Книга: Девочка с куклами
Назад: Девять лет назад
Дальше: Восемь лет назад

20 февраля, понедельник

 

– Анзоров позвонил сразу после вашего разговора, – рассказал Шиповник, отвечая на вопросительный взгляд Вербина. Отдельного кабинета у подполковника не было, уединяться в совещательной не имело смысла – вот-вот должно было начаться общее собрание отдела, поэтому говорили у стола Шиповника. Негромко.
– То есть перед тем, как открыть дело?
– Да.
– Он правильно поступил.
– Согласен. – Подполковник усмехнулся. – Не сразу, но правильно. Сначала он втянул тебя в расследование.
– Я готов ему простить, Егор Петрович, – ответил Феликс.
– Заинтересовался?
– Не только. – Вербин выдержал короткую паузу. – Анзоров о нашем с ним разговоре что-нибудь говорил?
– В общих чертах.
– Он готов идти до конца, даже если будут грозить неприятностями. Или устраивать их. И это мне нравится.
– Готовность – это хорошо, – проворчал Шиповник. – А неприятности – плохо.
– Вы прямо философ, Егор Петрович.
Подполковник ответил Вербину выразительным взглядом, заставив Феликса чуть расправить плечи, изображая готовность встать по стойке «смирно», после чего осведомился:
– А ты что скажешь? Какова вероятность убийства?
– Я уверен, что Рыкову убили.
– Окончательно отмёл версию самоубийства?
– Я – да. – Но этот ответ требовал уточнений, поскольку Феликс никогда и ничего не скрывал от Шиповника. – Что же касается врачей, которые работали с Рыковой, то их мнения разделились. Одна уверена, что Рыкова могла покончить с собой, вторая считает вероятность этого низкой.
– Кто за суицид? – быстро спросил подполковник. – Ведьма?
Судя по вопросу, Анзоров пересказал разговор не «в общих чертах», а весьма и весьма подробно.
– Ведьма, – подтвердил Феликс. – Она считает, что видения доставляли Рыковой настолько сильные страдания, что девушка могла решиться на крайние меры.
– Чтобы избавиться от них?
– Да.
– Но ты не веришь?
– Я считаю, что произошло убийство, – ответил Вербин. – И буду очень удивлён, если ошибусь.
Договаривая фразу, Феликс поймал себя на мысли, что почти дословно повторил слова Марты.
– Это я буду удивлён, если ты ошибёшься, – поправил подчинённого Шиповник. – А ты будешь наказан.
– Я тоже готов к неприятностям.
– Ты к ним готов, а мне их улаживать, чувствуешь разницу?
– Всем своим личным делом, Егор Петрович. Которое не останется в стороне, если что-то пойдёт не так.
– Шутник. – Шиповник бросил взгляд на часы. – Я надеюсь, что намёки ребят с «земли» исходят от искренней уверенности в том, что Виктория Рыкова покончила с собой. Плюс проблемы с общением, из-за чего Крылов, а затем Анзоров сделали неправильные выводы.
– Надеюсь, вы правы, Егор Петрович.
– Все мы на что-то надеемся. Как правило – на хорошее. Слышал, у тебя уже есть подозреваемый?
– Наклёвывается.
– Вот и славно: подсекай и вытаскивай.
По тону было понятно, что разговор окончен, однако Феликс задержал руководителя.
– Егор Петрович, ещё один вопрос.
– Может, после совещания?
– Хочу поднять его на совещании.
– Ну, говори.
Вербин прекрасно понимал, как подполковник воспримет его предложение, какими глазами посмотрит, однако мысль, возникшая во время разговора с Нарцисс и не исчезнувшая, а только укрепившаяся после разговора с Карской, не давала покоя. Феликс понял, что не имеет права не проработать и эту версию.
– У меня есть подозреваемый, Егор Петрович, но он, понимаете… он на ладони.
– А тебя простые дела больше не интересуют? – с иронией осведомился Шиповник. Однако с доброй иронией – ему нравилось, что Вербин всегда копает так глубоко, как может. – Или не уверен, что сможешь собрать доказательства?
– Насчёт Наиля я что-нибудь придумаю, – пообещал Феликс. – Если он в деле, доказательства будут. Но я хочу проверить и другую версию.
– Какую?
– Во время разговора с Нарцисс…
– Это ведьма? – быстро уточнил Шиповник.
– Ко всему прочему – дипломированный психиатр.
– Ага… И что она?
– Во время разговора Нарцисс дала понять, что смерть могла стать для Виктории избавлением от страданий.
– Так… – Подполковник прищурился. – Это идёт в копилку суицида.
– Или кто-то мог решить, что смерть станет для Рыковой избавлением, – высказал своё предположение Вербин. – И выступил в роли доброго убийцы.
– Не твой подозреваемый? – уточнил Шиповник.
– Нет, конечно, – покачал головой Феликс. – Если убил Наиль, то это его первый опыт. И если убил он – я докажу. Но я хочу проверить все версии.
– Ты предполагаешь, что кто-то убивает людей с психическими проблемами, считая свои действия актом милосердия?
– Да, – подтвердил Вербин. – Но не просто с проблемами, а с именно такими проблемами – видениями смерти. И хочу напомнить, что это всего лишь предположение.
– Знаю я твои предположения, – проворчал подполковник. – Но тогда получается, что убийство Рыковой не первое его преступление?
– Да. – На этот раз Феликс не стал ничего добавлять к ответу.
– И как ты хочешь проверить эту версию?
– Обращусь к ребятам, – серьёзно ответил Вербин. – Вдруг у кого-то был подобный случай?
Шиповник помолчал, обдумывая слова Феликса, после чего произнёс:
– Версия кажется любопытной. Фантастической, но любопытной. В конце совещания можешь задать вопрос.
– Спасибо!
Вербин оставил подполковника, и совещание наконец началось.
Большое еженедельное совещание, на которое съезжались все находящиеся в строю оперативники. Темы обсуждались разные, идеи приветствовались, вопросы допускались любые, сотрудники собирались опытные, и Феликс надеялся, что кто-нибудь из коллег вспомнит похожее дело – такие истории откладываются в памяти. Немного волновался, конечно, готовясь задать вопрос, но совсем чуть-чуть, потому что понимал, что его авторитета хватит, чтобы опера отнеслись к происходящему серьёзно.
– Твоё слово, – кивнул Шиповник в самом конце совещания.
Вербин поднялся и оглядел коллег.
– Думаю, все слышали о «Девочке с куклами»? Хотя бы краем уха?
– Это уже мем, – подал голос кто-то с заднего ряда.
– Она действительно существует? – удивился один из молодых оперов. – Я думал, байка очередная.
– Тебя поставили на это дело?
– Девочка же самоубийца!
Феликс помолчал, не мешая коллегам высказываться, а когда волна возгласов стихла, уверенно продолжил:
– Молодая девушка, которую сейчас называют «Девочкой с куклами», действительно страдала психическим расстройством, что дало повод предположить суицид. То, что я расскажу дальше – очень важно для одной из версий, в отработке которой мне нужна ваша помощь. – Вербин дождался, когда в помещении установится полная тишина, и продолжил: – Расстройство Виктории Рыковой заключалось в том, что она видела свою смерть. Её посещали видения о том, как она умрёт, в какой позе её найдут и даже когда это случится.
Кто-то присвистнул, кто-то тихо выругался, кто-то пробормотал: «Не хотел бы я так…», но тишину они не сильно нарушили.
– Всё закончилось тем, что мы нашли Викторию в тот самый день, который она предсказала, в той самой позе, которую она описала, и умершую от передоза – как она видела в своих кошмарах.
– Убийство, – громко сказал желчный циник Фролов – самый старый опер отдела.
Возражений от оперов не последовало.
– Я предполагаю, – согласился Феликс.
– Тогда чего хочешь от нас?
– Я прошу вспомнить старые дела – не было ли среди них похожих?
– Убийство, замаскированное под суицид?
– Нет, чтобы человек с таким же, как у Виктории, расстройством умер так, как ему снилось. Или виделось.
– Ты серьёзно?
– У меня случай в разработке, – пожал плечами Феликс. – Почему у кого-то из вас не могло быть такого же случая раньше?
– Логично, – протянул Фролов.
– Предполагаешь «серийника»? – спросил кто-то от окна.
– Пока у меня нет оснований, я просто отрабатываю одну из версий.
– Вербину после Кровососа и маньяка иркутского везде «серийники» мерещатся, – хмыкнул небритый Захаров. Он отращивал щетину, стараясь походить на популярных медийных лиц, и за неопрятность периодически получал от Шиповника замечания. Колыванов же не раз намекал Феликсу, что Захаров ему завидует, как минимум потому, что сам до сих пор ходил в капитанах, но Вербин только отмахивался.
