Война и мир возникли одновременно с появлением человеческого общества. Война – как самое решительное средство борьбы за существование. Мир – как возможность самосохранения людей между суровыми битвами. Специалисты подсчитали, что за 55 веков своего существования (а отчет велся со времени появления письменности) человечество пережило около 15 тысяч войн. В этих войнах были понесены утраты в 3,6 млрд человеческих жизней, не считая гибели материальных ценностей, разрушения городов, исчезновения государств и целых народов. На этот период пришлось лишь 300 мирных лет. Всего три века. Но они существовали.

И по мере развития цивилизации, стремления к совершенствованию человеческой жизни, развитию и самосохранению человеческой личности мирные периоды в истории становились если не продолжительнее, то все более осознанными. Мир, мирное устроение жизни на земле вступали в решительный бой с разрушительными силами войны.

Уже на заре племенной истории обычное право стало регулировать отношения между человеческими коллективами, а позднее переросло в зачатки международного государственного правового регулирования. Древнегреческие полисы, особенно Древний Рим, дали первые высокие детально разработанные образцы правового регулирования межгосударственных отношений в рамках всего тогдашнего видимого мира, центром которого являлся Средиземноморский культурный регион.

Римская концепция мирного устроения прагматически воплощала в себе мощь республиканского и императорского Рима и политическое умение достичь компромисса там, где это было либо выгодно, либо неизбежно. Особенно очевидным это стало во времена Гая Юлия Цезаря и императора Августа.

Внешнеполитический каркас Древнего Рима был скреплен не только устрашающими походами и блестящими победами римских легионов, но и чередой мирных устроений с окружающими государствами и народами – противниками, союзниками, сателлитами. Эти устроения поддерживали жизненно необходимый международный баланс, нужный для нормального функционирования римского государства.

С тех пор международное право наряду с войной как методом разрешения конфликтов стало доминировать в мировом сообществе государств на долгие столетия. Без этой тщательно разработанной, всесторонне взвешенной опоры невозможен был дальнейший цивилизационный прогресс в данной области межгосударственных отношений.

И все-таки прогресс обозначился и был связан с появлением христианских этических ценностей. Вопросы противостояния злу, насилию, войнам стали едва ли не центральными в этике христианства. Решались они христианскими идеологами сложно и противоречиво. С одной стороны, звучали слова Иисуса Христа: «Все взявшие меч, от меча погибнут» (Мф 26, 52) и «блаженны миротворцы» (Мф 5, 9), а также апостола Павла: «Если возможно, мир имейте со всеми людьми» (Рим 12, 18). С другой стороны, известны слова, сказанные Христом: «Не думайте, что я пришел принести мир на землю; не мир пришел я принести, но меч» (Мф 10, 24).

Это видимое противоречие в позиции христианских вероучителей разрешается весьма просто. Любовь к человеку, к людям, которой учил Христос, предполагает, что существуют такие моральные и духовные ценности, во имя которых стоит умирать, в том числе во имя спасения людей. А это означает борьбу во имя этих ценностей.

Таким образом, римский прагматизм политической системы мира в христианском учении был дополнен нравственными категориями, которые отныне стали неотъемлемой частью понятий войны и мира.

Очередным рубежом в цивилизованном осмыслении войны и мира, уходе от их прагматической практики, основанной либо на праве сильного, либо на холодном расчете, стали воззрения деятелей эпохи Возрождения, а позднее Просвещения. Общая гуманизация общества не могла не затронуть проблем войны и мира. Именно в это время постепенно выкристаллизовывается идея о человеке как высшей ценности, стремление к миру как естественной норме существования, а к насилию как античеловеческому началу. В XVI в. эти идеи звучат в трудах Эразма Роттердамского. В XVII в. они выражены в семитомной эпопее гуманиста Яна Амоса Коменского «Всеобщий совет человеческому роду, прежде всего ученым и благочестивым властителям Европы об исправлении человеческих дел». Он писал, что необходим третейский собор, «где разбирались бы все международные споры». Мирное устроение Коменский не отделял от внутригосударственных гуманистических дел, от народного блага, которое должно быть «величайшим законом каждой республики и королевства».

С годами идея мира как международной политической системы крепла, совершенствовалась. Ее поддерживали деятели реформаторского движения в Германии, английские квакеры. Наконец, в начале XVIII в., как бы синтезируя предшествующие идеи на этот счет, выходит трактат французского аббата Шарля Ирине де Сен-Пьера «Проект вечного мира в Европе». Автор настаивает на необходимости союзного конфедеративного правления, которое, объединяя народы, подчинило бы их авторитету закона. «Постоянный совет» станет при этом высшим арбитражем между членами конфедерации. Против нарушителей мира предусматривались санкции.

