Два махасамадхи

Двое близких и дорогих мне людей вошли в махасамадхи. Первый случай связан с моим старым знакомым по имени Свами Нирмалананда, Второй – с Биджи, моей возлюбленной женой.

Свами Нирмалананда жил в южноиндийском штате Карнатака, в горах, в месте под названием Билигири Раньяна Бетта, В юности он много лет путешествовал за границей, посещая святых разных вероисповеданий. Во время Второй мировой войны он оказался в Европе и был глубоко потрясен увиденным там страданием. В 1960-е годы вернулся в Индию и ближе к концу жизни основал ашрам в родных горах. Там, в тишине, он провел одиннадцать лет.

Впервые я встретил его, когда мне был двадцать один год. Я часто бродил по этим горам, как правило, в одиночестве. Как-то раз я провел в лесу пять-шесть дней и сутки ничего не ел; вернулся к месту, где припарковал свой мотоцикл, сел на него и поехал в гору, По пути не было ни одного кафе, но я знал, что наверху находится ашрам Нирмалананды и там есть еда, В ашраме был небольшой храм; я увидел двадцать пять ступеней, ведущих к маленькому домику. В те дни я не любил слезать с мотоцикла ни при каких условиях, так что заехал вверх по ступеням и прислонил мотоцикл к стене дома. После нескольких суток, проведенных в лесу, под дождем, я был весь в грязи. Услышав рев мотоцикла прямо под окном своей комнаты, Нирмалананда вышел и посмотрел на меня. Улыбка никогда не сходила с его лица. Он регулярно погружался в молчание, и в тот день он тоже молчал. Я сказал ему, что очень голоден. И тогда он сделал кое-что странное,

Он подошел и дотронулся до моих ступней. Я был таким человеком, кто никогда в жизни даже не склонил головы в храме, Я бы никогда и ни за что не коснулся чьих-то ступней, для меня это было немыслимо, А этот человек подошел прямо ко мне и дотронулся до моих ботинок, покрытых грязью, Я очень смутился. Я знал, что его считают великим, но не хотел знать, насколько он велик – саньясин, просветленный или кто-то еще, Это ничего для меня не значило, Я хотел от него только хлеба, а он вышел и дотронулся до моих ступней. Это меня обеспокоило. Но, поскольку очень хотелось есть, я взял у него хлеб и мед.

Потом я стал приезжать на гору и часто встречаться с ним. Между нами возникла некая связь – какое-то тепло друг к другу. На самом деле, тепло возникло во мне, он же всегда относился тепло ко всем. Он, как правило, молчал, Иногда он что-то говорил, но в большинстве случаев писал записки, а говорил я, В результате нашей встречи во мне развернулся процесс, и я начал учить йоге . Спустя много лет, после долгого перерыва, я снова встретил его, К тому времени я уже оброс бородой, и со мной была моя жена Виджи, Ей тоже понравился Нирмалананда, и несколько раз мы приезжали к нему вместе, Во время этих визитов мы много говорили.

В апреле или мае 1996 года я приехал к нему с Виджи и нашей дочерью Радхе, Во время разговора он внезапно сказал, что собирается покинуть тело в следующем январе, в начале Уттараяны, Я спросил его: «Почему?» – «Я жил как йог и не хочу жить как роги^АА». Ему было семьдесят три года, Он плакал и говорил мне, что у него нет ясного понимания о том, как оставить тело, Он уже построил себе небольшое самадхи. Сказал, что хочет сесть там и уйти, но беспокоится, получится ли у него выполнить задуманное, У него было много вопросов,

Таким образом, наш обычный визит превратился в совсем другую ситуацию, Мы все сидели в ашраме Нирмалананды – человека, к которому, приезжали все, в том числе мы с женой и дочкой, – но на этот раз он спрашивал совета у меня, Мы много раз встречались с ним прежде, но сейчас он приближался к своей финальной фазе и чувствовал растерянность. Он был простым, очень радостным человеком, Он многое постиг, но все же не знал, как работает механизм его собственной системы, потому что не исследовал ее, Все, что у него было, – это осознанность,

Я открылся ему с совершенно новой стороны. Мы начали обсуждать то, что я никогда ни с кем не обсуждал. Я сказал ему, что нужно и что не нужно делать. Поскольку смерть всегда приходит по причине разрушения тела болезнью или травмой, то, чтобы выйти из тела и при этом не разрушить его, требуется особое мастерство. Я подробно описал, как ему следует подготовиться. Биджи сидела рядом и слушала. Она разрыдалась и плакала без остановки, Я продолжал говорить с ним, не обращая на нее внимания, потому что она могла плакать от радости, от чего угодно. Она всегда плакала от интенсивности происходящего, такой уж она была. По мере того как я говорил, Нирмалананду переполняли чувства; он тоже плакал, иногда задавая мне вопросы, В тот день мы поняли, что он скоро уйдет.

