Старайтесь не увлекаться рассеянностью. Если же случится увлечься ею – по немощи, сродной всем нам, человекам, – не предавайтесь унынию. Неподательность не свойственна человеку на земле – ниже жителю глубочайшей пустыни и уединения. Переменчивость и увлечение действуют непременно в каждом человеке – и в строжайшем отшельнике. Тем более живущему посреди мира, посреди всех соблазнов невозможно не увлекаться. Не желайте от себя невозможного, не требуйте от души вашей того, чего она не может дать. Врачуйте ваши увлечения покаянием, а недостаток делания вашего восполняйте сокрушением духа. (6)
Несчастный богач (см. Лк. 16, 19–31) имел, как видно, о себе, о своих отношениях к имуществу, к человечеству – словом, ко всему, превратные, ложные понятия.
Он действовал из этих понятий и погиб. Он не стяжал истинного богопознания, не ведал, какое значение имеет человек, какая цель его существования бесконечного, какая цель его временного пребывания на земле, какие его обязанности перед Богом, самим собой, перед ближним, перед мирами, видимым и невидимым. Омраченный неведением, омраченный состоянием падения, примером других, принятыми в человеческом обществе обычаями, он счел жизнью жизнь одного тела, оставив без внимания жизнь души; он захотел развить исключительно жизнь тела, доставляя ему всевозможные наслаждения, употребив все способности души для служения телу. Так поступил он с собственной душой, так поступил и с ближними: пренебрег ими. Не пренебрегал он лишь теми из них, которых употреблял в качестве орудия своей воли и которые были споспешниками этой воли. Имущество свое он признавал во всех отношениях собственностью, а себя – вправе употреблять эту собственность по произволу. Писание рассуждает иначе. Оно называет достаточных людей только распорядителями имущества, которое принадлежит Богу, поручается распорядителям на время, чтоб они распоряжались по воле Божией. И имущество, и земную жизнь богач употребил единственно в угождение плоти. Эти временные дары Божии, которыми можно было бы приобрести дары вечные, он поверг в тление. Он пировал и роскошествовал! Пировал и роскошествовал не изредка, не в известные времена, но ежедневно, постоянно, каждый день пиршествовал блистательно (Лк. 16,19). Он переходил от одного удовольствия к другому, непрестанно развлекая и рассеивая себя, не допуская до самовоззрения, чтоб при этом не открылось какое-либо печальное зрелище, не ожило какое печальное воспоминание, не нарушило радостного расположения. При такой жизни Бог, вечность, блаженство и страдания в ней забываются, забываются так глубоко, что представляются вовсе не существующими. И многие упоенные жизнью для плоти не только забыли о предметах духовных, но начали из упоения своего отвергать существование Бога, невидимого мира, самой души своей. Точно! Для их ощущения прекратилось существование этих предметов. Они отвергли бы и саму видимую смерть, если б возможно было отвергнуть ее. Они отвергают значение ее, называя ее уничтожением человека. Такое понятие мирит с плотской жизнью, одобряет плотскую жизнь. Усвоивший себе это понятие свободно может каждый день пиршествовать блистательно, исполнять все прихоти, попирать все святейшие обязанности, все добродетели, лишь бы сохранены были благовидность и приличие перед очами мира. Человек, проведший таким образом земную жизнь, отчуждивший себя от Бога во времени, стяжавший все богопротивные свойства, добровольно отвергнув усвоение Богу, естественно отходит по кончине своей в страну, обреченную в жилище существ, отверженных Богом, отходит он туда за отвержение Бога. Низвергается в адскую темницу чуждый Богу, хотя бы он не был открытым злодеем. (4)
Безрассудно – провести краткую земную жизнь, данную нам для приготовления к вечности, в одних земных занятиях, в удовлетворении мелочным, бесчисленным, неудовлетворимым прихотям и пожеланиям, ветрено перебегая от одного чувственного удовольствия к другому, забывая или вспоминая редко и поверхностно о неминуемой величественной и вместе грозной вечности. (1)
Когда молишься, – завещает Господь, – войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно (Мф. 6,6). В обществе ли ты человеков или находишься наедине, старайся постоянно углубляться во внутреннюю душевную клеть твою, затворять двери чувств и языка, молиться тайно умом и сердцем.