– «Серийники» Феликсу не мерещатся – он их ловит, – громко произнёс Фролов, даже не посмотрев в сторону Захарова.
И после этого замечания в помещении вновь установилась тишина. Затем кто-то кашлянул, и Етоев, который чаще всего работал в паре с Захаровым, заметил:
– История какая-то мистическая получается.
– По этой «мистике» уже дело открыли, – ответил Феликс.
– Ну, тогда да.
Вербин посмотрел на Шиповника.
Тот кивнул, поднялся и громко произнёс:
– Вы всё слышали! Если вспомните что-нибудь – обращайтесь ко мне или Феликсу. И это не шутки, мужики, это одна из рабочих версий. Я её одобрил. Всё понятно? – Послушал нестройный ответный хор, улыбнулся и провозгласил: – Совещание закончено!
Из дневника Виктории Рыковой
«Что может быть проще календаря?
Двенадцать слов и однообразные числа, последовательности которых обрываются, едва открыв четвёртый десяток. Меняется слово – и очередная короткая последовательность начинает свой недолгий путь. Скучно. Равномерно. Равномерно скучно. Числа меняются, создавая понятие „обыденность“, угнетая повседневностью, уверяя, что так будет всегда, что всё подчинено смене чисел и двенадцати слов.
Всё на свете.
Абсолютно всё.
Но, как ни странно, каждый из нас находит в этой повседневности нечто важное, особенное число, о котором он думает. Которое его радует. И таких чисел может быть несколько. Например, День рождения.
Я знаю, что некоторые люди считают его грустным праздником, потому что он отсчитывает твои годы, но я свой День рождения люблю – ведь в этот день мне подарили жизнь. В этот день я смеюсь, потому что мне хорошо, а ещё – вспоминаю, что задумывала и чего сумела добиться… именно в этот день, а не в Новый год, как большинство моих друзей и знакомых.
И Новый год я люблю, потому что это обязательно семья. Это огромный праздник для моего маленького, но очень важного мира, в котором царят любовь и понимание. И этот огромный праздник я с радостью провожу с теми, кто всегда будет рядом со мной, чтобы вместе вступить в новый год.
А День всех влюблённых…
Я всегда его любила, потому что он добрый. Его пытаются представить пошлым, но это глупо, потому что ни в любви, ни во влюблённости нет пошлости. Это чувства. И нет ничего прекраснее, когда они овладевают человеком. Пусть даже не навсегда, ведь влюблённость не обязательно превращается в любовь. Но влюблённость упоительна… Это нетерпение встречи. Это мысли только о нём. Это радость быть рядом и счастье узнавания друг друга. Узнавания навсегда или узнавания, чтобы расстаться – не важно. Важно то, что влюблённые становятся очень близки. Ближе – только любимые.
Влюблённость – это яркий карнавал перед огромным счастьем настоящей любви.
Или же просто – яркий карнавал.
Добрый.
И день этого карнавала – добрый.
День улыбок и нежности. День трепетных ожиданий. День, когда сердце стучит сильнее обычного. День искренних чувств.
Почему в этот день я должна умереть?»
Звонок раздался вовремя – Феликс как раз отыскал место для парковки, вышел из машины, помахал ожидающему его Крылову и потянулся за сигаретами. Телефон же зазвонил, когда мужчины пожали друг другу руки. Вербин вытащил смартфон из кармана, посмотрел на экран и вздохнул:
– Иван, дай мне минут пять, хорошо?
Крылов кивнул.
Вербин сделал несколько шагов в сторону и ответил на вызов:
– Добрый день, Марта.
– Добрый день, Феликс, ты записал мой телефон?
Судя по всему, она не собиралась возвращаться к официальному тону и уж тем более говорить ему «вы».
– Да, записал, – подтвердил Вербин, спрашивая себя, почему не ограничился стандартным «Алло?».
– Мне очень приятно.
Феликс не стал объяснять, что в обязательном порядке заносит в записную книжку телефона номера всех, кто так или иначе связан с текущим расследованием, и Карская обозначена в нём как «РЫКОВА – Марта онлайн психоаналитик». Кашлянул, выдержал паузу – достаточно длинную, чтобы её обозначить, но достаточно короткую, чтобы Карская не успела начать фразу, – и пробормотал:
– Э-э… спасибо. – Потому что не знал, как ещё реагировать на «Мне очень приятно».
– Это тебе спасибо.
– Вы что-то хотели?
И понял, что мог бы не откашливаться – голос всё равно его предал.
– Понимаю, что тебе не видно, но я у телефона одна и он не на громкой связи.
Намёк получился более чем прозрачным.
И как отвечать? Сказать, что не может говорить ей «ты»? А почему, собственно? Сказать, что не хочет говорить ей «ты»? Ну, это солгать.
В общении с участниками расследования Вербин всегда соблюдал дистанцию. Неукоснительно. Ему не нравилось, если другие оперативники вели себя иначе, если поддавались внезапно нахлынувшим чувствам или просто «развлекались». Для Феликса же с первого дня работы в полиции это было жесточайшим табу. Которое сейчас трещало по швам. Можно было соврать себе, сказать, что нужно выяснить, почему Карская так настойчива, но Вербин не хотел врать – себе. А увидеть Марту – хотел.
И она об этом знала.
– Вы… ты говорила, что я позвоню первым, – брякнул он зачем-то.
– Считай, что я проиграла.
– Мы не сражались.
– Именно. – Марта тихонько рассмеялась. – Я подумала, что первый разговор мог получиться не настолько полезным, как ты ожидал. Возможно, ты забыл о чём-то спросить, возможно, я забыла о чём-то рассказать, к тому же мы успели поругаться…
– Нет, – вырвалось у Феликса.
– Чуть-чуть, – мягко напомнила Марта. – И ещё мне интересно, как продвигается расследование.
– Об этом я не имею права рассказывать.
– Тогда обещаю, что не стану расспрашивать.
– А о чём мы будем говорить?
Марта выдержала короткую паузу и тихо спросила:
– Тебе не всё равно?
– «Sempre» на Большой Дмитровке. – Вербин назвал первое пришедшее в голову заведение.
Она не стала спорить.
– Хорошо, пусть там. Но есть условие.
– Какое?
– Ты должен за мной заехать.
– С удовольствием.
Сигарета обожгла пальцы – он совсем о ней забыл.
– Я буду ждать, – негромко закончила Марта.
– И я.
– Спасибо.
Она отключила телефон прежде, чем он начал искать слова для ответа. Поставила в разговоре идеальную точку. А в отношениях – идеальное многоточие.
– У вас всё в порядке? – спросил Крылов.
Удивиться вопросу Феликс не успел – сообразил, что выглядит растерянным, возможно, смущённым и, возможно, радостным. Другими словами, выглядит совсем не так, как должен выглядеть собирающийся на серьёзный разговор оперативник, но что уж тут поделать…
– Всё хорошо, – ответил Вербин, раскуривая следующую сигарету. – Этот разговор не был связан со службой. Личное дело.
– Извините.
– Тебе не за что извиняться… – Феликс сделал глубокую затяжку и постарался вернуться к делу, ради которого они с Крыловым приехали в центр Москвы.
Для разговора с новым ухажёром Рыковой.
Как понял Вербин, у Леонида Шевчука с Викторией завязался классический «служебный роман»: довольно молодой – всего сорок лет, и весьма перспективный менеджер перешёл в компанию пять месяцев назад. На весомую, разумеется, должность. Феликс не сомневался, что Шевчука переманили у конкурентов, но для его расследования это обстоятельство значения не имело. Во всяком случае, пока не имело. Зато важным был тот факт, что, освоившись на новом месте, Леонид обратил внимание на красивую молодую девушку, которая, в свою очередь, едва-едва отошла от болезненного разрыва и остро нуждалась в новых отношениях. Роман состоялся, и теперь оперативникам предстояло выяснить, чем он закончился. Не получилось ли так, что уставший от отношений Шевчук решил избавиться от молодой любовницы нестандартным и весьма радикальным способом.
