Часть пятая
О вооруженной силе
Глава XVII
Армия, флот, авиация
Трем элементам природы – земле, воде и воздуху – соответствуют три вида вооруженной силы – сухопутные, морские и воздушные.
«Всякий потентат, который только армию имеет, – одну руку имеет, а который и флот имеет – обе руки имеет», – сказал Петр Великий, не знавший еще воздушной силы.
Армия воюет на земле. Флот – на море. Авиация – над землей и над морем.
Рассмотрим их взаимоотношение.
* * *
Море составляет три четверти нашей планеты. Все государства дышат морем. Это – их легкие. Потерю господства над морем можно сравнить со скоротечной чахоткой. Та кровь, что проливает тогда сухопутная армия, – не что иное, как кровохарканье надорванного государственного организма.
Это случилось с Россией в Мировую войну 1914–1917 гг. Она захлебнулась кровью, не будучи в состоянии дышать. Правое легкое – Балтика – было утрачено с объявлением войны. Левое легкое – Черное море – было парализовано выступлением Турции. А искусственное дыхание через Мурман запоздало.
Владей мы на севере Бельтом, а на юге Босфором – Россию не постигло бы удушье. Вступи в строй черноморская дивизия дредноутов не в 1915–1916 гг., когда политическая обстановка была уже испорчена, а на два года раньше – в 1913–1914 гг. – до войны – Турция не выступила бы и война не затянулась бы на долгие годы.
Флот – показатель здоровья государственного организма, показатель государственного ума правителей и мерило великодержавности. Страна, имеющая только 40 дивизий пехоты, но 20 могучих броненосцев, значит в мире больше, чем страна, имеющая 100 дивизий на суше, но всего 5 кораблей на мировых океанских путях. Удельный вес Британской империи в союзной коалиции 1914–1918 гг. во много раз превосходил удельный вес России.
* * *
Армия и флот – близнецы, авиация – их младшая сестра. Младшая и по времени своего появления, и по своим возможностям.
Физические свойства воздушного океана менее благоприятствуют человеку, чем земная твердь и водная стихия. Корабль и море – величина на долгое время самодовлеющая. Самолет в воздухе целиком зависит от своей сухопутной либо морской базы. Его автономия измеряется не неделями, как у корабля, а лишь немногими часами.
Возвращаясь к петровской метафоре, мы можем ее развить. Если армия и флот – две руки потентата, то авиация – дубина, усиливающая каждую из двух рук.
Гармония между этими тремя видами вооруженной силы должна соблюдаться строго. Гипертрофия одного из них в ущерб другим вредна, атрофия – пагубна. Потеря господства над морем парализует сухопутную силу. Утрата господства над воздухом ставит сухопутные и морские силы в самое невыгодное положение. Препятствуя тактике, парализуя оператику, она рискует сорвать стратегию.
В дальнейшем, исследуя положение армии в государстве, мы под «армией» условимся понимать всю совокупность вооруженных сил.
Глава XVIII
Армия в государстве
Устроителю вооруженной силы надлежит разрешить две задачи: устройство постоянного состава– дав ему статут военной касты либо военного сословия – и устройство переменного состава – статус вооруженного народа.
* * *
Армия состоит из генералов, офицеров и солдат. Офицеры создают солдат и из офицеров создаются генералы. Следовательно, краеугольный камень всего здания – офицерство.
Офицерский корпус может иметь характер замкнутой касты, служилого сословия, профессионального объединения, партийной организации, либо, наконец, механического соединения людей, связанных индивидуальным служебным контрактом с государством.
В последнем случае это – человеческая пыль, карточный домик, положение, в XX веке невозможное.
Столь же невозможно придать офицерскому корпусу партийную окраску. Партийность несовместима с воинским духом и воинской этикой – плачевная история Красной армии тому наглядный пример. Партийность несовместима и с Православием, а стало быть, с русскостью. Мы отбрасываем это самоубийственное и глубоко аморальное положение.
