В 1812 г. генерал Кутузов выслал на коммуникации Наполеона «корволаны» (летучие отряды) Фигнера, Сеславина и казачьи. По недоразумению, история назвала их партизанами, но партизанами были не они, а крестьяне, взявшиеся за оружие против врага. Их действия и испанская герилья, а затем политическая и психологическая особенность гражданских войн в России, Испании, Греции, Китае и, наконец, поучения кровавой борьбы в Индокитае, Корее и на Малайе, а в особенности многообразие форм иррегулярных действий в войне 1939–1945 гг. должны были побудить военную науку заняться изучением феномена воевания не в поле, а в народе. Но старообрядческая психика офицерства препятствует осознанию того, что открылось французским поручикам и полковникам в Виетнаме, где оказались перевернутыми тактика, военная администрация, воинская психика. На Западе феномен этот не изучают в должной мере (книга генерала Хольмстона «Война и политика» блистает одинокой звездой на темном небе незнания); на Востоке феномен не может быть изучен правильно вследствие марксистской предвзятости. А изучать есть что.

Народ перестал быть пассивным зрителем или безмолвной жертвой единоборства войск. Народ воюет. Гражданин свободной страны привык к тайному, но упорному сопротивлению мучителям. Это – предпосылки для того, чтобы во время войны воспротивиться оккупационной власти в сотрудничестве с родным войском или подняться против власти страны в союзе с другой воюющей стороной.

На периферии этой народной борьбы стоит акция неповиновения (саботаж), в которой без большого личного риска может принять участие великое множество людей обоего пола и всех возрастов. Вторая форма борьбы – вредительство. Это уже не просто невыполнение распоряжений властей, это – связанное с известным риском причинение ущерба порчею машин, продуктов и т. д.; тут нет предела изобретательности и инициативы. Эти две периферийные формы не требуют ни организованности, ни поддержки извне: тайные группы из членов революционно-политической партии показывают пример, заразительность которого побуждает широкие круги населения подражать увлекательным образцам. Участие в этих двух видах сопротивления может принять эпидемический характер, если тому соответствуют духовные свойства народа, если война создает надлежащую психологическую атмосферу и, если в массы будут брошены психологически ударные политические лозунги. Направлять сопротивление может, пользуясь своим опытом мирного времени, дипломатия, но, конечно, согласуясь с планами стратегии.

Стратегия же берет в свои руки управление такими формами борьбы, как диверсия и террор. Диверсия – это разрушение объектов военных (склады, телеграфные линии и т. п.) и невоенных (амбары с зерном, нефтеводы и т. д.). Террор низовой – это убийство из-за угла солдат на улицах и дорогах, мелких агентов власти и людей, сочувствующих противной стороне; террор верховой – по принципу Пугачева «руби столбы, заборы сами повалятся». Диверсию и террор в тылу врага выполняют специалисты, доставленные в надлежащие районы на самолетах или подводных лодках (если невозможен простой переход линии фронта или границы); такую же акцию проводят и местные диверсионные и террористические группы («пятые колонны»), а кроме того, и партизанские отряды выделяют, при надобности, небольшие партии. Все это укладывается в рамки иррегулярной организованности и тактического, а может быть, и оперативного руководства.

Пятой формой иррегулярного воевания является партизанство, то есть вооруженные действия отрядов, формируемых населением. Местные отряды собираются от случая к случаю и действуют каждый в своем округе; постоянные отряды прячутся в горах или лесах и обладают некоторой подвижностью, но не отрываются от родных деревень, потому что их население доставляет им снабжение, заботится о раненых и собирает разведывательные сведения; отряды из пришлого элемента (бежавшие военнопленные, переброшенные через фронт специальные команды и т. д.) могут быть и подвижными, т. е. способными к переброске по распоряжению высших партизанских штабов из одного района в другой; такие отряды, бывают вынуждены силою добиваться содействия населения, их чуждающегося; подобное насилие не всегда возмущает население – иной раз оно даже радуется принудительной мобилизации в партизанские отряды; факт принуждения снимает с населения круговую ответственность, а с мобилизованного – и часть личной ответственности.

Шестой и высшей формой народной борьбы является восстание, когда не отдельные партизанские отряды, но значительная часть населения берется за оружие.