Об «Общей республике», состоящей из европейских государств, об «Общем конгрессе» писал французский мыслитель Анжи Гудар (1757 г.) в трактате «Мир Европы или проект всеобщего замирения». Основная мысль трактата – правовая обусловленность политического равновесия в Европе, при котором «сила частных государств зависит от всеобщей силы в Европе». Как и Сен-Пьер, Гудар озабочен разработкой санкций, в том числе финансовых, которые «Общая республика» могла бы наложить на нарушителей мира.

Идеи Сен-Пьера и Гудара были поддержаны и развиты Жан Жаком Руссо в работе «Суждение о вечном мире» (1782 г.). Он увязывает связь насилия, войн с деспотизмом, подчеркивая, что властители воюют «в той же мере со своими подданными, сколь со своими врагами». Разбирая проект Сен-Пьера, Руссо все же определил его как прекрасный, но утопичный и подчеркнул, что проект создания Европейской лиги может быть осуществлен лишь «жестокими и чуждыми человечности средствами». Так впервые прекраснодушные утопические планы мыслителей-гуманистов были поставлены на реальную историческую почву.

Для нашей темы важно отметить, что идеи правового регулирования отношений между народами, верховенства договора и закона над безумием деспотов, честолюбцев, ввергающих народы в войны, получили в конце XVIII – начале XIX в. широкое распространение в России.

Я не могу упоминать обо всех случаях поддержки идей гуманистов и просветителей русскими мыслителями. Скажу лишь о наиболее ярком примере этой преемственности – о трудах В. Ф. Малиновского, которые во многом предвосхитили и определили идеи и политическую практику российского императора Александра I (1801–1825 гг.), который впервые в мире попытался претворить утопические проекты «о вечном мире» в реальную политическую жизнь европейских государств и стал инициатором создания в 1815 г. Священного союза.

В 1791 г. В. Ф. Малиновский, видный российский государственный и военный деятель, выдающийся просветитель, человек, близкий к Александру I, выпустил книгу «Рассуждение о мире и войне». Там он сформулировал свою основополагающую идею о том, что принцип мира должен быть определяющим в межгосударственных отношениях, а война должна быть вне закона. Создание европейского союза государств он связывал, как и западные просветители, с демократическими преобразованиями в государствах Европы. Международные отношения, утверждал он, должны быть «наукой прав и законов между целыми народами, как и юриспруденция между частными лицами».

С таким богатым гуманистическим багажом, который представлял собой достижение человеческой мысли о войне и мире, подошел Александр I к выработке своей концепции мирных, правовых отношений между европейскими странами. Сам Александр к моменту своего восшествия на престол в 1801 г. был вполне готов к своей необычной миссии. Воспитанник гуманиста, просветителя, республиканца Лагарпа, человек, блестяще образованный по всем европейским канонам, глубоко верующий христианин, для которого этический идеал христианства не был пустым звуком, он обогащал этот идеал все новыми раздумьями по мере того, как мужал, проходил через горнило тяжелых жизненных испытаний.

Казалось, что мысли Александра I воплотили в своей концепции мира и войны и прагматизм римлян, и нравственные нормы христианских вероучителей, и основанные на современной для XVIII в. научной и гуманистической мысли идеи просветителей. В этом была сила его идей, но в этом была и их слабость, поскольку имперский правовой прагматизм Рима, христианская этика и страстный демократический и гуманистический порыв слабо сопрягались друг с другом в европейской геополитике.

Это проявилось уже в первом опыте реализации концепции Александра I на практике. В 1804 г. в Лондон с секретной миссией отправился посланник и друг императора Н. Н. Новосильцев. В своем портфеле он вез инструкцию для переговоров с английским кабинетом, полную новых внешнеполитических идей молодого монарха. То было время, когда старая Европа встала на дыбы в борьбе против Наполеона Бонапарта, свергавшего троны и кроившего карту Европы. Англия – традиционный противник Франции на европейском континенте – активно поддерживала складывающиеся одну за другой военные коалиции против Бонапарта и была их душой и лидером. Но Новосильцев предлагал не только очередной военный блок. В Лондоне от русского посланца услышали нечто невообразимое. Опираясь на идеи Сен-Пьера – Руссо – Малиновского, Александр I предлагал англичанам после сокрушения «тирана» договор об общеевропейском «вечном мире», о дальнейших договорных правовых отношениях между государствами, обеспечении национальных интересов и воли народов. Главное в предложении Александра I – противопоставить агрессии и вседозволенности Наполеона единство европейских народов, основанное на лозунгах Французской революции доякобинской поры, в частности свободы и благоденствия народов.