Союз профессионалов шпаги противоречит самому естеству российской вооруженной силы, единственной в мире не имевшей в своих рядах наемных ландскнехтов и кондотьеров.
Остаются каста и служилое сословие.
Германская армия 1914 г. была кастой. Сын фельдфебеля генерал Алексеев, главнокомандующий в Мировую войну Российскими армиями, не мог бы в Германской армии мирного времени получить и первый офицерский чин. Правда, воспитанные в кастовом духе германские генерал-адьютанты не предали своего кайзера (наоборот, там кайзер позорным своим бегством предал разбитую свою армию).
Сильной стороной касты является высоко развитое чувство воинской этики, чувство кастовой солидарности, где все за одного и один за всех. Каста – монолит, проникнутый единым духом, в ней старшие пользуются непререкаемым авторитетом в глазах младших, а младшие – товарищеским уважением со стороны старших.
Обратная сторона кастовой организации – ее замкнутость в себе и отчуждение от народа. Традиции Германской армии восходят к Ордену меченосцев, сурово повелевавшего из своих замков порабощенными племенами Прибалтики и Пруссии. Кастовая гордость и заносчивость глубоко претят православному русскому миросозерцанию – и не нам, чьи предки затупляли мечи о тевтонские черепа, перенимать обычаи потомков, побежденных на Неве, в Ледовом побоище, в Раковорской битве и при Грюнвальде.
При организации военной семьи российского служилого сословия нам надо взять за образец птенцов гнезда Петрова – петровский гвардейский обычай.
Всех готовящихся к офицерскому служению писать юнкерами в гвардейские полки, где учредить юнкерские батальоны. Будет покончено с милютинской училищной системой и ее разделением на белую и черную кость. Все офицеры получат однородную гвардейскую шлифовку, единый крепкий и добрый гвардейский дух. Для специальных войск и авиации оставить училища и школы.
Эта система Петра Великого – система гвардейской шлифовки всего офицерства – действовала у нас целое столетие – и действовала на славу.
Таким путем удастся создать монолит, не создавая противоестественной русским условиям и понятиям касты.
Главным устоем офицерского корпуса должна быть крепко спаянная и тесно сплоченная офицерская полковая семья. Особенное внимание организатора должно быть устремлено на разработку положения о полковых офицерских обществах и на осознание великого значения должности командира полка.
Следует знать и помнить, что рота – административная единица, батальон– тактическая, а полк – духовная. Следующая за полком инстанция – бригада, дивизия, корпус – опять имеет характер чисто тактический и оперативный.
В полках создается дух армии, как на кораблях куется дух флота. Командир полка должен быть полным и единоличным хозяином своей части, подчиняясь командиру бригады, дивизии и корпуса лишь в чисто строевом отношении. Он должен иметь права командира корабля в отдельном плавании. Командир творит полк по своему образцу и подобию, накладывает на него свой, подчас неизгладимый, отпечаток, имеет на войска то влияние, которого обычно будет впоследствии лишен на более высоких должностях. Память о выдающемся командире живет в полку из поколения в поколение и более долговечна, чем память о выдающемся начальнике дивизии и командире корпуса. В этом – все величие командирского призвания.
Отношения между командиром полка и старшим штаб-офицером, председателем общества офицеров полка, должны быть теми же, что между командиром корабля и старшиной кают-кампании. Строжайший культ воинской этики в рамках железной дисциплины.
Организацию офицерского корпуса можно уподобить зданию с узким входом и широким выходом. Строжайший культ воинской этики в рамках железной дисциплины.
Организацию офицерского корпуса можно уподобить зданию с узким входом и широким выходом. Доступ открыт для всех, но со строгим разбором – принимать лишь достойных. А «не могущим вместить» – свободная дорога на все четыре стороны.
* * *
Вооруженная сила – часть народа. Устроителю вооруженной силы надлежит привлечь в ее ряды лучшую часть народа.
Этого не понял Милютин. Его Устав о всеобщей воинской повинности 1874 г. под видом «льгот по образованию» фактически освободил всю образованную часть населения от долга защищать Отечество. Он лишил армию сотрудничества культурных сил страны и в значительной степени способствовал отчуждению между армией и обществом.
