заведение не могут, а если их приготовляют, то наставники и наставницы. Кто же тебя в деревне будет приготовлять к монастырю? Есть такие заведения, куда принимают детей, если они знают хоть читать и писать. Ты это знаешь, и тебя могут принять в Т. заведение. В детях весьма одобряется и похваляется кроткое и скромное поведение, это не мешает иметь в виду и тебе.
Обратимся опять к сравнению воина. Ты слишком высоко взяла, сравнивая себя с воином обученным. Смиреннее и ближе к делу сравнить себя с рекрутом. Рекрутов принимают в военное звание и необученных: после обучат, кто к чему будет способен: кто к артиллерии, кто к кавалерии, а иной к пехотному хождению, по русской пословице: у кого много толку в голове нет, то ногами отвечай, т. е. ходи да ходи, куда пошлют. А у кого будет толк в голове, тому и головной работы дадут, лишь бы только не высокомудрствовал и не унижал ходящих и занимающихся делами внешними, но необходимыми (при. Амвросий, 1).
Христианская жизнь требует благодушия и терпения, как Сам Господь сказал: терпением вашим спасайте души ваши (Лк. 21, 19). С маменькой твоей старайся поменьше спорить – менее будешь раздражаться и ей менее досаждать. Этим исполнишь половину смысла слов батюшки отца Макария: «Веди себя так, чтоб тебя отпустили свободно в монастырь», – а вторая половина слов его будет заключаться в том, если поискуснее и осторожнее будешь обращаться с посторонними и приезжими, если будем хранить страх Божий в сердце, то он будет сохранять нас от всякого вреда душевного. Поститься тебе неудобно, а употребляй пищу умеренно во славу Божию. Раздражительность постом не укрощается, а смирением, и самоукорением, и сознанием, что мы достойны такого неприятного положения. Также и молиться в каждый час по определенному назначению тебе неудобно, а молись, какое подаст Бог время и удобство, и опять со смирением, без гнева и негодования на других, а если бы это случилось по немощи, то прежде всего молись, да укротит Господь сердце твое, прося с тем вместе всякого блага тем людям, на которых, по немощи, смущаешься.
Ты спрашиваешь, нужно ли тебе открывать о своем желании братьям своим. В этом случае старайся поступать смотря по обстоятельствам, соображаясь с тем, что будут говорить братья об устройстве тебе. При удобном случае можешь сказать им, что надобно же тебе устроить жизнь свою сообразно с твоим желанием и настроением духа. Если будут назначать тебе часть земли – не отказывайся. И вообще, предавайся Промыслу Божию и моли благость Его, да имиже весть судьбами, устроит тебя на пути спасения (прп. Амвросий, 1).
Как ни скорбно, как ни прискорбно тебе, но раскаиваться не следует, что пошла в монастырь. Во всяком случае, вернее и благонадежнее то, что мы находимся Промыслом Божиим в монастыре и более имеем надежды получить милость Божию, поступив в монастырь, нежели бы оставшись в мире. И в мире будете иметь скорбь (Ин. 16,33), – сказано в Евангелии. Лучше потерпеть скорби в монастыре. Можно получить большую милость Божию (прп. Амвросий, 3, ч. 3).
Пишете, что не можете себе выработать правильного понятия о монастырях, к тому же вам толкуют, что будто бы Господь в Евангелии ничего не говорил о монастырской жизни. А напротив, многое сказано.
Когда богатый юноша спрашивал Господа, как ему спастись, Господь ответил ему: Если хочешь войти в жизнь вечную, соблюди заповеди (Мф. 19, 17), т. е. если хочешь получить только спасение и жизнь вечную, то исполняй заповеди Божии. Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим… и приходи и следуй за Мною (Мф. 19,21). Вот прямое указание на различие жизни в мире и жизни в монастыре. И спрошу вас, кто выше: служащий ли самому царю или служащий слугам царским? Удаляющиеся в монастырь идут с тем туда, чтобы служить Богу, а остающиеся в мире обязуются служить рабам Божиим благотворением и милостыней.
