Глава 5
Приняв дела у Сорокина, который сдавал дежурство, я через пустынный коридор прошел к лестнице, Курбанов вчера разрешил прекрасной половине следствия опоздать на пару часов, они на своих домашних кухнях строгали праздничные салаты, а мужики задержались из солидарности с дамами, и спустился в дежурную часть.
— Вооружаться что ли пришел? — встретил меня настороженным вопросом сегодняшний оперативный дежурный старший лейтенант Новиков, необычно смотревшийся в окружении новогодней мишуры, которой было украшено помещение. — Ты, Чапыра, извини, но пистолет я тебе не дам. Ответственный дежурный сегодня сам Мохов, а он тебя не особо жалует, ты для него как постоянный источник опасности. Он про тебя так и говорит. Вот Головачев в январе придет, тогда и решишь с ним вопрос с оружием.
— А кроме Мохова кто еще со мной сегодня дежурит? — не особо расстроился я. Пристрелишь какого-нибудь рецидивиста и опять под статьей окажешься. Если в первый раз соскочил, это не значит, что будет везти и в дальнейшем.
— Мохов дежурит не с тобой, а из дома, — осклабился Новиков. — Из оперов сегодня Кузнецов, из экспертов Котляр.
Как только оперативный дежурный озвучил состав СОГ, в стекло постучал старший инспектор уголовного розыска.
— О, Чапыра, с тобой значит сегодня работаем, — пожал он мне руку, когда вошел.
— А что это вы, Виктор Иванович, сами на дежурство вышли в такой день? — удивленно спросил я бывшего мини-начальника Скворцова.
— А некому больше. Из молодых у нас только Борька, да Вадик был, но у первого семья, а второй твоими стараниями в город перешел, — предъявил он мне. — А я без семьи, свободен словно ветер, как и полагается настоящему оперу. И следаку, к слову, тоже, — добавил он после паузы и с усмешкой закончил, — Но дочка прокурора для карьеры полезнее одиночества.
— Да, Альберт у нас — парень не промах, — поддержал коллегу Новиков.
— Вот и я тоже самое говорю, — с ходу, как только вошла в дежурку, включилась в разговор Котляр, красуясь тремя свежими маленькими звездами на погонах. — Мне старлея пришлось, как и всем, три года ждать, а наш Альберт только разок съездил в Москву и готово внеочередное звание.
— И главное, никому не говорит, за что его получил, — подхватил тему Кузнецов.
— У нашего министра вроде бы тоже есть дочь, — задумчиво, рассматривая мишуру под потолком, проговорила Котляр.
Грянул басовитый хохот. Это отвлекся от заполнения журнала помощник оперативного дежурного, какой-то незнакомый мне сержант, судя по трем лычкам и беззастенчиво грел уши.
Заметив мой взгляд, направленный на новое лицо в ДЧ, Новиков мне его представил:
— Знакомься, Валера, из недавнего пополнения.
— Буду у себя, — улыбнувшись, я технично покинул дежурку.
На сплетни мне было плевать, на зависть коллег тоже, но я лучше посплю пока. Мало ли как там дальше будет. Хотя Журбина вчера уверяла, что в новогоднюю ночь никаких выездов не бывает, по крайней мере у следователей, все серьезные преступники дружно пьют водку и не куролесят вплоть до второго января. Было бы хорошо, если так оно все и будет.
В кабинете я включил на малую громкость радио, может концерт какой передавать будут, а под музыку, даже нафталиновую, спится лучше, и, положив под голову старый, оставшийся еще от Кривощекова, бушлат, разлегся на кресле-кровати.
Разбудил меня стук в дверь.
— Ты чего спишь? — возмутилась начальница, когда я все же ей открыл.
Она прошла по кабинету, заглянула под мой стол и принюхалась. Боится, что я повторю судьбу своего предшественника? Стало смешно.
— А что делать-то? — спросил я, с интересом наблюдая за ее манипуляциями. — Сейф открыть?
— Да ну тебя, — отмахнулась Журбина от моего предложения, уловив насмешку. — Пошли, посидишь с нами, салатики пожуешь,
— Салатики — это хорошо, — согласился я посетить корпоратив следственного отдела.
Стол был накрыт в кабинете отсутствующего Головачева. Все как на оперативке — начальство и старшие следователи сидели на стульях, рядовые следаки стояли. Нет, дополнительные стулья никто не запрещал принести, просто так было привычнее.
Я тоже не стал что-то выдумывать и привычно уселся в кресло, которое узурпировал с первого дня службы. Журбина накидала мне в тарелку салатов, сверху положила бутерброд с кабачковой икрой, а вместо водки, выдала кружку березового сока. Убедившись, что я не оголодаю, она заняла свое привычное место — слева о главного стола.
