Позаботимся освободить храм – душу и тело – от идолов, от жертвоприношений идолам, от идоложертвенного, от всего, что принадлежит к кумирослужению. Как святой пророк Илия свел на поток Киссов всех жрецов и пророков Бааловых и там предал их смерти, так и мы погрузимся в плач покаяния и на блаженном потоке этом умертвим все начала, принуждающие сердце наше приносить жертвы греху, все оправдания, которыми оправдывается, извиняется такое жертвоприношение. Омоем алтарь и все, что окружает его, слезами, удвоим, утроим омовение, потому что нечистота душевная для омытия своего требует обильнейших слез. Алтарь да будет устроен из камней во имя Господне – из ощущений, заимствованных единственно из Евангелия, да не будет тут места для ощущений ветхого человека, как бы они ни казались невинными и изящными (см. 3 Цар. 18). Тогда великий Бог низведет свой всесвятой огонь в сердца наши и сделает наши сердца храмом благодатной молитвы, как Он изрек Божественными устами Своими: дом Мой домом молитвы наречется (Мф. 21,13). (2)
Без всякого сомнения, превосходнейшее по достоинству своему из всех зданий земных есть храм, или дом Божий, церковь, слова эти тождезначущи. Хотя Бог присутствует повсюду, но в церкви присутствие Его проявляется особенным образом, самым ощутительным и самым полезнейшим для человека. Тогда только явление Бога еще полезнее и еще ощутительнее для человека, когда человек сам сделается храмом Божиим, сделавшись обителью Святого Духа, подобно апостолам и другим величайшим святым. Но такого состояния достигают весьма редкие из христиан. И потому, оставляя до другого времени беседу о нерукотворенном, богозданном, словесном храме Божием – человеке – и о богослужении, какое в нем должно отправляться, побеседуем теперь о вещественном Божием храме…
Божий храм есть земное небо: «в храме славы Твоея Господи стояще, на небеси стояти мним», – воспевает Святая Церковь. Храм есть место общения Бога с человеками: в нем совершаются все христианские Таинства. Божественная Литургия и хиротония не могут быть совершены нигде, как только в храме. И прочие таинства также должны быть совершаемы в храме: по крайней нужде допускается совершение их, особенно исповеди и Елеосвящения, в домах. Денно и нощно храм Божий оглашается славословием Бога; для слов мира сего в нем нет места. Все в храме Божием свято: и самые стены, и помост, и воздух. Постоянно хранит его Ангел Божий; Ангелы Божии и святые торжествующей Церкви нисходят в него. Присутствие в таком священном здании составляет величайшее счастье для земного странника. Святой пророк Давид хотя был царь, хотя имел обширные и великолепные палаты, хотя обладал всеми средствами земного наслаждения и увеселения, но, как бы рассмотрев все и оценив все должным образом, сказал: одного просил я у Господа, и сего (только) буду искать: чтобы пребывать мне в доме Господнем во все дни жизни моей, созерцать мне красоту Господню и посещать святой храм Его (Пс. 26, 4). Это произнес устами Давида Святой Дух. Кто во время земной жизни будет по возможности часто посещать храм Божий, как бы жить в нем, тот, разлучившись с телом, весьма удобно перейдет для вечного празднования в небесный, нерукотворенный храм, которого зиждитель – Бог. В храме мы и молимся, и назидаемся, и очищаемся от грехов, и сообщаемся с Богом.
Пример посещения храма Божия показал нам Спаситель (см. Ин. 7, 14), показали и святые апостолы (см. Деян. 3,1). Христиане всех времен признавали тщательное посещение храма Божия своей неотложной обязанностью. Святой Димитрий Ростовский уподобляет посещение храма во время всех отправляемых в нем молитвословий царской дани, которую каждый ежедневно должен выплатить.