Классической надо признать акцию населения Польши в 1939–1945 годах: она прошла, постепенно развиваясь, через пять стадий и завершилась шестой стадией – восстанием генерала Бор-Коморовского в Варшаве (40 тыс. бойцов). Но вполне возможны случаи неполного развития иррегулярства или ограничение его одной какой-либо формой борьбы (как, например, в Чехии, где дальше саботажа не пошло). Все зависит от свойств народа, от политики его врага, от случайности – появление, скажем, даровитых атаманов.

В Москве уже в 1933 г. была издана Инструкция о партизанской борьбе, но лишь на третьем году войны Сталину удалось организовать иррегулярное войско, декоративно поставив во главе его Ворошилова. Верховный штаб прибрал к рукам все множество (до 300 тыс.) партизан, а затем распространил свое влияние и за границу (тогда в ставку Тито прибыли советские «спецы»).

Воевание без войск – воевание партизанами, диверсантами, террористами, вредителями, саботерами, пропагандистами примет в будущем огромные размеры, чему порукой факты из недавнего прошлого. Иррегулярство, не поддержанное войском (инструкторы, оружие, медикаменты, одежда, деньги), беспомощно. Оно становится мощным, получив и материальную поддержку войска, и моральную: успехи войск усиливают активность иррегулярных сил и увеличивают их численность (по появлении Эйзенхауэра в Алжире Италия выставила 100 тыс. партизан, а по занятии американцами Рима – 250 тыс.). Красная армия кинула в партизанский район конный корпус Белова, чтобы он, раздробившись, укрепил костяк партизанских отрядов. Удавалось координировать действия отрядов общей численностью до 10 тыс. человек, давая такой массе задание сотворить хаос в тылу немецкого сектора, на котором красные войска предпринимали наступление. Продуктивность партизанских действий увеличивалась прикомандированием к отрядам минеров, связистов, разведчиков, офицеров Генерального штаба. В одну ночь июня 1943 г. в центральной части Восточного фронта, было заложено 10 тыс. мин; в Югославии на линии Загреб-Белград в одну ночь были подорваны рельсы в 80 местах; ежемесячно на Восточном театре жертвами взрывов становились 200 немецких паровозов; борьба против иррегулярного войска Вьетмнама обошлась Франции в 1400 убитых офицеров и 60 тыс. солдат – убитых, раненых, попавших в плен, а также в 3 тысячи миллиардов франков. Тито с помощью партизан овладел горной частью Хорватии, образовал партизанское государство и, давши своим бандам подобие войсковых дивизий и бригад, оторвал их от родных мест и пошел завоевывать Сербию. Партизаны Кубы ставили даже Соединенным Штатам ультиматумы и уводили в плен их граждан.

Иррегулярная сила стала мощным фактором войны. Кто из офицеров с нею вдумчиво соприкоснется, пред тем открывается новый военно-политический мир, в котором заменены: долг – фанатизмом, храбрость – лукавством, благородство – жестокостью, традиции – импровизацией, порядок – своеволием, иерархия по старшинству – выдвижением энергичнейших, государственная идея – оппортунистическими лозунгами, унаследованная этика – учетом полезности, слово разума – криком буйства. Этот странный для офицерства мир врывается в войну, в стратегию – именно в стратегию, потому что иррегулярные силы за время одной войны от тактики шагнули в оператику, а теперь вступили в стратегию: почти все войско Франции – 450 тысяч – привязано к Алжиру, где партизанят сотни, террорствуют тысячи, а саботируют миллионы арабов.

На некоторых секторах некоторых театров будущей войны народное сопротивление создаст анархию, на иных – диверсия-террор вызовут смятение, на третьих партизанство или восстание парализует вражеское воинство, а на четвертых все вместе взятое превратит войну в ничем не сдерживаемую борьбу политических фанатизмов, безумствующих в убийствах и разрушениях, на фоне которых хладнокровные бои войск будут казаться атаками милосердия к противнику. <…>

Революцию на войне пожрет лишь контрреволюция. Деструктивное можно одолеть только конструктивным. В борьбе против иррегулярства победу дают не карательные экспедиции и не овладение территорией, но овладение душой. Суворов, сражаясь против революционеров-французов, говорил: больше благородством побеждать, нежели оружием. <…>