Медицинский и религиозный подход средневекового человека к пониманию причин недугов порой вполне мирно уживались между собой. Но был и еще один взгляд на эту проблему. Согласно ему, недуг могло вызвать магическое вмешательство, осознанное или нет. Сюда же можно отнести и хвори, вызванные мифологическими существами.

Все подобные этиологии связаны с древним представлением о том, что болезнь – это нечто «чужое», не присущее самому телу, приходящее извне. До распространения монотеистических религий во многих обществах существовало представление о норме как единстве здоровья, красоты, физической силы и «приличного» поведения. Все это вместе иногда обозначали как «жизненную силу» человека. Ее мощность или слабость во многом совпадала с тем, насколько человек удачлив. С этой точки зрения любая болезнь поражала не один конкретный орган, а всю жизненную силу в целом. В какой-то мере это представление напоминает «холистическую» позицию высокообразованных средневековых врачей. Те тоже полагали, что недуг бьет по всему организму. Но народные представления шли дальше – в них болезнь вредила и здоровью, и удаче, и статусу человека в обществе. Поэтому многие древние обряды были направлены не столько на лечение определенного заболевания, сколько на восстановление общей жизненной силы и починку «пробоин», через которые она утекала. Часто это были меры ритуального очищения. Отголоски этих представлений сохранились и с приходом единобожия.

Еще один след древнего восприятия болезней в Средневековье – представления об их персонификациях. Так, специалисты называют представление болезни не в виде абстрактного понятия, а, напротив, образа конкретного существа или предмета. Причиной недомогания в таком случае были действия этого существа. В Древней Руси долгое время сохранялись сюжеты о «девицах-лихорадках», вызывающих соответствующее недомогание. Их наделяли самыми разными особенностями. Обычно лихорадки жили у стоячей воды, например у озер. Их жилища находились неподалеку от деревень и городов, поскольку, чтобы вызвать жар или озноб, «девице» нужно было лично посетить больного. Этим объясняли и тот факт, что симптомы иногда отступают, а потом возвращаются вновь: значит, лихорадка уходила проведать другого заболевшего. Человеческий облик могло принять и «моровое поветрие», то есть эпидемия. Еще болезнь могла предстать в облике животного. Обычно это были неприятные создания: черви, змеи, жабы. Иногда полагали, что все эти существа живут и в теле здорового человека, но в норме они неподвижны, а при болезни, наоборот, беспокоятся и ищут себе место поудобнее. Недуг представляли и в форме неодушевленного предмета, скажем, стрелы, которую выпускает злой дух. У христиан «лучником» мог быть святой или сам Господь, но сам образ болезни-стрелы никуда не исчез.

Источником хвори называли и сверхъестественных существ, представления о которых сохранились с языческих времен. Например, в Северной Европе это были альвы или эльфы, духи природы, живущие рядом с людьми. Их образы порой связывают с почитанием предков – к примеру, альвы могут жить под землей. Какие именно болезни вызывают такие духи, не совсем ясно. Ранние английские медицинские сочинения (leechbooks) обычно приписывали эльфам заразные недуги, сопровождавшиеся сильной лихорадкой. Особенно подозрительными считали случаи, когда тело больного против его воли приходило в движение и выгибалось дугой. Иногда «стрелы» духов вызывали болезни глаз или помрачение рассудка. Наконец, исследователи до сих пор не уверены в том, какое недомогание скрывается за древнеанглийским термином ælfsogoþa («эльфова икота»). Практически все рецепты против болезней, связанных с такими духами, включали элементы христианского обряда: освященные предметы, святую воду или молитвы. Иногда лекари прибегали к процедуре, схожей с экзорцизмом. Эльфа изгоняли из тела примерно так же, как демона. Впрочем, альвы, эльфы и другие духи не всегда несли зло. Наоборот, их можно было попросить о помощи, в том числе и со здоровьем. Если человеку удавалось убедить своенравного духа, его вмешательство могло принести много пользы.

