Глава 2

Девочку назвали Екатериной, в честь великомученицы, почитаемой в Египте. Так посоветовал многомудрый логофет Стефан, и Святослав не стал упрямиться. Ведь имя царственного лица — это всегда политика. Это он уже понял на примере Франкии, где неверно выбранное имя для младенца могло привести к войне, ибо означало притязание на тот или иной трон. А вот имя Радегунды, дочери Марии, ознаменовало завуалированное предложение мира, ведь святая королева слыла образцом кротости. Знающие люди легко прочитали скрытый смысл происходящего, а потому на улицах Александрии царило всеобщее ликование. Раз игемон Святослав называет сына в честь основателя города, а дочь — в честь почитаемой святой, местной уроженки, значит, он не временщик, как ромейские префекты. Значит, он пришел сюда всерьез и надолго, а власть его облегчит страдания народа Египта. Да так оно и вышло, к радости крестьян и мелких ремесленников.

Святослав въехал в ворота Луны, что на западе города, и двинулся по улице Канопик прямо к своему дворцу. Встречные горожане, завидев его, начинали орать, восторженно свистеть и махать руками. Они вели себя, как обезьяны, но, как ни странно, княжича это нисколько не раздражало. Напротив, он купался в волнах любви, он ловил горячие взгляды женщин, он милостиво кивал всем и махал в ответ. Он уже привык к таким встречам, и он сам себе ни за что бы не признался, что жаждет их так, как не жаждал ничего и никогда. Он наслаждался этими криками до того, что иногда его даже задевало, если они казались ему не такими громкими и восторженными, как еще совсем недавно. В умах этих людей он прочно занял место царя, какими считались тут македонские Птолемеи или римские кесари. Они тоже были чужаками, как и он. И тоже взяли власть оружием. В глазах этих людей именно Святослав стал царем, а не его отец, которого и видели-то здесь всего один раз, да и то не все. В основном горожане, узнав о дружеском визите архонта склавинов, штурмовали ворота изнутри, пытаясь покинуть город.

Княжич вертел головой по сторонам, отмечая, что дядюшка все время его отсутствия трудился не покладая рук. Вся Александрия знала, что великий логофет мог после своего дипнона, позднего обеда, возлечь на носилки и посетить тот или другой район. И горе местному старосте, если он найдет там какое-нибудь упущение. В этом случае добряк Стефан становился суров и непреклонен, а староста и нерадивый домовладелец платили в казну несколько рублей штрафа. Видимо, мера эта оказалась действенной, потому что мусора и грязи на улицах более не наблюдалось, разрушенные и сгоревшие дома разобрали, а выщербленный камень мостовой тщательно вымели. Горожанам этот порядок нравился. А вот Денежный Приказ в далекой Братиславе был весьма недоволен и прислал очередное гневное письмо…

— Тут, дядюшка, боярин Збыслав пишет… — Святослав в который раз прочитал свиток, который пришел еще месяц назад с последней яхтой, примчавшейся с Мальты. — Обсудить бы…

Сам префект только-только вернулся из поездки по необъятной стране, где заложил город на выходе из канала, проинспектировал пограничные гарнизоны и разобрал дрязги провинциальных наместников. Это письмо лежало сверху, среди десятков других, которые он должен был прочитать. И оно оказалось самым важным из всех.

— Я знаю, что там написано, — поморщился логофет. — Ты прав, в нем нет ничего хорошего. Казна вложила огромные деньги в эту провинцию и должна получать доходы от нее. А сколько мы послали в Братиславу?

— Э-э-э… — задумался Святослав. Он пытался вспомнить. — Нисколько, дядя! Так ведь мы не можем пока! У нас крепости на западной границе не готовы. Я еще один легион разворачиваю. И он не последний! Мне на всю страну их четыре нужно. Мне коней надо купить… А ты сам куда деньги потратил?

— Гавань начал расчищать, — виновато развел руками Стефан. — Стены Александрии в порядок привел. Новые каналы прокладываю…

— И подати мы собираем зерном, — Святослав даже губу закусил. — Твердой монетой только города платят.

— Мы за поставленное в Далмацию зерно денег не увидим, — прозрачно намекнул Стефан. — Оно в счет долга пойдет.

— Да я уже это понял, — расстроился Святослав. — Может, зря мы налоги снизили? А, дядя? Ромейские императоры в старые времена отсюда по двадцать миллионов в год выкачивали.

