Глава двенадцатая
– Чего ищешь, милая? – раздался за спиной звонкий голос.
От неожиданности я подпрыгнула, обернулась, увидела бабушку и ответила:
– Хотела поговорить с Надеждой Федоровной, она тут живет.
– Народ отсюда уехал, – объяснила старушка, – а из села всех отправили в Ёжкино. Здесь землю купила строительная фирма, хочет поселок поставить. Место тихое, в лесу ягод косой коси. Родник есть, вода прямо сладкая. Я переезжать отказалась и лучше всех устроилась. Тебя как зовут?
– Даша, – ответила я.
– Глаша, – засмеялась старушка, – в рифму вышло.
– Может, знаете адрес, куда люди переехали? – осведомилась я.
– Конечно, – закивала пенсионерка, – а тебе зачем?
– Хочу встретиться с Надеждой Федоровной, – ответила я.
Старушка поставила на землю ведро.
– Во! За водой на родник бегала. Не получится у тебя с Надей поболтать.
– Почему? – удивилась я.
– Так умерла она, – сообщила собеседница, – ни с того ни с сего на тот свет подалась. Хочешь чаю?
– Спасибо, с удовольствием, – обрадовалась я возможности поговорить с женщиной.
Вероятно, она знает кое-что о сестре Алевтины Федоровны.
– Пошли, – улыбнулась бабуля и взялась за ведро.
Я отняла у нее ношу:
– Помогу вам.
– Ну-ну, – усмехнулась старушка, – спасибо. Идти нам минут семь. Как устанешь, скажи. Что у тебя в пакете? Чего привезла?
– Всякое-разное к чаю, – объяснила я, – если разрешите, угощу вас.
– Надьке-покойнице гостинцы адресовались? – уточнила бабуля, когда мы двинулись по тропинке. – А раз она ко Господу отошла, то мне ее подарочек отдашь.
– Коробки запечатаны, – почему-то начала оправдываться я, – никто содержимое не пробовал.
– Да и за открытую, ополовиненную тоже спасибо, пенсия маленькая, а вкусненького хочется, – бесхитростно сообщила бабушка.
– Как ваше отчество? – спросила я, остановилась и поставила ведро.
– Редкое оно у меня, небось, никогда не слышала такое. Ивановна, – засмеялась старушка, легко подняла тяжелую емкость и быстро зашагала вперед, – не волнуйся. Всю жизнь таскаю ведра. А чем долго занимаешься, то нетрудно. Ты сюда как добралась? Автобус не ходит. Пешком по шоссейке топала?
– Нет, – засмеялась я, – на машине приехала, припарковалась у закрытой лавки.
– А-а-а, – протянула хозяйка, – а вот и мой замок!
Я окинула взглядом избу, к которой приделали застекленную веранду.
Бабушка открыла дверь.
– Входи.
– Вы не запираетесь? – удивилась я.
– Так красть нечего, – засмеялась пожилая женщина, – даже телевизора нет. Не нужен он мне, один вред от ящика.
Когда мы сели к столу, хозяйка взяла из коробки конфету и заулыбалась.
– Шоколадная! Давно такими не баловалась. Ну, спрашивай, что хотела.
– Надежда Федоровна, наверное, болела? – начала я.
– Может, и так, – кивнула хозяйка, – кто ж знает. Вроде не жаловалась она на здоровье. Да что внутри у человека, он сам не знает.
– Надо на обследование ходить, – пробормотала я.
Старушка засмеялась:
– Да ну? Может, в Москве, у богатых, такое получится, а нам, нищим, следует железное здоровье иметь, чтобы свое здоровье исследовать. Сначала к терапевту запишись, это значит, в райцентр.
– Позвонить можно, – возразила я.
– Так нету в лесу связи, – усмехнулась Глафира Ивановна, – да и у меня мобильный отсутствует. Вот Надька и померла.
Я в очередной раз удивилась ее звонкому голосу и вдруг поняла: глаза у старушки не выцвели, они не старческие. Если отвести ее в салон, подстричь, затонировать седину, нормально одеть, то получится женщина лет шестидесяти, а это не старость, просто она не ухаживает ни за лицом, ни за волосами.
– Говорят, Надя просто заснула, – продолжала Глафира Ивановна, – а утром не встала. Вот не помню, когда случилось. Муниципальные похороны делали, родных у Надежды не имелось. За счет государства где-то упокоили. Я не присутствовала, одна тут осталась. Мне Ленка Тренева рассказала, когда вдруг ее сюда занесло.
– Печальная история, – вздохнула я.
– Ну с одинокими так всегда, – усмехнулась Глафира и потянулась к вафлям, – живут они по-царски. Никаких забот о семье, что хотят, то и воротят. А умирают как собаки. Хотя у псов хозяева есть, они о больных заботятся, хоронят с любовью, оплачут от сердца.
Из коридора раздался грохот, хозяйка вскочила.
– Мурлыка! Добрался до банок. Посиди тут, сейчас вернусь!
Женщина убежала. Я оглядела комнату, такое ощущение, что машина времени переместила меня в семидесятые года двадцатого века. На одной стене ковер, у другой «стенка», в ее застекленной части красуется сервиз «Мадонна», вазочки, фарфоровые фигурки. Два кресла закрыты пледами, их связали крючком, на полу домотканые дорожки и дверь в стене, наверное, она ведет в другую комнату.
Я встала и приоткрыла створку. Да, да, знаю, нельзя поступать подобным образом, но Дашенька сейчас детектив, следовательно, может незаметно для хозяйки проявить невоспитанность.
Я заглянула в помещение. Ну и ну! Ожидала увидеть крохотное пространство, в нем кровать с горой подушек, трехстворчатый шифоньер, иконы на стенах. А вижу кабинет, одна стена занята полками с книгами. Другая напоминает аптеку, в ней много-много небольших ящичков, на каждом имеется белая наклейка. Вместо постели стоят два мягких, удобных кресла. Еще здесь современный письменный стол, на нем дорогой ноутбук…
– Мурлыка, – громко заговорила Глафира, – ох, давно тебе от меня полотенцем не доставалось!
Я быстро села на место, и спустя время хозяйка вернулась в столовую.
– Еще чайку?
– Спасибо, – заулыбалась я, – поеду домой.
– Зачем тебе Надя-то понадобилась? – проявила любопытство собеседница.
– Поговорить хотела, – ответила я.
– О чем? – тут же заинтересовалась Глафира.
– Да уж теперь неважно, раз она скончалась, – отбила я атаку, попрощалась и ушла.