Если присутствие при каждом богослужении, совершаемом в церкви, признается святым пастырем непременной обязанностью каждого благочестивого христианина, тем более такое присутствие есть священная обязанность инока. От дани увольняются нищие по нищете своей, и от постоянного хождения в церковь увольняются больные, удерживаемые недугом в келье своей. От дани свободны сановники царя, и от постоянного хождения в церковь свободны преуспевшие иноки, упражняющиеся в умственных подвигах и пожинающие от них обильный плод, долженствующий быть скрытым от людей. От дани свободны воины и все находящиеся в царской и государственной службе, от постоянного хождения в церковь свободны иноки, занятые во время богослужения послушаниями. Блюди, чтобы под предлогом послушания или келейного занятия умственным подвигом, или даже мнимой немощи не подействовала тайно и с оправданием кознь диавола, который ненавидит молитву, как матерь добродетелей и как меч, сокрушающий лукавых духов, который употребляет все усилия и все средства, придавая этим средствам всевозможную благовидность, чтобы отвлечь человека от молитвы, обезоружить, обезоруженного погубить или уязвить. (2)
Спасительный образ посещения храма Божия мы видим в представленном нам Евангелием посещении храма мытарем (см. Лк. 18, 10–14). Мытарь встал в глубине храма, не считал для себя позволительным возвести глаза к небу, но ударял в грудь, говоря: Боже, будь милостив ко мне грешнику (Лк. 18,13)! Мытарь вышел из церкви, привлекши к себе благость Божию. И ты, придя в церковь, если не имеешь какого послушания в ней, встань сзади, в скромном углу или за столпом, чтобы тебе самому не развлекаться и чтобы твое благоговение не было выставлено на позор другим, устреми око ума к сердцу, а телесное око к земле и помолись Богу в сокрушении духа, не признавая за собой никакого достоинства, никакой добродетели, признавая себя виновным в бесчисленном множестве согрешений, ведомых тобой и неведомых. Мы очень много согрешаем и в неведении, и по причине нашей ограниченности, и по причине повреждения природы нашей грехом. Божественное Писание говорит: сердца сокрушенного и смиренного Бог не уничижит (Пс. 50, 19). И ты, если помолишься с сознанием греховности и нищеты своей, то Бог услышит из храма святого Своего голос твой, и молитвенный вопль твой к Нему проникнет в уши Его (Пс. 17, 7). Он прольет на тебя свою богатую милость. Если ты имеешь какую-либо обязанность при храме, то исполняй ее с величайшим благоговением и осторожностью, как служащий Богу, а не человекам.
Вместе с упомянутым мытарем, повествует Евангелие, взошел в церковь для молитвы фарисей. Как лицо со значением, фарисей встал на видном месте. Вероятно, у него была мысль – она обычна всем фарисеям – принести назидание присутствующему народу своим благоприличным стоянием и молением. Тщеславие он вменял не опасным для себя, как преуспевший в добродетели, а некоторое лицемерие извинительным в видах общей пользы. В чем же заключалась молитва фарисея? Он, во-первых, прославил Бога. Начало хорошее. Но вслед за тем принялся исчислять не благодеяния Божии, а свои заслуги и доблести, так что по такому исчислению следовало бы и началу быть иному. Фарисей правильнее бы начал, если бы начал прямо с прославления себя, а не Бога. Бог прославлен только проформой, для некоторого прикрытия гордости. Гордость эта проявилась в осуждении и уничижении ближнего, совесть которого неизвестна была фарисею, сознание которого в грехах привлекло милость Божию. Фарисей, лицемерно прославив Бога, говорил: я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь; пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю (Лк. 18, И). Здесь очевидны: несознание своей греховности, сознание своего достоинства, истекающая из них гордость, высказывающаяся осуждением и уничижением ближнего. Молитва фарисея не была принята Господом, Который в заключение сей притчи сказал: всякий возвышающий сам себя унижен будет, а унижающий себя возвысится (Лк. 14, И). Из этого видно, что каждый желающий, чтобы молитва его была принята Богом, должен приносить ее из сознания своей греховности и крайней недостаточности по отношению к добродетели, должен приносить ее, отвергнув сознание своих достоинств, точно ничтожных перед необъемлемым достоинством Бога, должен приносить ее из сердца, смирившегося перед всеми ближними, из сердца, полюбившего всех ближних, из сердца, простившего ближним все оскорбления и обиды. Я, – говорит молитвенно Богу пророк, – по множеству милости Твоей, войду в дом Твой, поклонюсь святому храму Твоему в страхе пред Тобою (Пс. 5, 8). (2)
