Хоть и удостоил Господь через нашу обитель быть выходу в свет трудов блаженного старца Паисия, переведенных им отеческих душеполезных книг, но мы не смеем этого приписывать себе, а вам известно, кто и каким образом споборствует в этом деле, а мы только служим малым орудием к этому. И самое надписание «Издание Оптиной Пустыни» приводит в стыд и страх, а особо когда посмотришь на свою душевную скудость, а другие мнят нас быть нечто, взирая на издание (прп. Макарий, 20).
Когда-нибудь кто-нибудь прочтет ту или другую книгу и – душевная польза одного человека вознаградит все наши труды. Наше дело – сеять, Бог даст, когда-нибудь будут и плоды (прп. Моисей, 23).
Если за чашу студеной воды не лишается человек от Господа мзды, то кольми паче вы за участие свое в добром деле этом [книгоиздательстве], удостоитесь многой милости Божией, ибо чтение отеческих книг есть питие, не тленное, а живое, вразумляющее и спасающее человека (прп. Антоний, 20).
На вопрос ваш о колдовстве отвечаю, что на право живущих и волю Господню творящих враг не имеет силы подействовать, когда уже он целым легионом не смел сам войти в стадо свиное, а просил на это позволения у Господа нашего Иисуса Христа, изгнавшего из человека тот легион, то после этого что причинит человеку, когда Господь не попустит или в наказание за грехи, или к испытанию веры? (прп. Макарий, 20).
Писанием вашим… изъясняете скорбь вашу о неблагонамеренности одной женщины, жены купца, снявшего у вас для срубки лес, будто бы она колдунья и имеет способы портить людей, почему вы опасаетесь пустить их водвориться на долгое время в вашем владении и просите на это моего совета. Я уверен, что вы убеждены в том, что без воли Божией и волос с головы нашей не пропадет (Лк. 21,18) и что бесы не смели без повеления Господня и во свиней войти, то и в этом случае должны быть уверены, что ни злой дух, ни человек, ни зверь, ни иное что вредящее может нам что соделать, если не будет попущено от Бога по праведным судьбам Его или к искушению, или к наказанию; предаваясь таким образом с твердой верой в волю Божию, надо стараться об исполнении святых Его заповедей. Но ежели вера оскудевает и находит сомнение, то в таком случае не пожалеть того, что выгодно отдали рощу, лучше отказать и избавить себя и многих немощных, находящихся под влиянием вашим, от такого сомнения и беспокойства (прп. Макарий, 20).
«Смотри, какая картина, – начал батюшка, указывая на луну, светящую сквозь деревья. – Это осталось нам в утешение. Недаром сказал Давид пророк: возвеселил меня творением Твоим (Пс. 91, 5). Возвеселил меня, – говорит он, хотя это только намек на ту дивную, недомысленную красоту, которая была создана первоначально. Мы не знаем, какая тогда была луна, какое солнце, какой свет… Все это изменилось по падении. Изменился и видимый, и невидимый мир» (прп. Варсонофий, 20).
Внешний мир с его красотами благотворно действует на человека, и душа, способная наслаждаться красотой мира, есть душа возвышенная, но человек, достигший совершенства, созерцает в душе своей такую красоту, перед которой видимый мир ничего не стоит. Господь сказал про душу человека, любящего Бога: Мы придем к нему и обитель у него сотворим (Ин. 14, 23). Непостижимо, как это в маленьком сердце помещается Сам Господь, а где Господь, там и рай, там и Царство Божие. Царствие Божие внутрь вас есть (Лк. 17, 21) (прп. Варсонофий, 20).
Нынешний мир есть только слабое подобие мира, бывшего некогда до грехопадения. Есть мир Горний, о красотах которого мы не имеем понятия, а понимают его и наслаждаются им только люди святые. Этот мир остался неповрежденным, но земной мир после грехопадения резко изменился. Это все равно как если бы кто-нибудь лучшее музыкальное произведение, например, Бетховена разделил на отдельные тона, тогда впечатление целого не получилось бы. Или картину, например Рафаэля разорвать на клочки и рассматривать отдельные кусочки – что увидели бы мы? Ну, какой-нибудь пальчик, на другом лоскутке – часть одежды и т. д., но величественного впечатления, которое дает произведение Рафаэля, мы, конечно, не получили бы. Разбейте великолепную статую на части, и впечатления прекрасного не получится. Так и нынешний мир. Некоторые подвижники даже отвращали от него свои взоры. Известен один подвижник, который загородил иконой единственное окно своей кельи, а из него открывался восхитительный вид. Его спросили:
– Как это ты, отец, не хочешь даже взглянуть, а мы не могли налюбоваться и на небо, и на горы, и на Эгейское море с его островами.
– Отчего я закрывают окно, вам не понять, но созерцать красоты мира сего я не имею желания.
Это оттого, что он созерцал красоту Горнего мира и не хотел отвлечь от него своего внимания. Действительно, кто познал высшее блаженство, тот нечувствителен к земным утешениям. Но для этого познания надо иметь высокую душу (при. Варсонофий, 29).
Земля – это место изгнания, ссылки. За уголовные преступления людей осуждают на каторгу, кого на двенадцать, кого на пятнадцать лет, а кого и навсегда, до смерти. Вот и мы провинились, согрешили перед Господом и осуждены на изгнание, на каторгу.
Но так бесконечно любвеобилен Господь, что даже в этом месте изгнания оставил Он нам много красот, много отрады и утешения, которые особенно понимаются натурами, обладающими так называемой художественной чуткостью. Эти красоты здешнего мира только намек на ту красоту, которой был исполнен мир первозданный, каким его видели Адам и Ева. Та красота была нарушена грехом первых людей.
Представьте себе чудную статую великого мастера – и вдруг ее хватили обухом. Что от нее останется? Осколки. Мы можем подобрать их, можем отыскать отдельно шею, часть руки или лица, признаки красоты линий сохранятся и в этих отдельных осколках, но уже не получить нам прежней гармонии, прежней цельности, красоты еще не разрушенной статуи.
Так и грехопадение первых людей разрушило красоту Божиего мира, и остались нам только осколки ее, по которым мы можем судить, как прекрасно все было раньше, до грехопадения. Но придет время всемирной катастрофы, и весь мир запылает в огне. Загорятся земля, и солнце, и луна – все сгорит, все исчезнет, и восстанет новый мир, гораздо прекраснее этого, который видели первые люди. И настанет тогда вечная радостная жизнь, полная блаженства во Христе (прп. Варсонофий, 29).