В Лондоне Новосильцев предложил созвать общеевропейский конгресс, который бы гарантировал сохранение мира в Европе перед опасностью новой агрессии. В основу этой политики должны были лечь договорные правовые отношения. И хотя проект был ограничен антибонапартистскими устремлениями, впервые утопические идеи всеобщего мира и договорного регулирования отношений между государствами, соединенные с идеями социальной справедливости, легли в основу проекта государственного документа.

По существу, это был новый важный гуманистический рубеж в подходе к проблемам войны и мира, который человечество не исчерпало и по сей день. В Лондоне посланца императора встретили вежливо, его предложение выслушали, улыбнулись. Для английских политических прагматиков это был еще один утопический проект. Они жили реалиями, где все решала сила, искусство дипломатии, военные блоки.

К идеям о долговременном мире, осуждении войны как средства решения межгосударственных проблем многострадальная Европа вернулась после сокрушения Наполеона Бонапарта. Уже в ходе заседаний Венского конгресса в 1814–1815 гг. и нового передела Европы победители стремились к созданию такого баланса сил на европейском континенте, который бы на долгое время, если не навсегда, исключил новые войны. Уже тогда Александр I возродил к жизни идеи, заложенные им в инструкцию Новосильцеву.

Но не только геополитическое равновесие интересовало победителей. На этот раз, настрадавшись за полтора десятка лет от наполеоновских войн, лидеры Европы осудили войну как таковую и призвали рассматривать военную агрессию при спорных межгосударственных вопросах как проявление нецивилизованности. На повестку дня встали вопросы религиозно-нравственные, которые еще вчера считались лишь утопиями. Сама жизнь, европейская цивилизация подвела народы Европы к вопросу об исключении войн из политического арсенала человечества.

Будущее показало, что европейское общество цивилизационно было еще не подготовлено к решению этой задачи. Но мысль, опережающая социально-экономические, политические, нравственно-этические реалии века, уже ковала новый каркас подходов к вопросам войны и мира.

На конгрессе Александр I дополнил свои прежние предложения новыми реальными шагами, а именно: одобрением и конкретной поддержкой принципов конституционализма, попранных в ходе радикализма Французской революции, а затем растоптанных Наполеоном Бонапартом. Итак, в основу «Венской системы» были положены, по существу, все «три кита» предшествующих разработок проблем войны и мира: 1) баланс сил, геополитическое равновесие, политический легитимизм; 2) нравственно-этические христианские категории, осуждение войны и насилия; 3) идеи суверенитета народов, конституционализма, демократизации жизни.

Образование Священного союза в качестве гаранта «Венской системы» стало итогом как драматического развития событий на европейском континенте в конце XVIII – начале XIX вв., так и напряженных поисков человечеством средств для обуздания молоха войны. 26 сентября 1815 г. в Париже состоялось торжественное подписание Акта о Священном союзе. Вначале это был Союз трех монархов – Александра I (Россия), Франца I (Австрия), Фридриха-Вильгельма III (Пруссия). Первоначальный текст Акта был составлен Александром I. Уже в 1‑й статье акта говорилось о задачах Союза – предотвращать межгосударственные конфликты, добиваться спокойствия и мира в Европе.

Какими же средствами предполагали монархи поддерживать мир и стабильность в Европе? Согласно статьям Акта «три договаривающихся монарха» обязались поддерживать между государствами узы братской дружбы, оказывать друг другу помощь в случае дестабилизации международной обстановки, управлять своими подданными в духе братства, правды и мира, считать себя членами единого христианского общества, руководствоваться в международных делах евангельскими заповедями. Характерно, что в этот документ вошли составной частью идеи Сен-Пьера – Руссо – Малиновского о том, что монархи обязаны «сохранять верность принципам справедливости, христианского милосердия и мира, которые помимо того, что они применимы в частных делах, должны оказывать непосредственное влияние на совет монархов и определять все их действия». Отныне, утверждал Акт, отношения между государствами будут регулироваться с позиций правовых и религиозно-нравственных норм.

