Глава двадцать вторая

– Эдуард Сорокин, – начал Юра, – родился в очень богатой семье. Отец его, Аристарх Федорович, был ученым, работал на оборону. Мужчина был обласкан советской властью по полной программе и даже больше того. Огромная квартира, дача со всеми удобствами в ближнем Подмосковье. Две машины. Это в годы, когда не все могли даже велосипед купить. На одном авто катался сам Аристарх, у него был личный водитель. На другом ездила жена Анна Викторовна. Что еще? Кремлевский паек два раза в неделю, все лето в Крыму в особняке в двух шагах от ласкового моря, сотая секция ГУМа, где никто не давится в очереди за дубленками, одеждой из разных стран мира и шубами, ежемесячная зарплата, на которую другая семья легко безбедно год проживет, свободный вход в лавку писателей, где все книги без очереди и переплат, билеты в любые театры. Продолжать?

– Не надо, – вздохнул Костин, – уже поняли, что Сорокины жили как при коммунизме.

– Если при советской власти ученый успешно работал на оборону, то он имел все, – неожиданно тихо произнесла Гортензия. – Эдику повезло родиться в такой семье.

– Да только он не понимал своего счастья, – заметил Чернов. – В школе Эдуард был троечником по всем предметам. Похоже, ума ему от папы не досталось.

– Имя у отца необычное – Аристарх, – отметила я.

– Будущий академик, лауреат Сталинских и Ленинских премий появился на свет в верующей семье, – сказал Юра. – Коммунисты, которые активно боролись с православием, никоим образом не запрещали Аристарху посещать церковь. И жена его тоже туда ходила, сына туда водила. Небось мальчику с пеленок внушали, что лгать, воровать и врать плохо. Но к Эдику липло только плохое, хорошее отваливалось. В школе он был последним по успеваемости, постоянно менял учебные заведения. Почему? Наверное, вел себя так, что, несмотря на заслуги отца, от сына избавлялись. В девятом классе парень оказался в одном классе с Анастасией. Что произошло? По какой причине Эдик в сентябре в очередной раз очутился в другой гимназии? Ответа нет. С остальными учениками никаких загадок. Ушли на летние каникулы и первого сентября сели за парты в той же гимназии! Думаю, основная часть «подвигов» младшего Сорокина скрыта ото всех. Родители гасили скандалы. Про возможности отца вы уже знаете. А мать была одной из лучших закройщиц тех лет, работала в спецателье, где шили наряды для первых лиц государства, их жен, детей и внуков. За телефонную книжку Анны Викторовны с домашними номерами клиентов некоторые люди могли отдать большую сумму… Мне не удалось ничего выяснить ни о парне, ни о девушке. Выяснил лишь, что они учились в одном классе. Удивляться скудности сведений не стоит. Во времена детства и юности Журавлевой и Сорокина не было интернета.

– И как узнать хоть что-то про Эдуарда? Что предлагаешь? – поинтересовался Костин.

– Да в общем-то, обычную вещь, – усмехнулся Юра и взял пульт. – Сейчас поговорим по «Зуму» с Ксенией, двоюродной сестрой парня. Нашел ее вчера, уговорил побеседовать.

На экране, который висел на стене, появилось изображение красивой дамы, чей возраст было трудно определить.

– Bonjour, – произнесла она. – Ой, простите. Живу в Париже не одно десятилетие, русский язык не забыла, но чаще говорю на французском… Кто из вас Юрий?

Чернов помахал рукой, Ксения сделала тот же жест в ответ.

– Приятно познакомиться… Чтобы не забыть родную речь, смотрю российское телевидение, «Ютьюб»-каналы, читаю новости. Но дети и муж – типичные французы… Юрий, вы сказали, что разговор пойдет об Эдуарде, моем двоюродном брате. Так?

– Совершенно верно, – подтвердил Чернов. – Если что-то знаете о нем, поделитесь, пожалуйста, информацией.