Возлюбив подвиг молитвы, возлюби уединение в вещественной келье. Затворяй двери ее для себя и для других. Терпеливо переноси скуку затвора: она не замедлит замениться приятнейшим чувством. (1)
Укрепляет душу уединение, вдыхает в нее какое-то мужество, какое-то презрение к миру, чего в прикосновении с миром ощутить невозможно. Когда душа попирает тление отречением от тления, тогда все тленное без исключения делается тленным, а на весы сердца, которое не может довольствоваться ничем, нисходит духовное созерцание. Оно делает жителя безмолвной кельи жителем, можно сказать, рая – вводит его в новый мир, перед которым здешний мир очень тесен, ничтожен. В тишине безмолвия душа плавает как бы в каком необъятном пространстве, смотрит на минувшее, на настоящее, на землю, на небо, на время, на вечность. Так в ясную погоду гуляет орел в недосягаемой высоте, в прозрачной лазоревой бездне. (6)
Дам вам маленький отчет об уединении. Это тихая, мирная смерть прежде смерти, которая непременный удел каждого человека, которая для грешников, для рабов мира – люта. В уединении сглаживаются постепенно с ума человеческого впечатления, начертанные на нем предметами мира – и ум постепенно теряет свое общение с миром. Он глядит на мир как бы из страны загробовой, как бы с того света. Чтоб пояснить себе это, подумайте о Китае, потом взгляните на себя, посмотрите, какие отношения ума и сердца вашего к этой стране. Вы увидите в душе вашей только понятия темные, от одного сказания, – понятия, чуждые жизни, которую им дает взор на предметы, общение с ними, близкое сочувствие ко всему. Вы увидите, что сердце ваше к этой стране так же мертво, как бы к стране вовсе несуществующей или существующей только в баснях. Таким кажется мир для отшельника, для жителя пустыни, дальней и глубокой. Все живущие в мире представляются ему не как постоянные жители, а только как путешественники. И точно! Живем – путешествуем. Одни идут скромно пешком, другие скачут на конях, иные несутся на быстрых колесницах, конец – один для всех… Но уже мало житель уединения смотрит и этими взорами на мир, как мало житель Петербурга думает, заботится о Китае. Больше, существенно, единственно занимает его тот мир, куда он переселился: этот мир – вечность. Отворились широко врата его перед изумленными взорами души, и взоры души жадно устремились в эти беспредельные пространства, тонут в них, заглядываются на вновь открывшееся, доселе незнакомое, вполне неизвестное доселе зрелище, приковались к нему, не могут оторваться… Вечность!.. Туда утекли все предшествовавшие нам времена, в этой пропасти скрылись все миллионы людей, сменявшиеся поочередно на лице земли, перед нею, перед ее взорами родился мир, размножилось человечество, образовались племена, народы, царства; перед ее взорами уже многие цветущие царства обратились в пустыни, многие великие грады сравнялись с землей, вросли в землю, покрылись ею; перед ее взорами пустыни безлюдные, леса дремучие, болота непроходимые сделались цветущими жилищами человеческого общества, многочисленного, образованного, шумного… На все это смотрела, смотрит равнодушно, с холодной суровостью вечность. Ничто ее не насыщает и ничто не насытит. Все в ней должно исчезнуть: все – ее жертва; на все глядит она, как жаркое вешнее солнце на хрупкий, слабый вешний снег… А на вечность смотрит, засматривается в безмолвии, в тишине своего уединения отшельник. Наставленный этим зрелищем он признает, называет все временное, как учит называть его Священное Писание, суетой; он убеждается, что назначение человека – не для земли, а для Неба. И Небо открыло нам в Евангелии, каковы должны быть небожители. С этим законом Бога Вышнего справляется ежечасно Его истинный служитель – справляется, не уклонились ли ум и сердце куда в сторону, не исполняют ли какую другую волю, волю мрачную, волю злобную, волю тленную… При такой жизни Небо нисходит на землю, а вместе с ним нисходит в эту юдоль тьмы, скорбей и плача утешение, блаженство небесные. (6)