Следует обратить внимание, что Акт о Священном союзе вполне прагматично предусматривал ситуацию, когда обстановка в Европе может быть дестабилизирована. Тогда предусматривались совместные действия для восстановления мира. Это указывает на то, что создатели Священного союза не были столь уж наивны, чтобы полагаться лишь на правовые и нравственные принципы. Они понимали, что человеческое общество не совершенно, и учитывали это в своих будущих действиях. Важно было отделить пшеницу от плевел и сообща действовать там и тогда, где и когда это соответствовало принципам Союза. При этом и Александр I, и другие монархи Европы считали, что наиболее дестабилизирующим началом может стать очередной революционный взрыв, сметающий на своем пути и монархов, и порядок, и право, и нравственность. Во всяком случае, именно такой опыт Европа вынесла из ужасов якобинской диктатуры, революционной агрессии французских санкюлотов, деспотии Наполеона. В этом смысле признавать устремления деятелей Священного союза реакционными, как это считала, скажем, советская историография, было бы, по меньшей мере, спорным.

Европа с изумлением наблюдала за созданием и первыми шагами нового сообщества государств, к которому вскоре примкнули почти все страны континента за исключением Англии, придерживающейся особых взглядов на европейскую политику, и Ватикана, считавшего, что нет необходимости в новом христианском сообществе государств, поскольку оно воплощается в папском престоле.

Уже первые шаги Священного союза показали, что Александр I и другие лидеры Европы всерьез взялись за дело стабилизации и гуманизации европейской жизни. И до создания Священного союза, и после него был осуществлен ряд конституционных преобразований: во Франции (1814 г.), в Польше (1815 г.), Баварии (1816 г.), Вюртемберге (1819 г.). Идея представительных правлений начала свой марш по Европе.

Проект французского конституционного устройства был написан самим Александром I, не говоря уже о том, что из его рук Польша, а еще ранее, до войны 1812 г., Финляндия получили конституционное выборное управление и определенные гражданские права и свободы.

Закономерно, что на конгрессах Священного союза Александр I поставил ряд кардинальных вопросов жизни европейских стран и европейского сообщества государств в целом. Так, на первом конгрессе в Аахене (1818 г.) русская делегация предложила провести ряд гуманистических актов, полноценно возвращающих побежденную Францию в лоно европейских государств, а именно: вывести оккупационные армии из страны досрочно, принять Францию в число союза европейских государств без всяких предварительных условий, облегчить выплату Францией репараций. Идеи русской делегации в отношении Франции были поддержаны.

На конгрессах в Троппау (1820 г.), Лайбахе (1821 г.), Вероне (1822 г.) Александр I ставил вопрос об одновременном сокращении вооруженных сил европейских держав, о взаимных гарантиях неприкосновенности территории, о принятии международного статуса лиц еврейской национальности, о создании межсоюзнического штаба. На последнем Веронском конгрессе Священного союза державы договорились о совместной защите морской торговли от пиратства, приняли протокол о запрещении работорговли. Российская делегация заявила об отказе России покупать колониальные товары у стран, не прекративших работорговлю. Это были уже, как мы говорим сегодня, экономические санкции.

Одновременно европейское сообщество и Священный союз столкнулись с возрастающим демократическим, антифеодальным движением народов Европы, разбуженным Французской революцией, затем крахом деспотии Бонапарта и новыми демократическими веяниями. Вспыхнули революции в Испании (1820 г.), Португалии (1820 г.), Италии (Неаполь и Пьемонт, 1820 г.).

Эти события стали подлинным испытанием для миротворческих и гуманистических принципов Священного союза. К этому времени обозначились и геополитические цели держав, укрепились имперские амбиции Александра I, считавшего себя освободителем и спасителем Европы и ее подлинным лидером, каковым, кстати, он и стал, что раздражало и настораживало. Австрия во главе с Францем I – Меттернихом, ревниво относилась к этой новой миссии российского императора и, сохраняя узы Священного союза, тем не менее, стремилась укрепить свое присутствие и влияние в Итальянских землях и с этой целью опереться на авторитет Союза. Англия ни с кем не хотела делить свою первенствующую роль в европейских делах.

Новая волна европейских революций стала своеобразной лакмусовой бумажкой для европейского сообщества. Здесь столкнулись как представления монархов Европы о путях стабилизации положения на континенте, так и геополитические притязания держав. Итак, можно ли было считать революции на Пиренеях и Апеннинах прорывом к новым, прогрессивным социально-политическим ценностям? Или это был необузданный бунт толпы, анархия, грозящая повторением событий конца XVIII – начала XIX вв.