«Льготы по образованию» – пагубны и преступны. Настоящая льгота, которую должно дать русскому образованному человеку – это честь в первую очередь и раньше других служить своей стране и кровью запечатлеть свою ей преданность. Писатели, ученые, инженеры, судьи, промышленники и в первую очередь педагоги – весь интеллектуальный отбор страны должен получить закладку в великой школе воинского служения. Все они должны обладать чином офицера запаса. Служба в армии дает им возможность еще в молодости узнать жизнь, какова она есть, узнать по-настоящему людей, узнать и полюбить свой народ, осознать свою кровную к нему принадлежность.
Наравне со «льготами по образованию» следует уничтожить и другие столь же несправедливые «льготы» – в первую очередь «льготы по семейному положению». Все они отнимали половину призываемых и делали невозможным физический отбор остальной половины. На службу шли слабосильные, надрывающие свое здоровье, в то время как крепкие здоровяки забронировались «льготой».
Призывной возраст в 21 год слишком велик. В этом возрасте в крестьянстве часто женятся и на службу идут с тяжелым сердцем. Единственным положительным мероприятием советской власти было понижение его до 19 лет. Эта молодежь более беззаботна, ревностнее отдается службе и более податлива.
Само собою разумеется, допризывная подготовка солдатская в начальной школе и после нее, унтер-офицерская в средней, офицерская в высшей – должна быть обязательной. Это – плодотворная совместная работа офицера и учителя.
* * *
Вооруженная сила – один из элементов политики (наравне со школой, администрацией, дипломатией). Утверждение, что «Армия вне политики» – нелепо. Армия – это как раз вооруженная политика.
Армию сравнивают с «мечом государства». Это совершенно неверно. Меч – слепое орудие, неодушевленный предмет, которым может владеть и преступник, тогда как армия – живой организм.
Армия не меч. Она – рука, держащая меч. Живая рука, направляемая волей головы. А голова – царь.
Это – единственно возможная в русских условиях формулировка. Всякая другая исключается. Коммунистическое варварство, демократический маразм, тоталитарно-диктаторское богоборчество одинаково растлевают страну, одинаково развращают вооруженную силу. Мы отбрасываем эти порождения бездушия и скудоумия.
Триединый завет «за веру, царя и Отечество» – не казенный лубок. Во всей своей краткости он целиком заключает в себе тысячелетнее бытие России, когда, черпая силу в православной вере, наши цари создали нам величайшую страну – наше Отечество.
Это – вся наша политика. Понять ее – значит стать непобедимым.
Глава XIX
О военном потенциале
Под «военным потенциалом» мы условимся понимать не показатель суммы всех боевых средств и возможностей государства, его, так сказать, «боевой коэффициент», а показатель «интенсивности» этих средств – точнее, показатель полезного напряжения сил данной страны.
Если мы под А разумеем сумму «абсолютных возможностей» страны: массу населения, сырые материалы, географические условия, а под В «относительные возможности»: систему комплектования вооруженной силы – для утилизации этих масс населения, степень развития обрабатывающей промышленности – для утилизации этих сырых материалов, развития средств и начертание сети путей сообщения для преодоления этих географических условий – то боевой коэффициент государства выразится произведением АхВ.
В случае слабого развития «относительных возможностей» – дефективной системы комплектования, недостаточного развития обрабатывающей промышленности и путей сообщения – сомножитель В обращается в «правильную дробь». Тогда все произведение АхВ – боевой коэффициент страны – делается меньше одного сомножителя А. Иными словами – то, что дает страна при данных условиях, меньше того, что она могла бы дать при иных условиях.