Кто хочет спастись, должен хотя понемногу, но часто молиться Богу. В будни молись Богу дома: утром, восстав от сна, на ночь, отходя ко сну, перед обедом и перед ужином. Даже не позавтракай и не поужинай, не вспомнив о Боге и не изобразив на себе крестного знамения. В праздничные и воскресные дни должны принимать участие в общественных церковных молитвах. Ходи к утрени, к всенощному бдению, к Божественной Литургии и к вечерне. Великое счастье для грешного человека, что ему дано посещать церковь Божию: он может умолить Бога, чтобы Бог простил ему грехи и даровал спасение. Давид был славный и богатый царь, был вместе и пророк, но одного просил у Господа: одного просил я у Господа, и сего (только) буду искать: чтобы пребывать мне в доме Господнем во все дни жизни моей, созерцать мне красоту Господню и посещать святой храм Его (Пс. 26, 4). Давид признавал данную ему возможность ходить в церковь особеннейшей милостью Божией: а я, – говорит он, – по множеству милости Твоей, войду в дом Твой, поклонюсь святому храму Твоему в страхе пред Тобою (Пс. 5, 8). (4)
Вождь всех страстей – неверие. Оно отверзает вход в душу и сребролюбию, и честолюбию, и скверным вожделениям, и гневу, и печали, и исполнению зол – отчаянию.
Вождь и дверь всех истинных христианских добродетелей – вера.
Страсти живут тайно в людях, проводящих рассеянную, невнимательную жизнь, по большей части они удовлетворяются ими, по большей части не примечаются ими, по большей части оправдываются, часто признаются за чистейшие, возвышеннейшие добродетели.
Один истинный христианин, постоянно внимающий себе, поучающийся в Законе Господнем день и ночь, старающийся исполнять евангельские заповеди со всей тщательностью, может увидеть свои страсти. Чем более он очищается и преуспевает, тем более страсти обнаруживаются перед ним. Наконец, перед взорами ума, исцеленного Евангелием, открывается страшная пропасть падения человеческого. Христианин видит в себе падение человечества, потому что видит свои страсти. Страсти – знамение греховного смертоносного недуга, которым поражено все человечество. (1)
Всякий православный христианин, если захочет перейти от нерадивой жизни к жизни внимательной, если захочет заняться своим спасением, должен сначала обратить внимание на отношения свои к ближним. В этих отношениях он должен исправить то, что подлежит исправлению, принести искреннее покаяние перед Богом в том, что уже не подлежит исправлению, и предначертать себе деятельность, благоугодную Богу. Половину имения моего, – сказал Господу мытарь Закхей, – я отдам нищим, и, если кого чем обидел, воздам вчетверо. Он услышал радостнейшее определение всеблагого и всемогущего Господа, пребывающего и ныне столько же благим и столько же всесильным: ныне пришло спасение дому сему, потому что и он сын Авраама, ибо Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее (Лк. 19,8-10). Потомок Авраама по плоти признан Богом за потомка в то время, как решился на жизнь богоугодную: из этого следует, что до того времени он не был признаваем, несмотря на право по плоти. И христианин, пока проводит произвольную греховную жизнь, противную евангельским заповедям, не признается христианином, хотя имеет право на это наименование, присовокупившись к святому христианскому племени Крещением. Что пользы в исповедании словами при отвержении делами? Объявлю им, небрегущим об исполнении евангельских заповедей, – обетовал Господь, – Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие (Мф. 7, 23). Для спасения необходимо исполнение всех постановлений Евангелия, хранимых в должной целости единой Святой Православной Церковью. (2)
Не сознающий своей греховности, своего падения, своей погибели не может принять Христа, не может уверовать во Христа, не может быть христианином. К чему Христос для того, кто сам и разумен, и добродетелен, кто удовлетворен собой, кто признает себя достойным всех наград земных и небесных? К чему Христос для того, кто, не имея должных понятий о Боге и человеке, не хочет думать о вечности, но всецело погружен в земные попечения и наслаждения, как бы вечный на земле? (4)
Кто хочет быть истинным христианином, то есть уверовать во Христа, усвоить себе Христа и быть усвоену Христом, тот должен отречься от себя (см. Мф. 16, 24). Он должен признать свои грехи грехами, а правды – смрадным рубищем блудницы – души, вступившей в преступное общение с грехом. (4)
Исполнением животворящих заповедей евангельских поддерживается соединение христианина со Христом (см. Ин. 15,10). Иначе не может член Христов пребывать в единении со Христом, как действуя из Его воли, из Его разума.