Крылов предположил, что Виктория могла шантажировать успешного менеджера, Вербин ответил, что ничего не исключает, но после разговоров с Нарцисс и Карской Рыкова не кажется ему человеком, способным пойти на шантаж. Тем более на горизонте вновь появился – и не был отвергнут – Наиль. Виктория оказывалась в выгодном положении и вряд ли стала бы цепляться за сохранение «служебного романа», пожелай Шевчук его закончить. Впрочем, всё это следовало проверить – расспросив Шевчука и тщательно обдумав его ответы. А расспрашивать его полицейские собирались за столиком небольшого кафе неподалёку от штаб-квартиры компании, поскольку Шевчук попросил ни в коем случае не приходить к нему на работу. И первая же фраза перспективного менеджера показала, что именно его больше всего тревожит:
– Скажите, разговор останется между нами? – И по тому, как была произнесена фраза, стало ясно, что в ожидании встречи ни о чём другом Шевчук не думал. Даже мысли не допускал, что его могут обвинить в смерти Виктории – беспокоился исключительно о репутационных потерях.
Или же в нём пропал великий актёр.
– Леонид Дмитриевич, содержание разговора останется между нами только в том случае, если не изменятся обстоятельства.
– Какие обстоятельства? – не понял Шевчук. – В смысле, если вы начнёте меня подозревать?
– Я никогда не заглядываю настолько далеко вперёд, Леонид Дмитриевич. Подождём – увидим.
– Что именно увидим?
– Что, возможно, нам придётся тщательно проверить ваши слова.
– Уверен, что не придётся. – Шевчук нервно посмотрел на Вербина. – Вы старший?
– Мы представились, – вежливо ответил Феликс. – И назвали звания.
– Да, конечно, извините. – Шевчук посмотрел на кофе, но к кружке не притронулся. Он только сейчас сообразил, что может оказаться подозреваемым в убийстве молодой девушки.
Своей любовницы.
О которой нельзя было сказать, что она «годится ему в дочери» – для своих сорока лет Шевчук выглядел идеально: лицо не отёкшее, не расплывшееся, волосы ещё не начали редеть, глаза живые, взгляд быстрый. К тому же Шевчук явно не обходил стороной спортивный зал и его плотная, широкоплечая фигура производила хорошее впечатление. Рядом с девушкой он выглядел скорее старшим братом и то, что между ними двадцать лет разницы в возрасте, абсолютно не читалось.
– Все говорят, что Вика покончила с собой.
– «Все» – это кто? – мягко уточнил Вербин.
– Знакомые.
– У вас были общие знакомые?
– Как их могло не быть? – удивился в ответ Шевчук. – Мы ведь работали вместе. – И уточнил: – Это не тайна – мне рассказала Вера Погодина.
Феликс, разумеется, понимал, о какой общей знакомой идёт речь, но хотел, чтобы Шевчук сам назвал источник информации. А Вере Крылов говорил, что смерть Виктории, скорее всего, наступила в результате самоубийства.
– Да, суицид – одна из основных версий случившегося, – ответил Феликс, внимательно глядя на Шевчука.
К счастью, Иван понял, что Вербин затеял игру, и не стал влезать с уточнениями.
– Тогда к чему наш разговор?
– Мы обязаны рассмотреть все возможные версии, даже самые фантастические.
– Родственники не верят в самоубийство? – сделал вывод Шевчук.
– Не верят, – помолчав, признал Вербин. И услышал в ответ неожиданное:
– Я тоже.
– Почему?
– Ну, например, потому, что мы планировали побывать в начале марта на Алтае.
– Вы с Викторией? – уточнил Феликс, чтобы выиграть немного времени.
– Я с Викой. – Последовала короткая пауза, после которой Шевчук с едва различимой в голосе иронией осведомился: – Не ожидали?
– Вы правы, Леонид Дмитриевич, не ожидал, – не стал скрывать Вербин.
Шевчук сделал глоток остывшего кофе и вернулся к рассказу. Сейчас он держался намного спокойнее, чем в начале разговора.
– У нас была запланирована командировка в Горно-Алтайск, и мы решили совместить её с небольшим отпуском, провести там на несколько дней больше, чтобы полюбоваться красотами ещё зимних гор.
– Вы можете подтвердить свои слова? – поинтересовался Феликс.
– Это важно?
– Да, Леонид Дмитриевич, это важно.
– Я сброшу файл по тому номеру, с которого вы звонили.
– Хорошо.
– Вы ведь знаете, что я женат?
– Да, Леонид Дмитриевич, знаем.
– И я понимаю, что вы обо мне думаете. – Шевчук криво улыбнулся. – Со стороны всё кажется очевидным: молоденькая девушка и один из менеджеров, который скоро станет одним из топ-менеджеров компании… Суть интрижки предельно ясна, и то, что я сейчас расскажу, не является попыткой вас переубедить. Я уверен, что это бесполезно и вы всё равно будете проверять каждое моё слово. Это нормально. Поэтому я решил рассказать как есть, а дальше… дальше вы проверяйте. – Он выдержал короткую паузу. – Я… Мы с женой живём уже чуть больше десяти лет. Не могу сказать, что это были очень счастливые годы, но неплохие. Детей у нас нет, мы оба немного карьеристы и сразу договорились, что о детях подумаем потом. В сексуальном плане жена меня привлекает, однако врать не буду – интрижки на стороне я себе позволяю, но всегда веду себя осторожно и это всегда именно интрижки, сексуальная связь без сколько-нибудь серьёзных обязательств. А Вика… – Шевчук грустно улыбнулся. – Уверен, вы знаете, что обычно так накрывает пожилых мужиков: одним хочется порезвиться с молодой горячей девушкой, другие таким образом демонстрируют своё положение. А меня шарахнуло сейчас, задолго до того, как я стал пожилым или добрался до весомого положения. Даю слово – неожиданно шарахнуло. Я оказался в новой команде и… врать не буду – я посматривал вокруг, прикидывая варианты знакомств. Разумеется, обращал внимание на тех, с кем можно замутить интрижку, но Вика… это был нокаут. Её взгляд стал для меня нокаутом. Мы встретились перед каким-то совещанием, её представили, мы поболтали… ни о чём поболтали, предельно короткий разговор… и вот – я думаю только о ней. Скажи мне об этом раньше – не поверил бы, что такое возможно. И вообще, и со мной, ведь я достаточно циничен… Но оказалось возможно… и я это пережил. Я сначала не понял, как сильно Вика меня зацепила, думал, что получится обычная интрижка, но ошибся. Меня затянуло. Или наоборот – вытянуло. Вытянуло из привычной колеи в настоящий мир, в котором отношения строятся на чувствах, а не на сексе или взаимовыгодном интересе. Вика втащила меня в этот мир, и я до сих пор не знаю, как к этому относиться.
– К её смерти?
– К какой смерти? – Шевчук невидяще посмотрел на Феликса.
И Вербин понял, что мужчина имел в виду другое.
– А… Вика… – Шевчук посмотрел на кружку, из которой сделал всего один глоток, и пожал плечами: – Не могу думать, что её нет. Я понимаю, что это пройдёт, что я привыкну к этой мысли, смирюсь со смертью Вики, но сейчас не могу думать о том, что её нет. И совершенно точно никогда не буду думать, что она покончила с собой. Вика любила жизнь, и у нас были планы. И даже если вы докажете, что Вика… что Вика убила себя, я всё равно не поверю.
А вот это он добавил напрасно.
Феликс не изменился в лице, никак не показал, что последняя фраза его «резанула», кивнул и негромко спросил:
– Леонид Дмитриевич, вы не откажетесь рассказать, как провели вечер четырнадцатого февраля?
Шевчук помолчал, делая вид, что вспоминает, хотя все прекрасно знали, что, как бы он ни был уверен в своей невиновности, к встрече с полицией Шевчук тщательно подготовился, после чего неспешно произнёс:
– Это был вторник, будний день. Я приехал в офис к десяти и никуда не отлучался, работал в кабинете. Только с друзьями пообедал, с трёх до четырёх.
– Вы точно помните время? – удивился Крылов.
– Мы всегда ходим в одно и то же время, – ответил Шевчук. – Соблюдаем, так сказать, режим.
– Из офиса уехали как обычно?
– Чуть раньше – сразу после обеда.
– И сразу поехали домой?
– Да.
– То есть ваша супруга подтвердит, что примерно в семнадцать часов вы были дома? – уточнил Вербин.
– Да… – Шевчук потёр лоб. – Знаете, получилось интересно: в понедельник Ольга улетела в командировку и должна была вернуться только поздно вечером в среду. Поэтому сначала я был несколько расстроен: жена уехала, а Вика отказала во встрече. Но Ольга поменяла билеты и вернулась во вторник. Сделала мне сюрприз на День всех влюблённых… Отправься я к Вике, получилось бы… гм… не очень… А я не отправился, остался с женой дома… и Вику убили.
Он вздохнул.
– Вы созванивались с Викторией?
– А вы не знаете?
Шевчук впервые показал зубы – дал понять, что прекрасно понимает, что полицейские покопались в телефоне Рыковой.