Уступая России количеством населения соответственно в 4 и 3 раза, Франция и Германия оказались в военном отношении во много раз более сильными, нежели Россия, имевшая огромные «абсолютные» и ничтожные «относительные» возможности. Одна германская дивизия, перевозимая по железной дороге и своевременно прибывавшая на поле сражения, приносила больше пользы, нежели три русских дивизии, шедших походным порядком по польской грязи и запаздывавших. В кампанию 1916 г. 100 австро-германских дивизий, располагавших рокадными линиями, были по крайней мере вдвое сильнее 160 русских дивизий, этими линиями не располагавших (тем большее значение приобретает доблесть войск и искусство начальников Юго-Западного фронта, но общей картины это не изменяет). Сомножитель В имеет, таким образом, огромную важность: он определяет интенсивность.
«Боевой коэффициент» АхВ, будучи помножен на «моральный коэффициент» М, даст нам «военный потенциал» Р – произведение материи на дух. Формула его: Р=(АхВ)хМ.
Военизация страны есть приспособление ее к нуждам войны – переключение всей ее жизни на военное положение. Она определяется фактором В «боевого коэффициента» – его интенсивностью – и всесильным фактором М «военного потенциала» – духом страны. Отсюда явствует, что военный потенциал есть производная степень военизации страны.
Глава XX
Фронт и тыл
Проблема организации страны в военное время формулируется просто: извлечь наибольшую пользу при наименьшем напряжении организма страны, добиться наибольших результатов с наименьшими жертвами.
На фронт идет лучшее, что есть в стране. Фронту дается много, и за дух фронта в организованной армии можно быть спокойным.
Тыл поставлен в значительно худшие условия. Он живет как бы изнанкой войны. Моральное напряжение тыла во много раз больше морального напряжения фронта. Средств же для того, чтоб выдержать это напряжение, – гораздо меньше.
Вместе с тем «тыл» и есть страна – государственный организм, пораженный болезнью войны. Без тыла нет фронта. Неудачи фронта всегда поправимы при условии хорошо налаженного тыла. Расстройство же тыла неизбежно влечет за собой непоправимую катастрофу фронта. Пример Российской империи 1917 г. и Белых армий 1919–1920 гг. – трагическое тому доказательство.
Внимание политика должно быть всецело обращено на устройство тыла.
Лозунг «Все для фронта» доказал свою несостоятельность. Это все равно, если бы совершающий тяжелую физическую работу человек заботился исключительно о своих руках, не обращая никакого внимания на свой организм.
Тыл хуже переносит войну. Необходимо поэтому, чтобы он как можно меньше ощущал ее тяготу.
Население не должно ни в чем испытывать недостатка. Говядина по рублю фунт была в 1915 г. большим ударом для России, чем падение Новогеоргиевска и Ковны.
Немецкий подчеловек сказал, что «пушки важнее масла». И сказал глупо. И пушки, и масло важны в одинаковой степени. Без «пушек» страна не может обороняться, без «масла» она не может вообще жить.
* * *
Первым мероприятием правительства при приведении страны на военное положение должно быть закрытие на время военных действий всех общественных организаций (если таковые существуют) и всего самоуправления. Опыт Мировой войны 1914–1917 гг. показал гибельность такого рода учреждений. Правительство не должно иметь соперников. Оно обязано целиком владеть аппаратом власти и безраздельно контролировать все отрасли жизни столицы. Механизм управления должен быть свободен от дилетантского вмешательства. Война – дело государственное, а не комитетское.
При мобилизации вооруженной силы – брать лишь самое необходимое количество населения, твердо помня, что «не множеством побеждают». Отвлекать от народного хозяйства как можно меньше рабочих рук, как можно меньше специалистов своего дела. Твердо помнить, какое напряжение нам под силу, а какое – нет. Почва для революции 1917 г. была создана надрывом не рассчитавшей своих сил России. Мы оторвали 15 с половиной миллионов мастеров своего дела, не имея ни кадров, ни оружия, ни даже помещений для них и создав этим непоправимые перебои во всех отраслях государственной жизни народного хозяйства. Другой род мобилизации – это мобилизация промышленности. Мобилизация тяжелой промышленности для обслуживания фронта. Мобилизация легкой промышленности для обслуживания тыла.