Свойственно каждому существу действовать внутри и вне себя сообразно естеству своему. Так и облеченному во Христа новому человеку свойственно мыслить, чувствовать, действовать, как мыслит, чувствует, действует Христос. Водиться мыслями, чувствованиями ветхого человека, хотя б по наружности и добрыми, ему противоестественно.
Руководителем христианина должен быть Дух Святой, как руководители ветхого человека – плоть, кровь и дух лукавый. Первый человек Адам стал душею живущею; а последний Адам есть дух животворящий (1 Кор. 15, 45). Все помышления, чувствования, действия христианина должны проистекать от Святого Духа, а не быть собственными, душевными, по естеству ветхого Адама. Ты достигнешь этого, когда будешь всецело располагать жизнь по заповеданиям Евангелия, по святейшим словам его: слова, которые говорю Я вам, – говорит Господь, – суть дух и жизнь (Ин. 6,63). (4)
Странствует по водам житейского моря, стремится к вечности каждый истинный христианин. На море вещественном не может быть постоянного жилища, на нем живет одно странствование, и на море житейском нет ничего постоянного, нет ничего, что оставалось бы собственностью человека навсегда, сопутствовало ему за гроб. Одни добрые дела его и грехи его идут с ним в вечность. Нагим вступает он в земную жизнь, а выходит из нее, покинув и тело. Не видят этого рабы мира, рабы греха: видит это истинный христианин. Он может быть уподоблен великому кораблю, преисполненному разнообразными духовными сокровищами, непрестанно приумножающему их на пути своем. Богатств этих мир вместить не может: так они велики. Так драгоценны эти богатства, что все богатства мира в сравнении с ними – ничто. Завидует мир этим богатствам, дышит ненавистью к стяжавшему их. Корабль, несмотря на прочность построения и на величину свою, наветуется противными ветрами, бурями, подводными камнями, мелями: каждый христианин, несмотря на то что он облечен во Христа, должен совершить земное странствование среди многочисленных опасностей. Все, без всякого исключения, хотящие спастись, гонимы будут (2 Тим. 3, 12). Стремится корабль к пристани, по пути останавливается только на кратчайшее время, при крайней нужде. И мы должны всеусильно стремиться к небу, в вечность. Ни к чему временному не будем пристращаться сердцем! Да не прилъпнет душа наша к чему-нибудь земному, да не прилъпнет она по действию живущего в нас самообольщения, по действию окружающего нас самообольщения! Падением нашим душа наша унижена до праха, получила влечение ко всему тленному, утроба наша прильпнула земли (Пс. 43, 26), наша духовная сущность, вместо того чтобы ей стремиться к небу и в вечность. Земные служения наши, наши земные обязанности будем нести, как возложенные на нас Богом, исполняя их как бы перед взорами Бога: добросовестно, с усердием, приготовляясь отдать отчет в исполнении их Богу. Да не окрадывают, да не оскверняют этих служений греховные побуждения и цели! Дела земные будем совершать с целью богоугождения, и дела земные сделаются делами небесными. Главным и существенным занятием нашим да будет служение Богу, стремление усвоиться Ему. Служение Богу заключается в непрестанном памятовании Бога и Его велений, в исполнении этих велений всем поведением своим, видимым и невидимым. (4)
Священное Писание свидетельствует, что христиане подобно иудеям начнут постепенно охладевать к откровенному учению Божию, они начнут оставлять без внимания обновление естества человеческого Богочеловеком, забудут о вечности, все внимание обратят на свою земную жизнь; в этом настроении и направлении займутся развитием своего положения на земле, как бы вечного, и развитием своего падшего естества для удовлетворения всем поврежденным в извращенным требованиям и пожеланиям души и тела. Разумеется, такому направлению Искупитель, искупивший человека для блаженной вечности, чужд. Такому направлению отступление от христианства свойственно. Отступление настанет, по проречению Писания (см. 2 Фес. 2, 3). В ослаблении христианства будет участвовать и монашество: член тела не может не принять участия в немощи, поразившей все тело. Предсказали это святые иноки древних времен по внушению обитавшего в них Святого Духа. Когда христианство до крайности умалится на земле, тогда окончится жизнь мира (см. Лк. 18,8). (1)