– Четырнадцатого от вас не было ни звонков, ни сообщений.
– Мы говорили вечером тринадцатого… Я пробыл у Вики примерно до часа ночи, потом поехал домой. Предложил поужинать четырнадцатого, но Вика сказала, что нет настроения. И ещё предупредила, что, кажется, заболевает… Я только потом узнал, что Вика заранее отпросилась на вторник, а мне соврала.
– Почему вы не позвонили четырнадцатого?
– Ну… я надеялся переговорить с Викой и всё-таки уговорить на ужин, но она не пришла в офис, и я… немного обиделся.
Он ведь ещё не знал, что жена вернётся раньше запланированного.
– Когда вы узнали, что Виктория заранее отпросилась на четырнадцатое?
– Тогда и узнал.
– И поэтому решили не звонить?
– И поэтому тоже. – Шевчук отвернулся к окну, несколько секунд смотрел на улицу, после чего неохотно рассказал: – Скажем так: в последнее время наши с Викой отношения перестали быть похожими на идеальные. Конфетно-букетный период завершился, и нужно было решать, куда двигаться дальше, что-то менять в отношениях.
– Виктория предлагала вам уйти от жены?
– Какое это имеет значение?
– Если предлагала, а вы отказались, могут возникнуть другие вопросы.
– И? – с нажимом спросил Шевчук после того, как Феликс замолчал.
– И всё, – спокойно ответил Вербин, глядя Шевчуку в глаза. – Пока всё.
Намёк получился чересчур прозрачным, Феликс на такое не рассчитывал, но, как говорится, переиграть эту часть разговора не получится. Шевчук прекрасно считал и сам намёк, и нажим, и ответил почти сразу:
– Примерно две недели назад. Может, чуть больше. – Он окончательно взял себя в руки и вернулся к прежней, превосходно продуманной модели поведения. – Я должен был догадаться, что вопрос Вика задала не просто так, но я… не сообразил.
– Вы сказали, что не уйдёте от жены, и ваши отношения охладели?
– Не совсем так, – покачал головой Шевчук. – Я сказал, что есть два условия: мы дожидаемся моего назначения в топ-менеджеры компании – это должно произойти летом, и она даёт слово, что выйдет за меня замуж.
– Даже так? – не сдержался Вербин.
– Я был готов жениться на ней.
И опять «чуйка» Феликса дала сбой: он не понял, искренен Шевчук или играет.
– Что сказала Виктория?
– Первое условие её не порадовало.
– Ждать?
– Да.
– Как закончился ваш разговор?
– Вика выдержала довольно большую паузу, после которой сказала, что готова отложить разговор до лета. Дословно: «Может, тебе и не придётся ничего решать».
– Вам понравился ответ?
– Я утёрся, что мне ещё оставалось? – Шевчук криво улыбнулся. – Мне было хорошо с ней, но я не буду делать никаких резких движений, пока не получу то, что мне предназначается. Я не просил Вику меня понять, просто объяснил ситуацию, но, видимо, нужно было сказать об этом как-то иначе.
– Она вам не поверила?
– Не знаю. – Шевчук прищурился. – Хотите сказать, что у Вики кто-то был?
– Мы точно знаем, но только с ваших слов, что вас у неё в тот день не было, – ответил Вербин. Ответил именно так, несмотря на то, что вопрос был совсем не о том.
– Знай я, что мне понадобится алиби, обязательно пошёл бы с друзьями в бар, – пробормотал Шевчук. – Показания жены, как я понимаю, вас не удовлетворят.
– Могут и удовлетворить. А отсутствие алиби не является основанием для задержания, – почти равнодушно произнёс Феликс.
– Но мы были близки.
– Вы сказали, что Виктория не угрожала разрушить ваш брак или карьеру.
– Да, это так.
– И ещё из ваших слов можно сделать вывод, что если кто и собирался прервать отношения, то именно Виктория, а не вы. Вас всё устраивало.
Молодая девушка для командировок.
– Не я…
– Но, если бы Виктория вас бросила, вы могли почувствовать себя обиженным, – очень мягко сказал Вербин.
И увидел то, что ожидал – собеседник сжался. Тут же отвёл взгляд, не позволив Шевчуку перехватить его, и спокойным голосом продолжил:
– Я благодарю вас за искренность, Леонид Дмитриевич, и надеюсь, что больше мы с вами не увидимся. И ещё раз подтверждаю то, что сказал в начале встречи: если обстоятельства не изменятся, разговор останется между нами.
– Спасибо…
– Но прежде, чем мы расстанемся – последний вопрос.
– Я слушаю. – Шевчук демонстративно посмотрел на часы, однако ответил ровным голосом.
– Скажите, у Виктории было много кукол?
– Кукол? – растерялся Шевчук. По-настоящему растерялся.
– Кукол, – подтвердил Феликс. – Детских или дорогих, совсем не детских, коллекционных. Любых кукол. Вы видели их в квартире Виктории?
– Никогда. – Теперь голос Шевчука звучал уверенно. – Никогда ни одной.
– Не знаете почему?
– Почему не было кукол?
– Да.
– Гм… – Шевчук покрутил головой, внимательно разглядывая полицейских – судя по всему, вопросы Вербина показались ему или розыгрышем, или провокацией, но не ответить на них он не мог: – Вика была молода, но далеко не ребёнок. Она давно уехала из родного дома, где у неё наверняка были куклы, но здесь я их не видел. Да и зачем взрослой женщине куклы? Играть?
– Многие женщины хранят любимые игрушки, – обронил Феликс.
– У Вики был мягкий синий слон, которого она частенько брала в постель… – И только сейчас Шевчук улыбнулся по-настоящему. Эта деталь – синий слон – заставила его открыться и выказать чувства: – Я над ней подшучивал несколько раз… А куклы Вика не любила.
– Знаете почему? – быстро спросил Вербин.
– Понятия не имею. А почему?
Отвечать Феликс не собирался, поэтому улыбнулся в ответ:
– Рассказать, когда узнаю?
– Если сочтёте нужным. – Шевчук встал из-за стола. – Всего хорошего.
К кофе, кроме того, первого глотка, он так и не притронулся.
– Что скажете? – спросил Крылов, когда за Шевчуком закрылась дверь.
– Он тщательно готовился к встрече.
– Недостаточно тщательно, раз вы его разгадали?
– А ты не разгадал?
– Нет. – Крылов поколебался, но ответил честно. – Он показался искренним.
– Шевчук – менеджер высокого уровня, он умеет общаться с людьми. – Феликс выдержал паузу. – И врать.
– На чём он прокололся? – с интересом спросил молодой оперативник.
– Прокололся, сказав, что даже если мы докажем самоубийство – он всё равно не поверит.
– Что в этом странного? – удивился Крылов.
– Слишком пафосная фраза для того образа, который Шевчук играл. И для него самого.
– Вы ему не верите?
– Я не сомневаюсь в том, что Шевчук что-то скрывает, – медленно ответил Феликс. – И в первую очередь меня интересуют детали предполагаемого путешествия, с помощью которого Шевчук пытается показать, что в их отношениях всё было в порядке.
– Но почему он не поддержал версию самоубийства Вики?
– Потому что не дурак и не хочет поддерживать версию, в которую сам не верит. С другой стороны, если Викторию убили, он автоматически превращается в одного из главных подозреваемых. Шевчук всё обдумал и решил играть так: я не верю в суицид, у нас всё было хорошо.
– А что не так с путешествием?
– Ты смотрел телефон Виктории?
– Да, – кивнул Крылов.
– Что смотрел?
– Контакты. Социальные сети.
– А календарь?
– Смотрел.
– И что ты не увидел в календаре?
– Э-эээ… – Крылов сдвинул брови, пытаясь вспомнить содержимое календаря девушки, но Феликс не стал его мучить:
– В календаре не отмечены даты командировки, о которой говорил Шевчук.
– Не все люди подробно заполняют календарь, многие надеются на память.
– В ноябре Виктория ездила в командировку, эти даты отмечены.
– Вы это запомнили?
– Да.
– Не все люди настолько внимательны.
Феликс улыбнулся и посмотрел на оставленную Шевчуком кружку.
– Придётся тебе сходить к нему на работу.
– Мы же обещали этого не делать.
– А ты аккуратно. Деликатно. Помня о том, что нам Шевчуку предъявить нечего, мы его не подозреваем, а всего лишь хотим проверить его слова. Нельзя, чтобы у Шевчука случились из-за нас неприятности.
– Потому что он может оказаться честным человеком?
– Не обязательно честным. Но он может оказаться человеком, не имеющим отношения к смерти Виктории.
– Я понял.