Еще прямое указание в Евангелии о различии жизни в мире и жизни в монастыре такими словами Господа: то любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня (Мф. 10, 37), а если оставит отца или мать, и жену, и детей, и братьев, и сестер, и все, что имеет, получит во сто крат и наследует жизнь вечную (см. Мф. 19,29), т. е. еще в настоящей жизни вместо пяти или семи братьев и сестер будет иметь сто или более сестер или братьев, как вы и видели в Оптиной пустыни и в Казанской женской общине.
Пишете, что многих из сестер этой общины вы видели и говорили с ними, и удивляетесь, и недоумеваете, через что они получили спокойствие духа. Отвечаю: через то, что они отреклись от мирских забот и от своей воли и делают все и поступают по духовному совету, с откровением своей совести, и своих поступков, и намерений, и сердечных помышлений духовному наставнику и наставницам.
Несправедливо некоторые толкуют вам, что удаление в монастырь есть проявление малодушия, боязнь борьбы, тогда как поступающие в монастырь должны поступать на борьбу с врагом с мужеством, и с верой, и надеждой на милость и помощь Божию.
Из всего сказанного вы можете видеть различие жизни в мире и жизни в монастыре. Считаю нелишним объяснить вам, что мужчины в настоящее время так же, как и в древние времена, могут буквально исполнить евангельское слово Господа: Продай имение… и раздай нищим… и следуй за Мною (см. Мф. 19,21). Говорю это о мужчинах, поступающих в монастырь. Женскому полу так нельзя. Для них требуется обеспечение и в монастыре, чтобы было на что иметь келью и себя содержать. В мужских штатных монастырях дается живущим жалование из доходов, а в общежительных дается и одежда, и обувь, и общая трапеза, а в женских монастырях, как показывают примеры, неудобно всего этого иметь от монастыря, а приходится прибавлять и свои средства и по слабости телесной или по воспитанию, и по другим причинам (прп. Амвросий, 1).
Пишешь, что был тебе толчок, а потом оттуда же и милости пошли: родственник твой берется устроить тебе пенсию. Это бы хорошо. Но потом пишешь, что он предлагает тебе все удобства к жизни, только чтобы ты оставила мысль идти в монастырь. Не знаю почему, но сдается мне, что от этих «удобств к жизни» ничего не может быть хорошего и гораздо лучше тебе жить в твоем неопределенном положении и потерпеть еще, выжидая воли Божией. Г. писала тебе, что она не пошла бы в монастырь, если бы ты с ней осталась жить. А я тебе скажу, что я думаю напротив. Потом ты и о себе говоришь мне: «Если бы не вы, я бы не решилась тоже идти в монастырь».
Никто вас не понуждает идти в монастырь. Живите только по заповедям Господним, как учит Евангелие; и кто из вас будет жить по-христиански, тому, думаю, рано или поздно, а в свое время само собою придется поступить в монастырь. Когда придется, это Богу одному известно, но советую остерегаться всех предлагающих мирские удобства и выгоды с тем только, чтобы оставить монастырь и жить с ними. Эти люди и толчками, и приманками не перестанут беспокоить всех желающих поработать Господу искренно. От скорбей и мир не избавляет (прп. Амвросий, 1).
Писала ты, что приходил какой-то человек, от которого слышался смрад и зловоние, и после восстала на тебя сильная брань, а ты его неосторожно пустила в свою келью и спрашиваешь меня, кто это такой?! Просто человек, одержимый различными страстями, но, думаю, подосланный к тебе попущением вражиим. Ты испытала эту брань, а сестра N. испытала сильную и долгую брань после того, как мирская женщина посидела на ее кровати. Вперед обе будьте осторожны в приеме мирских людей, презирая все благовидные к тому предлоги… Время всякой вещи (Еккл. 3, 1). Время принимать людей и время не принимать (прп. Амвросий, 3, ч.3).
