Глава 1
Великое восстание муссов, как его впоследствии назовут (многие, впрочем, предпочитают термин «Странный бунт муссов»), вспыхнуло по всему Пунди, не затронув ни пригороды, ни другие города. До Слаживания муссы были очень воинственны, но уже сотню лет как ограничивались потасовками, грабежами и совершенно незатейливым воровством (они с большим трудом понимали концепцию личной собственности).
Восстание началось ровно в тот момент, когда я входил в особняк Павлова. Совпадение настораживает, но брать на себя хотя бы косвенную ответственность за гибель десятков тысяч разумных существ не хочу. Так что — это была случайность.
Как и то, разумеется, что двумя центрами, куда стекались муссы, были элитный жилой район (муссы слишком тупы, чтобы сосредоточиться на конкретной цели, поэтому они уничтожали и грабили всё на своём пути) и расположенное в центре Пунди хранилище памяти, где богатые граждане всех культур хранили слепки своих драгоценных личностей.
По мне — это очень сомнительное бессмертие. Воскресаешь ведь не ты сам, а твоя копия с воспоминаниями на момент снятия слепка памяти. Это может быть твоя прошлогодняя личность, или ты на прошлой неделе, или даже ты пять минут назад. Но это всё равно другой человек. Ты — умер. Но богачи всё-таки покупают это эрзац-бессмертие. Некоторые терзаются, некоторые привыкают, но, как все признают, для бизнеса — полезно. Перезагрузишься в молодое тело, гормоны заиграют, свежесть ощущений вернётся, с новыми силами начнёшь грызть конкурентов и заводить любовниц-любовников…
В общем, не только муссы тупые.
Как ни странно, но суперзащищённое хранилище памяти пало быстро и бесславно. Ко всеобщему удивлению, муссы, выполняющие по всему городу грязную и неквалифицированную работу, прекрасно знали, какие кабели надо перебить, какие двери и как зафиксировать, как применить строительную технику в целях разрушения. А уж в умении сварганить взрывчатку из бытовой химии им вовсе не оказалось равных.
К тому же они сразу захватили несколько полицейских участков и пару складов с вооружением, так что толпа быстро сменила дубинки и ножи на автоматы и снайперские винтовки.
И даже на гранатомёты, как я выяснил на собственном опыте.
Глядя на приближающуюся ко мне ракету, я прекрасно понимал, что со мной что-то не так.
Не так, как обычно, не так, а как-то по-новому.
Ракета плыла по воздуху, за крошечными стабилизаторами трепетало пламя…
Ракеты так медленно летают только в мультиках.
У меня ускорилось восприятие? Я стал быстрее, как герой комиксов?
Я попытался побежать. Если я и впрямь стал очень быстр, возможно, подхвачу Василису, а то и Святослава, выбегу из зоны поражения?
Моя нога начала отрываться от пола — медленно, плавно, как в кошмарном сне.
Невозможно.
Суперскорость не для людей. Я бы загорелся от трения о воздух. Организм развалится на части, мышцы порвутся, суставы лопнут, кости сломаются.
У меня ускорилось только восприятие. Спасибо большое, я буду наблюдать свою смерть в слоу-мо…
Значит, какие-то игры со временем. Новые последствия Обращения?
Ладно, остаётся ждать.
Обычный заряд или микроядерный?
Мне доводилось работать со «Злой птицей». Хороший реактивный гранатомёт, но по сути — версия американских «Джавелинов» или русской «Клюквы». Между прочим, с опциями программирования траектории и наведения по лазерному лучу. Так что при желании можно погрузиться в долгий спор — это реактивный гранатомёт или ракетная установка? Гранатами он стреляет, ракетами или «выстрелом»?
Любимое занятие очкариков-гиков, не державших в руках ничего опаснее перочинного ножика, — спорить о терминах.
А мне, если честно, насрать. Я «Злую птицу» и ракетомётом готов назвать. Я из него стрелял, обычными зарядами, конечно же. Микроядерный с такого расстояния — это для самоубийц. Им рекомендуют стрелять на максимальной дистанции, желательно из укрытия по настильной траектории. Но муссу, сидящему в ковше экскаватора, явно плевать на свою судьбу, ведь так?