– Эдик давно умер! – воскликнула Ксения. – Почему вдруг о нем вспомнили? Кому мог понадобиться парень, который много лет назад покончил с собой?

– Его имя всплыло в деле, которое мы сейчас расследуем, – ответил вместо Чернова Володя. – Теперь вопрос от меня. Анастасия Журавлева вроде училась с пареньком в одном классе…

– О нет! Не хочу о ней слышать! – простонала женщина. – Знаете, хорошие люди, как правило, стараются держаться вместе. С подлецами та же история, они кучкуются с себе подобными. Тетя Аня, мама Эдика, много для меня сделала. Мои родители были очень простыми людьми, как говорится, от сохи. В прямом смысле слова. Оба работали в колхозе. Мама Елена была дояркой, отец управлял трактором. Оба любили расслабиться после работы. Не подумайте, что читали книги или занимались в театральном кружке. Нет, они были чемпионами по литрболу.

– Впервые о таком слышу! – удивилась я.

Ксения рассмеялась и пояснила:

– Литрбол. Основной спортивный снаряд – бутылка спиртного. Самогон был свой, закуску в магазине тоже не покупали. Принимали на грудь сначала для веселья, но вскоре напивались до состояния нестояния… У мамы была сестра, тетя Аня. Женщины друг на друга никак не были похожи, ни внешне, ни по поведению. Мамаша моя с трудом семилетку закончила. Тройки ей ставили из желания побыстрее от ученицы избавиться. Понятно, что ее на ферме ждали. Тетя Аня же поставила перед собой другую цель – переехать в Москву и выйти замуж за хорошего умного мужчину. Профессию закройщицы она выбрала, потому что обожала шить и хотела устроиться в особое, ведомственное ателье. Ну, например, в то, которое при Литературном фонде, там писателей обшивали. Такие же заведения у всей культурной элиты были. В этой среде тетя Аня и решила искать жениха, но вышла замуж за физика. Его мама была поэтессой, состояла в Союзе писателей, постоянно в ателье что-то заказывала, парень с ней приезжал. Вытянула тетя Аня золотой билет! Дядя Аристарх оказался великолепным мужем, стал более чем обеспеченным человеком. Эдик – единственный сын Сорокиных, избалован до невозможности!.. Мои родители погибли, когда мне было тринадцать. После очередных соревнований по литрболу им пришла в голову идея поплыть на лодке. Куда? Не знаю. Плавсредство перевернулось, оба утонули. Меня хотели определить в интернат. Но Анна Викторовна не позволила, взяла меня к себе. Ох и трудно мне, сельской ученице, пришлось! В деревенской школе я ходила в седьмой класс, а в московской знаний моих едва на третий год обучения хватало. Тетя Аня кому-то позвонила, метрику переделали, «омолодили» меня, отправили в гимназию. Да еще репетиторов пришлось нанимать. Училась я старательно, в четвертом классе стала хорошисткой, в пятом – отличницей. А у Эдику сплошь ставили тройки, хотя знаний у парня даже на «кол» не было, и так переводили его из одного учебного заведения в другое. Сначала он в элитном месте учился, затем в спецшколе с углубленным знанием английского языка, потом уж не помню где, и в конце концов оказались мы с ним в одном классе. Сначала Эдик себя вел тихо, его посадили с Настей. Сорокин подружился с Журавлевой, та стала к нам домой приходить. Тихая! Говорит шепотом! Через каждое слово «спасибо»!

Ксения сдвинула брови.