Устройство женской больницы при женской обители, а мужской при мужской – дело христианское и приличное, но кто измыслил брать или посылать из женских обителей инокинь, особенно юных, в общественные больницы, тому нельзя ожидать благого воздаяния от Господа, а скорее противного, потому что ни в древнеотеческом предании, ни в святых отеческих писаниях примеров этому не видим, а напротив, в писаниях преподобного Макария Египетского (в беседе 27 в главе 15) читаем пример разительный, сопротивляющийся новому учреждению. Он повествует, что некто во время гонения предал на мучение тело свое, был повешен и строган, потом ввергнут в темницу и что ему по вере прислуживала одна инокиня, и он, сблизившись с нею, будучи еще в темнице, впал в блуд! Если от сближения и с исповедником, потерпевшим мучения, инокиня не осталась цела, а подверглась не только душевному вреду, но и падению, и еще в древнее время, то чего же можно ожидать от подобных обстоятельств в наше последнее, слабое время? Приводим сей пример кроме вышеозначенного и вопреки новому измышлению посылать монахинь из монастырей в больницы для практики, на случай войны, на том же положении, как существующие теперь общины сестер милосердия. Никак нельзя согласиться с тем мнением, что будто бы дело вполне христианское и полезное посылать невест Христовых, особенно юных, из мирных обителей в общественные больницы для служения грешным телам с получением вреда для их душ (прп. Амвросий, 3, ч. 2).
Пишешь, что тебе жить тяжело! Да ведь ты обрекла себя на это! Неразумная Д.! ты смотришь на мелочные вещи, а великих не смотришь. Ты в безумии завидуешь деревенским бабам, которые наслаждаются деревенскими благами: мужьями, песнями, плясками и пр., а того и в разум не возьмешь, что ты идешь по тому пути, которому завидовали и которого искали богачки, знатные, княжны и царицы. Вспомни великомученицу Варвару! Вспомни святую Евфросинью. Вспомни даже тех, кои насладились и пресытились мирскими наслаждениями, величайших красавиц и богатейших – Пелагию и Евдокию. Чего у них не было? Сундуки золота и жемчуга! Князья за ними ухаживали! Но, как мудрые, они все побросали и пошли на посты и злострадания в монастырь. Терпи и ты и веруй – наследишь с ними вечное Царство со Христом и всеми святыми (прп. Анатолий, 18).
Какой тебе демон нашептал, что мирская жизнь лучше монашеской? Да ты видела ль, сколько там скорбей, нужд, браней, драк, раздоров, пьянства, бесчиний (прп. Анатолий, 18)?
Что ты поступила в монастырь – это благо, и всегда благодари за это Бога. Конечно, диавол не перестанет смущать тебя, что в миру жить лучше. Но мы должны слушать Бога, Ангелов, а не диавола (прп. Анатолий, 18).
Слышу я, что ты все покашливаешь, и погуливаешь, и далее до церкви доходишь. Только кельи-то твои не успокаивают тебя. Все шум да досаждения. Так приходит, что, кажется, в мир бы ушел, потому – там хорошо. Там больных все очень любят и за ними ухаживают. И вообще в миру любовь к ближним, покой, радость, во всем довольство – просто блаженство. Не так ли, М.? Цыпленок ты! Просто цыпленок. А безмозглой курицы не стоишь!