— Это очень давно было, — отмахнулся Стефан. — Сейчас и половины тех денег не собрать. А мы еще и снизили подати пополам. Мы не можем брать больше, чем арабы, иначе получим бунт. И да, налоги тут всегда взыскивали зерном. Сначала Рим кормили, потом Константинополь. А сейчас столько зерна не нужно. Точнее, нужно, но не каждый год. Только если неурожай. Уж больно трудно его в Словению везти через горы и степи. Золотое оно выйдет. И великий князь никогда не позволит, чтобы метрополия зависела от поставок египетского зерна. Это же ловушка.

— Отец будет очень недоволен, — поморщился Святослав. — Мы график платежей сорвали. А как мне его не сорвать, если крепости на западной границе лежат в руинах. Там последний ремонт был лет двести назад. Если я не починю их и гарнизоны там не посажу, у нас в хороший набег ливийцы полстраны разорят.

— С первым же кораблем надо будет послать письмо, — наморщил лоб Стефан. — Мы должны разводить хлопок и сахар, но мы пока еще только в начале пути. Нужны долгие годы, чтобы это стало давать устойчивый доход. А пока мы можем только грузить зерно из нового урожая в счет погашения долга.

— Так они такую прорву и не примут! — удивился Святослав. — Может, арабам его поставим? В Мекку! Там серебра много, и золота. А, дядя!

— Ишь ты! — задумался Стефан. — И как мне это в голову не пришло? Ведь твоя мысль, племянник, хотя и безумна, но не лишена здравого смысла. У арабов мало зерна, а добычи как раз много. А то, что у нас с ними были небольшие разногласия… Ну, случается!

Стефан задумался на пару минут, а потом решительно кивнул.

— Да! Это может получиться. Я напишу халифу Умару. Он показался мне весьма разумным человеком. Вдруг он незлопамятен…

— Давай лучше дяде Никше напишем, — осенило Святослава. — Он все равно весной на хадж приедет. Пусть заодно с халифом поговорит.

— А ты молодец, племянник! — с немалым уважением посмотрел на него Стефан. — Толково придумал. Тогда я и отцу твоему напишу. Пусть приезжает сюда. Нам нужно очень много вопросов обсудить. Семья мы, или не семья!

— Уф-ф! — выдохнул Святослав с довольной улыбкой.

У него словно гора с плеч свалилась. Египет оказался очень непростой страной. Золота нет, серебра нет, железа нет, дерева нет, умелых воинов нет, лишь наемники. А чтобы своих выучить, долгие годы нужны. Сказка, да и только. Зато здесь есть много воды, зерна и соды, из которой делают стекло. И великий канал, по которому идут специи из Индии. Хотя…

— Золото! — посмотрел он на Стефана. — Может, весной мне на Аксум в поход сходить, пощупать их. За шестым порогом золотые копи есть. Старые фараоны его добывали там.

— Не время, — покачал головой Стефан. — У нас арабы под боком. Ливийцы неспокойны тоже. Мне докладывают купцы и разведка, что там вовсю проповедуют ислам. И если он укрепится в тех землях, нам придется туго. В Константинополе вот-вот наступит хаос. Нет, Святослав, тебе никак нельзя уходить так далеко. Нубия, хоть и богата, но изобилует горами и пустынями. Война там не станет прогулкой. Лучше обратим свой взор на запад. Твой отец запретил трогать провинции Ливия Верхняя и Нижняя, и они остались за императорами. Как ты думаешь, почему?

— Понятия не имею, — обиженно посмотрел на него Святослав. — Мы забрали бы их на пару лет. Тысяча миль побережья!

— Наверное, твой отец знает, что делает, — мягко ответил Стефан. — Я вот тоже не понимаю, что он задумал. Но, наверное, он не хочет ссориться с императорами окончательно. Это дружеский жест с его стороны. И поверь, умные люди в Большом Дворце неплохо понимают намеки. Так что пока мы будем жить на свои и думать, как гасить долг перед казной. Нам дали отсрочку, и она почти закончилась.

— Дядя! — вскинулся Святослав. — А почему отец не позволяет нам здесь перцем торговать? Почему не разрешает нашим купцам в Индию через канал плыть? Мы бы разбогатели на одних пошлинах! Ведь канал — это ключ к морю, и он у нас в руках!