Будучи причастниками положения святых апостолов, мы дерзаем утверждать, что наше положение блаженнее положения ветхозаветных праведников. Те веровали в грядущего Искупителя, мы веруем в пришедшего и совершившего искупление. Тем обетованы были благодатные дары, мы получили дары в обилии, имеем их в руках, пользуемся ими соответственно произволению нашему. Дародавец и богат, и щедр бесконечно. Если ощущаем недостаток, то в этом виновны мы, единственно мы. Отсутствие ощущения благодатных даров производится слабостью нашей в вере; скажу откровеннее: отвержением ее.
Отчего мы не имеем веры? Оттого, что не принимали, не хотели принять никакого труда к изучению христианства, к стяжанию веры от слуха (см. Рим. 10,17), которой доставляется ясное теоретическое познание христианства, к стяжанию веры от дел (см. Иак. 2, 18), доставляющей деятельное познание христианства. От этих двух познаний возводится стяжавший их, возводится Самим Богом как засвидетельствовавший зависевшими от него и возможными ему свидетельствами искренность желания познать Бога, возводится к таинственному, существенному духовному познанию, всегда соединенному с живой верой. Кто имеет заповеди Мои, – сказал Господь, – и соблюдает их, тот любит Меня; а кто любит Меня, тот возлюблен будет Отцем Моим; и Я возлюблю его и явлюсь ему Сам (Ин. 14,21).
Христианство можно уподобить превосходной обширнейшей гавани, в которой с одинаковым удобством могут приставать суда всех размеров и всех родов устройства. Находит себе приют в этой гавани и смиренный челнок рыбаря, и огромный корабль купца, нагруженный разнообразным товаром, и броненосный исполин, вооруженный бесчисленными средствами разрушения и смерти, и разукрашенная яхта царя и вельможи, назначенная для торжественных и увеселительных поездок. Христианство принимает в недра свои человека во всяком возрасте, во всяком состоянии и положении, при всяких способностях, при всякой степени образования: принимает и спасает. Если устами твоими будешь исповедыватъ Иисуса Господом и сердцем твоим веровать, что Бог воскресил Его из мертвых, то спасешься, потому что сердцем веруют к праведности, а устами исповедуют ко спасению (Рим. 10, 9-10). Кто примет христианство со всей искренностью сердца в лоне Православной Церкви, в которой одной хранится истинное христианство, тот спасется. Все человеки искуплены одной ценой – Христом, и в деле искупления единственное значение имеет искупная цена. Дается она без различия и без лицеприятия за каждого желающего быть искупленным, верующего в значение цены и исповедующего это значение. Исповедание значения искупительной цены есть вместе и отвержение всякого собственного значения и достоинства. Дается искупительная цена при условии самоотвержения. Простейший человек, не имеющий никакого развития по стихиям мира, спасается при посредстве христианства одинаково с ученейшим и с мудрецом. Христианство как дар всесовершенного Бога удовлетворяет преизобильно всех: вера от искренности сердца заменяет для младенца и простеца разумение, а мудрец, который приступит к христианству узаконенным образом (см. 1 Кор. 3, 18), найдет в нем неисчерпаемую глубину, недосягаемую высоту премудрости. В христианстве сокровенно и истинное богословие, и неподдельная психология, и метафизика. Только христианин может стяжать правильное познание, доступное человеку, о человеке, о духах святых и отверженных, о мире, невидимом телесными очами. Из просвещения, доставляемого христианством, образуется то воззрение на ученость человеческую, которое имеет на нее Бог. Мудрость мира сего есть безумие пред Богом… Господь