Кто тебе сказал, что в миру люди лучше и скорбей меньше? Ведь ты была моложе, здоровая, малосмысленная; все тебе нравилось, а теперь ужели ты думаешь, мирская жизнь такая же розовая? Нет, М., ты судишь, как дитя. А диавол пользуется твоим глупеньким разумом и надувает тебя мнимыми удовольствиями, где их нет. Святитель Димитрий поумней и поопытней тебя, да еще великий учитель Российской Церкви – что говорит о мирских удовольствиях и заманчивых обещаниях? Он говорит: «Мир обещает злато, а дает блато!» Вот тебе твой мир-то! Поверь ему! Да больному и в царских чертогах томно и нестерпимо. А здесь по крайней мере есть великая, ничем не покупаемая надежда, что Господь наградит нас за все наши болезни, за каждую болячку, за каждую скорбь, за каждый вздох! Веришь мне? Будь же мирна! Будь рассудительна! Будь же благодарна Богу! Ведь если бы ты своим куриным умом могла хоть тысячную долю увидать от тех благ, которые отложены милосердым Господом за болезни и скорби Его возлюбленным невестам-монахиням, ты бы ужаснулась и отдала себя всю на сожжение в огонь (при. Анатолий, 18).
А что враг рисует тебе мирскую жизнь и супружество – это его обычное дело. И в древние, и в нынешние времена блуд и мнимый покой мирской суть самые первые орудия диавола против монахов. Но когда ты увлекаешься ими и после каешься, Бог не поставит тебе этого во грех (при. Анатолий, 18).
С монахов, правда, больше спрашивается, но и миряне не святее оттого, что с них не спрашивается. Впрочем, заповеди евангельские писаны как для монахов, так и для мирян. Дурное – везде дурно, а хорошее – везде хорошо: и в миру, и в монастыре (прп. Анатолий, 18).
Мирские кишат и не разумеют, что они кишат, как черви, роясь в грязи, а только смотрят на чужие немощи и судят монахов как непотребных, тогда как сами и понятия не имеют о монашестве. Да и о Боге-то и будущей жизни мекают по давно прочитанным книгам, а то и просто с ветру (прп. Анатолий, 18).
Письмо твое читал и утешился, что не скучаешь в монастыре. Для малоумных и малодушных вся жизнь, все радости – мир сей. А для сынов и дщерей Вышнего Иерусалима мир сей – темница. Обман, прельщение – вот его радости и сладости! Исаак Сирин пишет: «Мир сей блудница есть, когда выносят человека из дому его, тогда познает, что мир блудница есть». Узнаешь, но поздно. И потому блаженны, стократ блаженны вовремя познавшие лесть мира и диавола и поспешившие с мудрыми девами войти в невестник Небесного Жениха (прп. Анатолий, 18).
Прежде я не понимал, что делается в миру, а теперь, когда приходится мне сталкиваться с ним, он поражает меня своей крайней сложностью и безотрадностью. Правда, бывают радости, но они мимолетны, мгновенны. Да и какие это радости? Самой низшей пробы… А у нас блаженство, даже немножко как бы похоже на рай. Бывают, конечно, и скорби, но это временно (прп. Варсонофий, 20).
И в миру можно спастись. Хотя неудобно это, так как весь уклад мирской жизни не приближает, а отдаляет от Бога.
Царствует в мире дух века сего. Порок там ничем не удерживается. Какое, например, безобразие в Москве, особенно в праздники. Целомудренной девушке и по улица-то проходить страшно; в витринах выставлены такие скверные картины и статуи, что, глядя на них, чувствуешь, как оскорбляется чувство стыдливости и целомудрия. Впрочем, есть люди, живущие в миру по-монашески, к которым не пристает мирская грязь, душа же их нераздельно принадлежит Господу. Это те, о которых сказал Лермонтов: «Они не созданы для мира, и мир был создан не для них» (прп. Варсонофий, 20).