— Так поэтому и не позволяет, — грустно усмехнулся Стефан. — Неужели ты не понимаешь? Ведь тогда Египет станет настолько богат, что ему не нужна будет далекая Братислава.

— Но я никогда не предам отца! — побледнел Святослав. — Я не пойду на измену!

— Ты не предашь своего отца, но твой сын может предать тебя, — все так же грустно улыбнулся Стефан. — Мой брат совершенно прав, он смотрит на десятилетия вперед. Золото диктует людям, как им себя вести, а вовсе не любовь к близким. Таков закон жизни, племянник. И порой деньги бывают куда сильнее, чем какие-то там родственные связи. Разве не убивал брат брата в междоусобной войне? Ведь та заварушка у франков закончилась всего четверть века назад! А они сорок лет резались! А разве никогда не восставал сын против отца, чтобы занять его трон? Да вспомни хотя бы, как погиб шахиншах Хосров? Принц Кавад Шируйе убил его. А ведь это случилось совсем недавно.

— Я ни за что так не поступлю! — в запальчивости воскликнул Святослав. — И на своих братьев я не подниму руку! Этого не случится никогда!

— Я буду молиться, чтобы это было именно так, — серьезно кивнул Стефан. — Иди к жене, Святослав. Она очень скучала по тебе. Я жду вас на ужин. И тебя, и Юлдуз, и Александра. Мой повар сегодня превзошел самого себя!

— И все-таки, что плохого, если мы тут начнем торговать перцем? — пробурчал Святослав, уже покидая покои дяди. Речь про достижения дядюшкиного повара он пропустил мимо ушей. В еде он оставался весьма неприхотлив, как и подобает воину. — Ну не убудет же с них! А мне крепости на западе восстановить надо! И легионы развернуть!

— Я буду молиться, чтобы этого никогда не произошло, — шептал Стефан, глядя в спину удаляющемуся племяннику. — Святослав даже не вспомнил за весь разговор, что он наследник! Ведь это же именно ему когда-нибудь придется ехать в Братиславу, чтобы занять трон отца! Старый волк не молодеет, его волчата матереют на глазах, а их клыки становятся все больше и острее! Что ждет нас впереди? Великий боже! Помоги верному рабу твоему!

А Святослав уже шел по подземным коридорам, соединяющим дворец дядюшки с его собственным. Вот он и дома. Несуразный особняк египетских префектов, украшенный княжной как бог на душу положит, грел его сердце каким-то сладостным теплом. Юлдуз не видела в этой жизни ничего, кроме довольно скромного дворца в Братиславе и отцовской юрты, а потому здесь в беспорядке лежали ковры, закрывающие старинные мозаики, а римская статуя могла соседствовать с вазой, привезенной из далекого Китая. Вся эта несуразица заставляла почтенного логофета Стефана морщить свой нос, но он благоразумно молчал и с непрошенными советами не лез. Нравится людям так жить, ну и пусть живут. Святослав и вовсе был более привычен к походному шатру, чем к дому. А в своих поездках он частенько ночевал под открытым небом, подложив под голову седло, чем приводил в шок и трепет податное население. Оно, население, почитало высшую власть божественной. Это в него было вбито еще со времен фараонов.

Святослав зашел в покои жены, и две повитухи присели в поклоне. Он сделал короткий жест, и они вышли из комнаты, прикрыв за собой тяжелую дверь. Княжна кормила дочь, которая крошечным комочком лежала рядом и лениво теребила грудь. Малышка уже была сыта, но отрываться от матери не хотела. Ей и так было хорошо. Святослав сел на кровать рядом и чмокнул жену.

— Любимый мой, ты вернулся! — глаза Юлдуз вспыхнули, словно две звездочки. — Я так ждала! Мы ждали! Александр! Отец приехал!

Мальчишка был очень похож на родителя, но глазки имел темные и слегка раскосые, а волосы темно-каштановые, куда темнее, чем у самого Святослава. Он играл неподалеку, таская за уши Тугу и Вугу, которые переносили его издевательства с воистину стоическим терпением. Пара собак, способных остановить бегущего тура, позволяла двухлетнему мальчишке абсолютно все. Малыш бросился к Святославу, взобрался к нему на колени и прижался к груди. Он тоже скучал. Ведь отец бывал дома нечасто, уходя иногда чуть ли не до первого порога. Провинция Фиваида, самая южная из всех, граничила с Нубией, откуда везли слоновую кость, золото и дерево, которого так не хватало на севере. Поездка туда занимала месяцы…

— Подрос-то как! — улыбнулся Святослав, взлохматив непослушные волосы сына. — Того и гляди пора будет в Сотню отсылать на учебу.