знает умствования мудрецов, помышления, из которых составляется их ученость, что они суетны (1 Кор. 3, 19–20). Помышления эти, или познания, относятся к одному временному и суетному, приводят имеющего их к тщеславию, к гордости, к самообольщению, к погублению жизни в заботах об одном тленном и преходящем, к греховной жизни, к отвержению и забвению Бога и вечности. Когда же человек, не озаренный светом Христовым, дерзнет рассуждать о предметах духовных, тогда ум его блуждает как бы в мрачной беспредельной пустыне и вместо истинных познаний, к приобретению которых он не имеет никакой возможности, сочиняет мнения и мечты, облекает их в темное и хитросложное слово, обманывает ими себя и ближних, признавая мудрость там, где со всей справедливостью должно признать умоисступление и умоповреждение.
Странно, поразительно ослепление и ожесточение тех современников Христа, которые видели Его, слышали всесвятое учение Его, были очевидцами изумительных знамений Его и не уверовали в Него. Стоя за семь столетий как бы на высоте отдаленной горы, удивленный человеческим нечувствием, пророк вопиял к этой многочисленной толпе живых мертвецов: слухом услышите – и не уразумеете, и глазами смотреть будете – и не увидите (Мф. 13,14). Столь же странно и нынешнее неверие многих христианству, сияющему лучами яснейшей истины. Объясняет Писание причину этого неверия, говоря: огрубело сердце людей сих (Мф. 13,15). Оно сделалось плотским, дебелым от плотской жизни; оно сделалось слепым и глухим, оно сделалось мертвым ко всему духовному, к вечному и Божественному.
Изучение христианства доказывает со всей определенностью и решительностью истину его. Убеждение, доставляемое правильным изучением христианства, убеждение в существовании всего невидимого, преподаваемое христианством, гораздо сильнее, нежели убеждение в существовании видимого, доставляемое чувствами. Так верно это убеждение, что тысячи тысяч человек оставили видимое, чтобы стяжать невидимое, не остановились запечатлеть кровью убеждение, не устрашились лютых казней, которыми безумие и исступление пытались исторгнуть у них отречение от их убеждений.
Самый поверхностный взгляд на учреждение и распространение христианства – поразителен. Он возвещает во услышание вселенной, что установление христианства отнюдь не есть установление человеческое, что оно – установление Божественное. Господь, приняв человечество, благоволил явиться не в блеске земного величия – в положении земного уничижения. Он произошел по плоти от царского племени, но племя это давно сошло с высоты царского престола, выселилось из царских чертогов в хижины, вступило в ряды и положение простолюдинов, снискивавших пропитание трудами рук. Не заимствовав ничего от силы и славы человеческой, Богочеловек ничего не заимствовал и от премудрости человеческой. Он был неученым (см. Ин. 7, 15).
Выйдя на проповедь в тридцатилетием возрасте, Он избрал себе двенадцать учеников из той же среды простолюдинов, к которой принадлежал и Сам. Ученики эти были люди простейшие, неученые, безграмотные, младенцы, как называет их Евангелие в отношении к развитию по началам падшего естества (см. Деян. 4,13), – такими представляются лица, долженствовавшие быть основателями христианства.
Что завещает и что предвозвещает этот Учитель этим ученикам? Он завещает им признать в Нем вочеловечившегося Бога, уверить в этом весь мир, обратить весь мир к служению и поклонению Себе, разрушив все религии мира. Он завещает им и всем уверовавшим в Него отречение от наслаждений мира и отречение от себя для веры в Него и для усвоения Ему. О Себе говорит Он, что будет казнен поносной казнью преступников и тогда всех привлечет к Себе. О них говорит Он, что они будут ненавидимы всеми, гонимы, убиваемы, что всех человеков уловят учением своим, преодолев и поправ и сильных, и мудрых земли, что они посылаются как овцы к волкам (см. Мф. 10,16), что из борьбы этой овцы выйдут решительными победителями.
