17.
К шести тридцати вечера дождь ослабел до слабой мороси, но ветер продолжал дуть.
Бейнбридж осторожно вел фургон по узким поворотам Беверли Глен, пока не выехал на Малхолланд-драйв, где повернул налево.
Три года назад преподобный нашел место недалеко от Малхолланд, откуда открывался прекрасный вид на долину Сан-Фернандо. Всякий раз, когда он испытывал сильное напряжение или когда в группе возникала особенно сложная проблема, Бейнбридж выходил из дома и ехал на это место, где тихо молился, глядя на сверкающую огнями долину.
Он отогнал фургон от дороги, вышел из него с зонтиком и перебрался на карниз.
Из-за непогоды вид был не таким ясным, как обычно, но огни все равно мерцали сквозь туман, как блестки, рассыпанные Богом.
После разговора с Никки в доме Бейнбридж чувствовал себя бесполезной, рассеянной развалиной, но то, что произошло перед клиникой, удвоило его тревогу.
Он никогда не испытывал такого необъяснимого страха, такого кристально чистого ужаса, как в присутствии человека с этими странными золотистыми глазами.
"Почти цвета виски", - подумал он.
В них светилась какая-то развращенная радость, они почти подмигивали, когда мужчина похлопывал Никки по животу и говорил: "Просто любуюсь вашей работой, преподобный".
Еще хуже было спокойное выражение лица Никки, когда она с восторженным интересом наблюдала за мужчиной, как будто хорошо его знала и была рада видеть, хотя утверждала, что они никогда раньше не встречались.
Встреча Бейнбриджа с незнакомцем вызвала у него столь глубокую тревогу, что, когда он вернулся в дом, его била дрожь, и он потел, несмотря на холод; от окружающей суеты у него возникло чувство клаустрофобии, и он ушел, чтобы оказаться подальше от остальных и спастись от приторно-знакомого вкуса, застывшего во рту, вкуса, которого он не испытывал уже много лет, десятилетий, и которого жаждал как никогда раньше.
Когда морось забрызгала его зонтик, он почувствовал, как в горле заклокотали невыплаканные слезы, и, закрыв глаза, увидел измученное болью лицо Никки, услышал ее всхлипывающие слова...
"Ты сказал, что Бог будет понимающим, прощающим..."
"Ты сказал..."
"Ты сказал!"
Он опустил зонтик и поднял глаза, позволяя дождю падать на его лицо.
- Господи, прости меня за то, что я подвел Тебя, - произнес он, его голос надломился. - И за то, что подвел эти драгоценные юные души. - Его слова были поглощены ветром. Слезы падали из его глаз и смешивались с каплями дождя.
Ему казалось, что, подведя Никки, он подвел всех своих детей. Если один из них не может на него положиться, то как же могут остальные?
Пытаясь поднять себе настроение, Бейнбридж подумал об успехах, которых он добился с некоторыми из детей, и об успехах, которые обязательно придут, если он будет верить в Бога и в себя, если он не позволит одной ошибке, какой бы ужасной она ни являлась, сломить его.
Например, Джим. Его пару раз арестовывали за хранение марихуаны, и родители привезли его к Бейнбриджу, настояв на том, чтобы он некоторое время пожил в доме "Молодежи Голгофы". За время летней школы его оценки улучшились, и, насколько знал преподобный, он уже больше месяца не употреблял траву. Однако он по-прежнему был очень тихим и замкнутым, почти отягощенным. У Джима имелись очень темные интересы, он слыл заядлым читателем, а также начинающим писателем. Большую часть времени он проводил за чтением порнографических романов с изображением секса и насилия и почти исключительно с оккультными темами. Бейнбридж выкинул их все - ужасные книжки с аляповатыми кровавыми обложками и названиями вроде "Зловещее отродье" и "Кровавое проклятие" - и конфисковал его сочинения, не менее ужасные, явно написанные под влиянием этих романов в мягких обложках. Затем он попытался направить писательские таланты и читательские интересы Джима в более позитивное русло. Всякий раз, когда Джим грозился сбежать, что случалось с ним нередко, Бейнбридж напоминал ему, что ему грозит не только тюремное заключение, но и опасность потерять душу.
А еще была Эллен, которая носила только черную одежду, имела на руке татуировку в виде ящерицы и хотела стать рок-звездой, "как Джоан Джетт", - как часто говорила она. Она действительно обладала прекрасным певческим голосом, и Бейнбридж пытался уговорить ее использовать его на собраниях по выходным, но ей было интереснее исполнять свои песни об уличной жизни и сексе, чем музыку более сакрального характера.