На микроядерной ракетке, снаряженной изотопами не то калифорния, не то америция, есть специальная метка. Она яркая, заметная, не ошибёшься. Но не все знают, что метка — не только предупреждение для стрелка. Это ещё и маячок, предназначенный совсем не для рядовых членов Слаживания…
Ракета была уже совсем близко, метров десять. Мне показалось, что я услышал густой интенсивный гул, с которым она летит прямо в открытые двери особняка. И только в этот момент, когда я уже смирился с мыслью, что заряд в ракете самый обычный, что-то начало происходить.
Вначале ракета будто раздвоилась. Их стало две, направленных в разные стороны, но летящих вместе. Я видел головку одной ракеты и сопло другой. Потом ракета превратилась в летящий ёжик из одинаковых ракет, направленных в разные стороны. Их число росло, они уже перекрывали друг друга, оставаясь на вид такими же материальными и смертоносными. Едва-едва угадывались какие-то блестящие грани в пространстве, какие-то туманные плоскости, окутывающие комок из ракет…
А потом они исчезли.
Все. И выпущенная ракета, и её двойники — настоящие или фальшивые.
Я выдохнул, и время вернулось к обычному ходу.
— Ты чё, опух? — завопил Святослав, вставая и возмущённо глядя на меня.
Василиса, похоже, заметила выстрел, потому что не кричала, а удивлённо озиралась, пытаясь понять, куда делась ракета.
Телохранитель Святослава сгрёб его в охапку и потащил дальше. Я увидел, как в полу открывается огромный люк — плашки дорогого деревянного паркета закручивались, образуя покатую воронку, ведущую куда-то в подвал. Защищённые помещения в особняке строили с размахом.
Телохранительница шагнула было к Василисе, но вдруг остановилась. Крикнула:
— Не смотреть!
И стремительным движением вытянула руку, закрывая глаза Василисе.
Я не успел.
Я как раз смотрел на ревущий экскаватор, который размахнулся ковшом, метя в группу гостей. С неба в экскаватор вдруг вонзился тонкий ослепительно-белый луч. В лицо мне ударило жаром, несколько стёкол с грохотом разлетелось, а экскаватор вспыхнул багровым и оплыл грудой расплавленного металла, в которой с трудом угадывался силуэт строительной машины.
От облепивших экскаватор муссов не осталось ничего, кроме пара.
Я поморгал.
Вспышка была такая яркая, что мне частично выжгло сетчатку. Необычное ощущение.
На поляне творилось чёрт знает что. Зрение пострадало у всех — люди, хопперы, рили с криками разбегались в разные стороны, повсюду носились обезумевшие муссы, тоже утратившие зрение, но всё равно пытающиеся убивать. Выходило у них плохо, несколько на моих глазах сцепились друг с другом, один потерял ориентацию и вбежал прямо в раскалённые останки экскаватора, мгновенно припёкшись к бывшей кабине. Но всё-таки некоторые натыкались на людей и пытались их убить.
Я посмотрел на телохранительницу Василисы.
Как, чёрт возьми, она узнала про орбитальный лазерный удар?
Хопперша повернулась ко мне. Глаза её сделались чёрными и бездонными, будто провалы в вечность.
— Контроль, — представилась она. — Ты поможешь спасти разумных, Никита Самойлов?
Большой Четвёрке не отказывают. Да мне и не хотелось.
— Запросто, — ответил я.
Хопперша схватила Василису и потащила к воронке, где уже скрылись Святослав с охранником.
— Мама, там мама! — завопила Василиса.
Вот в такие минуты и выясняется, кого ребёнок больше любит — маму или папу.
— Сделаю всё, что возможно, — пообещала ей хопперша и мощным толчок отправила вниз. Васька всплеснула руками, скользнув в люк, и пол немедленно начал закрываться.
А мы с хоппершей кинулись обратно на поляну.