А я приступил к дегустации, одновременно разглядывая коллег, измотанных окончанием года, но счастливых от того, что этот ужас, наконец, закончился, по крайней мере до конца следующего месяца.
Говорили они, как ни странно, об опостылой работе, немного о планах на три предстоящих выходных, советские граждане отдыхали аж до третьего января включительно, о праздничном столе и кто где доставал на него продукты. Чокались после каждого тоста граненными стаканами, в которых плескались водка с наливкой. Выбор алкоголя на этом корпоративе был небольшим. Зато посидели душевно. Куда-то ушли стервозность Акимовой, мелочность Панкеева, заносчивость Курбанова. За скромным праздничным столом царило дружелюбие. Мне даже стали нравиться эти люди, мои негаданные коллеги. Хоть я и понимал, что все это сиюминутное. Четвертого января все вернется в привычное русло. Курбанов вновь начнет меня строить, Акимова плести против меня интриги, ведь с недавнего времени в ее недругах значусь я, а Панкеев нарываться.
— Ну а теперь подарки! — поднимаясь с места, провозгласил Курбанов. — Капитолина Ивановна, достаньте, пожалуйста, их из шкафа, — попросил он старшую группы учета, совмещающую функции секретаря начальника следственного отдела.
Подарками оказались папки. Черного цвета, из кожзаменителя, с металлическим замком и кармашком с одной из сторон.
— На наш отдел выделили. В городское Управление вчера лично за ними ездил, — сообщил всем майор, довольный реакцией подчиненных, которые искренне радовались подгону. Ведь у большинства дежурные папки уже давно потеряли приличный вид.
— А бумагу нам не выделили? — всполошилась Журбина. — А бланки? Их вообще уже нет, все приходится самим печатать. И лента для пишущих машинок уже давно закончилась, сами покупаем.
— Бумагу и бланки обещали в январе. Лента тоже есть в заявке. — сердито покосился на второго зама Курбанов. — От руки пишите. Другие службы так и работают.
— Ну ты тоже, Руслан, сравнил. Да мы больше бумаг заполняем, чем все службы вместе взятые, — поддержала наступление на начальство Акимова.
Атмосфера дружелюбия рассыпалась.
Прихватив выделенную мне новую папку, а также парочку бутербродов, я вернулся к себе в кабинет.
По радио как раз начался новогодний концерт с нафталиновыми песнями. Под них я опять и заснул. В этот раз меня разбудил телефонный звонок.
— Спускайся. Кража у нас, — велел мне оперативный дежурный, которому в дежурные сутки подчиняется следственно-оперативная группа.
Зевая, я посмотрел на часы. Приближалось восемь часов вечера. Надел форменное пальто, шапку-ушанку, взял старую папку с самодельными бланками. Журбина нисколько не преувеличивала, когда утверждала, что бланки в последнее время приходится самим печатать.
За рулем УАЗика оказался сержант Крапивин, с которым мы вместе брали грабителей инкассаторов.
— Малосемейку отрабатываешь? — с ухмылкой спросила его Котляр, когда последней залезла в салон автомобиля.
— Обещали в начале года ордер дать, — не особо уверенно ответил водитель. — Вот и соглашаюсь на дежурство в праздники.
— Лишь бы кому другому не дали, — озвучила страхи простого сержанта Котляр. — Вон Чапыре, например. У него везде зеленый свет.
— Шутит она. Не претендую я на малосемейку, — успокоил я напрягшегося Крапивина.
— Ну, конечно, зачем ему общага в зачуханном Энске, если его в Москву служить зовут, — голос Инны так и сочился ядом.
— Так вот из-за чего ты сегодня такая ласковая, — усмехнулся я.
— Бесится, что у нее такой мохнатой лапы нет, — озвучил свое мнение с переднего пассажирского сидения старший инспектор Кузнецов.
— Вот именно! Все дело в мохнатой лапе! — проигнорировав издевку в свой адрес, зацепилась за словосочетание Котляр. — У Чапыры их вообще две! В областном и в прокуратуре. Подкидывают ему перспективные дела, отсюда и его успехи, внеочередное звание и вызов в Москву. А мне, чтобы в город из райцентра перевестись пахать пришлось, как проклятой!
— Скворцов вон насмотрелся на успехи своего дружка и в бэхи подался, — подхватил Крапивин. — Тоже карьеру захотел строить. Перспектив, видите ли, нет в райотделе, — здесь он, видимо, процитировал Вадима.
— Терпеть не могу этих блатных, — резюмировала Котляр, враждебно на меня поглядывая. — Из-за них нормальным людям ничего не светит. Все блатным достается. Квартиры им, внеочередные звания им, высокие должности им, перевод в столицу тоже им.