– Очень хорошо. – Ещё один взгляд на кружку. – И последнее о Шевчуке: встреться с его женой.
– Но как…
– Так и скажи: убита женщина, коллега вашего мужа, мы проверяем всех, кто её знал.
– Всех её любовников?
– Нет. Мотивы для убийства могут быть разными. Придумай что-нибудь и расскажи, что придумал.
– В рамках приобретения опыта?
– Именно. – Феликс провёл пальцем по столешнице. – В первую очередь нам нужно подтвердить алиби Шевчука. Ну и заодно посмотри на неё.
– На жену? – не понял Крылов.
– Шевчук сказал, что они карьеристы. Сказал чуть ли не с гордостью. А что отличает карьериста?
– Такие люди твёрдо идут к своей цели.
– Предположим, Виктория стала угрожать целям жены Шевчука – стать женой топ-менеджера Шевчука, чтобы с его помощью подняться самой. Даже на мой, далеко неженский взгляд, это достаточно большая неприятность.
– Настолько большая, что можно пойти на убийство? – растерялся Крылов.
– А почему люди идут на убийство? Я сейчас говорю не про аффект или про пьяную лавочку, а про хладнокровно спланированное предумышленное. – Вербин выдержал короткую паузу. – Потому что думают, что другого выхода нет. Зато у них внутри есть нечто, говорящее: «Можно и так».
– И вы думаете, что жена Шевчука…
– Нет, я не думаю. Я прошу тебя прикинуть, насколько, на твой взгляд, это вероятно.
– Я понял, – протянул молодой оперативник, прикидывая, как он будет прикидывать. – То есть я занимаюсь Шевчуками?
– Не только. – Следующую задачу Феликс придумал для Крылова ещё вчера. – Шевчук сказал, что не видел в квартире Виктории кукол. Уверен, Наиль и подруги это подтвердят.
– Убийца принёс куклы с собой, – понял Иван.
– Но он их где-то взял.
– Он их купил.
– Да, купил – куклы выглядят новыми. И тебе придётся узнать, где убийца их купил.
– Вы серьёзно? – Сейчас Крылов ничего не прикидывал – он понимал, какую задачу Вербин перед ним поставил, и мысленно чертыхался.
– Начни с больших торговых центров, – посоветовал Феликс. – Куклы недешёвые, высокого качества, их купили в хорошем магазине и, надеюсь, в одном.
– И вы думаете, покупателя запомнили?
– Я ведь сказал: надеюсь, куклы куплены в одном магазине и, как я думаю, в течение недели перед убийством, – терпеливо повторил Вербин. – Мужчина… впрочем, не важно, мужчина или женщина. Покупатель, приобретающий целых шесть достаточно дорогих кукол, мог запомниться. Кроме того, их шесть. Будь их восемь, убийца скорее всего купил бы их в разных магазинах, по четыре, а шесть мог приобрести в одном. И это станет его ошибкой. Я надеюсь, что это стало его ошибкой. И тебе предстоит этой ошибкой воспользоваться.
Объём работы предстоял колоссальный, однако Иван уже оценил идею Вербина и мысленно согласился с тем, что отработать её необходимо. А следующим шагом смирился с тем, что отрабатывать придётся ему.
– Чьи фото брать?
– Шевчука и Зарипова. Других столь же явных кандидатов в убийцы у нас нет.
* * *
– Как вы понимаете, что перед вами убийца?
– Об этом говорят улики.
– Неопровержимые?
– Только такие.
– Разве в глазах таких людей нет ничего отличительного? Чего-то такого, что выделяет их из толпы? Чего-то такого, благодаря чему вы сразу понимаете, что он, или она, готовы убивать?
– Печать преступника?
– Что-то вроде этого.
– Вы верите, что она существует?
– Я спрашиваю, потому что вы встречали больше убийц, чем я.
– С этим не поспоришь, – согласился Вербин.
Ведьма грустно улыбнулась.
На этот раз они встретились на улице. Нарцисс сказала, что всегда гуляет по вечерам, и предложила Феликсу присоединиться. Он думал, что Изольда хочет поговорить о деле, но ошибся – этой темы они так и не коснулись. Хотя беседа получилась долгой, как и прогулка: они ушли к Яузе и прогулялись по расчищенной набережной, изредка бросая взгляды на скованную льдом речку. Вербин едва не предложил сходить в монастырский сад, но вспомнил, кто составляет ему компанию, и отказался от этой мысли.
– Скажите, Феликс, как вы относитесь к смерти?
– Я знаю, что она неизбежна.
– Думаете о ней?
– Почему я должен о ней думать?
– У вас опасная профессия.
– В мире полно опасных профессий, – спокойной ответил Вербин. – Лётчики, шахтёры, военные… всех не перечислишь. И если все мы будем постоянно думать о смерти, то рано или поздно потеряем способность трезво мыслить.
– Пожалуй, вы правы, – признала Нарцисс. – А я, получается, некорректно выразилась. Я имела в виду не опасность, которая грозит лично вам, а то, что смерть находится в шаге от вас. Не обязательно ваша, чужая, но всегда рядом. Вы ощущаете её присутствие?
– Нет, – медленно произнёс Феликс. – Или подсознательно заставляю себя не ощущать.
– Чтобы сохранить способность трезво мыслить?
– И не стать параноиком.
– Очень прагматично.
– Иначе нельзя.
– Любопытно…
– Что именно?
Ему действительно было интересно.
Но Нарцисс не торопилась с ответом.
– А может, и не любопытно… может, так и должно быть… – пробормотала она. Затем замолчала, разглядывая проезжающие по набережной автомобили, и вернулась в разговор примерно через минуту: – Да, наверное, так должно быть. Вы стоите в шаге от смерти и потому научились справляться с ощущением её присутствия, с мыслями о ней. Не будь этого умения, вы действительно могли бы сойти с ума, Феликс. Или заработать серьёзное расстройство. У меня же есть достаточно пациентов, которых преследуют мысли о смерти. Но все они люди мирных, если можно так выразиться, профессий. Смерть для них не часть работы, а нечто сакральное. – Ведьма помолчала. – Может, в этом всё дело? – И быстрый взгляд на Вербина: – Прошу вас, не обижайтесь.
– Я понимаю, что вы имеете в виду, – мягко ответил Феликс. – И согласен с вашим выводом: увидев тело, я в первую очередь задумываюсь о том, возможен ли умысел. – Не всегда, конечно, не всегда, но рассказывать об исключениях Вербин сейчас не собирался. – У меня и других мужиков, работа которых связана с риском, выработался некий иммунитет. Мы знаем, что смерть рядом, но не думаем о ней. И ещё страха нет, потому что страх сделает смерть ближе.
– Не задумывались, что будет потом? После смерти?
– Я не могу говорить за всех – это очень индивидуально.
– А для вас? – Изольда посмотрела Феликсу в глаза. – Лично для вас?
– Ничего не закончится.
Короткая пауза, а затем Нарцисс вновь улыбнулась:
– Я так и думала. – И её взгляд упёрся в стоящий на высоком берегу храм. – Вы верите.
– Вера ведёт нас. – Очень спокойно и очень уверенно произнёс Вербин. – Три кита, на которых стоит мир – это вера, надежда, любовь. Без них всё теряет смысл.
– Чего не хватает вам? – вдруг спросила ведьма.
– Вы знаете, – ответил Феликс.
– Да. – Она вздрогнула. – Простите за вопрос.
Он промолчал. И в тишине они прошли шагов десять, не меньше, после чего Нарцисс тихо сказала:
– Смерть часто заглядывает в Москву. Как, наверное, в любой большой город. Старый город… к которому она привыкла, в котором знает каждый переулок. Знает, какой кирпич лежит небрежно и где разлито масло. Иногда приходит в яростной, страшной красоте, пролетая по мостовым неистовым смерчем, забредая в каждый дом и в каждом что-то получая. Иногда её визиты выборочны… Ходят слухи, что Смерть любила принимать облик извозчика и ждать седоков на Кузнецком Мосту. Но видели того извозчика не все, а тот, кто видел и садился в коляску, уезжал навсегда.
– Потому что им пришло время уехать?
– Потому что им пришло время уехать, – эхом подтвердила Нарцисс. – А если извозчика видели другие люди, им не приходило в голову его нанять.
– Но были те, кто видел?
– Вы задали очень важный вопрос, Феликс. И очень любопытный: всегда ли видеть смерть означает, что вас ждёт встреча? Влияют ли мысли о смерти на время, когда она придёт? Можем ли мы знать, когда она придёт?
– Нужно ли нам знать?
– Вы бы постарались сделать так, чтобы она не пришла? – Нарцисс спросила очень-очень мягко. И очень участливо.