Расставлены сети для ума моего в различных книгах, именующих себя светом, а содержащих в себе учение тьмы, написанных под явным или прикрытым влиянием мрачного и всезлобного миродержца из источника – разума, поврежденного грехопадением, по лукавству человеков, по хитрому искусству обольщения (Еф. 4,14), по выражению апостола, писателями, которые безрассудно надмеваются плотским своим умом (Кол. 2,18). Ближний мой, в любви к которому я должен искать спасения, делается для меня сетью, уловляющей меня в погибель, когда ум его уловлен сетями учения, мудрования лживых и льстивых. Мой собственный ум носит на себе печати падения, покрыт покрывалом мрака, заражен ядом лжи: сам он, обольщаемый миродержителем, расставляет для себя сети. Еще в раю стремился он неразборчиво и неосторожно к приобретению знания, для него гибельного, убийственного! По падении он сделался неразборчивее, опрометчивее: с дерзостью упивается чашей знания ядовитого и тем решительно уничтожает в себе вкус и вожделение к Божественной чаше знания спасительного. (1)
Оградим смирением ум, не позволяя ему стремиться неразборчиво и опрометчиво к приобретению знаний, как бы новость их и важность их заглавий ни приманивали нашей любознательности. Охраним его от испытания лжеучений, прикрытых именем и личиной христианского учения. Смирим его в послушание Церкви, низлагая всякое помышление, взимающееся на разум Христов (см. 2 Кор. 10, 5), на разум Церкви. Прискорбен сначала для ума тесный путь послушания Церкви, но он выводит на широту и свободу разума духовного, перед которым исчезают все мнимые несообразности, находимые плотским и душевным разумом в точном повиновении Церкви. Не дозволим ему чтения о духовных предметах другого, кроме как в книгах, написанных писателями истинной Церкви, о которых сама Церковь засвидетельствовала, что они – органы Святого Духа. Читающий святых писателей неприметно приобщается обитающему в них и глаголющему ими Святому Духу; читающий сочинителей еретических, хотя бы они своим еретическим сонмищем и украшены были прозванием святых, приобщается лукавому духу прелести; за непослушание Церкви, в котором – гордость, он впадает в сети миродержителя.(1)
Ум, предстоя внимательной молитвой перед невидимым Богом, должен быть и сам невидим, как образ невидимого Божества: то есть ум не должен представлять ни в себе, ни из себя, ни перед собой никакого вида, должен быть совершенно безвидным. Иначе: ум должен быть вполне чужд мечтания, сколько бы ни казалось это мечтание непорочным и святым. (2)
Заповедь дана не только для дел и слов, но преимущественно для их начал – для помышлений, и брань врага направлена преимущественно против ума. Если этот вождь человека не согласится тайно на грех, то не может родиться ни слово, ни дело греховные. Оружие врага – помысел и мечтание о грехе. Человек должен сражаться против воздушных властей в стране мысленной. Здесь назначено ему или одержать победу, или потерпеть поражение, здесь он приобретает свободу от мытарей или подчиняется им, здесь решается его вечная участь, он произвольно избирает или вечную жизнь, дарованную ему Создателем, возвращенную Искупителем, или вечную смерть, возвещенную еще в раю правосудием Божиим для твари, попирающей благодеяния Творца.
К этой великой и важнейшей брани призывает святой апостол Павел, когда говорит: облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских, потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных (Еф. 6, И-12). Апостол показывает и страну этой страшной брани, и род оружия, который нужно употреблять в ней. Оружия воинствования нашего, – говорит он, – не плотские, но сильные Богом на разрушение твердынь: ими ниспровергаем замыслы и всякое превозношение, восстающее против познания Божия, и пленяем всякое помышление в послушание Христу (2 Кор. 10, 4–5).