— Приехали, — прервал мое словесное избиение Крапивин.
Я не стал пререкаться, ввязываться в споры и что-то доказывать. Во-первых, мне было все равно, что обо мне думают эти двое. Во-вторых, зачем? Они уже все для себя решили. И независимо от того, чтобы я им ни сказал и какие бы доводы ни привел, опровергая их поверхностные выводы, они все равно разнесут по отделу именно свою версию событий. Так и пошли они тогда куда подальше.
— Это только мы в ресторан под Новый год ездим работать, — проворчала Котляр, спрыгнув на землю вместе со своим громоздким чемоданом.
Обычно на дежурствах эту махину вытаскивал из машины я. Но сегодня Инна строила из себя независимую от всяких блатных женщину. Ну и флаг, то есть чемодан ей в руки. Пусть корячится.
Лестница, что вела к входу ресторана оказалась высокой, и она корячилась. Капитан Кузнецов ее страдания проигнорировал. Он еще утром заявил, что настоящий инспектор УГРО должен быть одиноким, вот и не отвлекался на симпатичных криминалисток, а шел к своей цели, помахивая легкой папкой. За ним поспешил и я, тоже не обремененный габаритными вещами. Котляр же вошла в ресторан самой последней и напугала своей тяжелой одышкой метрдотеля. Он вообще оказался каким-то задерганным типом, во время объяснений то и дело срывался в истерику.
— Может вы заберете ее и уедете к себе в отдел? — уже в который раз заглядывая нам с Кузнецовым по очереди в глаза, требовательно просил он. — Уже скоро прибудут гости из горкома, а тут такое! — он бросил неприязненный взгляд на женщину средних лет и средней упитанности, которая не переставая ревела, сидя на скамье возле гардероба. От обилия слез ее лицо уже почернело из-за потекшей туши, а ее красные, опухшие глаза, смотрели на нас с надеждой.
— Верните ее мне, пожалуйста! — попыталась она схватить Кузнецова за руку. Но он был профессионалом в деле общения с потерпевшими и ловко увернулся. Я, не обладая таким богатым опытом, на всякий случай, сделал два шага назад.
— Она такая рыженькая, длинною мне до пят, с капюшоном, — сглатывая слезы, перечисляла нам приметы похищенной шубы женщина.
Звали ее Анастасией Павловной Галдиной и сегодня у нее должен был состояться романтический ужин с очень привлекательным мужчиной с военной выправкой и шикарными усами. Они познакомились только вчера вечером, случайно столкнулись на улице, он поддержал ее за локоть, когда она уже готова была навернуться от его неловкого толчка, и между ними сразу вспыхнула искра. Затем выяснилось, что они оба одиноки, и он пригласил ее в ресторан вместе встретить Новый год.
Она так надеялась, что у них с Алексеем, так он представился, все сложится, а он, сдав ее шубу в гардероб и проводив до столика, отпросился в туалет, велев напоследок сделать заказ и ни в чем себе не отказывать. Она ждала полчаса, греша на расстройство желудка, с кем не бывает, но затем все же пошла на поиски кавалера. И выяснила, что он ушел из ресторана, прихватив заодно и ее новую шубу, купленную за полторы тысячи рублей в местном ЦУМе. Выбросили под Новый год, а Анастасия Павловна как раз оказалась в том месте, в то время.
Все это я скрупулезно вносил в протокол допроса потерпевшей.
— Чек вы сохранили? — спросил я у нее.
— На какое имя он бронировал столик? — в тоже время напирал на метрдотеля Кузнецов. — Хочешь сказать, что 31 декабря у вас были свободные столики? Зови сюда швейцара!
— Номерок где? — выведывала Котляр у гардеробщика, который стоял бледный от переживаний из-за возможного увольнения. — Пальчики попробую снять. Вдруг не стер.
— Идут! — обреченно выдохнул метрдотель, и, позабыв о нас, резво устремился к входной двери.
В холл ресторана стали заходить важного вида чиновники, все как один в дорогих пальто и каракулевых «шапках-пирожках», как у нынешнего генсека.
Один из них остановился прямо напротив меня.
— Работаешь? — спросил он, охватывая взглядом, зареванную потерпевшую, сотрудников милиции и папку с исписанным бланком поверх нее в моих руках.
— Работаю, — признался я Свиридову, кожей ощущая цепкие взгляды коллег.
— Шафиров говорил, тебя в Москву вызвали? — продолжил допрос второй секретарь горкома.
— В начале января еду.
— Как вернешься, на охоту пойдем. Зима, лед, топить ружье негде, если только в сугробе, — он хохотнул, похлопал меня по плечу и пошел сдавать гардеробщику верхнюю одежду.