Причиной болезни мог стать человек, прибегающий к злонамеренному колдовству. Впрочем, отличить «злую» волшбу от «доброй» защитной магии было нелегко. Применялись те же методы: заклинания и заговоры, то есть проклятия, сложносоставные лекарства, то есть зелья, а также амулеты – но не оберегающие, а наносящие вред. Исследователь средневековой магии Ричард Кикхефер считает: границы между «черной» и «белой» магией в средневековой Европе не проводили. Весьма зыбкой она была и между «добрыми» знахарями и «злыми» колдунами и ведьмами. Ученый говорит, что лучше всего такое положение описало бы понятие «серой» магии, если бы такое существовало. В ситуациях, когда оценка все-таки требовалась, например в суде, обычно смотрели не на намерения мага, а на результат. Мало ли что скажет подозреваемый! Поэтому колдовством часто считали те случаи применения магии, когда она кому-то навредила. Например, если знахарь читал над заболевшим заговор, но пациент все равно умер, горюющие родственники погибшего могли сообщить властям о колдовстве. В таких случаях слово стояло против слова – найти доказательства ведовства было крайне сложно. Заклинание произносили втайне, а отравляющие магические зелья, вероятно, не оставляли следов. Пожалуй, опознать получалось только зловредные амулеты. Они порой содержали явно отталкивающие вещи вроде человеческих фекалий или мертвых черных мышей, завернутых в ткань. Хотя и с амулетами можно было запутаться: например, по древесине не скажешь, что колдун или ведьма позаимствовали ее на виселице.

Колдуны и ведьмы, как и «добрые» знахари, часто применяли симпатическую магию. Она подразумевает, что предметы, похожие друг на друга или побывавшие рядом, образуют особую магическую связь. Значит, воздействуя на изображение человека, можно навредить ему самому. В Средние века хорошо знали классический метод, при котором в изображение человека втыкают что-то острое. Документы сохранили рассказ колдуна, жившего в XIV веке в Ковентри. Желая зла соседу, ведун сделал из воска похожую на него куколку и вонзил ей в лоб свинцовый гвоздь. По словам колдуна и свидетелей, сосед вскоре помутился рассудком и то и дело кричал от боли. В таком состоянии мужчина провел несколько недель. Затем ведун проткнул гвоздем куколкино сердце, и несчастный скончался.

Средневековый амулет-брошь, украшенный камнями. На амулете выбиты буквы AGLA, каббалистическая аббревиатура Atā gībōr lə’ōlām ‘Ădōnāy – «Ты силен вовеки, Господь» (Walters Art Museum, 57.1987. Золото, малахит, сапфир, полудрагоценные камни. Англия, XIII век)

Колдуны – как, впрочем, и знахари! – использовали не только специально изготовленные вещи, но и любые «сильные» предметы. Как-то раз один колдун явился к Григорию Турскому (538/539–593/594), епископу и историку, под предлогом того, что принес в церковь мощи святых. Но Григорий осмотрел его вещи и обнаружил травы, зубы крота, мышиные кости, медвежьи когти и жир. Все найденное выбросили в реку, поскольку епископ сразу понял, что это «колдовские вещи». Также чародеи высоко ценили все, что было освящено в церкви. В Западной Европе считалось, что колдуны и ведьмы крадут из церквей гостию – пресный хлеб, используемый во время причастия. Такие же обвинения предъявляли иудеям. Не меньшую силу приписывали и церковному обряду, проведенному «во зло». Для этого по живому человеку читали заупокойную молитву или даже проводили целую службу. На алтарь при этом могли поставить восковую фигурку жертвы. Эти методы применяли с завидным постоянством. В конце VII века епископский синод в Толедо запретил служить заупокойную мессу по живым. В 1220-х годах похожий запрет выпустил синод в Трире (Германия). На этот раз документ еще и приказывал строго следить за тем, чтобы из церкви не пропадали святая вода, пепел и елей, а также погребальные носилки. Все это использовали в магических ритуалах. Увы, иногда опасаться стоило самих духовных лиц. В середине XII века один из монахов аббатства Корвей в Германии, некий Вальтер, невзлюбил аббата и ежедневно молился за упокой его души. Для усиления эффекта он вслед за молитвой читал определенные псалмы. Клириков за подобное наказывали строже, чем мирян. Жестче всего карали тех, кто занимал высокие места в церковной иерархии.