— В Сотню? — неприятно удивилась Юлдуз. — Это еще зачем?

— Ну а где он еще воином станет? — непонимающе посмотрел на нее Святослав. — Во дворце этом, что ли? Он будущий воин, а воину не место рядом с женщинами.

— В кочевье к брату моему отправь, — не выдержала Юлдуз. — Зачем сына за море увозить? Он и тут воином станет.

— Ладно, — отмахнулся Святослав. — Чего ты начала? Мальчишке трех лет еще нет. Еще много воды утечет. Как тут у вас?

— Скука! — с тоской ответила Юлдуз. — Я почти месяц в постели пролежала. Повитухи эти проклятые вставать не позволяли. И дядя с ними заодно! Я думала, с ума сойду! Давай на охоту поедем, а?

— Давай, если хочешь! — пожал плечами Святослав. — Я прикажу, чтобы выследили стадо антилоп. С делами только надо разобраться. Много их накопилось. А насчет повитух, это ты зря. Их матушка прислала, а она нам только добра желает.

— Да я знаю, — вздохнула княжна. — Но мне тут даже поговорить не с кем было. Они мне все новости братиславские рассказали. Там такой театр! Такие страсти! Вот бы и у нас театр был!

— Да мы вроде были с тобой в театре! — наморщил лоб Святослав. — Там еще какой-то Эдип глаза себе выколол и орал, что недостоин жить.

— Там совсем новые спектакли появились, — умоляюще посмотрела на мужа Юлдуз. — Напиши батюшке, пусть они сюда приедут! Ну, пожалуйста!

— Хорошо, — равнодушно пожал плечами Святослав. — Напишу. Мне ему очень много всего написать нужно. Напишу и это.

— Я отдам Екатерину кормилице на ночь? — призывно посмотрела на мужа Юлдуз. — Или ты снова уедешь куда-нибудь в Пелузий сразу после ужина?

— Даже не надейся! — Святослав ссадил с коленей сына и пошел к двери. — Поужинаем все вместе. Дядя приглашает. У него сегодня опять что-то особенное. А я бы просто кусок мяса съел.

Святослав вышел, а вернувшиеся повитухи бережно забрали у матери юную княжну и положили ее в люльку. Знатные дамы Словении кормили своих детей сами, пользуясь услугами кормилиц, только если молока не хватало. Так учила княгиня Людмила, советов которой слушали все женщины княжества, даже христианки. В этом вопросе ее авторитет был непререкаем.

— Как вам повезло, госпожа, — вздохнула одна из них. — До чего молодой князь собой хорош. Просто глаз не оторвать!

— А вы глаза свои в другое место уставьте, — поджала губы Юлдуз, которая ревнива была невероятно. — Не то вырву их! У вас свои мужья есть.

— Вот поедете в Братиславу, — медовым голосом сказала младшая из повитух, которая годилась княжне в бабушки, — его там непременно еще раз женят!

— Все дочки боярские передерутся, — подхватила и вторая. — Непорядок! Не может у владыки всего одна жена быть. Не по обычаю это!

— Пошли вон! — Юлдуз вскочила, напоминая разъяренную тигрицу. Она кричала, задыхаясь от злости и бессильных слез. — Вон отсюда! Я родила уже! Вы тут больше не надобны! Чтобы на первый же корабль сели и убрались отсюда! И если я ваши морды постылые еще раз увижу, прикажу собакам скормить! Вон!

Повитух, как ветром сдуло, а Юлдуз упала на ненавистную кровать. Княжна горько рыдала. Они, эти старые жабы, абсолютно правы: не случалось еще такого, чтобы у хана всего одна жена была. Засмеют ведь!

— Мы же христиане теперь! — с неистовой надеждой зашептала она, когда первый припадок ярости прошел. — У нас никак нельзя других жен брать. Грех это великий! Надо мужа в церковь почаще водить. И дары богатые святым отцам принести. Не бывать другим женам в этом дворце! Мой Святослав, и только мой! А в Братиславу эту проклятую мы больше ни ногой! Здесь наш дом теперь!