Позиция России, Александра I была четко выражена в рескрипте П. А. Шувалову, который направлялся в Париж вскоре после событий в Испании: «Нельзя возвращаться к “правилам устаревшей политики”, необходимо сочетание формы правления, которую требует нынешнее время, с правилами порядка и дисциплины, которые только и могут обеспечивать прочность учреждений». Мартовская революция была признана Александром I, поскольку восстановленную в Испании конституцию признал король Фердинанд VII, но дальнейшее наступление на права легитимного монарха Александр I посчитал противоправным. Так «новая форма правления» в его представлении сочеталась с «порядком и дисциплиной». Для того времени такая позиция, да еще со стороны абсолютного монарха, считалась несомненным прогрессом в оценке происходящих в Европе перемен. На конгрессах Священного союза, которые состоялись в 1820–1822 гг., российская сторона руководствовалась именно этими соображениями.

В Троппау (октябрь 1820 г.) Александр I выступил за меры морального воздействия на революционные правительства в случае, если они не обеспечат умеренность проводимых реформ и безопасность монархов – Фердинанда VII в Испании и Фердинанда I в Неаполе. Предлагалось привлечь к переговорам с революционными правительствами представителей других держав. Австрия и ее канцлер Меттерних жестко настаивали на одностороннем, австрийском выступлении против инсургентов в Италии.

При этом австрийцы мало заботились о поддержке конституционных устремлений революционеров, а беспокоились, прежде всего, об утрате своих геополитических позиций на Апеннинском полуострове. Пруссия поддержала Австрию. По существу, встал вопрос о судьбе Священного союза – первого опыта международного сотрудничества. Александр I вынужден был отступить. При поддержке конгресса Австрия получила свободу рук в Италии. В феврале 1821 г. 60-тысячная австрийская армия перешла реку По. Революция на Апеннинах была подавлена, а власть Габсбургов в Италии восстановлена. Ситуация повторилась и с судьбой испанской революции. На конгрессе в Вероне (конец 1822 г.) русская делегация настаивала на дипломатическом решении вопроса, прежде всего на «моральных методах», но требовала восстановления на престоле свергнутого монарха. Однако в конце концов, под давлением держав – и в первую очередь Англии, Франции, Австрии – Россия подписала протокол, санкционирующий подавление испанской революции силами французской армии. Весной 1823 г. стотысячная армия Франции вторглась в Испанию, революция была сокрушена, а власть Фердинанда I восстановлена.

Определенным шагом Александра I в сторону Европы в ущерб революционному движению стало осуждение Россией революции в Греции в 1821 г. против власти Османской Турции. Александр I назвал греческую революцию «преступным предприятием», хотя речь шла о восстании христианского народа против иноземного мусульманского владычества. Устои для Священного союза и здесь оказались выше и христианских, и освободительных ценностей.

Таким образом, интересы легитимизма и стабильности, геополитические расчеты в 20‑е годы XIX в. по всем линиям взяли верх над революционными, освободительными тенденциями в Европе, которые деятели Священного союза рассматривали как анархию, угрозу порядку, эволюционному развитию общества. При этом наиболее жесткую позицию в данном вопросе занимала Австрия.

Однако, отступив от своих первоначальных христианских, нравственно-этических, правовых принципов в отношении малых государств, лидеры Священного союза остались верны им применительно к отношениям между ведущими европейскими державами, каковыми были Россия, Австрия, Пруссия, Франция и примыкавшая к Священному союзу Англия. Компромиссы по второстепенным вопросам были достигнуты. За счет этого мир и стабильность в Европе сохранились на десятилетия. Плата была высокой. Однако, для тогдашнего уровня развития европейского общества, возможно, она была вполне закономерной: в течение 40 лет мир и покой в Европе сохранялись, несмотря на локальные конфликты и насильственные действия со стороны отдельных держав.

Лишь в 1853 г. континент потрясла новая европейская война. Это была Крымская война 1853–1855 гг., когда против России выступила коалиция государств. Россия потерпела поражение в этой войне. А вместе с этим поражением закатилась и звезда Священного союза, который сохранял свои позиции на исторической сцене во многом благодаря могуществу и влиянию России и умению Александра I и его преемника идти на компромиссы, приносить тяжелые жертвы ради великой цели – мира как политической европейской системы.