В доме Бейнбриджа жили еще несколько проблемных подростков, но эти двое волновали его больше всего, ведь у каждого из них имелся такой большой потенциал. В дом постоянно поступали новые дети - либо их приводили родители, либо социальные работники, которые поддерживали работу Бейнбриджа. И долина под ним, сверкающая, как огромный сад бриллиантов, была наполнена еще многими, многими молодыми людьми, жаждущими истины, любви Господа.
Сделав глубокий, укрепляющий вдох, Бейнбридж вытер слезы с глаз и произнес в полный голос:
- Господу Богу нашему принадлежат милости и прощения, хотя мы и восстали против Него, аминь.
Он почувствовал себя немного сильнее, более подготовленным к тому, чтобы посмотреть в эти юные глаза. Больше всего он был готов снова встретиться с Никки. Господь не хотел, чтобы она покончила с жизнью, растущей внутри нее, и, конечно, Он даст Бейнбриджу мудрость, чтобы переубедить ее.
Он закрыл глаза в благодарственной молитве за силу, которую почувствовал, когда услышал позади себя два хлюпающих шага.
- Сумасшедший вид, не правда ли?
Бейнбридж повернулся к длинноволосому мужчине, с которым сталкивался сегодня ранее.
- Кто вы такой? - огрызнулся преподобный. Он вдруг снова задрожал.
Улыбаясь, мужчина ответил:
- Нас не представили друг другу. Я - Мейс. А вы - преподобный Бейнбридж, верно?
-Что вам нужно?
- Эй, эй, успокойтесь. Я здесь, чтобы насладиться видом. - Его руки были глубоко засунуты в карманы плаща, и он не смотрел на Бейнбриджа.
Преподобный на мгновение стиснул зубы, прося Бога помочь ему сдержать гнев и успокоить странный страх, который, казалось, будил в нем этот человек.
- Вы следили за мной, - сказал Бейнбридж.
- Зачем мне это делать?
- Я не знаю. Так же как не знаю, почему вам доставляет такое удовольствие пугать молодую девушку, как вы это сделали сегодня.
- Я не пугал ее. Она была расстроена. Я помог ей почувствовать себя лучше.
Бейнбридж сделал шаг к нему, костяшки пальцев побелели, когда он сжимал зонтик.
- Вы прекрасно знаете, что вы сделали.
Мейс усмехнулся, глядя на долину под ними.
- Как и вы, преподобный.
- Слушайте. Я не знаю, откуда вы знаете то, что знаете, но это не ваше дело. Эта девушка переживает личный кризис, и вы только еще больше запутаете ее...
- Разве вы тоже не находитесь в середине этого кризиса, преподобный? - Его волосы развевались на ветру. - Разве вы не запутали ее тоже?
Бейнбридж понял, что его грудь вздымается от гневных вздохов, и решил, что лучше уйти.
- Просто оставьте ее в покое. Оставьте в покое всех моих детей. - Он повернулся, чтобы покинуть карниз.
- О, не уходите, преподобный. Давайте поговорим. - В голосе незнакомца звучало искреннее дружелюбие. - У нас много общего, знаете ли.
Обернувшись к Мейсу, Бейнбридж недоверчиво рассмеялся и спросил:
- Что у нас может быть общего?
- Несколько вещей. Мы оба пришли накормить голодные души молодых людей в этой долине, я прав?
Преподобный снова рассмеялся, а затем произнес:
- Не знаю, как вы, а я пытаюсь...
- Я знаю, что вы делаете. Я очень хорошо знаком с вашей работой. Фактически, можно сказать, что мы занимаемся одним и тем же бизнесом.
- Я не занимаюсь никаким бизнесом. Я работаю с молодыми людьми, я стараюсь...
- Я тоже.
Бейнбриджу пришло в голову, что этот человек может стать проблемой в будущем, камнем преткновения для его детей. Возможно, было бы неплохо узнать о нем как можно больше. Тем не менее Мейс нервировал его и вызывал ощущение, что он в опасности.
- Еще бы, - сказал Бейнбридж. - Чем вы занимаетесь, друг мой? Наркотики? Вы пушер?
Мейс усмехнулся.
- Это всегда первое, о чем вы думаете, не так ли? Вините во всем наркотики.
- Чем бы вы ни занимались, я бы хотел, чтобы вы делали это подальше от моих детей.
- Я им нужен.
- Что им может быть нужно от вас? Я забрал этих детей с улиц, из неполных семей, от жестоких родителей, я...