Апостол завещает пленять в послушание Христово не только греховные помышления, явно противные Ему, но и весь разум, потому что лукавый супостат наш, опытный в погублении людей, не внушает нам при первоначальном столкновении с ним помышлений явно греховных, но старается противопоставлять духовному разуму, то есть евангельскому учению, человеческий, естественный, падший, плотский и душевный, лжеименный разум и, назвав его здравым, основательным, праведным, великим, устранить при его посредстве послушание Христу. В пример ласкательства и лукавства, с какими диавол привлекает волю человека к свержению благого ига Христова, святой Макарий Великий приводит следующую мысленную брань: «Кто-нибудь, ссорясь с братом своим, смущается сам в себе, помышляя так: сказать ли ему то или другое?.. Нет! Не скажу… Он так поносит меня!.. Наговорить ли ему в ответ?.. Лучше промолчу… Правда, есть заповеди Божии, но нужно и честь свою беречь… Таким образом, трудно совсем отречься от самого себя». Поэтому апостол заповедует решительное и полное самоотвержение, заповедует облечение во всеоружие Божие, а не препоясание каким-либо одним оружием. Недостаточен один пост, недостаточна одна молитва, недостаточна одна милостыня, недостаточно одно целомудрие! Всеоружие Божие – все евангельские заповеди. Поправший одну из них, попрал все собрание их, весь закон. Поправший одну из них малейшим наречется в Царстве Небесном (Мф. 5,19), пошлется в геенну огненную. Ко всем заповедям Твоим я направлялся, всякий путь неправды возненавидел (Пс. 118, 128). Приимите всеоружие Божие, дабы вы могли противостать вдень злый и, все преодолев, устоять (Еф. 6, 13).
Только принявшему всеоружие Божие возможно противостать в день злый; только соблюдающему все без исключения заповеди возможно устоять против врага. День злый — година жестокого диавольского искушения и нападения, которым подвергаются мужественные воины Христовы во время земного странствования и при которых победители переходят от вечной смерти к воскресению души, для прочих христиан день злый — день разлучения души от тела, день шествия по воздушным мытарствам. (3)
Покорность ума Богу – причина покорности сердца уму. Когда ум покорится Богу, тогда сердце покоряется уму. В этом заключается кротость. Что такое кротость? Кротость – смиренная преданность Богу, соединенная с верой, осененная Божественной благодатью: ибо царь уповает на Господа и по милости Вышнего не поколеблется (Пс. 20, 8). Не уклоняется царь – ум – от правосудия и благоразумия, как уклонялся он, будучи в порабощении у страстей, не увлекается он ни гневом, ни болезненными пристрастиями, выражениями недугующей грехом любви, не увлекается ни лестью тщеславия, ни внушениями самомнения и гордости, не ослабевает он под ударами печали и уныния. Всецело пребывает он в учении Евангелия и сообразно этому учению управляет собой. От правильного взгляда на себя, от правильного действия в себе самом он получает правильный взгляд на человечество, начинает правильно действовать относительно человечества. (4)
Душой и телом человека, всеми его силами и способностями, его жизнью обладает и располагает ум его. Ум – владыка, царь, священник, князь в малом мире – в человеке. Господь наш Иисус Христос есть Божия Истина. Как Истина принимается исключительно умом, то Слово Божие, приглашая человеков к принятию Спасителя, обращается к началу их, к духу, к уму, – говорит: возмите врата, князи, ваша (Пс. 23, 7). В направлении ума к Истине, в пребывании ума в святой Истине – Христе – заключается сущность спасения нашего.
Какие врата повелевается взять, чтоб сделать возможным вшествие Царя Славы в богозданный град, в человека? Эти врата – грех. Беззакония ваши, – говорит пророк, – произвели разделение между вами и Богом вашим, и грехи ваши отвращают лицо Его от вас (Ис. 59, 2).
Врата названы вечными: грех, которым мы заразились в нашем корне, в праотцах, бесконечен. Спаситель положил ему конец. Но и теперь грех бесконечен и вечен в тех, которые не признают Спасителя или, признавая Его устами, отрицаются жизнью. Возмите врата, князи, ваша, и возмитеся врата вечная.
Что ж опять значит в Божием приглашении и повелении выражение возмите? Обыкновенно врата отворяются, а здесь узаконяется взятие их. Так! Оказалось недостаточным для этих врат – для греха – слово «отверзите», нужно было употребить слово «возьмите»: нужно взять врата, отъять их, уничтожить совершенно… Только в ту душу, которая с решительностью отвергнет грех, которая удовлетворительно очистит себя покаянием, внидет Царь Славы.