— Спасибо, что убрали ракету! — крикнул я, срывая с пояса рапиру.
— Это Стерегущие, — отозвалась та. — Четвёртый постулат.
Трава на поляне пожухла, цветы завяли. Груда металлолома полыхала багровым, оседая в почву, вокруг по земле бежали язычки пламени.
— Здесь фонит, у стрелка был второй заряд, — сказала хопперша.
— Да мне плевать, — сообщил я очевидный факт.
— Тогда работай ближе к эпицентру, я хочу сохранить эту особь! — Хопперша резко взяла вправо, из рукавов у неё выскользнули два коротких клинка, не то кинжалы, не то даги. Хопперша вихрем прошла мимо трёх муссов — и те рухнули на землю. Я даже не заметил, как она наносит удары.
У меня такой скорости и техники не было, несмотря на весь опыт. Зато мне не нужно было думать о защите. Я шёл напролом, ловя в тело пули и натыкаясь на клинки. Нахлынула новая волна муссов и, повинуясь своим нехитрым инстинктам, тут же навалилась на меня всей толпой. Муссы всегда стараются в первую очередь выбить самого сильного бойца.
Их проблема была в том, что меня невозможно выбить.
Рапира визжала на максимальных оборотах, превращая живую плоть в мёртвую. Я был весь в крови, с головы до ног, порванная и разрезанная одежда прилипала к израненному телу, а потом, рано или поздно, я вновь становился чистеньким и целеньким, но одежда-то оставалась прежней и липла к коже горячим компрессом. От жара, идущего от расплавленного экскаватора, волосы приклеились к вспотевшему лбу.
Ну просто песня какая-то!
Я насадил ещё одного мусса на клинок. Вскарабкался на груду тел, проминающихся под ногами. Тут уже было не меньше сотни мёртвых муссов, и изрядную часть уложил я. Людей на поляне не осталось, во всяком случае, живых — хопперша, в которую вселился Контроль, увела их подальше от эпицентра орбитального удара. Я стоял в багровом свете, опустив окровавленную рапиру, вокруг меня роились несколько уцелевших микродронов — такие же дезориентированные, как и стоящие вокруг муссы.
Их было ещё не меньше сотни. В основном с холодным оружием, несколько с автоматами, но патроны, похоже, кончились. Маленькие выпученные глазки непонимающе смотрели на меня.
Пиджак с меня давно сорвали в схватке. Или он сам свалился, изрезанный клинками? Я оставался в одной лишь сорочке, давно потерявшей все пуговицы и левый рукав.
Медленным движением я зацепил остатки рубашки (мой гардероб в последнее время сокращается стремительно) и содрал с себя. Поднял рапиру. Несколько раз взрыкнул ей, запуская на малую скорость, — басовитое гудение звучит более устрашающе, чем визг.
И заорал во всё горло, колотя себя кулаком по груди.
…Касамни лежали повсюду. До горизонта. Они заполняли ущелье бурым ковром, облепляли разнесённый взрывом танк и навсегда застывшие бэтээры. Дальше, где начиналась пустыня, их становилось меньше, они застыли холмиками, пятнами, уже совсем не страшными, а только противными, пятнающими чистый бело-розовый песок.
А мы стояли на холме из мёртвых тел. Тринадцать голых стариков и старух. Одежды мы лишились в бою, но в нашем возрасте не особенно стыдишься наготы. Она всего лишь противна, как напоминание о беспощадном возрасте.
Дзардаг так вообще стоял прямо и гордо, выпрямившись и держа одной рукой отрубленную голову касамни. С него можно было бы ваять памятник, для установки в родной Осетии — жаль, что это невозможно.
— Кого-то убили? — спросила Мишель, почесывая отвисшую грудь.
— Алекса нет, — сказал я.
— Как его могли убить? — задумчиво спросила Мишель. Присела и стала изучать дохлого касамни под ногами. Потрогала пальцем брюхо. — Господи, гадость-то какая…
Я пожал плечами.