Некоторые спасаются в монастырях, иногда их упрекают в эгоизме. «Подумайте, – говорят, – такой-то поступил в монастырь! Он делал в миру столько добра, то-то и то-то, так много приносил пользы и вдруг все бросил. Это просто грех!» Не слушайте подобных речей. Если Господь призывает человека на служение Себе в иноческом чине, то надо все бросить и последовать призыву Божию. Впрочем, и в миру спасаются, но с большим трудом. В житиях святых рассказывается про двух сестер, из которых одна пошла в монастырь, а другая вышла замуж, и обе они спаслись. Правда, та, которая пошла в монастырь, получила высшую награду от Господа, но спасение получили обе. Но как спастись в миру, когда там так много соблазнов? Апостол говорит: Не любите мира, ни того, что в мире (1 Ин. 2,15). Впрочем, здесь нужно оговориться: под словом «мир» подразумевается не вселенная, а все низменное, пошлое, скверное, греховное. Можно жить и в миру, и вне мира (прп. Варсонофий, 20).
Спастись, живя в миру, можно, только… осторожно! Трудно. Представьте себе пропасть, на дне которой клокочет бурный поток, из воды то и дело высовывают свои головы страшные чудовища, которые так и разевают свои пасти, готовясь поглотить всякого, кто только упадет в воду. Вы знаете, что непременно должны перейти через эту пропасть, и через нее перекинута узенькая, тоненькая жердочка; какой ужас-то, а вдруг жердочка сломится под вами или голова закружится, и вы упадете прямо в пасть страшного чудовища. Страшно-то как! Можно перейти по ней безопасно, с Божией помощью, конечно, все возможно, а все-таки страшно, – и вдруг вам говорят, что направо в двух-трех шагах всего устроен через эту пропасть мост, прекрасный мост на твердых устоях. Зачем же искушать Бога, зачем жизнью рисковать – не проще ли пройти тем безопасным путем? Вы поняли меня?
Пропасть – это житейское море, через которое нам всем надо перебраться, жердочка – путь мирянина, мост, со всех сторон огражденный, твердый и устойчивый – монастырь (прп. Варсонофий, 20).
Сильно работает диавол, желая отвлечь людей от служения Богу, и в миру он достигает этого легко.
В монастыре же ему труднее бороться, оттого дух злобы так ненавидит монастыри и всячески старается очернить их в глазах людей неопытных. А между тем не погрешу, если скажу, что высшего блаженства могут достигнуть только монашествующие. Спастись в миру можно, но вполне убелиться, омыться от ветхого человека, подняться до равноангельской высоты, до высшего творчества духовного в миру невозможно, т. е. весь уклад мирской жизни, сложившийся по своим законам, разрушает, замедляет рост души. Потому-то до равноангельской высоты вырастают люди только в лабораториях, называемых монастырями (при. Варсонофий, 20).
Вопрос:
– Я, батюшка, теперь начинаю бояться мира…
Ответ:
– Это ничего. Это спасительный страх. Вы ушли от этого ужасного чудовища – мира, и Бог даст, совсем отойдете от него. Один раз я видел сон. Иду будто бы я по лесу и вижу: лежит бревно. Я спокойно сажусь на него и вдруг чувствую, что бревно шевелится. Я вскочил и вижу, что это огромный змей. Я скорее бежать. Выбегаю из леса, оборачиваюсь и вижу, что весь лес горит и вокруг него, кольцом охватывая его, лежит змей… «Слава Тебе, Господи, что я убежал из леса, что бы со мной было, если бы я остался в лесу!» И сон этот был для меня непонятен. Потом мне один схимник растолковал этот сон. Лес – это мир. В миру грешат и не чувствуют, не знают, что грешат. В миру и гордыня, и лесть, и блуд, и воровство, и все пороки. Да и я жил так и не думал о том. Вдруг я увидел, что если так продолжать жить, пожалуй, погибнешь, ибо за гробом жизнь или благая для благих, или вечная ужасная мука для грешных. Я увидел, что чудище шевелится, что опасно на нем сидеть. И вот когда я отошел от мира и смотрю на него из монастыря, то вижу, что весь мир горит в своих страстях. Это то «огненное запаление», про которое говорится в Великом каноне Андрея Критского (прп. Варсонофий, 20).