– Уверен, что да, – печально подтвердил Вербин.
– Но не уверены, что у вас получилось бы.
– Уверен, что получилось бы. – На этот раз в его голосе была твёрдость. – Я бы смог. – Пауза. И чуть тише: – Я бы смог…
Они снова помолчали, а затем Феликс спросил:
– Вы хотели говорить обо мне?
Угрюмо спросил.
Нарцисс покачала головой:
– Смерть – это не след, а рубец, который никогда не заживёт. Вы до сих пор мучаетесь, Феликс, а теперь представьте, как страдала Вика, которой приходилось переживать собственную – собственную! – смерть едва ли не каждую ночь.
– Хотите сказать, что она покончила с собой?
– Я не знаю. Я просто пытаюсь представить, как бедная девочка это выдерживала… и не могу.
* * *
Когда Марта сказала, что за ней нужно заехать, Феликс не стал глупить и уточнять «зачем?». И уж тем более не стал ждать в такси: позвонил, предупредил, что подъезжает, велел водителю подождать и поднялся на этаж, чтобы встретить женщину у дверей квартиры. И подарить розу.
– Неожиданно, но очень приятно, – улыбнулась Карская.
– Действительно неожиданно?
– У нас ведь не свидание?
– Хм…
У неё был дар смущать Вербина. Или у него был дар смущаться от её слов.
– Ты такой забавный. – Марта поднялась на цыпочки и поцеловала Феликса в щёку. – Мне правда очень приятно.
И поставила цветок в вазу с водой, которая так удачно оказалась на тумбочке в прихожей.
– Я настолько предсказуем?
– Ты спрашивал, насколько я хороший психолог, – улыбнулась Марта.
– А ты пообещала, что я узнаю.
– Я сказала, что у тебя будет время.
– Много?
– Столько, сколько потребуется.
– Не боишься давать такое обещание?
– Тебе может потребоваться всего лишь пара минут.
– А потом?
– Потом ты испугаешься.
Марта очень постаралась, чтобы ответ прозвучал шутливо, однако Феликс услышал в её голосе грустные нотки. Или захотел услышать. Или она специально сделала так, чтобы он услышал.
– Многие пугаются?
– Многие? Хорошо же ты обо мне думаешь!
– Я не то имел в виду, – окончательно смутился Вербин. – Я…
– Фил, я прекрасно тебя поняла. – Марта очень мягко коснулась руки мужчины. – И да – многие пугаются. Я думаю, ты уже знаешь чего.
Она специально принесла вазу в прихожую и поставила так, чтобы он заметил. А ведь он долго, чертовски долго размышлял, стоит ли покупать цветок? Не покажется ли, что он… Ну, в общем, не покажется ли, что он воспринимает их встречу так, как он на самом деле её воспринимает? Он долго размышлял, а потом увидел вазу в прихожей и понял, что Марта заранее знала, чем закончатся его размышления. И специально показала это. Не вазу. А то, что знала.
Но для чего?
Подмывало сказать: «Я ей понравился!» – и этим объяснить всё. Но «внутренний опер» требовал конкретного ответа. Карской что-то нужно? Ей нужна помощь? Она хочет чем-то поделиться, но пока не уверена и хочет как следует изучить Феликса? Но почему не уверена? Это не её секрет? Или она боится выдать секрет? Она в опасности?
А версию «Я ей понравился!» «внутренний опер» старательно избегал.
– Зелено… – протянула Марта, когда они расположились за столиком. – Так хорошо…
– Рад, что тебе понравилось, – улыбнулся Феликс.
– К концу зимы устаёшь от снега. И очень хочется весны. А здесь… – Карская огляделась и повторила: – Зелено…
Обилие зелени создавало ощущение пребывания в зимнем саду и в самом деле навевало мысли о приближении весны. Тепла. Ручьёв под ногами. И запаха просыпающейся земли, который чувствовался даже в центре города. Не сейчас чувствовался, конечно, почувствуется потом, когда весна приступит к изгнанию зимы, но пышная зелень, казалось, приближала этот момент.
– Их кухню хвалят, – пробормотал Вербин.
– Ты пробовал? – уточнила Карская.
– Пробовал.
– Похвалил?
– Да.
– Тогда я спокойна.
– Не любишь ходить в незнакомые места?
– В непроверенные. – Марта посмотрела Феликсу в глаза. – А ты скован сильнее, чем я ожидала. Волнуешься?
– На то есть причины.
– Расскажешь о них?
– Неужели ты не знаешь?
– Я подозреваемая?
– В чём? – машинально спросил Феликс.
– Да, твой внутренний опер никогда не спит. – Марта тихонько рассмеялась.
Она не делала ничего, чтобы привлечь его внимание. Но он хотел смотреть только на неё.
– Инструкция запрещает встречаться со свидетелями?
– Ты не свидетельница.
Марта улыбнулась.
– А кто же я?
«Ты просто женщина, которую я привёл на свидание».
Феликсу очень хотелось, чтобы было именно так, но пришлось промямлить:
– Да, пожалуй, свидетельница.
– И ты должен соблюдать дистанцию?
– На моё усмотрение.
– Что тебе подсказывает усмотрение?
Вербин опять сбился, но на этот раз выручило появление официантки, а когда она ушла, Марта то ли решила сделать паузу, то ли сжалилась над спутником и сменила тему.
– Ты уже знаешь о том, что у Вики состоялся полноценный любовный треугольник?
– Знаю, – кивнул Феликс. И поймал себя на мысли, что с Мартой ему не очень хочется говорить о делах. Ему интересно говорить с ней обо всём, но о расследовании – не в первую очередь. – Однако буду благодарен, если ты расскажешь, насколько серьёзно Виктория его воспринимала?
– Шевчука?
– И Шевчука, и ситуацию с треугольником.
– Виктория воспринимала её достаточно здраво, – медленно ответила Карская. – Я говорю так уверенно, поскольку строился треугольник на моих глазах и мне известны многие подробности.
– Твой рассказ не нарушит врачебную этику?
– Мой рассказ – это обыкновенная сплетня, которую ты сможешь узнать от любой из подруг Вики.
– А как же подробности?
– Вика могла рассказать их тоже. – Железная логика. Непробиваемая.
– Пожалуй, – согласился Феликс.
– Таким образом, я просто сэкономлю тебе время. Ну и… – Марта мягко коснулась руки Вербина. – Ты ведь меня не сдашь?
– Какой ответ ты хочешь услышать?
– Именно такой, – тихонько рассмеялась Марта. Её пальцы по-прежнему лежали на руке мужчины. – Ты ведь знаешь о Наиле Зарипове?
– Конечно.
– Вика очень серьёзно воспринимала их отношения, вплоть до мечты о замужестве и совместной жизни – долгой и счастливой. Что же касается Наиля, тут я могу ориентироваться только на слова Вики, по мнению которой Наиль испытывал к ней столь же сильные чувства. Довольно долгое время у них всё было хорошо, однако затем на горизонте появилась мама Наиля. Ты уже познакомился с Дилярой?
– А должен был? – осторожно уточнил Феликс.
– Уверена, что придётся, – улыбнулась Марта. – Ты начал расследование, в котором фигурирует её мальчик, а значит, вы обязательно пообщаетесь.
– Мама-наседка?
– Наседка, но совсем не курица.
Теперь рассмеялся Вербин.
– Поверь, всё именно так, – мягко произнесла Карская. – У Диляры есть собственное понимание того, что лучше для Наиля. Пока мальчик просто развлекался с красивой девочкой, Диляра не вмешивалась: ведь мальчику это нужно, чтобы не было прыщей и другие мальчики над ним не смеялись…
– Подожди, подожди, – нахмурился Вербин. – Наилю двадцать семь лет.
– И что? – не поняла Карская.
– Почему ты называешь его мальчиком?
– Потому что… – Марта пригубила вино. – Я с Наилем не встречалась, делаю выводы по рассказам Вики, но то, что я о нём слышала, не позволяет мне называть Наиля ни молодым человеком, ни тем более мужчиной.
– Слишком послушный?
– Слишком мальчик.
Феликс кивнул, показав, что понял, что имеет в виду Марта, и Карская продолжила:
– В тот момент, когда Диляра поняла, что отношения Наиля и Вики усложняются, я предполагаю, это случилось, стоило мальчику заикнуться, что он встретил любовь всей жизни, она решила их прекратить.
– Диляра вела себя агрессивно? – прищурился Вербин. – Я имею в виду – с Викторией?