— Интереснее вопрос, как мы смогли всех уничтожить, — ответил Тянь. — Я убил больше ста особей. Полагаю, что это средняя цифра. Таким образом, мы могли уничтожить около полутора тысяч, но тут больше. Тут… — Он на миг задумался, после чего уверенно закончил: — Более двадцати пяти тысяч касамни. И в ущелье мы не заходили… Полагаю, они умерли, потому что поняли — им не пройти. Вы же замечали? У них была какая-то невербальная коммуникация.
Мне понравилась эта версия. Было в ней что-то эпическое. «Вам не пройти!» — и кирдык врагам!
Но из чувства противоречия я ответил:
— А может, истекло их время. Касамни появились чуть раньше нас, помните тот брошенный лагерь?
— Или наши успели добраться до города, — предположил Эмиль. Он был молчаливый, задумчивый, и даже сейчас, голый и в крови, выглядел, будто университетский профессор. Потом я узнал, что он водопроводчик из Копенгагена, но в тот момент выслушал его версию с уважением.
Тем более, она мне тоже понравилась.
— Может, и так, — сказал я.
Если вам интересно, то правду мы так и не узнали. Ситуация, подобная нашей с касамни, уникальна, обычно Слаживающие не завозят на одну планету два вида одновременно, тем более настолько конкурентных друг для друга.
Труп касамни под моими ногами вздрогнул.
Конвульсии?
Я насторожился. В руке я всё ещё сжимал приклад автомата, которым забил насмерть несколько последних тварей. Кто-то ухитрился откусить стальной ствол, а вот приклад, как ни странно, уцелел.
— А мне вот удивительно, почему мы ещё стоим на ногах, — сказала Вероника. Её голый череп был покрыт запёкшейся коркой крови, уже подсыхающей и отваливающейся. — После всего, что мы творили. Я даже не устала! Я спать не хочу!
В глубине души я уже понимал, что мы никогда больше не станем спать. Будем ложиться, закрывать глаза, дремать, грезить о чём-то… Но не спать. При желании это можно считать бонусом, но как же нам хотелось заснуть первые годы… чего мы только ни глотали, какие шарлатанские технологии ни использовали…
Касамни под ногами снова дёрнулся. Я наклонился, стянул его за лапы в сторону. И увидел в щели между нагромождением тел бешено вращающийся глаз.
Пугаться я к тому времени устал, так что оттащил ещё двух касамни, протянул руку — и помог Алексу выбраться наружу.
— Срань господня… — пробормотал он и закашлялся. Все столпились вокруг на вершине нашего погребального кургана из мёртвых инопланетных хищников. Алекс стоял на коленях и блевал. — Я… мать его… себе дорогу прогрызал… хрень какая… я раз десять сдох… задохнулся…
— Привыкай, старый хрыч, — радостно сказала Вероника. — Так теперь будет всегда!
Алекс поднял голову, посмотрел на неё, ухмыльнулся.
— Вот тут ты не права. Не всегда, подруга, не всегда…
Вероника подумала и кивнула. Потянулась, глядя на сверкающие сиреневым скалы.
— Да, верно… Но лично я считаю, что мы сорвали джек-пот.
В тот момент мы все так думали.
…Муссы разбегались. Нет, бунт пока не закончился. Сражения продолжались ещё часа три, прежде чем все муссы попадали на землю, закрывая головы руками и сдаваясь. Некоторых даже выпустили в итоге, хотя большинство отправились в исправительные колонии с двумя-тремя пожизненными сроками.
Это не сильно сказалось на популяции в целом — в бунте не участвовали детские особи и беременные самки, а муссы очень плодовиты. Но на некоторое время на грязную работу привлекали даже синтетов.
А эти муссы просто испугались. Что бы ни случилось с их неразвитыми мозгами, но настоящей злобной упёртости, такой, как у касамни, у них не было. Обнаружив, что убить меня невозможно, они просто убежали, чтобы накинуться на соседние особняки.
Я постоял немного, вспоминая Дзардага. Давно я его не видел, он переехал на другую планету, там совсем малочисленная колония землян, да и вообще планета суровая, сплошь горы с узкими долинами… но ему нравится. Надеюсь, что у него всё хорошо.