– Дядя Аристарх с тети Ани пылинки сдувал. И обожал делать подарки. Естественно, ко всем праздникам презенты. Но мужчина придумывал свои красивые даты, например, День хорошего настроения, Понедельник улыбок! Приедет домой с пакетами, начнет всем нечто замечательное раздавать, тетя Аня ахает: «Милый, вроде сегодня не красная дата в календаре!» Супруг в ответ: «А вот и нет! Сегодня у нас День вкусного борща». Домработницам – наборы шоколада, охране – коньяк, детям – книги, а вот Анне Викторовне – непременно нечто ювелирное. Золота, бриллиантов и других камней у тети было видимо-невидимо. Но самое дорогое у нее по цене и для души было кольцо с огромным рубином. Стоимость украшения баснословная! Где его дядя раздобыл? Не знаю. Перстень он преподнес супруге на годовщину свадьбы. Тетя Аня ахнула: «Только не говори, что рубин настоящий! Успокой меня! Он же стеклянный?» – «Я похож на человека, который способен вручить супруге ерунду? – рассмеялся дядя Аристарх. – Нет! Старинная вещь».

Ксения сделала глоток из чашки.

– Дядя рассказал историю украшения. Некий король Англии – простите, забыла его имя – подарил своей невесте в день венчания диадему, браслет, ожерелье и этот перстень. Как украшение оказалось в России? Не знаю. Рубин прямо с кулак размером, в невероятной «воздушной» оправе… Тетя Аня мужа расцеловала, убрала презент, прошептала: «Очень красиво! Но слишком дорого!»… Как-то раз прихожу домой из школы, а дядя Аристарх не на работе. Ну очень странно! Он в свой НИИ даже больным бежал и в субботу, и в воскресенье, и в Новый год, и Первого мая тоже. Дальше больше! Приехали несколько суровых мужчин в костюмах. Мне велели в своей комнате сидеть. Но детские уши превращаются в чуткие локаторы, коли их обладатель от любопытства сгорает. Я сумела подслушать разговор взрослых, поняла, в чем дело. Насти сегодня в школе не было. Но это не удивило. Она была записной прогульщицей, всегда готовой с Эдиком после первого же урока удрать. Мама у Анастасии очень хорошая, но Настька ее почему-то терпеть не могла, а мать в ответ называла ее Чудо-юдо. Имя у женщины чудное, забыла какое… вроде… Астролябия…

– Аурелия, – подсказала я.

– Точно! – обрадовалась Ксения. – Очень хорошая женщина, добрая. Ее из-за Настиных двоек часто в школу вызывали. Один раз слышала, как она у классной руководительницы спросила: «Что на этот раз мое Чудо-юдо натворило?» Училка вообще без чувства юмора была, она рассердилась: «Из-за вашего несерьезного отношения к дочери та скоро на дно жизни скатится! У нее одни двойки, а вы смеетесь, хулиганку называете Чудо-юдо!» Аурелия ей в ответ: «Повзрослеет – поумнеет. И если ребенок плохо учится, виноват педагог – плохо материал объясняет, скучно урок ведет».

Ксения откинула с лица прядь волос.

– Мать дочь очень любила, все ей прощала. А та – вот уж точно Чудо-юдо – плохо к родителям относилась, говорила мне: «Мамахен охота, чтобы люди ее добренькой считали! Кошек во дворе кормит! Старухам сумки из магазина нести помогает! Лестницу в подъезде моет! Цветы там на окнах в горшках поставила! Совсем дура!» – «Твоя мама действительно добрая», – возразила я. «Ага, – скривилась Анастасия. – Деньги тратит на блохастых, на пенсионеров! А им всем помирать пора! Обо мне она думает? Попросила шубку новую на зиму. Что услышала? «Сейчас денежек нет!» И помчалась очередной бабке за маслом и колбасой! Мне никаких обновок! В чем на праздничный вечер в школе идти?» – «У тебя полно красивых вещей», – заметила я. «Сто раз ношеное старье! – взвизгнула Настя. – Все! Больше с тобой на эту тему не беседую! Вот Эдик меня понимает! А ты корова деревенская! Небось в своем селе, откуда тебя тетка из жалости забрала, ты на вечер в школу ходила в платьях, из простыни сшитых, и в сапогах в навозе!»

Ксения замолчала.