– Нет. Во всяком случае, мне об этом неизвестно. Но я уверена, что Вика не скрыла бы подобную деталь. – Марта помолчала. – По мнению Вики и по тому, как в итоге получилось, Диляра стала давить на сына и вынудила его разорвать отношения. Причём расстаться резко и не очень красиво.
– После этого у Виктории возникли психологические проблемы?
– А ты молодец, – протянула Карская. Но протянула без высокомерного подтекста: «Надо же, он сумел сделать правильный вывод!» Одобрительно протянула, дав понять, что ожидала, что Вербин догадается. – Я уверена, что тяжело давшееся расставание и послужило толчком, вызвавшим проблемы. И здесь неслучайно всё: белое платье – мечта о замужестве, куклы – мечта о детях, дата – мечта о большой любви, и все эти мечты в одночасье рухнули.
– Виктория видела, как убивает себя.
– Смерть, в данном случае, это символ разрушения.
– Это так работает?
– Работает. – Карская помолчала. – К сожалению, стресс от расставания оказался настолько сильным, что справиться с видениями оказалось неимоверно сложно. По большому счёту, результат моих усилий можно назвать ничтожным, поэтому я обрадовалась, когда на горизонте появился Шевчук.
– Виктории нужно было отвлечься?
– Хотя бы, – кивнула Марта. – Мне очень понравилось, что после болезненного расставания Вика не ударилась во все тяжкие, не попыталась забыться в череде одноразовых партнёров и с их же помощью отомстить Наилю. Вика держалась, но, учитывая все обстоятельства, ей нужно было твёрдое мужское плечо, и Шевчук… – Карская помолчала, явно подбирая подходящие слова, и остановилась на сдержанных: – Шевчук оказался в нужное время в нужном месте. Я не знаю, понял ли он, что Вика пребывает в расстроенных чувствах – я с ним никогда не виделась и не говорила, но отношения он завязал умело.
– Шевчук искал интрижку?
– Разве ты этого не понял? – Женщина удивлённо подняла брови.
– Я ещё не разобрался. Но склоняюсь к этой версии.
– Эта версия очевидна без всяких склонений. – Марта чуть скривила губы. – И у Вики не было на его счёт никаких сомнений. Она знала, что связалась с бабником, но с интеллигентным бабником, который дорожит обеими своими репутациями: и деловой, в компании, и репутацией интеллигентного бабника. Вика говорила, что Шевчук обращался с ней уважительно, а это, поверь, дорогого стоит.
«Тогда почему Шевчук попытался убедить меня, что любил девушку настолько, что был готов на развод?»
«Чтобы вычеркнуть себя из списка подозреваемых».
«Шевчук не дурак и понимает, что я без труда докопаюсь до истинной сути его отношений с Викторией».
«Значит, Шевчук запаниковал».
«Почему?»
– Ты меня слушаешь?
Голос Карской прозвучал издалека. Ну, не совсем издалека, а как будто Марта громко говорит с ним, стоя у барной стойки.
– Конечно, – опомнился Вербин. – Слышу каждое слово.
Но обмануть Карскую не сумел.
– Ты ведёшь себя так, будто мы уже женаты, – язвительно заметила она.
– Э-эээ…
– Это была шутка. – Марта смотрела Вербину прямо в глаза.
– Спасибо.
– На самом деле я рада, что моя информация заставляет тебя думать.
– Не только она.
– Не сомневаюсь.
Он долил в бокалы вино.
– Вика не видела в Шевчуке избранника – боже упаси! Ей было с ним комфортно, удобно и настолько весело, насколько было возможно после болезненного разрыва.
– Но видения не прекращались, – уточнил Вербин.
– Увы, «волшебной таблеткой» Шевчук не стал, однако определённую пользу принёс. – О Шевчуке Марта говорила холодным деловым тоном опытного врача, рассматривая его как применённое средство, не более. – Шевчук хорошо относился к Вике, помог ей слегка успокоиться, отвлёк. Другими словами, таблетка не «волшебная», но полезная. Я думала, что их отношения испортят новогодние каникулы, которые Шевчуку придётся провести с женой, но Вика уехала домой, и проблема разрешилась.
Тоскливых выходных не было, отношения сохранились на прежнем уровне.
– А потом вернулся Наиль.
– Сам?
– Вряд ли его попросила мама, – обронила Марта.
Вербин усмехнулся.
– Наиль спел Вике классическую арию «возвращенца»: любит только её, жить не может, в мучительном расставании осознал ошибку и сделает всё, лишь бы заслужить прощение. Я думаю, Наиль помыкался в одиночестве, не нашёл такой же красавицы… да и вообще вряд ли он кого-то нашёл, и приплёлся назад от безысходности.
Чтобы не было прыщей.
– Но Вика… – Марта тяжело вздохнула. – Вика решила, что он говорит правду.
– Получается, Виктория любила Наиля? – тихо спросил Вербин.
– Получается, так. – Карская прищурилась на бокал, но не взяла. – Вика не стала меня слушать, зато рассказала, что ради неё Наиль готов к разрыву с матерью.
– Любила и верила, – пробормотал Феликс. – Без любви в такую чушь поверить сложно.
– Невозможно поверить, – согласилась Марта. – Ты видел Наиля?
– Нет, он от меня прячется.
– Наиль трусоват, видимо, первый допрос произвёл на него такое впечатление, что больше с полицией он общаться не хочет, – объяснила Карская. – Ну и в целом Наиль не может похвастаться твёрдым характером. И особой привлекательностью. Так что Вика для него была идеальным вариантом. Ну, кроме той девочки, которую ему приготовила в жёны мама. Но, похоже, та девочка ему совсем не приглянулась.
– У Наиля же есть деньги? Я так понял, он из богатой семьи.
– И что? – Марта слегка передёрнула плечами. – Думаешь, Вика потому в него вцепилась? Нет. Поверь – нет. В Москве у многих есть деньги и можно выбрать менее постыдный вариант. Вика же, к сожалению, влюбилась.
Некоторое время они молчали, затем Феликс поинтересовался:
– Когда вернулся Наиль?
– Мелькать начал ещё в декабре, а сладилось у них после Нового года. Вика вернулась в Москву раньше Шевчука, ну и… закрутилось.
– А Шевчук?
– Вика ему ничего не сказала.
– Это обстоятельство выбивается из описания, которое я для себя составил, – признался Вербин.
– Мне тоже не понравилось её поведение, – согласилась Карская. – Но Вика боялась отпускать Шевчука.
– Опасалась, что Наиль снова уйдёт?
– Да. Я просила Вику сделать выбор, она ответила, что обязательно сделает, но не сразу. – Марта помолчала. – Мне не нравилось её поведение, но винить Вику я не собираюсь. Наилю требовалось время, чтобы вновь заслужить доверие Вики, а Шевчук…
– Бабник.
– Да.
Они выпили вина. Глядя друг другу в глаза.
– Наиль старался? – вернулся к теме Феликс.
– К сожалению, мне трудно ответить на твой вопрос, – честно сказала Марта. – После возвращения Наиля Вика стала постепенно отдаляться от меня.
– Почему? Почувствовала улучшение?
– Как раз нет – улучшения не было. Наиль вернулся, но видения продолжались.
– Как ты это объяснишь?
– А что здесь объяснять? – удивилась Карская. – Это не свет в комнате включить-выключить – по щелчку ничего не меняется. Возвращение Наиля, конечно, сыграло положительную роль, но «волшебной таблеткой» оно могло стать только в случае восстановления полного доверия и…
– Разрыва с матерью, – догадался Вербин.
– Что он обещал сделать, но никак не делал.
– А если Наиль этого не хотел?
– Об этом я Вике говорила, – с грустной улыбкой ответила Марта. – И, наверное, поэтому она стала от меня отдаляться.
– Сделала выбор в пользу Наиля.
– Да.
– Я не спрашивал.
– Я знаю.
Они помолчали, после чего Феликс осторожно вернулся к расспросам:
– Шевчук и Наиль знали друг о друге?
– Мне об этом неизвестно, но сомневаюсь – Вика была достаточно умна, чтобы не допустить подобного. – В чёрных глазах Марты зажглись ехидные огоньки: – Нарисовался мотив?
– Весьма сомнительный по нынешним временам, – честно ответил Вербин. – Лет пятнадцать назад я бы за такую ниточку ухватился, но сейчас продуманное убийство на почве ревности – огромная редкость. То ли к отношениям относятся не так серьёзно, как раньше, то ли не считают нужным рисковать из-за страсти. В таких случаях выяснения отношений заканчиваются истериками и скандалами. Не кровью.
– Всегда?
– Разве что убийство в состоянии аффекта. Но Викторию убили хладнокровно, обдуманно, после долгой и тщательной подготовки.
