Воин, ты за белых аль за красных?
Никакой социологии относительно политических убеждений российской армии у меня нет. Думаю, таких данных нет вообще.
В конце концов, армия воюет потому, что она армия, а что там у неё на душе – вопрос двадцать пятый. Институт политруков в 2022 году только начали воссоздавать, и политруки, признаться, сами толком не знали, как с точки зрения идеологической объяснять бойцам и офицерам наши задачи на Украине, да и вообще где угодно. В стране идеология была запрещена – а на войне она вдруг понадобилась. Приходилось выкручиваться.
Но за восемь донбасских лет мне довелось перевидать многие сотни людей, идущих воевать. У меня было время, чтобы составить представление об идеологическом портрете среднестатистического ополченца.
Если в двух словах: портрета нет. Среди ополченцев имелись почти все.
Были казаки со всеми вытекающими: высокая, даже нарочитая идейность, антибольшевизм, монархизм, культ императорской семьи.
Были леваки, которые где можно и нельзя находили изображения не только Сталина или Ленина, но и товарища Артёма (он же – основатель Донецко-Криворожской советской республики Фёдор Сергеев), и немедленно размещали в красном углу. Так, расположение подразделения «Кальмиус» было увешано красными флагами и портретами советских вождей в необычайном многообразии.
К моему удивлению, среди ополченцев оказалось реально много – до четверти личного состава – убеждённых язычников. Любую часовню, молельню, церковь они обходили стороной.
Большинству же ополченцев было в целом всё равно. Если б кто-то повесил рядом с Лениным портрет Николая II, восемь из десяти ополченцев отреагировали бы благодушно или никак.
Наибольшую симпатию в ополченской среде традиционно вызывала любая атрибутика, связанная с Великой Отечественной; Жуков и Рокоссовский, красное знамя над Рейхстагом – тут вообще никаких вопросов ни у кого не возникало: ни у язычников, ни у православных, ни даже у монархистов.
Идеологически ориентированных подразделений имелось не так много, но они случались. Стрелков был правый. Мозговой был левый.
Моторола позиционировал себя как русский националист, при том, что кондовый правый движ в России его зачастую на дух не переносил. Моторолу это удивляло. Он считал, что, с одной стороны, власть задушила народный русский национализм, а с другой, что его приватизировали какие-то мутные личности. Однако русский национализм Моторолы (и пришедшего ему на смену Вохи) не имел никакого отношения к подчёркнутому белогвардейству Стрелкова, и уж точно ни Арсен, ни Воха не были монархистами.
Захарченко был и правым, и левым сразу. К Ленину относился скорей прохладно, но «русскую весну» осознанно начал под его памятником в Донецке. Николая II вовсе не считал за политического деятеля и определял как банкрота, не справившегося со страной. Советский проект в целом принимал, артефакты его ценил, но ассоциировал себя сразу и с бойцом Красной армии, и с воином армии имперской, досоветской. В роду у него были и белые, и красные, и он всеми гордился. В церковь ходил, все обряды знал назубок, устремлён был в русское, многонациональное, соборное, военизированное будущее.
Когда, освобождая территории, одновременно рисуют двуглавых имперских орлов и тут же восстанавливают памятники Ленину – это нормально.
Если провести опрос среди ополченцев, выясняя наиболее значимые для них фигуры, первое место там неизбежно занял бы Путин.
Причём Путин был бы у каждого свой. Существовал казацкий Путин, Путин имперский, Путин чеченский.
И советский Путин, порождение КГБ, наследник по прямой Сталина и Андропова, тоже, конечно, имелся в наличии.
Следом, конечно же, шёл бы Сталин. Тоже у многих свой. Сталин бывает не только советский, но и антисоветский, что исторически парадоксально, но разве людям запретишь думать, как им нравится.
За ними, примерно в равных долях, оказались бы вперемешку Святослав, Ленин, Махно, Николай II и кто угодно – могли бы выпасть такие фамилии, что вы сказали бы «Свят-свят-свят» и немедленно прекратили опрос.
На донбасскую войну ехали и закоренелые коммунисты, и радикально правые, и анархисты, и сектанты самых необычных мастей.
Я видел в офицерских кабинетах бюстики Дзержинского и портреты Потёмкина-Таврического. Замечал у бойцов наколотые солнцевороты и татуировки с Че Геварой.
Был батальон Боба Марли (Боб был левым, исповедуя при этом одно из ответвлений христианства, но вообще он любил траву).
И был батальон Евпатия Коловрата (безусловно правый, бойцы которого могли сойтись с батальоном Боба Марли если только по вопросам употребления травы).
Были те, кто считал украинскую нацию фикцией. Их всегда имелось много.
Но были и те, кто считал себя правильными украинцами, – они пели на мове, знали и ценили свою культуру.
Я скажу, кого там, на Донбассе, никогда не было.
За восемь лет я так и не встретил там ни одного либерала, пришедшего помочь русскому миру отстоять свои законные права.
Все либеральные россказни «про нашу и вашу свободу» на поверку оказались блефом.
Их волнует чья угодно свобода, только не наша.