По разуму мира, учреждение христианства чуждо смысла; предположения Учредителя – несбыточная мечта увлеченного воображением и славолюбием; средства и орудия исполнения – ничтожны, странны, смешны; в предприятии, во всех отношениях несообразном ни с чем, видна невозможность его, видно разрушение в соединении с начинанием. Только три года были употреблены Учителем на образование учеников, не принято никакой заботы, чтобы познакомить их хотя бы с грамотностью, необходимой для чтения Священного Писания, не обеспечено ничем их содержание: напротив, им заповедана нестяжательность, а вместо наличных средств к содержанию дано обетование, что Промыслом Божиим будет доставляться им все нужное для временной жизни.
Такое необъяснимое разумом человеческим зрелище созерцается в самом установлении христианства; затем новое, столь же чудное зрелище представляют собой события, последовавшие немедленно за установлением. События начались с Иерусалима, объяли в скорейшем времени вселенную. Богочеловек был распят на древе Крестном. Смертная казнь на кресте в те времена была равнозначна нынешней казни на виселице. На виселице предают смерти тех уголовных преступников, которых хотят обесчестить самим образом смерти. Вися на Кресте, обнаженный, осыпаемый поруганиями Богочеловек начал предсказанное Им покорение человеков; и когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе (Ин. 12, 32). В то время как Он висел на Кресте, распятый подобно Ему разбойник исповедал Его Господом, а стороживший Его сотник исповедал Сыном Божиим. По прошествии десяти дней по вознесении Господа на небо совершилось сошествие Святого Духа на апостолов: они исполнились многообразной премудрости; не знавшие правильно своего языка, неграмотные, заговорили на всех языках мира, начали совершать изумительнейшие чудеса, начали объяснять Писание, которого никогда не читывали. Тысячи иудеев приняли христианство. Смятенный успехами апостолов, Синедрион, состоявший из первосвященников и других почетнейших и ученейших лиц Иудейского народа, призывает пред себя некнижных апостолов, допрашивает, слышит ответы и учение, против которых не имеет возражения. Не находя слов, чтобы противопоставить словам, которыми выражалась истина, Синедрион прибегает к угрозам, к побоям, к томлению темницей, к побиению камнями, обличая тем слабость свою и могущество своих противников. Вслед за Синедрионом восстает на апостолов Ирод и, к величайшему утешению Синедриона (см. Деян. 12, 2), отсекает голову одного из апостолов. Гонение в Иерусалиме заставляет удалиться из него многих учеников Христовых. Они рассеялись по вселенной и повсюду посеяли христианство, поливая семена кровью своею. В течение двадцати лет христианство объяло вселенную. Через пятьдесят лет после воскресения Христова христиане были так многочисленны, что в одной восточной армии римского императора Траяна нашлось одиннадцать тысяч христиан. Он предал их всех без исключения смертной казни, к удивлению здравомыслящих, признававших величайшим безрассудством истребление собственного войска. Ромил, начальник христианского отряда, сперва был бит жестоко, потом ему отрублена голова. Десять тысяч были распяты на крестах в пустыне близ Арарата, прочие убиты различным образом. Поступок Траяна имел и впоследствии подражателей.