От разных мест в поисках Христа съехались сюда вы, детки мои. Да вознаградит вас Господь за это и пошлет мир и радость о Духе Святе в ваши сердца. Блаженны вы, что возлюбили Господа и проводите сей великий праздник Рождества Христова в стенах святой обители. Мир теперь погружается в пороки и беззакония, и многие гибнут безвозвратно, вы же здесь безопасны, в таком святом пристанище, в гостях у Матери Божией. Это Ее Материнскими молитвами и заступничеством попали вы сюда. Благодарите Бога, что Он сохраняет вас от бед и напастей. А может быть, кто-нибудь из вас впоследствии лет и сподобится ангельского чина. Я не зову вас в монастырь, и в миру можно спастись, только Бога не забывать, но в монастыри идут для достижения высшего совершенства.
Правда, здесь больше искушений, но зато дается и большая помощь от Господа.
Один святой хотел узнать, как Господь помогает инокам, и ему было видение – он видел инока, окруженного целым сонмом Ангелов с горящими светильниками. Говорят, в миру искушений меньше, но представим себе человека, за которым гонится злодей. Положим, он успел ускользнуть от него, но тот грозит ему издали кулаком со словами: «Смотри, только ты попадись мне».
Положим, идет человек, и на него нападают целой толпой враги, бежать некуда, и вдруг, откуда ни возьмись, полк солдат бросается в защиту ему, и враги разбегаются с окровавленными физиономиями. Не правда ли, пожалуй, последний находится в большей безопасности, чем первый?
Так и в обители: хотя враг нападает сильнее, но близ есть благодатная сила Божия. В монастыре – труды, но и высокие утешения, о которых мир не имеет ни малейшего представления. Трудно положить начало благое, а когда оно уже положено, то затем становится легче и отраднее работать Богу окрыляемым надеждой на спасение (прп. Варсонофий, 29).
Да, тяжело спасать в миру, но все-таки возможно.
Есть разные пути ко спасению. Одних Господь спасает в монастыре, других – в миру. Святитель Николай Мирликийский ушел в пустыню, чтобы там подвизаться в посте и молитве, но Господь не благословил его остаться там. Явившись святому, Господь велел ему идти в мир: «Это не та нива, на которой ты принесешь Мне плод», – сказал Господь. Таисия, Мария Египетская, Евдокия также не жили в монастырях.
Везде спастись можно, только не оставляйте Спасителя. Цепляйтесь за ризу Христову, и Христос не оставит вас (при. Варсонофий, 29).
Вот цель всей жизни земной – наследовать жизнь вечную, ту жизнь, где не будет труда, не будет воздыхания и никакой скорби.
Для достижения этой вечной жизни идут в монастыри. Впрочем, я никого не зову в монастырь и не говорю, чтобы спасение не было возможно и в миру. Только не могу не заметить, что взоры всех лучших людей устремлялись именно к монашеству. Не буду приводить мнения учителей Церкви, воспитавшихся в монастырях. Обращу ваше внимание на творения великанов светской литературы. Возьмем представителя протестантского народа, гиганта человеческой мысли, Шекспира, и посмотрим, что говорит он о жизни в миру. Устами героя одного из лучших своих произведений, Гамлета, так аттестует он мир: «Мир – это старый сад, заросший сорной травой», – согласитесь, не очень лестная характеристика мира. А затем прибавляет, обращаясь к Офелии: «Офелия, иди в монастырь!»
Вот как отнесся Шекспир к миру и монастырю. Но иные говорят, что монашество не установлено Господом, что в Евангелии нет указания на него. Это неверно. Кто может вместить, да вместит (Мф. 19, 12), – говорит Господь именно о жаждущих высшей духовной жизни.