Зная об этом, в декабре 1996 года мы собрали большую группу медитирующих и отправились повидаться с ним в последний раз. Он уже сообщил время своего ухода многим людям, написав прощальные письма всем, с кем состоял в переписке, Новость об этом появилась в газетах. Так называемые рационалисты штата Карнатака начали против Нирмалананды большую кампанию в прессе. Они заявили, что он намерен совершить самоубийство с целью самопрославления, болтали прочую чепуху и требовали от правительства предотвратить это. Они даже приставили к ашраму двух полицейских,

В наш последний визит Нирмалананда был расстроен и плакал. Все это причинило ему большую боль. Будучи чувствительным, мягким человеком, он даже не рвал цветы для своего храма, потому что не хотел причинить им боль, и подносил своему Богу только те, что упали сами. Он также никогда не срывал с дерева фрукты, лишь подбирал их с земли. Вот каким он был. Он говорил: «Я даже цветы не рву, а они насылают на меня полицию», – и плакал, Я спросил: «Ну и что с того? Полицейские просто сидят здесь. Не обращай на них внимания». В итоге полицейских освободили от слежки за ним, но некоторые люди в Бангалоре и Майсуре продолжали возмущаться,

Он намеревался уйти 15 января, но ушел десятого – на пять дней раньше. Он боялся, что «рационалисты» придут и поднимут шум. В тот день он сидел у своего домика на скамейке. За несколько минут до полудня в присутствии небольшого количества людей он просто ушел, Нирмалананда нуждался в посвящении дикша-мритью, но вместо этого мы дали ему понимание махасамадхи.

Мою жену Виджи глубоко поразило махасамадхи Нирмалананды, Она почувствовала: уходить надо именно так, Все знавшие Виджи понимали: она не из тех, кто двигается постепенно, шаг за шагом. Так было и с йогой, Она не занималась йогой для благополучия, оно было ей безразлично, Она занималась йогой лишь потому, что йога была важна для меня, Ее саму йога не интересовала, и она не раз открыто об этом говорила. Люди считали ее слова кощунством, «Жена Садхгуру – и несет такую чушь!» – думали они. Но она говорила то, что было правдой для нее,

Во время беседы с Нирмаланандой о том, как оставить тело, Виджи сидела рядом и тихо плакала, На пол пути спуска с горы есть прекрасное место с великолепной дикой природой, и, когда мы ехали обратно, я остановил там машину. Виджи все еще плакала, и потому я шутил о том о сем. Потом она сказала: «О чем бы ты ни говорил с Нирмаланандой, мне это тоже нужно». Я шутливо спросил: «О, ты хочешь уйти? Прекрасно! Когда?» Пытался отвлечь ее от этих мыслей, но она не унималась, Я подумал: «Так, шутки закончились. Дело серьезное», Сказал ей: «Ладно, давай проверим, сможешь ли ты это сделать. Повторяй мантру „Шамбхо“, посмотрим, что будет». Эта сцена до сих пор у меня перед глазами, Наша маленькая машина припаркована на обочине, Я стою там, Радхе с чем-то играет. Дорога заброшенная, машина проезжает по ней раз в 20–30 минут, Виджи встает на колени посреди дороги и говорит мне, что хочет уйти. Я отвечаю: «Повторяй мантру „Шамбхо“». Вот и вся садхана, которую я ей дал, Никаких фантастических особых посвящений,

Я и предположить не мог, что у нее хватит упорства делать это так, как она начала это делать. Это трудно, потому что ваше внимание должно быть полностью сосредоточено на практике двадцать четыре часа в сутки. В противном случае должного развития не будет, Я знал, что она обладает определенными качествами: если уж она что-то решила, то отдается цели без остатка, Но никогда не думал, что она пойдет до конца, Она была чрезвычайно эмоциональной – особенно по отношению ко мне и Радхе, – и я думал, что это ее остановит, Но ее практика стала быстро набирать обороты, и через короткое время Виджи изменилась, Она перестала быть моей женой и стала сильнейшей садхакой.

Я пытался притормозить ее, потому что никто не способен долго выносить столь интенсивную энергию – она сжигает человека, Я спрашивал: «Зачем торопиться?» Нашей дочери еще не исполнилось и семи лет. Сама Виджи прошла через период проблем и внутренней борьбы и теперь расцветала в чудесную возможность, Я сказал ей: «Все складывается хорошо для всех, и для тебя тоже. Зачем уходить сейчас?», и она ответила: «Сейчас я ощущаю совершенную внутреннюю красоту, вижу окружающий мир чудесным. Я именно там, где хочу быть, В такой момент я и хочу уйти». Я снова спросил: «Куда торопиться? Можно подождать несколько лет, насладиться тем, что есть, а потом уйти», Она ответила: «Ты не хочешь, чтобы я уходила сейчас, Захочешь ли ты через несколько лет?»