Святой Дух, заповедуя взять врата, повелевает и вратам взяться: возмитеся врата вечная. Это знаменует: для первоначального оставления греха и греховной жизни необходимы собственное произволение и усилие человека, но прощение человеку грехов, освобождение от насилия греховных навыков, очищение от греховных качеств, усвоившихся падшему естеству, совершается действием всесвятого и всесильного Божия Духа. Возмитеся врата вечная! Когда возмутся врата вечная, – входит в душу Царь Славы. (4)
Святые отцы учат нас, что душа имеет три силы: силу словесности, силу желания, или воли, и силу мужества, называя последнюю силой ярости; обычно у нас она называется характером, энергией, силой духа, мужеством, твердостью. В силе словесности преимущественно отражен образ Триипостасного Божества. «Что же такое образ Божий, если не ум?» – говорит святой Иоанн Дамаскин. Ум человеческий непрестанно рождает в себе и из себя мысль, или внутреннее слово, не слитен и не разделен с мыслью, не может быть без нее и составляет отдельное от нее проявление словесной силы, как бы отдельное лицо ее, так как и мысль опять же составляет отдельное проявление этой же силы, другое лицо ее, будучи вместе с тем неотлучна от ума. Ум невидим и непостижим сам по себе, является и открывается в мысли своей; мысль, чтобы открыться в стране вещества, должна воплощаться, так сказать, в звуки и знаки. Третье проявление, или лицо, той же силы видим в духе нашем, который есть словесное или умное чувство сердца, исходящее и зависящее от ума, содействующее и сообразующееся мысли.
В этом словесном чувстве положено Творцом сознание добра и зла, именуемое совестью. Управление человеком принадлежит словесной силе, которая в непорочном состоянии действовала согласно с силой воли и силой мужества или твердости.
Воля стремилась к Богу, сила твердости постоянно поддерживала человека в его правильном стремлении, силой словесной человек пребывал в непрерывном соединении с Богом. Мысль плавала, как выразился некий знаменитый подвижник, в Слове Божием, во Всесвятой Истине, и Дух Божий, как Дух Слова Божия и Дух Истины, почивал на духе человеческом; ум человека был умом Божиим, как и апостол Павел сказал: мы имеем ум Христов (1 Кор. 2, 16). Весь человек находился в чудном согласии с самим собой, силы его не были разрознены в своем действии, разрознились они после падения нашего. После падения они начали бороться и препираться между собой. Сам дух наш сделался обличителем своего начала – ума, подвергшегося помрачению, борется с мыслями, приводит их к разноречию и сбивчивости и сам увлекается обольщенными мыслями. (5)
Не любит преступник – ум наш – темницы молитвенной, ему нужна безумная свобода, с насилием надо влечь его в темницу, в узы, без того не укротится, не возвратится к здравому смыслу беснующийся. В свое время, когда он укротится, сделается тих, как Ангел, выйдет ему навстречу сердце со всеми душевными силами, как с чадами, со всеми телесными способностями, как с рабами, – и бывает мир дому тому, святой мир от пресвятого Господа, праздник великий обновления и воскресения. – Головная боль – обыкновенный первоначальный спутник глубокого внимания Слову Божию и молитве. (6)
Если кто-либо при молитве своей сподобляется умиления, которое рождается от внимательной молитвы, тот опытно знает, что именно в драгоценные минуты умиления являются в нем помыслы смиренномудрия, преподающие ощущение смирения. Особенно совершается это тогда, когда умиление сопровождается слезами. Чем чаще приходят времена умиления, тем чаще делатель молитвы бывает слышателем таинственного учения о смирении, тем глубже это учение проникает в его сердце. Постоянное умиление содержит душу в постоянном смирении, в настроении непрестанных молитвы и богомыслия. (1)
Ум, заключаясь в слова молитвы, привлекает сердце в сочувствие себе. Это сочувствие сердца уму выражается умилением, которое есть благочестивое чувство, соединяющее в себе печаль с тихим, кротким утешением. (2)
Умиление есть первый признак оживления сердца в отношении к Богу и к вечности. Что такое умиление? Умиление есть ощущение человеком милости и сострадания к самому себе, к своему бедственному состоянию, состоянию падения, состоянию вечной смерти. О иерусалимлянах, приведенных в это настроение проповедью святого апостола Петра и склонившихся принять христианство, Писание говорит, что они умилились сердцем (Деян. 2,37). (4)
Страсть уныния – леность ко всякому доброму делу, в особенности к молитве. Оставление церковного и келейного правила. Оставление непрестанной молитвы и душеполезного чтения. Невнимание и поспешность в молитве. Небрежение. Неблагоговение. Праздность. Излишнее успокоение сном, лежанием и всякого рода негой. Перехождение с места на место. Частые выходы из кельи, прогулки и посещения друзей. Празднословие. Шутки. Кощуны. Оставление поклонов и прочих подвигов телесных. Забвение грехов своих. Забвение заповедей Христовых. Нерадение.