— Я царь горы! — крикнул я вслед муссам. И спрыгнул вниз. Не совсем удачно, не то подвернув, не то сломав ногу.
Бывает.
Последний уцелевший микродрон одиноко кружил вокруг моей головы, будто первый спутник на орбите Земли. Я шёл по саду, вслушиваясь. Нашёл и добил раненного мусса. Виновато подумал, что делаю это очень спокойно и равнодушно. Но даже эта мысль вышла спокойной и равнодушной.
Потом я наткнулся на двух перепуганных женщин, пытавшихся спрятаться на сосне. Помог им слезть и отправил в сторону особняка, велев идти кругом, чтобы не наглотаться изотопов.
Куда же хопперша увела основную часть гостей?
Потом я её увидел.
Видимо, она пыталась защитить от муссов мужчину и женщину. Но муссов было очень много, я насчитал два десятка. Женщину растерзали полностью, а вот мужчину я узнал.
— Ну Юрий Святославович… — огорчённо сказал я, глядя в лицо торговца. Надо отдать должное, умер он в бою, в руке был зажат пистолет.
А вот хопперша была жива. Вся изранена, в крови, но пока жива.
Я присел рядом и заглянул в чёрные глубокие глаза. Спросил:
— Не удалось сохранить эту особь?
— К сожалению, — ответил Контролирующий. — Как только я выйду, этот организм умрёт.
— Ничего не смогу сделать? — спросил я на всякий случай.
— Полевой комплекс реанимации или стазис-камера в течение пяти минут? — ответил Контролирующий вопросом.
Я развёл руками.
— Благодарю за помощь в наведении порядка, — сказал Контролирующий. — Я дожидался тебя, Никита. Могу ответить на несколько вопросов.
Это было очень щедрое предложение, я кивнул и спросил:
— Ани действительно запрошен не вами?
— Я ведь уже говорил. Это решение Стерегущих.
— Разве они могут действовать на планетах? Третий постулат?
Контролирующий заколебался, но ответил:
— Если проблема нарушает глобальную стабильность и связана с внешней угрозой — могут.
— Внешняя угроза — это я?
— Не знаю. Возможно, Павловы. Возможно, ты. Контроль не смог выяснить.
Чёрт, чёрт, чёрт. Я остаюсь с тем же, с чем и был.
— Муссы… кто их взбунтовал?
— Пока неизвестно. Уже работаю над этим.
Его спокойный тон наводил жуть. Он сидел в умирающем теле, но уже работал над следующей задачей.
— Спрашивай. — Хопперша облизнула губы длинным языком. — Жизнь заканчивается, мне всё труднее сохранять голос.
Я заметил, что хопперша дышит только в тот момент, когда начинает со мной говорить. От этого мороз реально шёл по жилам.
— Почему ты мне… благоволишь?
Контролирующий внимательно посмотрел на меня.
— Касамни. Вы их уничтожили, Контроль признателен. Мы и Слаживание выступали против касамни, Стерегущие и Думающие — за. Патовая ситуация. Тупик. Вы разрешили проблему.
Я кивнул. Понятно. Вот и становится ясно, кто друг, а кто враг в Большой Четвёрке.
— Что со мной происходит, Контроль? Я чувствую, что меняюсь.
— Обращение… — прошептала хопперша. — Всё оказалось сложнее, чем мы думали.
Я подождал секунду, но Контроль явно не намеревался уточнять. А может быть, он и сам не понимал деталей.
— Последний вопрос, — предупредила хопперша.
— Что мне делать? — спросил я в отчаянии.
— Найди баланс, — ответил Контролирующий.
И умер.
Из глаз ушла тьма, они стали обычными, почти человеческими. Дрон, кружащий вокруг меня, замерцал, угас и упал на тело несчастной телохранительницы. Это, конечно, было чистым совпадением, но выглядело очень символично.
Я встал, в задумчивости глядя на мёртвые тела.
Баланс?
Да запросто.
Только можно понять, о чём вообще речь?