Печальный пример «военно-промышленного комитета», наживавшегося на русской крови в 1915–1917 гг. и поставлявшего за 32 рубля шрапнель плохого качества, стоившую в безупречной «ювелирной» отделке казенных заводов только 9 рублей, – этот пример должен навеки остаться в умах и сердцах правителей Российской империи. Все частные заводы должны быть взяты под строжайший контроль военного ведомства.
Само собой разумеется, весь личный состав тяжелой промышленности – инженеры, техники, рабочие – должны считаться «мобилизованными на месте производства», подчиняясь воинской дисциплине. В истории России не должно повторяться роковых событий, вроде наступления петроградских распропагандированных рабочих масс в феврале 1917 г.
Мобилизация обслуживающей тыл промышленности имеет огромное моральное значение. Тыл должен быть снабжен предметами повседневного обихода, как фронт – снарядами. Лишенная лучших своих элементов, ушедших на фронт, страна чрезвычайно болезненно ощущает перебои экономической своей жизни. Духовные ресурсы тыла незримо слабее духовных ресурсов фронта. Их надо щадить, твердо помня, что успех войны зависит в первую очередь от моральной устойчивости тыла.
Если ситец стоил до войны 10 копеек, то во время войны он должен стоить 8 копеек. Если булка стоила 5 копеек, то должна стоить 4 копейки. Если поезда в мирное время имели право опаздывать на 10 минут, то в военное время могут запаздывать только на 5 минут.
Надо помнить, что если неприятелю удалось окружить и уничтожить одну из наших армий, – то это крупная неудача всегда поправима: тут поражение несет только стратегия. Но если в тылу пятикопеечная булка стоит рубль – то это признак развала, непоправимой катастрофы: тут поражение понесла политика – главный элемент войны и всей государственной жизни.
Все это требует огромного напряжения и тщательной, вдумчивой подготовки еще в мирное время. Ничего не должно импровизироваться в последнюю минуту – импровизация ведет лишь к перебоям и сможет привести к катастрофе.
Основной задачей промышленной мобилизации – помимо переключения тяжелой промышленности на нужды фронта – должен быть учет и подготовка кадров и рабочих рук для легкой промышленности, заменив там призванных в действующую армию и в тяжелую промышленность категориями лиц, не подлежащих военным мобилизациям.
Мы подошли к чрезвычайно важному вопросу – вопросу о женском труде.
Задача женщины – создание и воспитание семьи. Это – самая важная из всех государственных задач. Женщина – столп государства и государственности, и ее дело достаточно трудно и ответственно для того, чтобы ее обременить другими, явно не входящими в ее обязанности и компетенцию.
Женский труд является лишь суррогатом мужского труда. Он вообще менее продуктивен, за исключением домашних работ, которые под категорию «защиты государства», конечно, подвести нельзя, но на которых в значительной степени самое государство и держится.
Все же некоторую часть обширного 80 миллионного женского населения Империи возможно и необходимо использовать в целях мобилизации легкой промышленности. В порядке трудовой повинности мирного времени некоторые категории (незамужние либо бездетные) должны быть подготовлены к службе в легкой промышленности, почтовом ведомстве, отчасти на транспорте.
* * *
Основным правилом организации страны в военное время должно быть сколь можно большое использование сил и способностей каждого на подходящем месте. Как можно больше подходящих местах и как можно меньше дилетантов при полном исключении импровизации.
В первую очередь – заблаговременное создание крепких ведущих кадров во всех отраслях государственной работы. До организации миллионов – отбор десятков тысяч специалистов, более того, мастеров своего дела, беззаветно преданных как своей специальности, так и общему русскому делу.
Эти кадры – офицеры и унтер-офицеры, ученые и учителя, инженеры и техники, врачи и юристы, писатели и журналисты, администраторы всех рангов, проникнутые творческой волей – и поведут за собой родную страну в час решительного испытания.
Глава XXI
Общественное мнение и руководство им
Общественное мнение служит выразителем и показателем духа страны.
Создание духа страны – дело Церкви и школы. Создание общественного мнения – дело печати.