– Всё-таки убийство? – очень тихо спросила Карская.
– Не сомневаюсь, – твёрдо ответил Феликс.
– Тогда надеюсь, что встреча оказалась полезной для поиска убийцы.
– Ты ведь понимаешь, сколько пищи для размышлений мне подбросила.
– Ты едва не убежал на работу.
– Не настолько много, – улыбнулся Вербин. – И…
Марта едва заметно улыбнулась. Едва заметно.
– Я просто рад тебя видеть.
Феликс произнёс фразу так тихо, чтобы слова едва долетели на ту сторону столика. И никуда больше.
– Спасибо, – едва слышно ответила Марта.
– За что?
– За честность.
Она вновь захотела коснуться пальцами его руки, но Феликс перевернул ладонь и получилось не прикосновение. Получилось так, что Марта вложила свою руку в его. И не убрала.
– Вдруг я со всеми честный?
– Ты не ловелас, – покачала головой Марта. – Иначе бы меня здесь не было.
– Надоели ловеласы?
– Никогда не нравились.
– Знаешь все их заходы?
– Поэтому с ними скучно.
– А должно быть весело?
– Интересно.
– Чем привлёк я?
– Возможно, мне захотелось простого крепкого мужика от сохи, чтобы отдохнуть от той зауми, с которой приходится работать.
– У меня тоже есть тараканы.
– Этим ты меня не удивил.
– Они не такие умные?
– Умные, но по-своему.
– Сочту это условным комплиментом.
Они рассмеялись. По-прежнему держась за руки.
– А теперь настоящий, не условный комплимент, – произнесла Марта, глядя Феликсу в глаза. – Когда ты вошёл, тебе было абсолютно плевать на то, прочитаю я тебя или нет. Никакого волнения. Никакой неуверенности. – Короткая пауза. – До тех пор, пока я тебе не понравилась.
Он не ответил. Только чуть сжал её руку. Глядя в глаза. Глядя ей в глаза.
Она поняла его жест, и они молчали. Глядя друг другу в глаза.
А потом она неожиданно спросила:
– Ты знаешь, что такое косплей?
По-прежнему держа руку в его руке.
– Разумеется.
– В юности мне нравилось создавать образы. Не на бумаге, не в воображении, не в тексте или стихах – на себе. И нравится до сих пор, если честно. Нравится возникающее внутри ощущение того, что становишься другой. Абсолютно другой и даже чужой себе. Способной на то, на что не способна я настоящая. – Марта улыбнулась так, что Феликс понял, что слышит… нет, не исповедь, конечно, но очень честный рассказ. Она хотела, чтобы он его услышал. – В юности у меня не было той уверенности в себе, которую ты знаешь сейчас. Я комплексовала по поводу внешности и некоторой неуклюжести и прятала свои комплексы под масками. Сначала – под масками известных героинь игр и фильмов, а потом стала придумывать новые образы, свои собственные.
– Выходила на публику?
– Не без этого.
– Помогло стать увереннее?
– Разве не видно?
– Очень хорошо видно.
– Публика – это серьёзное испытание, Фил. – Марта едва улыбнулась, глядя куда-то в прошлое. – Но если выступление получилось и зал тебя принял, ты уходишь со сцены другим человеком.
– Жаждущим повторить?
– Знающим, что можешь говорить с людьми и удерживать их внимание.
– Насколько я помню, косплей – это дефиле?
– Я ведь не сказала, что выходила на сцену только как косплеер.
– Ты полна тайн.
– У тебя много времени, – напомнила Карская.
– Я помню.
Они вновь рассмеялись. Спокойно. Искренне. Продолжая держаться за руки.
– Иногда мне хочется вернуть это ощущение: снаружи одна, внутри совсем другая.
– Разве это не связано?
– Внутреннее и внешнее?
– Да.
– Ты поклонник Ломброзо?
– То есть связи нет?
– Ты мне скажи, – вдруг предложила Марта. – Ты видел больше преступников, чем я.
– С этим не поспоришь, – не стал отрицать Вербин.
– И как? Есть связь между внешним и внутренним? Все ли убийцы выглядят как монстры? Все ли честные люди прекрасны? Или честных нет, есть те, кто ещё не совершил преступление?
– Ты знаешь ответ – внешность обманчива. Как правило, преступники ничем не отличаются от обычных людей, и даже бородавки на лицах у них появляются с той же вероятностью, что у остальных… Разве что, когда припираешь их к стенке, когда они понимают, что попались – тогда их лица искажаются. И мгновение… или несколько мгновений… я вижу чудовищ. Настоящих.
Её рука чуть дрогнула.
– Значит, нет объединяющих черт, по которым ты сразу говоришь: вот человек, которого я ищу.
– Иногда я говорю себе это после первого же разговора, – улыбнулся Феликс.
– Но не после первого взгляда?
– Нет, никогда.
– То есть теория Ломброзо не работает?
– Мир полон лжи.
– Поэтому так важно говорить друг другу правду. – Марта чуть сильнее надавила на руку Феликса. – Поэтому так важно, чтобы ты знал обо мне больше.
Он не стал спрашивать «зачем?». А она не стала делать вид, что ждёт вопроса. Он знал зачем. Она была этому рада.
– У меня до сих пор сохранилась эта тяга: не к сцене – к косплею. И иногда, когда мне особенно сильно хочется стать другой, и я приглашаю знакомого стилиста, или сама усаживаюсь перед зеркалом – зависит от настроения, и надеваю маску. Разумеется, это происходит только по выходным. Или ночью.
– Ночью? – удивился Вербин.
– Почему нет? Летние ночи не очень длинные и не очень тёмные. И некоторые образы идеально в них вписываются.
– Ты выходишь на улицу?
– Не всегда.
– Но выходишь?
– Почему тебя это волнует?
– Мне интересно.
Она помолчала, глядя Феликсу в глаза, затем сказала:
– Спасибо. – И добавила: – Иногда мы с друзьями выходим на улицу – заранее выбираем место, подходящее моему образу, и едем туда. Иногда в парки. Иногда в заброшенные особняки или церкви. Иногда на какую-нибудь крышу, с которой открывается красивый вид. Если я одна – иду на крышу своего дома, у меня есть ключ.
Вербин представил Марту в образе ведьмы. Летней ночью. На крыше многоэтажного дома. И улыбнулся. Она поняла, о чём он думает, и ответила на улыбку.
Что может быть лучше, чем улыбаться словам несказанным. Но услышанным.
Ужин закончился. Официантка убрала тарелки из-под десерта, и на столе остались только два бокала. В каждом по глотку, не более.
– Ты простишь мне следующий вопрос? – тихо спросила Марта.
– Мы едва знакомы и ещё не знаем, какие вопросы задавать нельзя.
– Ты пообещал.
– Я не забуду.
– Почему мы не пошли в «Грязные небеса»?
Он знал, что этот вопрос прозвучит. Может, не в такой форме и не сегодня, но прозвучит обязательно. Не готовился к нему, но знал, что поговорить придётся.
– Ты знаешь?
– После первого твоего звонка я решила узнать, с кем предстоит встретиться, и навела справки.
– У тебя хорошие источники информации.
– Ты не представляешь, какие люди нуждаются в моей помощи. Кроме того, я должна быть уверена в тех, кого пускаю в дом. – Марта выдержала паузу. – Извини, если вопрос оказался бестактным.
– Напротив: я рад, что ты спросила и не стала скрывать, что знаешь обо мне… довольно много.
Когда официантка убирала со стола, им пришлось разомкнуть руки. Потом Феликс вновь положил руку на стол – как раньше, а вот Марта к прежней позе возвращаться не спешила.
– Если ты наводила справки, то знаешь, почему мы не пошли в «Небеса».
– Не хочешь появляться в своём баре с другой женщиной?
– Пока, – мягко уточнил Вербин.
– Потому что там твои друзья?
– Потому что я пока не готов идти в «Грязные небеса»… не один.
– Хотя я тебе очень нравлюсь.
– Мы нравимся друг другу.
Отрицать Марта не стала:
– Да.
– Мы выяснили это ещё вчера.
– Да, – повторила женщина, и её ладонь вновь легла в его руку. – Но, если ты захочешь встретиться со мной снова, это должны быть «Грязные небеса».
– В следующий раз?
– Да.
– Следующая встреча обязательно должна состояться в каком-то заведении?
Он улыбнулся, глядя ей в глаза. Она прищурилась.
– Ну, удиви меня.
Он помолчал. На её тонких губах играла едва заметная улыбка. Они оба знали, какая фраза прозвучит теперь.
Назад: Девять лет назад
Дальше: Восемь лет назад