Пленение. Лишение страха Божия. Ожесточение. Нечувствие. Отчаяние. (4)
Он [Бог] тем, кого любит, посылает скорби, а в след за скорбями – утешения. То, что скорби сменяются утешениями, а утешения скорбями, рождает веру к Богу и мертвость к миру. Вера, взяв человека за руку, поставляет его пред Богом. – Такой человек возносится превыше мира: под ногами его – мрачный хаос сомнений, неверия, заблуждений, умствований напыщенных и вместе суетных. Так под ногами того, кто взошел на вершину высокой горы, – облака, утесы, пропасти, шумящие и скачущие по скалам водопады. (6)
Земная жизнь христианина растворена утешениями и искушениями. Так устроил Промысел Божий! Утешения поддерживают на пути Божием, а искушения упремудряют. (6)
Апостол заповедал – правильнее, заповедал устами апостола Святой Дух – отвергать всякое учение, несогласное с учением, которое благовествовали апостолы; отвергать и тогда, когда бы Ангел с неба благовестил это несогласное учение (Гал. 1,8–9). Так выразилось Священное Писание не потому, чтобы кто-либо из святых Ангелов покусился противоречить учению Христову, но потому, что учение Христово, учение Божие, проповеданное апостолами, вполне достоверно, вполне свято, не подлежит никаким изменениям, как бы ни представлялись эти изменения основательными недостаточному, превратному знанию и плотскому мудрованию. Учение Христово, будучи превыше суда и человеков, и Ангелов, принимается одной смиренной верой и само служит тем камнем, которым испытуются все прочие учения. (4)
Дух Святой приникает к безмолвствующему правильно, соприсутствует ему, возвещает тайны Царствия Божия, чтобы обильно напитался знанием и ощущением духовными сам безмолвник и напитал ими алчущую и жаждущую братию свою. Учение Духа – учение живое: блистает из него свет, дышит из него жизнь. Человеческое учение из падшего человеческого естества, из знания, свойственного этому состоянию падения, – мрачно, мертво, имеет ложный свет, льстит слуху и сердечным чувствам, хранит в слушателях, умножает в них тьму, усиливает владычество смерти. Дивное чудо совершается при учении Духа: когда Дух – учитель, произносящий слово Божие, и слушающие его разделяют между собой учение жизни. Вся слава принадлежит таинственному Учителю; произносящий слово ощущает, что он произносит не свое слово, но слово Божие, слушающий ощущает, что слышит слово Божие; все внимание его привлечено к оживляющей его духовной силе, к человеческому слову, в которое облекается слово Божие, остается хладным его сердце. В храме душевном опрокинут, извергнут из него идол «я»; в этом храме, очищенном от скверны запустения, разливается благоухание Святого Духа, слышатся вещания Святого Духа.
Как вы думаете, какое ощущение объемлет человека, глаголющего глаголы Духа, ощущающего в себе действие Духа? – Ощущение, иметь которое свойственно созданию перед его Создателем. Тогда человек явственно ощущает, видит, что он – ничто.