В отдел возвращались в гнетущей тишине. Котляр больше не злословила, сидела, уткнувшись в окно. Кузнецов дремал.
Без пятнадцати двенадцать мне опять позвонили. Я уже думал, что Журбина нагло соврала, но оказалось, что это не вызов на выезд, а приглашение встретить Новый год.
В отличие от кабинета начальника следствия, в дежурной части алкоголь был убран с глаз и ждал своего часа на нижнем ярусе. Из закуски же был нарезанный батон со шпротами и уже надоевшей мне кабачковой икрой.
— Ну, с Новым годом! — произнес тост оперативный дежурный, когда куранты по радио пробили двенадцать раз.
Пили мы не рабоче-крестьянскую водку, а благородное шампанское. Чисто символически по половине граненного стакана каждому. Хотя возможно водку мне просто не показали. Опасались, что настучу, я ведь теперь особа, приближенная к небожителям. Кузнецов с Котляр, уверен, в красках расписали встречу в ресторане всем присутствующим. А здесь помимо двух человек из ДЧ, СОГ и водителя был и наряд ППС, заехавший в отдел на огонек.
В общем, я почувствовал себя чужим среди коллег, спасибо Котляр, которая продолжала пытаться меня поддеть.
— Альберт, что ты ждешь от нового 1977 года? — настойчиво повторила она свой вопрос.
В первый раз я его проигнорировал, так как он был более развернутый с упоминанием Москвы. Не хочу я ей объяснять, что это простая командировка, а не перевод. Задолбала. Вот вернусь, пусть позлорадствует, что меня выкинули из столицы, может, хоть успокоится.
— Новой Конституции жду, — разговоры за столом сразу стихли, все удивлено уставились на меня.
— А что со старой не так? — спросила за всех Котляр.
— То, что она старая. Страна сорок лет живет со сталинской Конституцией и никого из юристов это не волнует. Вот и вам, вижу, это по барабану, — обличил я их, после чего удалился к себе в кабинет, где и проспал, никем не потревоженный, до самого утра. Журбина все же не обманула.
Сдав дежурство Войченко, я поспешил домой. Выходные были расписаны по часам. Причем не мной, а Алиной. Невесте требовалось внимание жениха, которым он ее не баловал. Тогда она и решила урвать свое за эти три дня. Так что четвертого января я появился на работе так полноценно и не отдохнув. Родители Алины уехали к родственникам, и девушку никто не ограничивал в общении со мной. Вот и она себя не ограничивала.
— Илья Юрьевич, рад вас видеть, — поздоровался я с Головачевым, не особо смело входя в его кабинет на утреннюю оперативку. Все-таки это из-за меня человек оказался на больничной койке.
— И я тебя тоже, Альберт, рад видеть, — вроде бы ровно ответил он мне. — Проходи, чего застыл у стены? — меня не надо уговаривать, и я уселся в кресло напротив выздоровевшего начальника.
— Как он тут без меня, дисциплину и субординацию сильно нарушал? — спросил подполковник у Курбанова.
Следователи дружно рассмеялись, особенно громко Панкеев с Акимовой, а вот я напрягся.
— Если не считать совместной операции с городским ОБХСС, о которой меня поставили в известность намного позже, чем нужно, и левого уголовного дела об оскорблении, которое он в отдел притащил тоже без моего ведома, то можно сказать, что Чапыра вел себя образцово, — похвалил меня майор.
— Ладно, об этих делах позже мне оба доложите, — не стал пока на них заострять внимание Головачев. Скорее всего, уже о них знал, хотя бы вкратце, а подробности могли и подождать.
Так все и оказалось, что открылось при разговоре, который состоялся сразу после оперативки.
— Есть мысли зачем тебя к себе Мурашов вызывает? — напоследок спросил меня Головачев.
— Никаких, — честно признался я.
— Вот что, Альберт, прошу тебя только об одном — в Москве ни во что не ввязывайся. Веди себя тише воды, ниже травы. Прежде чем что-то сделать десять раз подумай и все равно лучше воздержись. Это в первую очередь в твоих интересах. Я-то как-нибудь твои выкрутасы переживу, тренированный уже, а вот сможешь ли пережить их без последствий ты? — подполковник сделал многозначительную паузу. — Удача — девка ветреная. Может отвернуться в любой момент. И я вряд ли смогу тебе помочь. Против столичных я никто.
А следующим вечером, в среду, я садился в поезд. Поцеловав, провожающую меня Алину, я пообещал ей вернуться уже в воскресенье.
— Быстро обернусь, не успеешь соскучиться, — подбодрил я ее, а то девушка отчего-то сильно нервничала и уговаривала меня не ехать в столицу, как-будто я мог отменить командировку.