«Злая» и «добрая» магия были так похожи, что одни и те же меры могли использовать и для колдовства, и для защиты от него. Например, вот как выглядел записанный в 1475 году заговор «от злой ведьмы»:

Эти слова полагалось записать и всегда иметь при себе для защиты «во сне, в бодрствовании, при выпивке и особенно во время сновидений».

Защитные магические техники применяли не только «простые» знахари и лекари, но даже врачи с университетским образованием. Немало таких рекомендаций мы находим в сочинениях Арнальдо де Вилланова. Он предлагал обращаться к магии, например в случае импотенции, вызванной колдовством. Для начала следовало поискать у супружеской постели зловредный амулет: семенники петуха или заклинание, написанное кровью летучей мыши. Если никаких «подкладов» не нашли, полагалось окурить спальню рыбьей желчью или помазать стены кровью черной собаки. Если же не сработает и это, доктор предлагал провести обряд изгнания демона. Для этого по всей комнате расставляли жаровни, на которых сжигали лепестки цветов и фрукты. Далее следовало записать первые строки Евангелия от Иоанна, растворить написанное в жидкости и дать супругам выпить. Предполагалось, что душистый дым прогонит злого духа, и к пациенту вернется мужская сила.

Ведьм и колдунов подозревали и в распространении эпидемий, хотя и не часто. Большую часть заразных болезней средневековые источники объясняют либо естественными причинами, либо наказанием свыше. Порой «мор» становился лишь побочным эффектом магии. Например, в нескольких скандинавских сагах массовая хворь следует за явлением мертвых – самих по себе или призванных колдуном.

Иногда болезнь мог вызвать не маг, а вполне обычный человек, сам того не замечая. Говорили, что некоторые люди обладают «дурным глазом». Их взгляд могли назвать причиной чужого недуга или даже смерти. Чаще всего в этом подозревали тех, кто чем-то заметно выделялся внешне или вел себя не в соответствии с принятыми нормами. Это могли быть убийцы, колдуны или знахари, бездетные женщины, любые женщины во время менструации, а также одинокие старухи, похожие на ведьм. Особенно опасен был последний взгляд колдуна перед смертью. Скандинавские саги упоминают, что перед тем, как казнить ведуна, необходимо накинуть ему на голову мешок, желательно кожаный, чтобы никто точно не попал в его поле зрения. Но сглазить мог и обычный человек: для этого достаточно было позавидовать другому. Судя по всему, привести к болезни могли и «черная», и «белая» зависть. Взгляд становился вредоносным, какими бы ни были намерения человека.

Еще один способ вызвать у окружающих болезнь – нарушить правила, писаные или неписаные. Например, существовало популярное поверье о том, что нельзя работать в праздничные дни, в том числе в дни поминовения определенных святых. Вот что рассказывает миракула святого Гангульфа – реестр чудес, свершившихся у его захоронения. Однажды церковь, посвященную святому, собрались расширять. Гангульф, «видя, что за грехи народа угрожает скоро рухнуть еще одна не твердо стоящая на основании стена, ослабил болезнью тех, кто работал на ней» (перевод Ю. Е. Арнаутовой). С точки зрения составителя памятника, святой пытался защитить рабочих. Тем не менее миракула приводит и мнение местных жителей: «…все говорили, что он хотел сделать это за пренебрежение днем его праздника». Запрет работать в праздники был установлен церковью «сверху»: исследователи считают, что такие объяснения помогали адаптировать его «снизу», с народной точки зрения.