Когда предстоишь Богу, представляй себя служащим земным властям. Из примера рабов и владык заключай о своем предстоянии. Из примера учеников и учителей познавай, что принадлежит Богу. Из примера земных друзей познавай, как неотлучно должен ты предстоять Богу (1).
Чем же должно обретать благоволение Его? Принеси Ему золото и серебро: если видишь нагого – одень. А ежели у тебя нет ничего такого, то принеси Ему иные дары, честнейшие золота и серебра, – веру, любовь, воздержание, терпение, великодушие, смиренномудрие. Удерживайся от пересудов; блюди очи свои, чтобы не видеть суеты, руки свои, чтобы не делать неправды, ноги свои уклони с худого пути. Утешай малодушных, будь сострадателен к немощным, подай чашу студеной воды жаждущему, дай ломоть хлеба алчущему. Что имеешь у себя и чем Он наделил тебя, то и приноси Ему, ибо и двух лепт вдовьих не отверг Христос (1).
В благорасположении не будь пристрастен и не возбудишь к себе ненависти (1).
Может быть, скажет кто-нибудь, что страсти естественны и предающиеся страстям не подлежат обвинению. Будь внимателен к себе самому, чтобы не возвести тебе обвинение на прекрасное создание благого Бога, ибо Он сотворил все… хорошо весьма (Быт. 1, 31) и украсил природу всеми благами. Поэтому алчет ли кто – не обвиняется, если вкусит умеренно, потому что взалкал по природе. Подобным образом, жаждет ли кто – не обвиняется, если пьет в меру, потому что жажда естественна. Спит ли кто – не обвиняется, если спит не без меры и предается сну не по изнеженности, так чтобы привычкой к непомерному сну препобеждалась природа, потому что природа и привычка служат провозвестниками той и другой стороны: природа показывает рабство, привычка же означает произволение, а человек состоит из того и другого. Произволение, будучи свободно, есть как бы земледелатель какой, прививающий к природе нашей и худые, и добрые навыки, какие ему угодно. Худые навыки прививает оно следующим образом: голодом – чревоугодие, жаждой – многопитие, сном – изнеженность, воззрением – худую мысль, истиной – ложь. А подобно этому и благие добродетели прививает следующим образом: пищей – воздержание, жаждой – терпение, сном – неусыпность, ложью – истину, воззрением – целомудрие. Произволение наше, по сказанному, как земледелатель, во мгновение ока искореняет худые навыки, прививает же доброе, преодолевая природу. Природа – это земля, нами возделываемая; произволение – земледелатель, а Божественные Писания – советники и учители, научающие нашего земледелателя, какие худые навыки ему искоренять и какие благие добродетели насаждать. Сколь бы ни был наш земледелатель трезвен и ревностен, однако же без учения Божественных Писаний он и не силен и не сведущ, потому что законоположение Божественных Писаний дает ему разумение и силу, а вместе с тем от собственных ветвей своих и благие добродетели, чтобы привить их к древу природы: веру – к неверию, надежду – к безнадежности, любовь – к ненависти, знание – к неведению, прилежание – к нерадению, славу и похвалу – к бесславию, бессмертие – к смертности, Божество – к человечеству. А если земледелатель наш по высокомерию своему вздумает когда-либо оставить учителя и советника своего, то есть Божественные Писания, то начинает действовать погрешительно, отыскивает лукавые мысли, сводит вместе бессмысленные навыки и к природе прививает не свойственное ей: неверие, неведение, ненависть, зависть, гордыню, тщеславие, славолюбие, чревоугодие, любопрение, прекословие и многое другое подобное, потому что, оставляя Законодателя, и сам бывает Им оставлен. Если же, раскаявшись, осудит сам себя, припадет к Законодателю и скажет: «Согрешил я, оставил тебя», – то Законодатель по свойственному
Ему человеколюбию немедленно примет его, подаст ему разумение и добрую силу опять снова возделывать ниву природы своей, искоренять в ней худые навыки и вместо них насаждать благие добродетели. А сверх того, даст ему венцы, осыплет его похвалами. Например, по природе человек алчет, но воздерживается; жаждет, но также терпит; имеет желания, но сохраняет целомудрие; отягчен сном или одержим леностью к славословию Владыки, но, бодрствуя, сам себя принуждает к Божию песнопению, и за это увенчивается, как преодолевший природу и стяжавший добродетели (1).
Если Милосердый врачует кого-либо, то не требует от него иного воздаяния, кроме сетования, слез и исключительной любви. От того, кто просит оставления грехов, Он требует только произволения, потому что произволение заменяет собой всесожжения и жертвы (2).
Помилование зависит не от желающего и не от подвизающегося, но от Бога милующего (Рим. 9, 16). Ведь прежде чем появилась воля и начались личные подвиги, уже открыто было избрание Промысла Божия (4).
Более всего старайся сделать себя простым и во всем ровным (1).
Для принятия заповедей Божиих имей простоту, а для отражения козней противника – хитрость (1).
Старайся, чадо, всегда быть простосердечным и искренним и не держи одно на сердце, а другое в устах, потому что это – коварство (1).
Всякий проступок недалек от простоты, и всякий грех близок к хитрости. Но простота и благоразумие взаимно украшают друг друга. Простота у слова хитрого отнимает острый вкус, а благоразумие служит приправой слову простоты. Пусть хитрость будет проста, а простота – хитра. А если не соединены они вместе, то обе ни к чему не годны, потому что в одной нет вкуса, а в другой – любви. Если же сопряжены между собой, то обе имеют высокую цену. Их можно уподобить двум рукам: когда действуют они порознь – то бессильны, а когда действуют совокупно – тогда имеют силу над миром, покоряют себе море, подчиняют сушу, расплавляют и в жидкость обращают мед, мягким делают железо, засыпают глубины и превращают в холмы, пробивают и делают низкими горы (3).