Я не знал, как отговорить или остановить ее, Я перепробовал все способы убеждения, но ни один не сработал,

Она уже была вовлечена в процесс освящения Дхьяналинги, Многое из того, что требовалось сделать, было совсем не легко, «Трудно» – не то слово, потому что для любого нормального человека это чрезвычайно трудно, Но она вложила в освящение всю себя и справилась превосходно, Она отдалась этому процессу полностью и намеревалась уйти после его завершения, В течение трех полнолуний – в декабре, январе и феврале – она вызвалась готовить и служить брахмачариям. Подавать еду не ложкой, а руками: такое желание – часть индийской культуры. Она собиралась делать это в течение трех полнолуний и в февральское полнолуние намеревалась уйти.

Все выглядело так, что освящение наверняка завершится до 23 января, Но я знал: произойдет нечто такое, что сильно задержит процесс и поставит все под угрозу, Так что 14 января я заставил всех участников дать клятву, что к следующему полнолунию, в феврале, мы всё закончим – что бы ни случилось, любой ценой, Все сказали «да». Но я ответил: «Этого недостаточно. Вы должны дать настоящую клятву» – и заставил их трижды прокричать обещание. Я настолько стремился исполнить волю моего гуру, что готов был войти в утробу женщины, родиться, вынудить ее пройти через все эти муки, повзрослеть – и все это ради одной цели. Вот каково мое упорство, Освящение Дхьяналинги было мечтой моего гуру, и по какой-то причине она передалась мне. Несколько жизней я пытался это сделать, и теперь, когда мы были так близки к завершению, я хотел осуществить задуманное вместе с Виджи. Ее уход означал бы, что все надо начинать сначала, а это было почти невозможно,

Процесс освящения разворачивался параллельно с планом ухода Виджи, Мы в последний раз посетили ее родителей и моих родственников. Она попыталась поделиться своим намерением с семьей, но никто не воспринял этого всерьез, поскольку она была здорова и благополучна. Когда она сказала, что это ее последний приезд, они решили, что она на что-то рассердилась. Мы также съездили на семейную свадьбу – впервые за долгое время. Я так давно не появлялся на семейных мероприятиях, что многие познакомились с Виджи лишь тогда, 21 января мы отвезли нашу дочь Радхе в школу, Виджи уже некоторое время говорила Радхе о том, что собирается уйти. Радхе родилась в марте, и Виджи говорила ей, что не сможет присутствовать на ее дне рождения, что к этому времени ее уже не будет. Дочка и Виджи говорили о том, что Виджи уйдет, а я останусь, займусь тем-то и тем-то, как о решенном вопросе, Я спросил: «Зачем ты мучаешь девочку? Оставь ее в покое», Она ответила: «Нет-нет. Я должна ей сказать. Не хочу, чтобы она чувствовала, что я ушла, не предупредив ее».

Виджи – интенсивность, которую невозможно сдержать.

За несколько недель до махасамадхи

Мы вернулись из Ути вечером 21 января, а вечером двадцать третьего она ушла. То, что она собиралась сделать в февральское полнолуние, случилось на месяц раньше. В тот день было чрезвычайно редкое, архетипически подходящее соединение планет, Говорят, такое случается раз в двести лет. Это также был Тайпусам — день, который многие святые прошлого выбирали для своего махасамадхи, Это тоже сыграло свою роль,

В тот вечер, как всегда в полнолуние, несколько человек из Центра йоги «Иша» собрались в храме, Виджи уже приготовила еду. Мы намеревались вместе помедитировать, а потом она хотела подать им еду. Через несколько минут после того, как все сели медитировать и закрыли глаза, она встала и вышла в туалет. Меня это немного задело: когда мы садимся в медитацию, никто не шевелит даже пальцем, не говоря уже о том, чтобы встать и выйти, Но она вышла, сняла свои золотые браслеты, серьги и кольца, оставила их снаружи и вернулась, Через некоторое время она трижды произнесла «Шамбхо» и склонилась влево, И все, Я заметил это и попросил одного из брахмачариев помочь ей; другой принес ей воды. Но к этому моменту она уже ушла,

Ее достижение – это не шутки, Такое не дается без борьбы даже реализованным йогам, Такому гнани, как Нирмалананда, прожившему всю жизнь в духовной садхане, пришлось приложить усилия, чтобы достичь того же, Только колоссальная энергия, возникающая из интенсивной садханы, способна выгнать жизнь из тела, Виджи работала ради этой цели и знала методы ее достижения. Но я даже не подозревал, что без моей помощи она сможет создать необходимое количество энергии,

Кроме того, необходимо было сделать нечто такое, о чем она никак не могла знать. Когда мы посвящаем людей в садхану, мы даем им металлическое кольцо или браслет. Их нельзя снимать без разрешения гуру, и вот почему, Во время этого типа садханы вы можете непроизвольно выскользнуть из тела, но если на вас есть что-то металлическое, оно вас удержит. Я никогда ей об этом не рассказывал, но по какому-то наитию она сняла все свои украшения. Наверное, почувствовала, что они не позволяют ей уйти.