С упразднением патриаршества в 1700 г. и до запоздалого его восстановления в 1917 г. – два с лишним столетия Церковь, первооснова всей русской жизни, была «в вавилонском пленении» у светской власти. Оскудение Церкви в «синодский период» стало причиной оскудения духа всей страны.
Духовенству надлежит прежде всего развязать руки, чтобы оно могло в полном объеме приступить к выполнению своей великой задачи.
Задача школы – не только (и не столько) образование, сколько воспитание. Министерство народного просвещения должно именоваться Министерством народного воспитания.
Первенство воспитания над обучением в школьном деле столь же ясно и очевидно, как и в собственно военном. Мы должны считать это аксиомой.
Организация школы – это прежде всего организация преподавательского состава, создание крепкого учительского сословия – пирамиды, основанием которой служат кадры народных учителей, а вершиной – профессора университета.
Народному учителю надо создать в стране положение, которого он до сих пор был лишен. Повысить уровень учительских семинарий, приравняв их к средне-учебным заведениям. Дать учителю чин офицера запаса и все связанные с офицерским званием преимущества на все время его учительской деятельности.
Роковой ошибкой Милютинского устава 1874 г. было «освобождение» педагогов от воинского долга. Интеллектуальный отбор страны – школа – исключался из рядов армии. Мы уже имели случай разобрать антигосударственные положения этого Устава.
Сто тысяч тщательно подготовленных и тщательно отобранных народных учителей-офицеров дадут нам могучий кадр – закваску и фундамент российского просвещения.
Столь же тщательно следует отобрать преподавательский состав средней школы, ответственность которого еще более велика. Особенное внимание следует обратить на преподавателей родной истории и словесности как способных оказать решающее влияние на формацию учеников. Философские дисциплины – психологию, логику и собственно философию – надо поручить священнику-законоучителю либо педагогу с богословским образованием. Рационалистическая трактовка этих предметов, не осмысленная и не одухотворенная православием, выхолащивает их, лишая их глубокого содержания, и готовит интеллектуальных инвалидов.
Что касается высшей школы, создающей отбор страны, то преподавательский состав ее принадлежит уже не к учительскому, а к ученому сословию. Ученики же – студенты – полноправные члены общества и государства. Высшая школа должны быть целиком включена в государственную жизнь.
Очертив великое назначение Церкви и школы, создающих дух страны, перейдем к печатному слову, выражающему общественное мнение.
* * *
«В начале бе Слово и Слово бе к Богу – и Бог бе Слово» (Ин. 1,1). Слово, таким образом, божественно. В устах человека оно является первым признаком образа и подобия Божия. Это – самое грозное оружие, которым располагает и будет располагать человек.
Но созданный по образу и по подобию Божию, человек бывает грешником и преступником. Так и слово его бывает тогда отравленным и приобретает великую разрушительную силу.
Если в нашем государстве Церковь и школа на высоте, то организм страны здоров. А в здоровом теле – и здоровый дух. Отравленного слова тогда нечего бояться: страна прикрыта от ядовитых стрел надежной броней. Да и самой отраве неоткуда взяться.
Наоборот, когда в стране нет здорового духа, отравленное слово бьет наповал. Как бы ни напрягало все свои силы правительство, какие бы меры пресечения оно ни предпринимало в борьбе с растлевающим печатным словом – оно эту борьбу проиграет. Ибо нельзя бороться со внешними проявлениями зла, не устранив его первопричины.
В этом безнадежном положении находилось Российское правительство времен упадка Империи второй половины XIX и начала XX столетия. Дух России был поражен принижением Церкви и разложением школы. Только в этой упадочной обстановке и возможен был успех – и самое появление – болезненных наростов, патологической литературы Белинского, Герцена, Чернышевского, Писарева, Михайловского – людей столь же озлобленных, как и бездарных. И лишь патологическим состоянием организма страны можно объяснить себе засилье этих «властителей дум». Убогая философия Льва Толстого – рассуждения средней руки папуаса, кажущаяся такой жалкой и примитивной в первой половине XX в., в свое время, на рубеже двух столетий, казалась евангелием смертельно больному обществу.