Спастись молено и в миру, но высшее совершенство достигается в монастырях. И в Писании сказано: неженившийся печется, как угодить Господу, а женившийся печется, как угодить жене (см.: 1 Кор. 7, 32–33). Вот и разница между миром и монастырем. И снова повторяю – я не зову в монастырь, и в миру много путей, которые ведут к Богу. Вот, например, достопочтимейшая Елена Андреевна (Воронова) всю жизнь свою посвятила служению несчастным, отверженным людям, ездит по тюрьмам, утешает арестантов, служит им, беседует с ними и старается разбудить в них заглохшее чувство любви к Богу и ближним. Святое это дело, несомненно, и спасая других, и сама она спасается. Иные посвятили свою жизнь служению больным – и это великое дело. Иные учительствуют – тоже великое дело быть при детях, сеять в их сердцах семена Божией истины, насколько это в силах их, насколько они сами поняли и усвоили ее. А иные, может быть, не удовлетворяясь этим своим служением, захотят достичь высшего совершенства, порвать связи с миром и вступить в святую обитель – и исполнят это, если только их желание угодно Господу (при. Варсонофий, 29).
У художников в духе всегда есть жилка аскетизма, и чем выше художник, тем ярче горит в нем огонь религиозного мистицизма. Пушкин был мистик в душе и стремился в монастырь, что и выразил в своем стихотворении «К жене». И той обителью, куда он стремился, был Псковский Печерский монастырь. Совсем созрела в нем мысль уйти туда, оставив жену в миру для детей, но и сатана не дремал и не дал осуществиться этому замыслу.
Замечу вообще, что стоит кому-нибудь принять твердое решение уйти в монастырь, как сатана начинает против такого человека ряд козней. Отсюда прямо видим, что монашество для сатаны – вещь довольно неприятная. Конечно, про нас, монахов последних времен, нельзя сказать, чтобы мы имели особенно деятельную борьбу с врагом – какие уж мы монахи.
Но все же боремся, как можем. А в миру борьба эта давно забыта, сатана диктует законы миру, и он слепо идет за ним.
Не подумайте, что, говоря так, я вас зову в монастырь. Нет! Я хочу только сказать, что, и живя в миру, нужно не забывать Бога, не терять общения с Ним, а пока не порвана эта связь, не нарушено Богообщение – жива душа человека, хотя бы и впадала она в грехи (при. Варсонофий, 29).
Сижу я в храме, особенно в Предтечевом и Макарьевском, мир, тишина кругом, лампадки теплятся перед святыми иконами, бдение еще не начиналось. Тихо и чинно входят братия, молятся и молча садятся на свои места в ожидании службы. Какая мирная картина! Так хорошо здесь… А там, за оградой, – суета, пустота, хотя все бегают, о чем-то заботятся, все заняты. Это еще ничего. А может быть, сейчас где-нибудь происходят убийства, грабежи, ссоры, насилия, дикие оргии пьянства и разврата. Какое забвение Бога, существования души, загробной жизни! Прежде и я находился в этом круговороте: и жил, и мог жить такой жизнью! А теперь (как благодарить Господа, не знаю) я здесь, в тихом Скиту. Воистину дивно, как Господь оторвал меня от этого страшного чудища-мира (при. Никон, 32).
Недавно я получил письмо от одного знакомого студента Московского университета. Он был прельщен спиритизмом, потом, по милости Божией, он бросил его. Господь избрал меня и Иванушку орудием в этом деле. Я уничтожал даже все вещи, употреблявшиеся при сеансах. Была привезена из Успенского собора святыня, отслужен молебен. Я думал, он уже твердо стал на ноги. Но, получив письмо, вижу, что он снова в ужаснейшей прелести: он сладостно молится, видит Самого Христа, видит кресты с Распятием и тому подобное.
Я показал батюшке [Варсонофию] письмо.
– Страшное письмо, – сказал батюшка, прочитав его. – Мне подумалось, что Господь приездом вашим в Скит отвел вас и от него (студента). И прежде трудно было жить в миру, а теперь почти совсем невозможно. Или неверие и беспечность, или прелесть, если кто старается жить по вере. Благодарите Бога, что вы здесь (при. Никон, 32).