Иногда меня спрашивают: «Почему ты ее не остановил? Можно ли было ее остановить?» Освящение еще не было завершено, Более того, она была моей женой и мамой нашей маленькой дочки, Я отвечаю – да, любой мог ее остановить, Это может сделать кто угодно, не только гуру. Все слышали старые истории о том, как что-то отвлекало святых от медитации. О чем говорить, если даже сам Шива отвлекся? Чтобы остановить человека, не нужно никакого гуру или духовной силы, достаточно простого отвлечения. Но если человек перешел определенную черту, то, что бы вы ни делали, вы не сможете отвлечь его, Гуру сможет его удержать, если захочет, Однако если человек зашел настолько далеко, кто захочет его удерживать? Можно удерживать тогда, когда он еще не перешел черту, но, когда это уже случилось, в этом уже нет смысла. Это противоречит самой сути бытия,

Махасамадхи не следует путать с самоубийством. Как я и объяснял, они отличаются: физическое тело при махасамадхи не разрушается, Более того: отсоединение от здорового, живого тела означает, что вы обрели достаточную власть над жизнью, чтобы создать и разрушить ее. Так что когда уход человека сопровождается столь высокой интенсивностью, его не пытаются остановить. Неважно, что это за человек, мужчина или женщина, неважно, кем он вам приходится – матерью, женой, ребенком. Какая разница? На том уровне нет никакого родства, «Жена» или «муж» – это правда лишь в нашей, психологической и физиологической, реальности, Да, Виджи была моей возлюбленной женой, но когда она перешла в то состояние, я больше не воспринимал ее как жену. Она стала возможностью, которая вышла за пределы личных отношений.

Ее звали Виджайя Кумари, что означает «дочь победителя». Она достигла высшей из побед, доступных живому существу. Всю свою жизнь она говорила, что горда быть моей женой. Но своим поступком заставила меня гордиться ею – и как мужа, и как гуру.

ВИДЖИ

 

She knew Love

and nothing more

She was Love

and nothing more

Th e Lord needs Love

and nothing more

She wooed him with Her Love

 

 

Она знала любовь

И ничего больше.

Она была любовью

И ничем больше.

Богу нужна любовь

И ничего больше

Она отдала ему свою любовь,

И ее нет больше.

 

Было много других примеров того, как люди оставляли свои тела по собственной воле. Один из них – случай Лэймана Панга и его дочери. Лэйман Панг был известным буддистом-мирянином, он жил в Китае в IX веке. Он родился в богатой семье, но в какой-то момент он, его жена, сын и дочь отказались от всего имущества и выбрали странствия, посвятив себя духовной практике. Когда Пангу было около семидесяти лет, он решил, что должен оставить тело в конкретный день. Тогда с ним жила только дочь. В назначенное время они подготовили комнату к его уходу. Он принял ванну, надел приготовленное облачение и сел на кровать, скрестив ноги. Он хотел уйти в полдень и потому попросил дочь смотреть в окно и сообщить ему, когда наступит ровно полдень.

Выросшая под опекой своего отца дочь Панга, Линг-чао, сама была реализованным духовным искателем, Панг часто отмечал ее способность схватывать все на лету, В тот день она смотрела в окно в ожидании полудня и вдруг сообщила отцу, что сегодня будет затмение, «Неужели?» – спросил Панг, «Да, подойди и взгляни сам». Панг встал с кровати, В тот же миг Линг-чао прыгнула на его место и, сев скрестив ноги, сразу покинула свое тело.

Увидев, что произошло, Панг сказал: «Моя дочь всегда действовала быстро. Теперь она опередила меня». Говорят, Линг-чао обманула отца, чтобы уйти раньше него, но это не факт, Возможно, Панг так хорошо подготовил пространство, что его дочь как магнитом потянуло к его кровати, а природа созданных им энергий была такова, что она, будучи тоже духовным практиком, смогла оставить тело мгновенно, Панг посмотрел на нее, спокойно вышел на улицу, собрал дров и провел церемонию кремации, Затем он по традиции выдержал семь дней в трауре, В конце траурной недели его навестил глава провинции, чтобы выразить свои соболезнования, Во время их беседы мирянин Панг, сидя рядом с правителем, оставил свое тело.