Не из книги, не от человеков, не из естественных гениальных способностей делается человек учеником, слышателем и органом Духа! – при посредстве веры во Христа, через оживление в себе Христа перенесением в себя свойств Христовых, которые Христос открыл людям в священных изречениях Евангелия. Где Христос, там Дух Его, там Ум Его – Его непостижимый Отец. (6)
Для личного преуспеяния христианского нет нужды в учености человеческой, нужной для учителей Церкви: многие неграмотные христиане, между прочими и преподобный Антонии Великий, вступив в монашество, достигли христианского совершенства, разливали свет духовный на современников примером, устным учением, благодатными дарованиями своими. (1)
Свет людей соединился со светом демонов и образовал человеческую ученость (премудрость), враждебную Богу, растлевающую человека диаволоподобной гордыней (см. 1 Кор. 3, 17–18). Объятый недугом учености, мудрец мира сего подчиняет все своему разуму и служит сам для себя кумиром, осуществляя собой предложение сатаны: будете, как боги, знающие добро и зло (Быт. 3, 5). Ученость, предоставленная самой себе, есть самообольщение, есть бесовский обман, есть знание, преисполненное лжи и ставящее ученого в ложное отношение и к себе, и ко всему. Ученость есть мерзость и безумие перед Богом; она – беснование. Слепоту свою она провозглашает удовлетворительным знанием и видением и таким образом делает слепоту неисцелимой, а хранимое ею падение – неотъемлемым достоянием злосчастного книжника и фарисея (см. Ин. 9, 41). Плотские помышления суть вражда против Бога; ибо закону Божию не покоряются, да и не могут… Помышления плотские суть смерть (Рим. 8, 7, 6). Святой Дух заповедует отвержение мудрости земной для того, кто хочет приступить к Богу и сделаться причастником духовной мудрости (см. 1 Кор. 3, 18). Апостол Павел замечает, что немногие из ученых приняли веру христианскую (см. 1 Кор. 1, 26) – напротив, для этих мнимых и напыщенных мудрецов показалась безумием духовная мудрость, обильно и всесовершенно заключающаяся во Христе (см. 1 Кор. 1, 23). Философы и художники были величайшими поборниками идолопоклонства и врагами истинного богопознания. По водворении веры христианской в мире ученость родила бесчисленные ереси и ими старалась ниспровергнуть святую веру. Величайшее злодеяние – убийство Богочеловека – совершено учеными во имя мудрости их и во имя закона их (см. Ин. И, 49–50). В наше время ученость возвращает язычников, принявших христианство, к язычеству и, отвергая христианство, вводит снова идолопоклонство и служение сатане, изменив формы для удобнейшего обольщения человечества. Редкий, весьма редкий книжник учится Царствию Небесному и износит новое учение Духа перед обществом собратий своих, облекая это учение в ветхие рубища учености человеческой для того, чтоб оно было удобнее принято любящими больше ветхое, чем новое (см. Мф. 13, 52; Лк. 5, 39). (5)
Писатель II века Тертуллиан объяснил с подробностью и точностью, что все заблуждения, нарушившие мир Церкви, имели источником своим непременно какую-либо философскую школу. Это очень естественно: книжник, или земной ученый, должен по завещанию Спасителя, научиться Царствию Божию, чтобы прийти в состояние износить из сокровищницы своей ветхое и новое, то есть предлагать учение Божие в формах учености человеческой (см. Мф. 13,52). Научиться Царствию Божию – значит стяжать Царствие Божие внутри себя. Без этого земной ученый может предлагать одно ветхое, хотя бы он беседовал о Боге из душевного, школьного знания. Ему невозможно избежать заблуждения, несмотря на всю его ученость, потому что ветхость в духовном смысле и есть состояние заблуждения и самообольщения. Святой Симеон, Христа ради юродивый, указал причину заблуждения ученейшего и даровитейшего Оригена в том, что Ориген не принял на себя труда перейти из состояния душевного в духовное и, уплыв далеко в мысленное море, потонул в нем. Необходимо, вполне необходимо всякому христианину ученому, особенно христианскому учителю, не останавливаться на своей земной учености, как бы он ни был богат ею, но перейти из плотского и душевного состояния в духовное и получить живое благодатное познание о Боге. Кто имеет заповеди Мои насажденными в сердце своем, так чтобы они составляли имущество и сокровище человека, – сказал Господь, – тот любит Меня; а кто любит Меня, тот возлюблен будет Отцем Моим; и Я возлюблю его и явлюсь ему Сам действием Святого Духа (Ин. 14,21). (8)