- Я тоже это делаю. С одной лишь разницей. - Он наконец повернулся к Бейнбриджу, и преподобный впервые осознал, насколько тот высок. Мейс буквально возвышался над ним. - Я принимаю их, преподобный. Такими, какие они есть. Со всеми недостатками. Я изучаю их сильные стороны и развиваю их. Я узнаю, кем они хотят стать, и поощряю их.
Бейнбриджа пронзила дрожь - дрожь настолько сильная, что он отступил на шаг назад. Его рот на мгновение замер, прежде чем из него вырвались слова, а затем он произнес слабым голосом:
- Я дарую им спасение.
- Вне зависимости от того, хотят они этого или нет.
- Оно им нужно.
- Им также нужно принятие.
У Бейнбриджа закружилась голова, его охватило желание убежать от этого человека. Он развернулся, чтобы вернуться в фургон в то время, пока дождь начал усиливаться, стуча словно пулеметная очередь по зонтику, но тут же остановился, когда что-то зашевелилось у его ног.
- Не уходите пока, преподобный, - сказал Мейс. - Мы еще не закончили.
Он сделал еще шаг, но что-то издало ужасное, угрожающее шипение, затем гортанный писк, и преподобный увидел глаза, смотревшие на него из мокрых сорняков вокруг его ног, из кустарника, росшего вдоль дороги.
Страх поднялся внутри Бейнбриджа, как вода из гейзера.
- Они не причинят вам вреда, преподобный. Если вы просто останетесь и поговорите немного.
Бейнбридж медленно отступил назад, пока снова не оказался рядом с Мейсом; он дрожал так сильно, что зонтик над ним ходил ходуном.
- Знаете, преподобный, я готов поспорить, что, если бы вы немного изменили методы, ваша группа выросла бы так, как вы себе и представить не можете.
Преподобный начал беззвучно молиться, его губы судорожно шевелились, пока он наблюдал за темными, приземистыми существами, движущимися к нему.
- Если бы мы с вами работали вместе, - продолжил Мейс, положив руку на плечо Бейнбриджа и повернув его к раскинувшемуся перед ним виду, обнимая преподобного, - все это, - он взмахнул другой рукой над долиной, - могло бы стать нашим. Все эти дети, которые хотят быть принятыми, ищут кого-то, кто скажет: "Эй, ты в порядке", - все они были бы нашими, преподобный. Если бы вы просто работали на меня.
Бейнбридж застыл от страха, он вдруг почувствовал уверенность в том, кем, чем являлся этот человек, чего он хотел. Ему пришлось несколько раз сглотнуть, прежде чем он смог обрести голос.
- Вы - зло, - прохрипел он.
- Зло? - Мейс рассмеялся. - Но я только что сказал вам, что мы делаем одну и ту же работу. Забираем этих детей с улицы. Спасаем их, как вы выразились.
- Но ваши намерения... злые. Эгоистичные.
- А ваши? Вы хотите, чтобы они были такими, какими вы желаете их видеть. И помните, вы заделали ребенка девушке, которая едва ли достаточно взрослая, чтобы водить машину. Если я зло, преподобный, - усмехнулся он, - то я надеюсь, что и вы не пример добра.
Слезы затуманили глаза преподобного, он оттолкнулся от Мейса, споткнулся и чуть не упал, зашипев:
- Н... не т... трогайте меня! Не трогайте меня! - Он наткнулся на скопление светящихся глаз, и они с шипением и визгом вцепились ему в ноги, когда он бежал к дороге, к фургону.
- Преподобный, - позвал Мейс.
Бейнбридж не останавливался, пока острые зубы рвали его брюки и подол пальто. Он сложил зонт и начал отмахиваться от тварей, молясь об избавлении, но внезапно почувствовал, как что-то ползет по его ноге, под пальто, по спине.
- У... убирайся прочь, С... сатана, - кричал он, падая вперед, роняя зонтик и впиваясь ногтями в грязную землю, - ибо написано, ч... что ты д... должен поклоняться Г... господу, Богу твоему, и... и... и... и... - Существа заползли ему на спину, тяжелые и мокрые. - ...и только ему ты должен слу... у... жить!
Ноги Мейса оказались перед его лицом, и Бейнбридж услышал сухой смешок мужчины.
- Куда вы спешите, преподобный?
Бейнбридж застыл совершенно неподвижно, пока существа корчились над ним, обдавая его шею горячим дыханием.
- Хотите увидеть Никки? Ее там не будет. Она у меня дома.
- Лжец!
Мейс протянул руку.
- Может, дадите мне ключи от вашего фургона, преподобный, и мы прокатимся. Я хочу вам кое-что показать.