Римские императоры, владыки вселенной, вооружились непримиримой ненавистью и тиранством против христианства. Ни кельты, ни маркоманны, ни Атилла, ни Генсерик не истребили столько народонаселения в Римской империи, сколько истребили их императоры – гонители христианства. Три века продолжалась кровавая борьба между волками и агнцами. Одни действовали мечом, огнем, зверями, душной темницей, голодом и жаждой, всеми средствами мучения и убийства; другие сражались силой духа, силой веры, силой Божией, претерпевая ужаснейшие пытки, великодушно умирая за веру. Победа увенчала борьбу трехвековую, и в начале четвертого столетия вера христианская сделалась господствующей в мире. Преклонились перед учением некнижных рыбарей и сильные, и мудрые земли, преклонились перед ним все народы. Крест, до той поры знамение поносной казни, сделался знамением высшей почести: носят его на главах и персях цари и архиереи, увенчивает он храмы истинного Бога, он служит знамением каждого православного христианина, знамением его веры, его надежды, его любви. Кто не признает в установлении христианства Божию волю, Божию силу, Божие действие, превышающие разум и силы человеческие? Совершилось невозможное, сверхъестественное, совершилось начинание и дело Божие.
Таким представляется христианство при общем взгляде на него. Более подробное изучение христианства приводит к более определенному убеждению в Божественности его. Самое сильное убеждение является от жительства по евангельским заповедям, как и пророк сказал: из заповедей Твоих я получил разумение (Пс. 118, 104). Убеждение от исполнения заповедей есть убеждение, действующее в самой душе человека: оно сильнее всякого убеждения извне. Евангельские заповеди успокаивают, оживляют, укрепляют душу. Ощутивший действие их в себе стяжевает живую веру в Господа Иисуса Христа, и выражает она перед Господом залог сердечный определенным и решительным исповеданием: Ты имеешь глаголы вечной жизни: и мы уверовали и познали, что Ты Христос, Сын Бога живого (Ин. 6, 68–69). (4)
Никто не приходит к Отцу, как только через Меня (Ин. 14, 6), – сказал Господь. Для того, кто не верует в Господа Иисуса Христа, нет Бога: всякий, отвергающий Сына, не имеет и Отца (1 Ин. 2, 23), не верующий в Сына не увидит жизни, но гнев Божий пребывает на нем (Ин. 3, 36). Невозможно приступить к Богу, невозможно войти в какое бы то ни было общение с Богом иначе, как при посредстве Господа нашего Иисуса Христа, единого посредника и ходатая, единого средства к общению между Богом и человеками! Нет истинного познания Господа Иисуса Христа без посредства Святого Духа! Никто не может, сказал апостол, назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым (1 Кор. 12, 3). Если же кто Духа Христова не имеет, тот и [не] Его (Рим. 8,9). Вне христианства нет добродетели, достойной Неба! (4)
Где ж вера чистая, святая? – Ее нет ни в слепых односторонних приверженцах формы, ни в превозносящемся разуме и премудрости человеческой, разуме и премудрости падших, отверженных Богом. Вера, святая вера! Вера – око, которым одним ум человеческий может усмотреть и зреть святую Истину!.. Шествие ее по пути узкому и прискорбному, ведущему в живот, по пути, почти безлюдному, шествуемому весьма немногими. Ведет человека по этому пути Евангелие. – Подробное изучение веры христианской и всего ведущего к точному познанию Христова учения содержит в себе разрешение множества недоумений, рожденных неверием и суеверием. (6)
Христианство есть Божие учение, есть Откровение Божие. Оно как познание, дарованное человекам Богом, должно быть принято и содержимо с величайшим благоговением и покорностью, подобающим этой величайшей святыне. Оно может быть принято и содержимо одной смиренной верой, как вполне превысшее человеческого разума. Это та духовная Таинственная Книга (см. Откр. 22, 18–19), Книга Ведения Божия, начертанная и изданная Богом, к которой невозможно приложить ничего, из которой невозможно исключить ничего. (8)
Гляжу из уединения моего на шумящий и мятущийся мир, говорю сам себе и друзьям моим: одно занятие может быть признано занятием истинно полезным во время кратковременной земной жизни, доколе наша чреда зеленеет, – познание Христа, Который и податель вечной блаженной жизни, и путь к этой жизни. Христос присутствует в Евангелии, Евангелие – тот вертоград, в котором может найти Христа Мария – верная душа, пребывающая в покаянии… за городом, вне любви к миру. Там гроб Христов! Там плачут Его любимые – плачут перед Ним и о себе. (6)