Правительство тратило зря свои последние силы. Оно боролось с дымом, вместо того чтобы бороться с огнем, и своей борьбой с «запрещенными» авторами лишь создавало этим последним совершенно незаслуженный ими ореол «мучеников идеи», а обманутому стаду «малых сих» – прелесть запрещенного плода.
В благоустроенном государстве не должно быть вредной печати за отсутствием уязвимых мест. На здоровый организм этот яд не должен действовать. А если действует, то это значит, что в нем появилась трещина, которую как можно скорее надо залечить.
* * *
Само собою разумеется, свобода печати в военное время должна подвергнуться ограничениям. Она несовместима с общей дисциплиной государства во время войны, как несовместимы, например, торговля и вольные профессии с отбыванием воинской повинности.
Задача печати в военное время – осведомлять страну о ходе дел на фронте. Осведомлять как можно более правдиво. Писатель, журналист и цензор – друзья, а не враги.
Неудач не замалчивать – ибо их замолчать невозможно: нельзя отрезать языки раненым, эвакуированным и отпускным. Твердо помнить главного врага – «стоустную молву». Для пресечения этой молвы лучше своевременно – с соблюдением известной меры – твердо и авторитетно сообщать о поражении XIII и XV корпусов в Восточной Пруссии (неприятель все равно узнал их номера), чем допустить панический страх по всей стране, что «полмиллиона наших погибло в Мазурских озерах», – слух, который потом никакими средствами не удастся искоренить.
Страна должна знать лучших своих сынов, должна знать и чтить имена своих доблестных полков – имена уже известные неприятелю, имеющему о них сведения по убитым и пленным. Такие черствые «алгебраические» выражения, как «один из наших доблестных полков», «один из наших молодых полков» ничего не говорят уму и сердцу населения, оставляя в то же время чувство горечи в сердцах участников боев. Вообще, сообщения нашей Ставки и Мировую войну 1914–1917 гг. следует рассматривать как непревзойденные отрицательные образцы.
Не следует обманывать население нелепыми бравадами, что неприятель умирает с голоду, что неприятельская страна сможет продержаться еще самое большее полтора месяца, что неприятельские войска сдаются дивизиями при одном виде казацкой пики. Этими баснями печать дискредитирует себя в глазах общественного мнения и деморализует страну, зря обнадеживая ее.
* * *
Совершенно нетерпим и недопустим слащавый тон о «солдатиках» и «серых героях». Он раздражает бойцов и деморализует значительные их категории. В основе слащавости и пафоса всегда фальшь. Авторов подобного рода статей и очерков следует, после первого и последнего предупреждения, лишать права писать до окончания военных действий.
Еще опаснее слащавость в обращении с ранеными и выздоравливающими. За ними должно ухаживать, но с ними ни в коем случае не надо нянчиться. Это развращает.
Госпиталя ни в коем случае не должны располагаться в населенных центрах. Не надо повергать дух тыла добавочному и совершенно излишнему испытанию.
Культ героев должен соблюдаться свято. В каждом храме, в каждой школе должны иметься доски с именами прихожан или бывших учеников, заслуживших белый крестик либо сподобившихся деревянного креста.
Портреты героев и описания их подвигов должны быть на почетном месте периодических изданий.
В наших русских условиях (при свойственной всем нам музыкальности и любви к театру) большое значение приобретают музыка и сцена. Для широких масс чрезвычайно важен кинематограф. Как в театре, так и в кинематографе следует избегать деланного пафоса и мелодрамы.
Уличные манифестации – очень сильнодействующее средство. Но они ценны только в случае своей непосредственности. Манифестации, заранее организованные и принудительные, на советский образец, свойственны варварским «тоталитарным государствам». Они обращаются в отбывание номера и совершенно не достигают своей цели.
* * *
В общем, проблема общественного мнения – это проблема духа страны. Церковь и школа создают этот дух – и при его наличии управление общественным мнением не представляет труда.
